Тот размахивал руками и кричал, хотел подняться, был опрокинут взрывом, дернулся и остался лежать.
Эрнст вбежал в фонтан взрыва! У Блондина перехватило дыхание. Когда облако пыли и дыма осело, он увидел, что мюнхенец бежит дальше. "Черт возьми! - присвистнул Блондин. - Ведь чуть не прибило! А где Вальтер?" И тут он увидел, как Вальтер медленно падает на колени и валится вперед.
Блондин ударил кулаками о землю: "Проклятое дерьмо! Черт возьми! Вальтер!" Мимо пробегали солдаты. Блондин вжал лицо в землю и задыхался. "Только бы не зареветь! Только бы не зареветь!"
Какой-то роттенфюрер присел рядом с ним:
- Что случилось? Тебя задело?
Блондин посмотрел вверх и узнал старого друга Хайнца из 3-го взвода.
- Ничего, Хайнц, хочу только посмотреть, как зацепило Вальтера.
- Вальтера? Он что…?
Блондин смог только кивнуть головой.
- Дело дрянь, но что делать, Цыпленок, ничем не поможешь. - И он хлопнул Блондина ладонью по каске. - Мы должны идти дальше, нам надо догнать своих. Беги, взвод уже на минометной позиции!
Они разошлись, и Блондин попытался улыбнуться, но у него вышла гримаса отчаяния.
На выдающемся вперед участке траншеи он догнал свое отделение. Между развороченных минометов и погибших расчетов он сначала увидел Эрнста, жевавшего за обе щеки. Пауль, Йонг и Зепп брали новые ленты из ящиков, Куно и Камбала курили, сидя друг напротив друга и спорили. Петер сидел в нескольких шагах в стороне от них, один, зажав пулемет Вальтера между колен.
- Где Ханс?
Эрнст показал ножом куда-то в сторону:
- У командира взвода.
Блондин подсел к нему. Когда он подумал о еде, ему стало плохо. Ему хотелось только пить. Он отвинтил крышку фляги. Пойло было теплым и безвкусным.
- Вальтер погиб.
- Я знаю, - проворчал Эрнст. - Все это вообще скверно выглядит. У нас еще ничего. Шестнадцать убитых в роте! Нашему ротному досталось!
- Убит?
- Прямое попадание из противотанковой пушки!
- Лихой был мужик. Знаешь, как он ходил на отдыхе в тыловом районе? В мягких юфтевых сапогах, шароварах, прошитый комиссарский ремень, тропическая рубашка цвета хаки. Словно английский лорд. И в мягкой фуражке с лихим заломом слева от орла.
- И без орденов.
- Точно, Эрнст. Ни одной побрякушки он не носил, ни Железного креста, ни штурмового значка, ничего - было даже странно.
- У него был Рыцарский крест, не то Крест военной заслуги, и он, кажется, этого стыдился.
- Зато хорошенькая жена!
- Жена? Он что, был женат?
- М-м, я видел ее фотографию, стояла у него в комнате.
- У него тогда были разумные взгляды, когда он говорил: "Мне не нужно торжественных маршей и винтовок "на караул". Почетный караул мне не нужен, мне нужны только бойцы с одиночной подготовкой!"
Эрнст ухмыльнулся:
- "С одиночной подготовкой!" Над этим даже Ханс смеялся. На что сейчас годятся одиночные бойцы, Цыпленок? Ты можешь мне сказать, где, когда и как я могу воевать один? Например, я один против противотанкового района обороны или против минометной позиции? Сражения с использованием техники, и бойцы с одиночной подготовкой? С джиу-джитсу против Т-34? Только в качестве снайпера! Значит, ты еще подходишь под бойца с одиночной подготовкой! - Он рассмеялся. - Но снайперы всегда действуют вдвоем, два бойца - наименьшая боевая единица!
- Но его слова об элите были хороши! - улыбнулся Блондин.
- Мы - элита, а…
- А она всегда впереди! - Эрнст перешел с диалекта на "хохдойч". - И о том, чтобы мы всегда были впереди и первые вступали в борьбу с врагом, об этом я позабочусь!
Эрнст прислушался, схватил друга за рукав:
- Давай, Цыпленок! Там - одиночные окопы! - а отделению крикнул: - Ложись!
Он исчез в окопе. Блондин прыгнул в другой, и тут грохнуло! "Сталинские орга́ны!" Блондин увидел первые разрывы и спрятал голову за кромку окопа. "Великолепный окоп! Вообще, лучшее укрытие! Полная гарантия остаться живым, если только не будет прямого попадания. Кроме того, он почти комфортабельный! Есть узенькая ступенька, чтобы сидеть, и достаточно пространства для ног, так как окоп сильно расширяется книзу. Сделан для того, чтобы продержаться. Если бы была бутылка водки и жратва, то все эти "рач-бум", артиллерия, пулеметы и вся эта дерьмовая война могут идти на… - Он скривил лицо: - Единственное, покакать сейчас нельзя. В животе урчит и булькает - из-за кофе или от голода? Но сегодня вечером надо непременно сходить - с пустой кишкой спится гораздо лучше. Когда же это я ходил в последний раз? Вот тоже большое дело, - он притянул верхнюю губу к носу, - ни в одной книге про войну об этом не пишут. Муштра на казарменном дворе, наступление, артподготовка, товарищество, геройская смерть. Да, но когда и где солдат может сходить по-большому, если приспичит, об этом - ни строчки. Точно так же, как и со страхом. Самое необходимое для всех людей было и будет забыто. Странно, - подумал он, - сижу под огнем "сталинских орга́нов" и думаю, когда могу сходить в клозет. А клозет - это вообще смешно!"
Он глянул за кромку окопа. В нескольких метрах от него показался зачехленный маскировочной тканью стальной шлем. Эрнст тоже осматривается, как и он. "Откуда здесь взялось столько бойцов? Только что прекратился огневой налет, а эти идиоты уже снова побежали". Он узнал Хайнца и окликнул его. Тот рассмеялся, махнул рукой и ответил:
- Мы теперь - авангард! Дрыхните дальше, а мы бежим на Курск!
Ханс прокричал:
- Медленно впере-о-о-од! Держать дистанцию!
Эрнст выругался, повесил автомат на шею, в уголке рта - наполовину искуренная сигарета:
- А у парня хорошее чувство юмора!
- У кого, у Ханса?
- Чепуха! Я говорю про Хайнца!
Снова в ряд тяжело идущих перед ними солдат ударил снаряд. Люди из 3-го взвода вдруг заторопились. Эрнст тоже побежал быстрее и показал вправо от себя. Блондин рванулся туда и услышал нарастающий вой. Когда грохнули первые разрывы "сталинских орга́нов", он на четвереньках влетел в окоп. Эрнст залег рядом с перевернутым набок полевым орудием. Блондин прятался под перевернутым зарядным ящиком. Он глянул вверх - колесо ящика еще крутилось. Он притянул к носу верхнюю губу - будем надеяться, что в зарядном ящике снарядов уже не осталось. В нескольких метрах от орудия лежали убитые русские. Одному вырвало весь бок. Кишки вывалились и лежали в темной грязной луже. У другого не было нижней части туловища. Между поясным ремнем и сапогами - сплошное месиво земли и крови.
Начали бить танковые пушки. Блондин четко различал их на слух - резкие и громкие - сзади, и глухие и тихие - спереди. Штурмовые орудия и Т-34! Будем надеяться, что русские на этот раз не окопались!
В ходе сообщения, шедшем от позиции полевой артиллерии дальше в глубину советских позиций, снова лежали убитые русские. Один младший лейтенант без лица сидел, прислонившись к стене окопа, позади него стоял на коленях другой - с оторванными спиной и задом. У Блондина перехватило дыхание - словно сырое рубленое мясо - двое лежали друг на друге, перекрученные и изломанные, - следующая позиция артиллерии! Одна пушка перекрывала половину окопа - словно игрушка, подброшенная со своей позиции в воздух и закинутая сюда. Двое русских были прямо-таки приклеены к стенам окопа - взрывной волной их впрессовало в деревянную обшивку и посекло осколками. Посреди траншеи - огромная воронка. В ходе сообщения лежали мертвые - разорванные на куски и наполовину засыпанные землей.
Эрнст и Блондин выскочили из окопа. Кругом рвались снаряды. Блондин отполз назад, залег среди трупов. Летели куски земли и щепки, и он чувствовал их удары по каске и штурмовому снаряжению. Его левая рука попала во что-то липкое и вонючее. Он отдернул руку, снова выскочил из окопа, пробежал немного и спрыгнул в следующий окоп. Снова рядом разорвался снаряд. Лежа он рассмотрел свою руку, испачканную кровавой жижей. Он закрыл глаза и вытер пальцы о кусок дерна.
- Проклятие, проклятие, проклятие! - шептал он. - Проклятие, думают, что мы сейчас прорвались. Что район обороны взломан, а тут показывается новая позиция! Это как длинный коридор с бесконечными дверями. Выламывается одна, и сразу же виднеется следующая закрытая. Ничего общего с прогулкой! Это скорее тяжелейшее прогрызание, шаг за шагом. Приходится пробивать стены головой, и от этого с каждым разом в башке гудит все сильнее, и снова удар, до сотрясения мозга или пока не расколется череп. Если так пойдет и дальше, наступит Рождество, а мы все еще не прорвемся, не говоря уже о том, чтобы добраться до Курска. И все, что было до сих пор с нашей стороны, - лишь булавочные уколы.
Он встал, пробежал несколько шагов, упал, снова вскочил и бежал до следующего укрытия.
"Где они все?" - и услышал на бегу свист подлетающих снарядов. Уткнулся лицом в землю, послышался взрыв - вскочил, побежал - залег, слушая, как пульс колотится в голове. Сам себе командовал: "Встать! Ложись! Встать! Ложись! - Послышалась пулеметная очередь. - Ложись! - Свистнули пули рикошетом. - Встать! Осторожно!" Взрывом высоко швырнуло землю. Свистнули осколки. "Встать! Бегом дальше!" Он видел перед собой вздымающуюся землю и разрывы, от которых низом далеко разлетались куски земли, а в середине взлетали вертикально вверх черные фонтаны. Высморкался! Проверил, не забилась ли грязь в канал ствола. Русская снайперская винтовка Токарева такого не выносит.
"Снова встать! Боже мой! Это же бешеный нарастающий вой орудий залпового огня! Реактивные минометы! Наконец-то наши! Мы здесь! И все же мы здесь!"
Слегка поднимающаяся равнина содрогалась от топота бегущих солдат. "Теперь иванам придется спрятать головы в грязи, теперь пусть мечутся и ищут укрытие! Теперь мы здесь! Бежать во всю силу ног и легких! Чем большее расстояние мы сейчас пробежим, тем меньше останется до следующей русской позиции!"
И снова случилось немыслимое! Вдруг открыла огонь и русская артиллерия! И на этот раз это были не остатки орудий, не беспомощный беспокоящий огонь. Русская артиллерия по всем правилам поставила заградительный огонь - густую огневую завесу перед своими позициями, и в тот же момент затрещали русские пулеметы. Немецкая атака была остановлена.
Блондин отполз в воронку и попытался сделаться как можно меньше, поджав колени к животу, втянув голову глубоко в плечи, прижав подбородок к груди. "Хватит!" - кричали нервы. "Хватит!" - стучало сердце. "Хватит!" - проносилось в мыслях. "Хватит!" - Он крепко закрыл глаза. "Хватит!" Третий взвод попал в самое пекло. У его бойцов - никаких шансов. Это было настолько неожиданно, что они даже не успели отреагировать. Когда ударили немецкие реактивные минометы, они подумали, что мы все сделаем теперь играючи, даже, наверное, ухмылялись, вздыхали, и в таком прекрасном настроении… "Черт возьми, какая ирония, - это то, что Эрнст называет случайностью. Случайность, что 3-й взвод пошел в голове наступления. Случайность! В противном случае там бы оказались мы! Эта проклятая артиллерия! Эти проклятые богом свиньи!" И он закричал на скат воронки: "Сви-и-иньи!" - несколько раз, громко и пронзительно.
Его крик глох в грохоте артиллерии. Он повернулся и посмотрел на небо: "Солнце? Где солнце? Неужели оно тоже раскололось в этом сумасшествии, чтобы не видеть его?" Он притянул верхнюю губу к носу и ощупал себя: "Я мерзну? Но ведь сейчас лето, самый разгар, 5 июля 1943 года. Первый день наступления операции "Цитадель" с применением танков, артиллерии и отборных дивизий, налетами пикирующих бомбардировщиков и ударами реактивных минометов. Такого война еще не знала. А мы залегли. Залегли и ждем, пока иван не разнесет нас в куски!" И вдруг он понял, от чего его хватил озноб: "Не было внезапности!" Русские, может быть, были захвачены врасплох мощью немецкой артподготовки и скоростью продвижения головных атакующих рот. Но только в общем. И самое удивительное, что для ивана это не внезапность. Наоборот, все выглядит так, как будто он знал, как и где немцы перейдут в наступление! Более того, он знал, когда!
Блондин услышал вой и грохот разрывов, почесал кончик носа: "Никакого эффекта внезапности, поэтому и такая продуманная и хорошо оборудованная оборонительная система, необыкновенно глубоко эшелонированная, и на каждом шагу - сюрпризы. Для этого потребовалось время, даже много времени, и мы сами дали это время русским. Подарок немецкой глупости! Тогда, в марте, после битвы за Харьков, тогда мы остановились за Белгородом. Почему? Тогда иваны убегали. Тогда не было никаких оборонительных линий, не говоря уже о блиндажах, перекрытых траншеях, противотанковых заграждениях, и не знаю, чего еще. Тогда мы были на коне и могли бы покатиться дальше на Курск, и было бы у нас потерь вполовину меньше, чем за один сегодняшний день. Упущенный шанс. Потерянное время. Потерянная техника. Потерянная кровь. Пока мы три месяца прохлопали на то, чтобы мыть и чистить технику, занимались строевой подготовкой и учебными стрельбами по бумажным мишеням, иван окапывался, маскировался, пристреливался и подвозил резервы. И все это - в полном спокойствии и без малейших помех с нашей стороны, с сознанием того, что фрицы точно будут атаковать вон там и вот здесь. И в довершение всего, они знали даже дату. Время начала немецкого наступления! "Цитадель"! Действительно, название соответствует! Какой идиот или ясновидящий вообще его придумал!" Он посмотрел на часы - было без нескольких минут двенадцать.
Дома в это время они обедают. Картофельными оладьями с яблочным муссом? Или бабушка забила кролика? Белое нежное мясо и кнедлики к нему. "Какой сегодня день? Вторник? Нет, пятница. Да не все ли равно? В любом случае - это расстрелянный день". В двенадцать дома слушают сводку вермахта: "Сегодня на рассвете наши дивизии прорвали оборону русских в районе Белгорода на ширине многих километров и быстро наступают на Курск, - она может звучать как-то так: сегодня на рассвете наши дивизии атаковали русские позиции в районе Белгорода с трехмесячным опозданием, и, несмотря на артиллерийскую и авиационную подготовку, какой еще не бывало за всю войну, после десяти часов все еще так и не смогли прорваться, а лежат в грязи и надеются на чудо" - вот как оно должно звучать!
С неба донеслось гудение. Блондин глянул за кромку воронки - пикирующие бомбардировщики! Волна за волной, очень низко. Он смотрел и ждал, когда послышатся разрывы. За несколько секунд русская позиция превращена немыслимыми взрывами в море огня, дыма и пыли!
Это ли не чудо?
Перед ним побежали люди. Застрекотали пулеметы. Ханс снова замахал автоматом. Слева бежит Петер, чуть позади него - Куно. Блондин бежит длинными перебежками и слышит короткие очереди Пауля. Когда потом слева из пулемета начинает стрелять Петер, Пауль прекращает огонь, и Блондин видит, как он перебегает. Йонг не отстает от него. А на некотором расстоянии за ними бежит Зепп, медлительный, неуклюжий, переваливающийся, в каждой руке - по коробке с лентами. Блондин невольно улыбнулся. Как на полигоне в Шпреенхагене или Глау, как на учениях, как будто приехала инспекция и вокруг, насколько хватает глаз, нет ни одного ивана! Как тогда, в мае: "Пехота - ты королева всех родов войск!.."
Он увидел тормозящие штурмовые орудия. "Бог ты мой, вдруг они оказались впереди нас!"
Стальные коробки переехали первую линию русских окопов, разъехались и открыли огонь по блиндажам и минометным позициям. "Тигры" шли вперед, подминали разбомбленные пулеметные гнезда, давили, размалывали, поворачивали, останавливались, стреляли, обваливали окопы и выходили к противотанковому рубежу.
Следующие волны пикирующих бомбардировщиков накрыли своим ковром, и вдруг Блондин снова услышал их гул. Они летели по одному, пикировали, завывая, словно сирены, и как только самолеты снова поднимали нос к небу, на земле вздымались огромные клубы пыли и дыма.
Ханс, Эрнст и Блондин сидели в одном окопе. Он был еще совершенно целым. Ни воронок, ни насыпанной земли, ничего - только убитые русские. А земля была вся разорвана и разрыхлена, словно гигантскими граблями.
Эрнст покачал головой:
- Да, тут что-то рвануло.
- И никаких воронок от бомб! Что за странные вещи сюда сбрасывали бомбардировщики?
Ханс показал на землю:
- Должно быть, новые бомбы. Они взрываются не от удара, а на подлете к земле и сверху всеми своими осколками обсыпают иванов. Как отвесный дождь!
- Только стальной!
Когда первая волна бомбардировщиков улетела, "штуки" продолжали пикировать, словно ястребы на отдельные цели, и бомбили их.
- Так быстро мы еще ни одну позицию не брали.
- А я думал, что люфтваффе в отпуске.
Ханс взглянул на часы:
- Полдень. - Он потушил свой окурок и взял автомат. - Танки раскатали всю лавочку. Теперь будет полегче. Идемте дальше, господа!
Уни остался позади. Он сидел рядом с Ханнесом и то и дело кричал: "Санитар!", "Санитар!". Когда же они, наконец, появились, он пробурчал что-то о нерасторопных задницах и сонях. Он увидел, как санитар склонился над Ханнесом, ощупал его, пожал плечами и сказал:
- Это ты из-за него так орал? Мы ему больше не нужны.
Уни остался сидеть рядом с Ханнесом и испугался только тогда, когда его окликнул унтерштурмфюрер:
- Спите? Из какой части?
Уни сделал несчастный доклад и показал на убитого.
- Вот и хорошо, парень, - ответил унтерштурмфюрер и махнул своим людям рукой. - Присоединяйтесь к нам, солдат, а потом отправитесь в свое подразделение. Ясно?
Уни долго шагал за чужим отрядом, присматривая при этом подходящее укрытие. Два раза он ругался - первый раз в окопе лежал убитый русский, во втором - немец и русский - оба мертвые. На третий раз ему повезло. Бывшего хозяина окопа убило на открытом месте. Уни остался один и решил сначала спокойно перекусить и выкурить сигарету.
Когда он услышал шум танковых моторов, то выскочил из окопа и побежал. Уже через несколько минут он попал под первый обстрел. Засвистело, грохнуло, полетели камни, куски грязи. Он выглянул из-за края воронки и побежал дальше, до следующего укрытия. Взлетела земля. Он залег. Он задыхался. Поднялся. Пошел дальше, снова залег. Разбитая огневая позиция полевых орудий, слегка поднимающаяся равнина, вся пересеченная траншеями. Кругом разбросанные орудия, рассыпанные артиллерийские снаряды, убитые. То и дело раздается свист, шипение, взрывы. Ждать ему здесь или идти дальше? Товарищи впереди. Вставай и беги что есть мочи до зарядного ящика. Осторожно! Он прыгнул в окоп. Комья земли и камни просвистели над ним, а он втянул голову в плечи. Он подождал и осмотрелся. Медленно поднялся снова. Там, впереди, кто-то бежит. Это наши. Прячь голову! Разрыв! Это же Куно и Камбала! Он закричал.
Черт возьми! Он почувствовал удар в левую часть головы. На лоб потекло что-то горячее. Наверное, только царапина.
Когда он тыльной стороной ладони вытер лоб, она стала красной. Он осторожно нащупал рваную рану чуть выше брови и переносицы. Попробовал достать перевязочный пакет.
- Куно! - крикнул он снова. Почему этот идиот его не слышит?