Винс не может не задаться вопросом: что это значит? Нет ли и здесь какого-то знака?
Он открывает бумажник и кладет свидетельство рядом с твердой карточкой социального обеспечения.
Следом он открывает коричневый конверт почтальона. Схема работает так. Почтальон ищет письма с новыми кредитками и складывает их в коричневый конверт для Винса, тот открывает их на пару, переписывает номера, кладет карточки обратно и заклеивает конверт с помощью клеящего карандаша. Карточки доставляются адресатам. Обычно проходит месяц или два, прежде чем люди догадываются, что кто-то делает покупки за их счет. К тому времени Винс успевает избавиться от кредиток.
На этот раз улов невелик: выпадают шесть конвертов с "Мастер Кард" и "Американ Экспресс". Он прощупывает твердые карточки внутри. Вдруг из конверта выскальзывает и падает на стол белый сложенный листок примерно того же размера, что и свидетельство о регистрации. Он смотрит на записку от почтальона. Нет, это неправильно.
Ужас занимает очень мало места.
Винс косится на записку и думает, не проигнорировать ли ее. Ему это не нужно. Только не в конце такого дня, как сегодня! Он все-таки берет послание и читает.
"Надо встретиться. Завтра. Где обычно.
Важно".
Нет. Все не так. Винс встречается с почтальоном по понедельникам. Они общались только вчера. Он заплатил почтальону и отдал несколько карточек, которые нужно было отправить адресатам. По понедельникам. Они никогда не встречались в другие дни. Завтра среда. Так нельзя. И тут все: предчувствие дурного, страх, паранойя - что бы это ни было - возвращается.
Может, из-за того, что он вернулся домой, где этот день начался с таких тревожных мыслей, а может, из-за того, что одновременно пришли свидетельство о регистрации и записка от почтальона, Винс чувствует, что впереди сгущается тьма. Он ощущает вкус того ужаса, с которым проснулся утром. И знает наверняка: они его нашли. Они собираются его убить.
Когда ты умрешь, мир продолжит существовать без тебя. Он поглотит тебя, как черная вода - брошенный в нее камень. Вот так.
Он поднимает взгляд и видит Барбару Уолтерс за столом ведущей дебатов. Ее склоненная к плечу огромная голова с серьезным выражением лица заняла весь экран. "Господин президент, взгляды всех граждан страны сегодня устремлены на заложников в Иране. Я понимаю, это больное место, но вопрос о том, как мы отвечаем на террористические акты, выходит за пределы нынешнего кризиса".
Винс вспоминает Ленни ("Ты параноик, Винс"), и Дага ("Думаешь, я пойду против тебя?"), и Дэвида ("Всем плевать на тебя"). Они правы. Все. Он параноик. А они идут против него. И всем плевать. Холодок поднимается по лодыжкам до икр.
Джимми Картер закусил губу и сочувственно наклонил голову.
"Барбара, одни из разрушительных болезней этого мира - страх и деятельность террористов… мы приняли на себя обязательства предпринять серьезные шаги против террора. Борьба с угоном самолетов - один из пунктов этих обязательств. Но в конечном счете самая большая террористическая угроза возникнет, если одно из таких радикально настроенных государств, как Ливия или Ирак, которые считают терроризм политикой, получит в свое распоряжение атомное оружие".
Пока мы следим за мелочами, крупные действия остаются незамеченными. Мы так поглощены второстепенными всплесками новостей и воспоминаний, что пропускаем значительные волны истории.
Винс встает и чувствует, как кровь пульсирует в ушах. Ладно. Думай. Думай! Кто за всем этим стоит? Кому это выгоднее всего? Проблема с заговорами состоит в том, что раскрыть их может лишь сумасшедший. Вот почему заговоры так эффективны: они разбивают истину на мелкие кусочки, и только сумасшедшие способны увидеть картину целиком, всматриваясь в отдельные кусочки. А кто поверит чокнутому? Теряешь контроль над происходящим? Винс трет виски. Теряешь, ведь правда?
Рональду Рейгану не терпится ответить.
"Вы дважды задавали этот вопрос. Полагаю, вам следует хотя бы один раз получить ответ на него. Меня недавно обвинили в том, что я втайне вынашиваю план по ситуации с заложниками… На ваш вопрос трудно ответить, поскольку при сложившихся на текущий момент обстоятельствах никто не хочет говорить ничего, что может так или иначе нечаянно задержать возвращение этих заложников".
Ладно, предположим, Дэвид прав. И это Винса намерен прикончить не кто-то из старой шайки. Может, кто-то из его собственных людей пожелал отхватить кусок побольше или увеличить количество кредиток в каждой партии? Почтальон? Ни в коем случае. Он ничего не знает. Остаются Даг и Ленни. Трудно представить, чтобы у Лена хватило на такое мозгов, а у Дага кишка тонка. Похоже, они оба безобидны. С другой стороны, есть древняя сицилийская поговорка, которую часто вспоминал Колетти: бойся врага улыбающегося.
Президенту Картеру об этом напоминать не надо. "Подобное заявление в высшей степени опасно и агрессивно по характеру, хотя и произносится спокойным голосом". Наверное, эти последние слова: "спокойным голосом" - заставляют Винса выйти из глубокой задумчивости и услышать приглушенный шум, который доносится уже секунд тридцать. На улице урчит мотор машины.
Для определенных групп людей - секретных агентов, преступных сообществ, учениц средней школы - тайные заговоры чудятся в каждом вздохе. Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди Рейгана добрались до конспекта дебатов Джимми Картера и использовали их, чтобы подготовить своего кандидата. Или, возможно, Рейган ведет закулисную игру, чтобы заложники не вернулись до самого конца выборов.
А что делать Винсу, который выглядывает из-за приоткрытой занавески и осматривает комнату в поисках оружия? Какие замыслы роятся вокруг него? Какие потоки злости, алчности и рока? И - что еще важнее - кто сидит в той машине, что тарахтит у его дома?
Винс ползет на четвереньках по покрытой инеем лужайке. Он не узнает машину, "Импалу" начала семидесятых. Он сжимает тонкую свинцовую трубу, холодящую руку. Нашел под раковиной. Трава шуршит под руками и коленками. Винс отползает от машины к соседнему дому, потом двигается за кустами, вылезает точно за багажником и вдыхает выхлопной газ. На бампере наклейка: "Торможу только перед снежным человеком!". Винс делает шаг в сторону, пригибается, перехватывает покрепче кусок трубы и прерывисто вздыхает. Так. Хорошо.
Он подползает к заднему бамперу так, чтобы водитель его не увидел. Хорошо. Пригнуться ниже. Водитель курит, глядя на дом. Винс закрывает глаза, считает до трех, бросается к дверце водителя, открывает ее, вытаскивает парня за волосы и бросает его на траву. Сигарета, посверкивая, летит на лужайку. Парень пытается отползти на спине.
Подросток. Лет восемнадцати. Длинные прямые рыжие волосы и голубая куртка курьера с большой желтой буквой "М".
- Простите! - говорит он, закрывая голову руками.
Винс замахивается, но не бьет его.
- Ты один?
- Да. Господи. Не бейте меня.
- Кто-то велел тебе стоять у моего дома?
- Да. Она сказала ждать здесь.
- Как тебя зовут?
- Эверетт.
- Эверетт, я размозжу тебе голову, если ты не скажешь, кто тебя подослал.
- Ники. Ники сказала ждать у этого дома.
- Кто такая?
- Что?
- Ники. Кто такая эта чертова Ники?
- Пожалуйста, сэр. Не надо. Я уйду.
- Кто такая… Ники?
- Я думал, она ваша дочь, сэр.
И тут Винс видит ее - соседскую девочку. Лет пятнадцати, максимум шестнадцати. Вылезает через окошко подвала в третьем доме от них. Отряхивает траву с джинсов и идет к Винсу и мальчишке, но, увидев Винса с отрезком трубы в руке и своего тайного кавалера на земле, девочка замирает, поворачивается, не меняя выражения лица, и залезает обратно в подвал.
Винс помогает мальчишке встать, и они вместе наблюдают, как девочка забирается в окошко.
"Я служу президентом почти четыре года. Мне приходилось принимать тысячи решений. Я видел свою страну сильной, я видел, как она ощупью шла навстречу кризисам. И мне приходилось разрешать эти кризисы, делая все, что возможно".
Винс стоит в своем темном доме с новой бутылкой пива, в двух шагах от телевизора, смотрит на запавшие глаза Джимми Картера, который произносит заключительную часть речи.
"Мне одному приходилось определять интересы своей страны и степень ее участия. Я делал это сдержанно, осторожно, продуманно".
Иногда просто наваливается усталость. Может быть, какие-то силы хотят выступить против тебя. Может быть, они украли твои конспекты к дебатам, может быть, они даже заключают соглашения с террористами, может быть, в ту секунду, когда ты покинешь свой кабинет, заложники вернутся домой. И опять: может быть. Может быть, ты слишком устал, чтобы идти дальше. Может быть, это и есть поражение, когда в конце… просто сдаешься. Может быть, это не страшнее, чем уснуть.
Да, так и есть, говорит президент. "Эта работа чревата одиночеством. А американскому народу в следующий вторник нужно будет в одиночку принять решение. Те, кто слышат мой голос, должны будут определить будущее этой страны. И, я думаю, следует помнить: один голос может все изменить. Если бы в 1960 году хотя бы один голос на каждом избирательном участке был иным, Джон Кеннеди не стал бы президентом этой страны".
Один голос… Пойми, ты боишься не Ленни. Не Дага. Не почтальона. И даже не всех троих сразу. Не сам заговор мучает тебя. А мысль о том, что кто-то против тебя замышляет. Неизвестность. Дело не в одной снежинке, не в одном голосе. Дело в опасности оползня. Вот что пугает. Сколько раз ты представлял, насколько легче стала бы жизнь, если бы тебе было известно будущее? Что ж, теперь ты его знаешь. Мы все ходячие мертвецы.
Солнце когда-нибудь взорвется… так что ж, теперь не вставать с постели? Пятнадцать миллиардов лет или пятнадцать минут… какое это имеет значение? Что вообще имеет значение?
И тут Рональд Рейган, единственный на всем белом свете, предлагает ответ.
"В следующий вторник день выборов. В следующий вторник вы пойдете на свои избирательные пункты, будете стоять там и принимать решение. Я думаю, после того как это решение будет принято, вам стоит задать себе вопрос…
Ваша жизнь стала лучше, чем четыре года назад?"
Бутылка падает из руки Винса. Ударяется о ковер. Вытекает пена.
Одна мысль - ничто. Все вместе тысячи отдельных электрохимических синаптических разрядов, потраченных на создание этого предложения, зажгли бы лампочку в десять ватт. Но вот он, Винс Камден, на пике технологического прогресса и новых разработок, на гребне выдающихся достижений человечества, в мире, созданном накоплением этих отдельных мыслей, растянутых на тысячелетия, - вот он, Винс Камден, который сам есть продукт технологий и закона, стоит один в своем обогреваемом, электрифицированном, изолированном убежище и смотрит на ящик с диагональю 30 сантиметров, испускающий пучки электронов, в котором два человека борются за самый значительный пост в истории человечества, а нажмешь на кнопку, и конец всей цивилизации. Вот он, Винс Камден, ошеломленный собственной значимостью и собственным желанием измениться под натиском истории и бременем многочисленных вариантов, приведенный в растерянность этим чудом бытия и всеми теми нитями, которые сплетаются в веревку одной простой мысли: "За кого же из этих безмозглых хренов прикажете голосовать?"
Глава II
Спокан, штат Вашингтон
29 октября 1980 г., среда, 2:25
Проститутки спорят о бюстгальтерах.
Знать бы заранее, Винс не остановился бы. Он был погружен в свои мысли о предстоящих выборах, и они каким-то образом улучшали его настроение - или по крайней мере отвлекали, - но теперь он стоит у "Берлоги Сэма", а Бет и ее подруга Анджела размахивают руками в холодном воздухе и выпускают облачка пара при каждом слове.
- Винс нас рассудит, - говорит Анджела и ковыляет к нему на высоких каблуках, из-за которых ей приходится слишком сильно наклоняться вперед, а ее задница становится похожей на полку. - Бет считает, что мужчины любят лифчики. А я утверждаю, что вы все с большим удовольствием разглядываете голые сиськи.
Винс переводит взгляд с Анджелы, смуглой и пышной, на Бет, тощую и бледную, прячущую за спиной потрепанный гипс.
- Боюсь, вы не к тому обратились.
Анджела берет Винса за руку и трется о нее грудью. Она моргает, и он чувствует, как кусочки туши с ее длинных ресниц падают ему на щеку.
- Да ладно тебе, Винс. На что тебе приятнее смотреть? На лифчик Бет… или на них?
- Ну, они хороши, - Винс опускает взгляд на темную впадину между грудями Анджелы. - Но, с другой стороны, лифчик обладает… определенной соблазнительностью.
Анджела отталкивает его.
- Ты бы и на яйца смотрел, если бы они были у Бет!
Бет сконфуженно смеется.
- Анджела!
Винс удаляется в спасительную "Берлогу", уже заполненную сигаретным дымом и игроками в покер, ребрышками и нелегальным спиртным. Эдди поднимается из подвала, держа сковородку с куриными крылышками в кляре.
- Винс Камден. Ударник пончикового фронта. Как оно, Винс?
- Нормально. Как жизнь, Сэм?
- Толстею, устаю, страдаю диабетом. - Эдди шестьдесят лет, он чернокожий, с седой бородой, носит очки в черной оправе.
Винс останавливается рядом с ним.
- Слушай, можно задать вопрос?
Эдди пожимает плечами.
- Что тебя гложет, Винс?
- Просто интересно, не знаешь, кто победил в дебатах?
- Из двух шлюх, поспоривших насчет лифчиков? Да в такой херне победителей не бывает.
- Нет. Нет. Я про предвыборные дебаты.
Эдди молча смотрит на него.
- Кто? Картер или Рейган? Не смотрел вчера по телику?
Эдди на минуту задумывается, потом снова пожимает плечами.
- Говорю же, Винс, не бывает победителей, если две шлюхи начинают спорить.
- Цвета играют большую роль. Ставлю доллар.
- Ты имеешь в виду, типа, черный или красный?
- Да, эти в самый раз. Или даже белый. Только не телесный.
- Цвет не имеет большого значения, если в них нет проволоки. Играю.
- Нет же, есть такие поддерживающие лифчики, на все случаи жизни. Клевая штука. Если в лифчике проволока, значит, за ним большие буфера.
- Буфера? Ты только что сказал "буфера"?
- Да эти с проволокой снимать запаришься. Отвечаю - доллар.
- Ну так и не носи такой.
- Я имел в виду, с женщины трудно снимать.
- А ты попробуй, когда она в сознании. Равняю.
- С застежкой впереди я справляюсь, но если она сзади… отстой.
- Точно. Будто едешь в полном тумане, когда сзади расстегиваешь.
- А ты что думаешь, Винс?
Он поднимает глаза. Этим всегда заканчивается - обращаются к нему. Все смотрят на него, держа карты в руках, как ватага ребятни, играющая в "пьяницу". Анджела сидит на коленях у своего сутенера, на пару с которым ест куриную ножку. Дальше полицейский в гражданском, заглянувший скоротать время, расписывается на гипсе Бет. Винс смотрит на свои часы. Четверть четвертого.
- Ладно, - говорит он. - Я скажу вам, что и как, но на этом и закончим. Лады? И поговорим для разнообразия о чем-нибудь более интеллектуальном. Например, о политике. Согласны?
Все кивают, приготовившись внимательно слушать. Джекс потягивает шампанское из большой бутылки, что стоит у него меж колен.
- Ладно. Первое, что вы должны понять: бюстгальтер - это символ мужского возбуждения. Это то, что называется… это суррогат клитора. Понимаете? Этот страх, что у тебя руки крюки… темно, неловко, и сам не понимаешь, что там делаешь. Иногда тебе везет, но даже в этих случаях не знаешь точно, что же ты делал. Яснее ясного, мы думаем только о женщинах. А когда удается подцепить одну из них, оказывается, что мы ни черта о них не знаем. - Он пожимает плечами. - Вот что такое лифчик. Еще одна женская штучка, которая, к нашему ужасу, непонятно как работает.
Все смотрят на него.
- Но вот вы справились с этим волнением, и что? Так… например, бывает момент в прелюдии, как раз перед началом главного дела. Вы уже оба полураздеты… и тут две дороги: вперед и назад. Она может передумать. А у тебя от нее крыша едет. Ты целуешь ее шею и покусываешь. Твои руки мечутся, пытаясь выяснить, на крючках он или на застежке. И именно в этот момент она тебя останавливает. Отталкивает твои руки. Встает. Улыбается тебе сверху вниз. А потом медленно-медленно… глядя прямо тебе в глаза… спускает бретельки, расстегивает лифчик… и бросает его на пол.
Все затаили дыхание. Анджела и ее сутенер замерли. И Бет тоже. Вся комната окаменела.
- Так что да. Думаю, лифчики сексуальны. Ну, - Винс выпрямляется и бросает пятерку в общий котел, - разве я тут единственный, кто смотрел эти чертовы дебаты?
Половина пятого утра. Девушки пристают к Винсу на пороге, но он сегодня весь в себе. У него нет кредиток, и он продает травку без церемоний, прежде чем они начнут расточать объятья и намеки. Сегодня даже Бет, покусывая нижнюю губу, дожидается у двери, пока другие уйдут.
- Мне понравилось то, что ты сказал про лифчики, Винс.
- Как делишки, Бет?
Она переминается с ноги на ногу.
- Уснуть не могу, вся на нервах.
- По поводу?
Она смотрит на него, будто все и так ясно.
- По поводу дома, который надо продать. Забыл? Я тебе вчера вечером рассказывала. Ларри доверил мне продать дом.
- А, ну да, ну да. - Винс напрочь забыл об этом. - Напомни, когда торги.
- В субботу, воскресенье и понедельник. Ты ведь придешь, да?
- Конечно, приду.
- Просто… Меня донимают сны о том, что всплыли мои старые делишки: или меня арестовали полицейские, или я говорю что-то совершенно идиотское.
- Бет…
- Слушай, скажи мне правду. Люди смеются надо мной?
- Над тобой?
- Из-за того, что я пытаюсь получить лицензию агента по продаже недвижимости? Глупо, да?
- Нет, - отвечает он. - Не глупо.
- Скажи правду.
- Не глупо.
- Ты же знаешь, каждая стриптизерка заливает, что копит деньги на колледж. Но они это говорят, чтобы мужчины не испытывали неловкости, глядя, как девушка раздевается. Чтобы они думали, что их эрекция вносит лепту в улучшение этого мира. Ну, наверное, поначалу, может, так и было. Мне нравилось произносить фразу: "Я учусь на агента по продаже недвижимости". - Она наклоняется и переходит на шепот. - Но теперь… черт, Винс, они ведь, возможно, позволят мне это сделать. А если я не справлюсь? Если я недостаточно умна для этого?
- Бет…
- У меня голова трещит, как подумаю об этом. Просто глупо, до чего мне этого хочется.
Наконец Винс хватает ее за сломанную руку.
- Послушай. Никогда не называй себя глупой, если тебе хочется чего-то лучшего!
Горячность его ответа слегка изумляет их обоих. Винс понимает, что обращался и к себе тоже. Они стоят и смотрят друг на друга, потом он отпускает ее руку и в смущении отводит глаза.
- Расскажи об этом доме.