Может, не стоит так поддерживать ее в попытке стать агентом по продаже недвижимости ("Это бунгало постройки сороковых годов, северная стена оштукатурена, двора нет, гаража нет, привлекательность - ноль"), поскольку, как ему кажется, риелтор, на которого Бет работает, надеется переспать с ней ("Просят тридцать две, но если им дадут хотя бы двадцать пять, я съем свой гипс"), и она никогда не сможет зарабатывать на жизнь продажей домов ("Если эта развалина пройдет проверку управления жилищного строительства, я ему в буквальном смысле отдамся… Хотя нет, не отдамся"), но все же он верит в то, что сказал: не надо извиняться за то, что хочешь чего-то лучшего.
Тем не менее Винс начинает осознавать, что у всего этого есть иная сторона, о которой он не подумал накануне ночью.
- Как Кеньон? - спрашивает Винс.
- Прекрасно, - отвечает Бет, глядя вниз. - Спасибо. - Она сжимает его локоть, поворачивается к "Берлоге Сэма", хочет сказать что-то еще, потом улыбается и уходит.
Джекс вываливается ей навстречу и придерживает дверь, пропуская ее. Винс закуривает. Джекс дышит на замерзшие руки.
- Можно задать тебе вопрос, Джекс?
Джекс подходит ближе - сто восемьдесят килограммов, упакованные в спортивный костюм, такая большая нейлоновая сосиска.
- О чем?
- Твоя жизнь стала лучше, чем четыре года назад?
- Четыре года назад? - Джекс смотрит в землю. - Четыре года назад я был женат на сатане. Поэтому да, могу сказать, что в целом жизнь стала лучше. А у тебя? Стала?
Винс пожимает плечами.
- Видишь ли, я не задумывался до вчерашнего вечера. Мне кажется, человек может пересечь страну, поменять имя, работу, друзей - поменять все…
Мимо медленно катится машина, Винс провожает ее взглядом.
- …и совсем не измениться.
Винс влюблен.
Ладно, может, это слишком громко сказано, поскольку он еще ни разу не произнес больше пяти слов в присутствии этой женщины. Да и слова эти касались двух тем: пончики да книги. И знает он только ее имя: Келли. И видит ее всего раз в неделю, когда она покупает дюжину пончиков для своей матери, которая живет в доме престарелых.
Но если бы Винс собирался влюбиться, то выбрал бы ее. Келли - секретарь юриста, заходит каждую среду в 10:50. Поэтому каждую среду в 10:40 Винс ныряет в туалет, чтобы причесаться перед зеркалом. Он снимает фартук и садится за столик с чашкой кофе и книгой в мягкой обложке - каждый раз новой. Он читал книгу, когда познакомился с Келли четыре месяца назад. У него был перерыв на кофе, он сидел с потертым экземпляром "Войны на бобовом поле в Милагро", который кто-то забыл в магазине пончиков. Винсу всегда нравилось читать. В тюрьме он пристрастился к нехудожественной литературе, читал по книге в день: Льюис и Кларк, "Мифы Древней Греции", архитектура. А романы раньше приводили его в уныние, и он не прочел ни одного до того дня, когда нашел на стуле "Войну на бобовом поле в Милагро".
Винс дошел до шестнадцатой страницы, наслаждаясь описанием тяжкой жизни старика-мексиканца. Поднял взгляд и увидел две длинные гладкие ноги, уходящие в шорты, а еще выше - пару электрических глаз.
- Превосходный роман, правда?
Винс посмотрел на обложку и пробормотал лишь:
- Да.
- Вам не нравятся герои?
- Да.
- Много читаете?
- Да.
- Беллетристику?
- Да, - только и смог выдавить он этим ногам и глазам.
- И я, - ответила она. - Ужасно люблю свернуться калачиком у камина с хорошим романом в руках.
Люблю. Вот так вот. Именно это словцо зацепило Винса. Люблю. В тот момент он поклялся, что тоже полюбит романы, чтобы однажды свернуться калачиком у камина вместе с Келли. Поэтому теперь каждую среду после работы он идет в букинистический магазин поблизости и обменивает книгу, которую читал, на другую. Всю неделю книга лежит у него в шкафчике в магазине, и он читает как можно больше в перерывах на кофе, чтобы к утру следующей среды, когда зайдет Келли, можно было с умным видом разглагольствовать о новом романе. Он редко переваливает через середину, читает ровно столько, сколько нужно, чтобы понять, в чем суть, и поговорить с ней о книге. Потом он меняет ее на новую.
Винс и хотел бы дочитать некоторые книги, но нужно брать новую каждую неделю - чтобы было о чем поговорить с Келли. А еще потому, что он суеверно полагает, будто сумеет отыскать такой роман, который поможет ей влюбиться в него. Но, если быть совершенно откровенным, есть еще одна причина, по которой он никогда не дочитывает до конца. Винс боится, что финал его разочарует. По этой причине он когда-то бросил читать беллетристику. Он проглотил "Большие надежды", когда сидел в "Райкерс", и это произведение ему нравилось - историей о том, как преступник тайком поддерживает бедняка деньгами, - пока тюремный библиотекарь не сказал ему, что Диккенс написал две концовки. Узнав подлинный финал, Винс решил, что вся художественная прозаическая литература предала его. У истории, запавшей ему в душу, две концовки? У книги, как и у жизни, конец должен быть один. Либо повзрослевшие Пип и Эстелла уходят в закат, держась за руки, либо не уходят. По его мнению, финал этой книги совершенно противоречит ее сути. Пятьсот страниц сплошного противоречия. Все романы противоречивы.
Поэтому теперь он читает только начало. И это не так уж плохо. Ему даже начинает казаться, что это более эффективный подход - пробовать лишь начало чего-то. В конце концов, у книги может быть всего два финала: правдивый и красивый. Если он красив, то далек от реальности. И выглядит вымученным, поддельным. Если он правдив, то значит, все закончилось плохо. Чьей-нибудь смертью. По этой причине большинство теорий, религий и экономических систем распадаются на части, когда начнешь проникать в глубину их сути. И по этой же причине подростки находят смысл в буддизме и у "Бич Бойз". Потому что они еще слишком молоды, чтобы осознать: на самом деле жизнь - отчаянная борьба, которая всегда кончается одинаково. Только начало и середина могут быть разными. А сама жизнь неизменно кончается плохо. Если видел, как люди умирают, нет нужды дочитывать какую-нибудь книгу, чтобы узнать это.
Знакомство с началами книг шло у Винса прекрасно до прошлой недели, когда Келли НЕ спросила его о том, что он читает ("Раковый корпус" Солженицына). Винс запаниковал, побежал к чудаковатой престарелой продавщице в свой букинистический магазин и попросил помочь. Маргарет, продавщица, предположила, что круг чтения Винса стал слишком узким ("чересчур однобоким"), чтобы должным образом впечатлить двадцатишестилетнюю девушку в 1980 году. С тех пор Маргарет посылает Винса в странных направлениях: к модернизму, металитературе и авангарду. И он бывает приятно удивлен. На прошлой неделе Винс читал "Невма и напевы", книгу коротких "фантазий" Роберта Кувера, и поймал себя на том, что объясняет вроде бы заново очарованной Келли, как Кувер раздробил мир не только на разные точки зрения, но и на разные реальности. ("Будто все эти кусочки лежат на земле, а мы можем поднять их и сложить такой мир, какой захотим".) Он был взбудоражен, когда она заинтересовалась и забросала его вопросами.
Поэтому теперь Винс еще дальше зашел в область экспериментальной литературы, взяв "Устройство Дантова ада", злой, кольцеобразный, метафорический, поэтический путеводитель по аду агрессивного чернокожего автора Лероя Джонса. Винс не уверен, что до конца понимает, но ему нравятся язык и некоторые образы, когда он берется за четвертый круг ада. "Лето мертвых имен. Ранние сумерки птиц за домами…" Именно это он читает, когда Келли входит в магазин и направляется прямо к его столику.
О Келли. Рост - метр шестьдесят два, в колледже играла в волейбольной команде, двадцать шесть лет, белая. Чистая нежная кожа. Заутюживает стрелки на узких голубых джинсах, длинные светлые волосы идеально уложены: ниспадают от пробора по центру словно крылья ангела. Тик зовет ее Фарра.
- А вот и Фарра, - говорит он.
Даже самые древние старики отрываются от своих пончиков.
- Привет, Винс, - улыбается она. - Только не говори, что это опять новая книга.
Он кивает.
- Ты потрясающий.
Улыбается.
- Что на этот раз?
Винс поднимает книгу и старается, чтобы по тону не было заметно, что он репетировал.
- Она о том, как мы создаем собственный вариант ада прямо здесь, на земле.
- А-а, - неопределенно отзывается девушка.
Винс продолжает:
- Для этого парня ад - город Ньюарк в штате Нью-Джерси. Когда-нибудь была в Ньюарке, Келли?
- Нет, - отвечает Келли. Она погружена в свои мысли или ему мерещится? - Кажется, нет.
Винс поднимается.
- Да, Ньюарк - дыра. Я поместил бы ад поближе к Патерсону. По сравнению с Патерсоном Ньюарк просто детский парк развлечений.
Да, она действительно думает о чем-то своем: улыбается, кивает, но над его шутками не смеется.
- А-а, - повторяет девушка и поворачивается к прилавку с пончиками.
И это все? Все, что ему причитается сегодня? Сокрушенный, он плетется следом, надевает фартук и обходит прилавок. Лерой Джонс. Идиот. Винс клянет себя и продавщицу букинистического магазина. Я слишком увлекся этим направлением, думает он и прикидывает, следует ли взяться за еще одну книгу Джона Николса. Может, "Милагро" - часть не связанной по сюжету трилогии? Это было бы разумно: если сомневаешься, бери трилогию.
- Сегодня мне… - Келли выбирает дюжину пончиков, в том числе пять с желе.
- Сегодня больше пончиков с желе, чем обычно, - тихо замечает Винс, складывая их в коробку. Он наклоняется и смотрит на нее через витрину - ноги в узких джинсах идеально симметричны. Господи! Отдав пончики, он замечает политический значок, приколотый к пальто Келли. На нем красно-белые полоски и голубые надписи: "Греб" и "СДП".
Он выпрямляется и смотрит ей в глаза.
- Греб?
- Гребби. Аарон Гребби. Он юрист в той фирме, где я работаю… и мой друг. Он баллотируется в законодательное собрание штата.
- Будешь за него голосовать?
Она улыбается.
- Да, буду. Он хороший человек. - Смотрит на пончики.
Винс кивает, заклеивает коробку и ставит ее на прилавок.
- Значит, ты за республиканцев?
Келли морщится.
- Нет. Может быть. В юности я была стойким демократом. Как и все. А теперь… я думаю, что у этой страны было столько промахов, что нужны перемены. На этом строится избирательная компания Аарона. "Вернем Америке ее величие". - Она поводит плечами в едва заметном смущении. - По крайней мере Аарон так всегда говорит.
- А что он думает по поводу заложников?
- Он считает, что этот вопрос решается не на уровне законодательного собрания штата.
Винс кивает.
- Но я уверена, он хочет, чтобы они вернулись домой.
- Непростое у него положение, да?
Она смеется.
- Ты должен голосовать за Аарона. Он тебе понравится. Он много читает. Как ты.
- Да?
- Но предпочитает в основном нехудожественную литературу. Слушай, ты пойдешь сегодня на встречу с сыном Рейгана? - спрашивает Келли. - Аарон там будет. Сможешь с ним познакомиться.
- Да, - отвечает Винс. - Я как раз подумывал, не сходить ли мне на встречу с сыном Рейгана.
Девушка снова улыбается. В этой улыбке Винсу видятся дети, загородный клуб, стрелки, заутюженные на его собственных джинсах.
- Тогда увидимся там, - говорит она.
- Хорошо, - соглашается он и смотрит ей вслед. Потом бежит в заднюю комнату, бросает книгу в шкафчик, хватает газету и начинает листать страницы в поисках объявления о приезде в город отпрыска Рональда Рейгана.
- Прочел я как-то одну книгу, - говорит Тик и ставит на прилавок поднос с кленово-сиропными пышками. - Называлась она "1984". В школе задали. Написал ее один французский тип, Харвелл, где-то там в шестнадцатом веке и предсказал, что в 1984 году не останется никакого футбола и баскетбола и вообще ничего такого. Единственным видом спорта будут гонки на велосипедах ВМХ. Вот почему я везде езжу на своем велике. Потому что когда в 1984 году дойдет дело до Олимпиады, эта херня станет олимпийским видом спорта, и я намерен получить гребаную золотую медаль, стопудово. А потом, когда мы вернемся к золотому стандарту, эта медалька будет стоить своего веса в золоте. В той книге говорилось, что велогонкам будут учить как карате, в спортзалах. Я стану сенсеем моего собственного зала ВМХ, прикиньте. Мы будем трахаться, медитировать, курить травку… - все на своих великах. Люди будут приезжать издалека, чтобы учиться у разных мастеров. Раз в два месяца я буду исчезать, слоняться по стране, учить и…
- Слушай, Тик, а сколько тебе лет? - перебивает его Винс.
Пожимает плечами.
- Я измеряю время не так, как все остальные, мистер Винс.
- Но тебе уже можно голосовать?
- Ага…
Винс протягивает ему сложенную газету.
- Слушай, мне нужна компания. Пойдем, послушаем сына Рейгана и…
- Минутку, минутку. - Тик отступает от газеты, словно это бомба. - Я не голосую, мистер Винс. Они этого и добиваются… занести в список твою задницу. А когда всплывает какое-нибудь дерьмо, они просто достают свой большой список - и пожалуйста, Максвелл Тикмен, 2718, Вест-Шервуд-авеню, Спокан, штат Вашингтон. И - бац! Наутро у тебя в зубе уже гребаный радиомаячок.
Он уходит, оставляя Винса читать газетную статью.
Помощник маршала Соединенных Штатов Дэвид Бест, побагровев от гнева, выходит в приемную.
- Во-первых, никогда не приходи, предварительно не позвонив! - В гневе Дэвид выглядит еще старше, и Винс представляет, как напрягается его сердце, чтобы наполнить кровью эти толстые конечности.
Винс вскидывает руки, признавая себя виновным перед Дэвидом и его секретарем.
- Извини.
- Какая? Карлайл? Карсон? Какую тебе сегодня надо?
- Нет, нет. Я не за новой фамилией. Ничего похожего.
- Тогда чего тебе?
Винс переводит взгляд с Дэвида на секретаря и обратно.
- Тебе не кажется, что нам стоит поговорить без свидетелей, Дэвид?
Дэвид поворачивается и гордо удаляется в свой кабинет. Ему приходится поднимать плечи, чтобы передвигать зад и ноги. Он обходит свой стол и садится.
- Нельзя так запросто заглядывать ко мне. Я же тебе говорил. Звонишь, даешь номер, и я с тобой где-нибудь встречаюсь. Где пожелаешь. Если же тебе приспичило прийти сюда, если у тебя срочное дело, сначала звони. Ты даже не представляешь, кто может оказаться у меня в кабинете!
- Мне казалось, ты сказал, что это неважно, - заметил Винс. - Что я не стою того, чтобы меня убивать.
Он вздыхает.
- Ну, хватил через край.
- Ясно. Я вчера слегка не в себе был. - Винс смеется над собой. - Накинулся на паренька, который сидел в машине у моего дома.
- Господь всемогущий, Винс…
- Нет, все в порядке. Я его не тронул. Хороший пацан. Ждал свою подружку. Она как раз пыталась улизнуть из дома. Это заставило меня понять, что ты прав. Я действительно стал параноиком, будто по-прежнему живу старой жизнью. Но я не там. Я здесь. У меня новая фамилия, новая жизнь. И она должна… она должна стать лучше, чем четыре года назад.
Дэвид слушает, не высказывая своего мнения.
- В том смысле, что нет причин, по которым я не могу… ну, понимаешь, стать частью событий. Может, восстановиться в институте? Или жениться? Детей завести? Вступить в загородный клуб? Что-то в этом роде. Я неглуп. Могу освоить все, что захочу, верно?
Дэвид улыбается.
- Уже присмотрел какой-то конкретный загородный клуб?
Винс переводит взгляд на картину в раме над его стулом.
На портрете Джимми Картер кажется еще более несчастным, чем давеча на экране. Винс кивает на него.
- Тебе, наверное, нужно быть на стороне рулевого, да?
- Это ты о чем?
- О президенте. У тебя, наверно, будут неприятности, если ты пойдешь со мной сегодня вечером на встречу с сыном Рейгана?
Дэвид оглядывается через плечо, словно впервые видит портрет Картера.
- Я могу голосовать, как мне заблагорассудится, Винс.
Винс кладет газетную вырезку на дубовый стол Дэвида. Мелкий заголовок гласит: "Сын Рейгана отправляется в Спокан".
- Сегодня в девять вечера. В ресторане Кейси на Монро.
Дэвид отталкивает вырезку.
- Я не могу с тобой туда пойти, Винс.
- Само собой, - кивает тот, складывает вырезку и прячет в карман.
- Прости, но это было бы…
- Ничего страшного.
- Впрочем, я рад, что ты интересуешься политикой.
Винс подается вперед.
- Об этом не говорят в программе защиты свидетелей. Тебе возвращают право голосовать, а что если ты никогда… - Он отстраняется. - В моем районе этим делом интересуются одни придурки. Политики платят профсоюзам и церкви, чтобы те обрабатывали свою паству. А городское управление и муниципальный совет - это всего-навсего еще две шайки, запустившие руки в твой карман. Никто не голосует. Чего напрягаться? Но теперь… - Винс чувствует, что поток его мыслей отклоняется в сторону. - Видишь ли, я пытаюсь понять… - Он подается вперед. - Дэвид, как ты думаешь, за кого голосовать?
Дэвид устало смотрит на него.
- Винс, иди домой.
Винс кладет "Устройство Дантова ада" на прилавок.
Маргарет, подслеповатой продавщице "Форзаца", лет шестьдесят. Она седая и тощая, как палка, носит платья в фольклорном стиле, на шее цепочка, прикрепленная к очкам. Она стоит за прилавком, усыпанным суперобложками книг и самодельными закладками, а за ней большая комната, до потолка забитая темными рядами книг. Маргарет смотрит Винсу в глаза и как будто понимает, что его постигла неудача. Она прикладывает руку к сердцу.
- Ой, нет. Что случилось, мистер Камден? Переборщили мы с этой афроамериканской литературой?
- Не знаю, переборщили или нет, Маргарет. Знаю только, что ее эта книга не заинтересовала.
Маргарет снимает круглые очки и качает головой.
- Только не падайте духом, мистер Камден. Это еще не поражение. Запомните: завоюй разум, а сердце подтянется. - Она выходит из-за прилавка. - Или есть другой способ?
Винс идет следом за ней к полке, на которой по алфавиту стоят книги в мягких обложках.