Хашишинов, похоже, интересовало только процентное содержание желтого металла в предметах, хотя, кто знает, какими путями попали к ним эти вещицы? Пролетариат, экспроприировавший буржуйское добро, тоже мало занимали формы - большинство предметов я бы датировал концом XIX - началом XX века: дутые обручальные кольца, массивные аляповатые браслеты и прочий дешевый ширпотреб для купеческих жен. Много было современных "гаек", не иначе как из ларечной скупки. На самом дне я обнаружил абсолютно целое золотое блюдо с красивой чеканкой. Я бережно опустил его на колени и невольно залюбовался затейливым рисунком. После всех этих жертв вандализма оно показалось прекрасным подарком.
"Мое, - решил я. - Никому не отдам!" И чтобы закрепить свои права, я повернулся к Марине и спросил:
- Поставим в гостиной. Как ты думаешь?
Одновременно я ловил реакцию компаньонов, особенно Ксении, ибо женщины более падки на подобные вещи. Однако мои спутники уже пресытились. Во всяком случае, возражений с их стороны не последовало.
- Конечно, милый, - тотчас же согласилась Марина, - поставим, где ты захочешь.
Словно празднуя нашу победу, небеса прекратили дождь.
12
Вечером мы устроили праздничный ужин из остатков продуктов. Сокровища, поделенные поровну, лежали в багажниках обеих машин. В воду лезть никому больше не хотелось, и мы решили отдохнуть, благо положительный результат был достигнут.
Наутро мы проснулись с желанием собираться в обратный путь. Еда закончилась, хотя мы затаривались с запасом, - все-таки не предполагали, что раскопки затянутся втрое против намеченного. Так что обошлись без завтрака, тем более что с похмелья есть никому не хотелось. Выпив пустого чаю, мы со Славой вышли на берег.
- Ну, - спросил он, - что будем делать?
Мы стояли на краю обрыва, внизу под нами текла река, порядочно разлившаяся за ночь. Правым краем она омывала небольшой островок с бухточкой впереди, в которую превратилась наша траншея. Надо полагать, "мазду" затопило по самую крышу, во всяком случае, ни малейшего серого пятнышка, вообще никакого намека на погребенный фургон я не заметил. Оползень с верхушки кучи скрыл остатки машины.
- Без акваланга туда не добраться, - сказал я.
- А с баллонами не протиснуться, - добавил Слава.
Мы с пониманием посмотрели друг на друга.
- Было бы чем этот бугор взорвать, - притопнул ногой корефан, - засыпали бы на фиг для надежности.
- Все равно никто искать не станет, - заметил я. - Кому тут копать?
- Ладно, - успокоил сам себя Слава, - вернемся, когда вода спадет.
- Если она спадет. - Я не скептик, я просто сторонник здравого смысла. - Август месяц уже.
- Ладно, в городе что-нибудь придумаем, - решил Слава. - Не оставлять же на зиму.
Мы возвратились в лагерь. Женщины усердно паковали посуду, на нашу долю оставались палатки.
Осадков сегодня, к счастью, не наблюдалось, хотя небо все время было затянуто тучами. После вчерашнего купания мои ноги окончательно восстали против дурной головы, которая, как известно, им покоя не дает. Ходить было затруднительно, вдобавок болела натруженная поясница и вообще ломило каждую косточку - я простудился. Было удивительно, что почувствовалось это лишь сегодня. Ресурсы, мобилизованные организмом на период ударных работ, истощились, и я понял, что мне срочно нужно в постель.
Свернув палатку, я затолкал ее в "Ниву", помог Марине уложить мелкие вещи и залез на водительское сиденье. Слава еще только начинал грузиться. Я открыл капот и проверил уровень масла. Маловато. Я долил из канистры остатки и убрал пустую баклажку под сиденье. Неплохая машинка, только жрет много. В следующий раз куплю новую. Я усмехнулся. Теперь я мог позволить себе хороший автомобиль, я бы многое мог, если б не смущала одна въедливая мысль: откуда у безработного деньги? Она грызла меня, словно мелкий, но прожорливый червячок. В нашей стране очень любят выяснять происхождение чрезмерного количества "эквивалентов оплаты труда", говоря языком марксизма. Не будучи завязанным с крепкими силовыми структурами, открыто демонстрировать реальное финансовое положение крайне опасно, поскольку живем мы в беспредельном государстве, и не только в смысле бескрайних просторов. Мне же высовываться было опасно вдвойне, поскольку боялся я не только налоговой полиции, но и бритых "быков" с "моторолами". Слухи в наших узких кругах разойдутся с быстротою сказочной, даже удивиться не успеешь, как приедут ребята: "Хорошо работаешь, а кто у тебя, "крыша"?" Дальше начнутся вопросы другого толка, посвященные источнику дохода, и не могу поручиться, что не закончатся они для меня безвестной могилой в лесочке, где я обрету желанный (после пыток) покой. Заработок кладоискателя - штука скользкая, он нигде не регистрируется, и снять свой процент с находки для бандитов не представляется возможным. Скорее всего, узнав о моих богатствах, они захотят удовлетвориться единовременным, но весьма солидным заработком, ведь успех археолога в немалой степени зависит от удачи, - сомнительно, пофартит ли еще раз. Благодарности же от "братвы" ждать нечего: грохнут, чтобы не вонял, и на могиле "Pequiescit in расе" не напишут, если вообще похоронят по-человечески, а не притопят где-нибудь в пожарном водоеме, как собаку. Нет, в наше беспокойное время голову поднимать нельзя.
Я захлопнул капот и подошел к Славе, который закончил сборы и теперь покуривал "элэмину". Женщины закапывали под деревом импровизированную помойку.
- Погода, гляди, разгулялась, - сказал он, покосившись на небо. - В самый раз, к отъезду.
- Да черт с ней. - Я оперся на дверцу и посмотрел вверх. В тучах образовались просветы, однако до солнца пока не дошли. - Вот приеду домой, сразу залезу в ванну!
- Не накупался? - хмыкнул Слава.
Его топорное остроумие пришлось мне не по душе, не в настроении я был реагировать на подначки и решил, что сболтнул лишнего. Мораль: всегда следи за базаром. Эх, жизня - зона, которая всегда с тобой!
* * *
В Питер мы приехали во второй половине дня. Здесь сияло солнце - в противовес, видимо, новгородскому ненастью.
Сопроводив "Волгу" до Ксениной хаты, мы распрощались, и я покатил своей дорогой. Я торопился домой. Простыл по-настоящему: голова была тяжелой, тело ломило, не говоря уж о разыгравшемся в полную силу ревматизме. Я гнал, выбираясь из левого ряда только для того, чтобы втиснуться в просвет и обогнать плетущуюся впереди машину. Уж очень хотелось побыстрее добраться до теплой постели. Маринка меня понимала и терпеливо сносила все выкрутасы.
На углу Литовского и Расстанной я заметил знакомую морду и метнул машину к тротуару. Водитель ехавших сзади "Жигулей", возмущенный моим финтом, отчаянно посигналил и показал на пальцах все, что обо мне думает, но мне было не до него. Я напряженно вглядывался вслед удаляющейся фигуре.
- Ты чего? - спросила Марина.
- Знакомого встретил, - ограничился я лаконичным ответом.
Больше она ни о чем меня не спрашивала, видя, что я не расположен отвечать. Мы благополучно доехали до дома, и, быстро перетаскав шмотки в квартиру, я залез в вожделенную ванну. Горячая вода - великий лекарь: она изгнала холод из моих внутренностей и нервную дрожь из конечностей, но даже ей оказалось не под силу растопить ледяной ком ярости, засевший во мне после первого же допроса у следователя отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности юристом второго класса Ласточкиным. Сегодня я вновь увидел бывшего подельничка Лешу, и ненависть, притихшая за время, прошедшее после суда, забушевала в полную силу.
Напарившись, я укрылся с головой под одеялом и почти сразу вырубился. Мне приснился сон, вернее, не сон даже, а воспоминание - все было как прежде…
…Мы долбили ломами прочную кладку часовни. От нее, собственно, остались голые стены, как и от самой церкви. Кладбище, на котором давно никого не хоронили, густо поросло малиной, и мы здорово исцарапались, пока расчищали площадку. Ягоды были мелкими и сладкими, как мед. Я нигде таких не пробовал, и причиной их особого вкуса, вероятно, были весьма специфические удобрения, коими кормились корневища кустов. Вкус этих ягод запомнился мне навечно.
Часовню строили веке в семнадцатом, камни словно вросли друг в друга, но я нашел уязвимое место. Наконец один начал шевелиться, и мы задолбили еще сильнее.
"Поддается!" - радостно крикнул Леша.
Я воткнул лом в землю и вытер пот со лба. Леша по-собачьи преданно смотрел на меня. Известковая пыль повисла у него на бровях, а футболка на груди и под мышками потемнела большими кругами.
Я принялся извлекать камень, пользуясь геологическим молотком. Гранитный брусок шел нехотя, то и дело застревая, но я был упрямее, и он выпал.
"Будем надеяться, никто меня там не укусит". - Я подмигнул Леше, от волнения приоткрывшему рот.
Я просунул руку по локоть в нишу, которая оказалась неожиданно глубокой. Тогда я запустил ее по плечо и нащупал на дне холодные металлические предметы. Сжав несколько в кулаке, я вытащил их наружу. Тускло блеснуло красноватое золото и почерневшее от времени серебро. На моей ладони лежали три больших перстня. Серебряный с опалом и два золотых - с аметистом и ониксом.
"Нашли!" - восхищенно прошептал Леша.
Я передал ему перстни, а сам снова полез в дыру.
"Ты только посмотри…" - бормотал он себе под нос, завороженно вертя раритеты.
Пальцы наткнулись на какую-то цепь. Я вытащил ее и сам ахнул: наперстный крест чуть ли не с локоть длиной, а цепь толще пальца. Без камней, но ажурное литье конца шестнадцатого века само по себе делало его ценным не только в историческом, но и в художественном отношении. Вес был килограмма четыре. Сколько же мне за него заплатят?
Я хотел показать находку компаньону, но тот был поглощен перстнями. Один он уже надел на палец и что-то лепетал. Посторонний бы решил, что Есиков сбрендил или находится под кайфом, но я знал это чувство и не стал ему мешать. Пусть наслаждается своей первой находкой, тем более такой великолепной. В нише больше ничего не оказалось, но я был вполне удовлетворен.
"Видел крест?" - спросил я.
Леша поднял глаза, и я впервые увидел на лице человека такое яркое выражение счастья.
"Ты посмотри, - благоговейно произнес он, вытягивая руку, на которой сидели все три перстня. На крест он не обратил никакого внимания. - Ты только посмотри, какие они древние!"
Нас окружали приземистые каменные стены, но никаких фресок на них не сохранилось…
* * *
Я проснулся поздно вечером с тяжелой больной головой и начинающимся насморком. В соседней комнате негромко бормотал телевизор. Марина увлеченно возилась с разбросанными по ковру цацками. Как маленькая, ей-Богу. Надо будет их рассортировать да заныкать, нечего по всей хате отсвечивать.
Я накинул халат и прошел на кухню. Сон напомнил мне, что прошлое - это та штука, которую мы постоянно таскаем в себе. С каждым днем этот груз становится все тяжелее, и если вдруг покажется, что его нет, значит, просто не представилось случая о нем вспомнить. А вспомнив, оживляешь монстров, и они приходят к тебе. Но иногда они возвращаются сами.
Я заварил крепкого кофе, сел за стол и начал глотать, не обжигаясь и не чувствуя горечи. Человек в халате за темным окном тоже хлебал из кружки. Я глядел на своего двойника и размышлял о прошлом, которое создает будущее, частенько ставя ему палки в колеса. Когда-то я думал иначе, но жизнь не стоит на месте. Прошлое создает будущее, определяя наши действия в настоящем. И еще я знал, что ненависть - это та сила, которая может горы свернуть.
С Лешей Есиковым я бок о бок проучился пять лет. Было у нас что-то общее. Наверное, мы одинаково воспринимали Историю не как абстрактную науку, а как реальные события, оставившие после себя материальные предметы. Однако "заболел" он раскопками только после практики в Старой Ладоге, а узнав, что я промышляю, пристал как банный лист, умоляя взять с собой. В конце концов я поверил ему, как мало кому доверял, но составить компанию пригласил только после окончания универа. Вынудили меня обстоятельства: церковь, о которой я кое-что разузнал, находилась в псковской глухомани, куда без машины было не добраться, а Леша обладал правом брать у отца его "Москвич". Поездка получилась удачная, я расслабился и сделал непростительную глупость, разрешив доверенному компаньону заняться самостоятельной реализацией кое-каких предметов.
На этом его и повязали - дурак, выковырял зачем-то камешки из перстней и попытался отдельно их толкнуть, в нарушение правил о валютных операциях. Только потом, поднабравшись ума на шконке, я догадался, что Лешу могли спровоцировать сами менты, предложив продать камни, а оправа их якобы не интересует, на что Есиков по наивности своей и попался. А потом, когда его начали, выражаясь на сленге лягавых, "разогревать", подельни-чек моментально ссучился и написал явку с повинной, сдав меня с потрохами. Не знаю, что с ним делали, наверное, комсомольской честью пристыдили, но логическое мышление отказало Леше напрочь. Будь он более консеквентен, взял бы вину на себя - за групповые действия дают больше - да отсидел бы спокойно свой год на полном моем обеспечении. Впрочем, вряд ли он бы вообще сел - по первому разу отделался бы условным, а я бы уж друга не забыл, поделили б навар с креста по-братски. Так нет, сам вляпался и других за собой потянул, Павлик Морозов хренов!
В ОБХСС давно точили на меня зубы. Материала там было более чем достаточно - в среде коллекционеров тоже ведь стукачей хватает. Меня повязали, обшмонали квартиру, но никаких драгоценностей, естественно, не нашли. Что я, дурак, такие вещи дома хранить! На следствии я твердо пошел в несознанку, зная, что доказать ничего не смогут, но и Ласточкин рогом уперся. В результате, суд инкриминировал мне надругательство над могилой, основываясь на чистосердечном признании гражданина Есикова, и мне против такого беспредела крыть было нечем. "Yura noscit сига"!
По 229-й я и потянул паровозиком, а расстелившийся Леша - прицепным. Припаяли мне под железку - уж очень Ласточкину хотелось изолировать меня от общества, - а подельничек получил по-сексотски - условно. Поначалу, в "Крестах", мне очень хотелось придушить этого подлюгу. Режим содержания в ИЗ-45/1, как именуется СИЗО на Арсенальной набережной, здорово стимулировал мыслительную деятельность на изобретение всяческих пыток, но, попав в Форносово, я переменил мнение относительно дальнейшей участи компаньона. Ну его к бесу, пускай небо коптит, не хватало из-за этого дупеля мокруху на себя вешать. Да и успокоился я: свежий воздух - не крытка; не санаторий, конечно, но жить по-человечески можно. Там я познакомился с Петровичем и со Славой.
До сегодняшнего дня я особенно и не вспоминал об этой сволочи, но теперь не мог забыть. Столь твердого намерения привести в исполнение самый сокровенный план мне не доводилось испытывать даже на крестовском шконаре. Разница, наверное, в том, что ныне мною двигала фатальная убежденность. Коли случаю было угодно напомнить о существовании обэхаэсно-обэповской суки, следует рассматривать это как знак Судьбы. "Дурак мстит сразу, трус - никогда". Прошло уже три года, и трусом я не был.
Весь следующий день, несмотря на кашель и боль в ногах, я провозился с устройством тайников. Держать в квартире золото я наотрез отказался, сделав исключение лишь для блюда, которым Марина украсила сервант. Безумие, по-моему, но приятно. Гостей теперь придется приглашать, трижды перед этим подумавши. "Ах, какое у вас красивое блюдо, блестит как позолоченное!" Не дай Бог, еще знаток попадется. Имея представление о том, чем я промышляю, догадаться, что вещь не позолоченная, совсем несложно, а имея знакомых бандитов…
В общем, время я потратил не зря, оборудовав три заначки с высокой степенью надежности и заложив в них рыжье. Если со мной что случится, клады долго будут ждать своих добытчиков. Круг замкнулся.
Я приехал домой грязный, но довольный. Обезопасив золотой запас, почувствовал огромное облегчение. Двадцать четыре килограмма, не считая блюда, - такова была моя доля. Делили мы со Славой Мелкий лом стаканами: тебе - мне, тебе - мне. Крупные куски по весу прикидывали на глаз, - короче, никто в обиде не остался. При средней цене в двенадцать долларов за грамм, моя прибыль составила порядка трехсот тысяч, учитывая поднос. С реализацией я пока не спешил, средства на жизнь были, а "светиться" раньше времени ни к чему.
Вечером, часам к семи, мне совсем поплохело: поднялась температура, а кашель стал отрывистым и сухим. Одно утешало: здоровье гробил не понапрасну и, главное, по собственной воле. На себя работать - не на государство задарма вкалывать Вот оправлюсь, и мотну со Славой завершать раскопки. Взорвем косогор к чертовой матери и вычерпаем из фургона все золото, сколько его там есть. Обогащаться, так уж обогащаться всерьез!
Марина закутала меня в одеяло и поила чем-то горячим и сладким, но лучше от этого не становилось. Я знал, что должен сделать еще одно дело, запланированное на конец дня, и время действовать наступило.
Я выбрался из постели, оделся и поплелся в прихожую. Там отлепил от трюмо тэтэшник, напялил куртку и вышел на ватных от слабости ногах. Марина возилась на кухне и моих перемещений не заметила.
Свежий воздух прояснил голову. Нашаривая в кармане ключи, я подошел к "Ниве" и продышался. Стало полегче. В жаре и под одеялами я, наверное, задохнулся бы.
Адрес я помнил хорошо. Все-таки не раз там бывал. В гостях. Почему люди, с которыми поначалу налаживались хорошие отношения, потом становятся заклятыми врагами? Что за жизнь такая! Я припарковался во дворе и привычным взглядом окинул окна. Свет есть, значит, дома сидит.
Ссучившийся подельничек и в самом деле сидел дома. Я позвонил, зажав глазок большим пальцем.
- Кто там?
- Электрик, - брякнул я первое, что пришло на ум. Ну, сейчас я тебе в розетку вставлю!
Удивительно, но это фуфло сработало. Послышался щелчок замка, и дверь отворилась.
Какое удивление нарисовалось на лице Леши Есикова! Не страх, нет, - удивление.
- Илья? - мгновенно узнал он. Значит, я не так сильно изменился. - Привет, заходи!
Странно, но он не испугался. После того что я мысленно с ним сотворил, это было даже обидно. Получается, Леша не считает меня способным на Поступок? Вообще за лопуха меня держит, совсем страх потерял.
И я вошел. Вошел и пошел, пошел, пошел… Леша сначала не сообразил, в чем дело, посторонился, чтобы меня пропустить, но, умело загоняемый, теперь пятился по коридору в сторону кухни.
- Илья? - Леша опять не испугался, счел за дружескую шутку, решил, что с ним играют. Но у меня были свои игры.
- Я спросил электрика Петрова, для чего тебе на шее провод? Ничего Петров не отвечает, лишь ногами в воздухе качает.
- Илья, - стишок вверг Есикова в недоумение, - ты пьян? - Мы уже оказались на кухне. - Ты садись.
- Нет, - жестко отрезал я и остановился. Охота играть с Лешей и заходить издалека внезапно пропала, этот пидор меня разозлил. - Я свое уже отсидел.