- Тебя стерегу.
- Зачем?
- Думал окочурился. Ждал покуда оживешь.
- Спасибо тебе. Видишь выжил.
- Давай чаю попей, - Егор подошел к печке.
Лешка пил торопливо. Обжигаясь.
- Да не спеши. Чего захлебываешься?
- А вдруг опять сбежишь.
- Ладно тебе. Хватит, - буркнул Егор.
- Не обижайся ты на меня. Забудь, если обидел ненароком. Не хотел я.
- Да я уже и забыл, - стелил свою койку Егор. И только свечу погасил - услышал голоса за окном. Торопливые шаги. Крики. Он подождал немного. Но нет. Это не к ним. Шаги пробежали мимо.
- Что случилось? - поднял голову Лешка.
- Кто их знает, - лег в кровать Егор. И только коснулся головой подушки - снова вскочил. В избе загорелся свет. Его ночью включали лишь в особых случаях - для больнички.
- Рожает кто-то? - сказал Леха.
- Нет. Выстрелы! Слышишь?
На окраине села палили из карабинов.
- Беда случилась! - насторожился Егор. И, став к окну, начал прислушиваться. Стреляли где-то у дома Хабаровой. Там, где он сегодня работал. Почему-то вспомнился тот страх. Такого ранее с ним не случалось. Ведь даже работать не смог. И выстрелы вроде оттуда. Кто там был?
- Может охотники приехали?
- А свет почему? - недоумевал Лешка.
- Который теперь час?
- Два ночи.
- Да! Не с добра это. Пойду гляну, - Егор поспешно стал одеваться.
- Погоди! С ружей с добра не палят. Не ходи! Подожди утра. Если коряки за оружие взялись - крайность получилась. А карабинами они лучше нас владеют. Здесь им помощники не нужны. Не ходи, - отговаривал Лешка Егора.
Но Дракон не послушал совета, вышел из избы. Пошел на звуки выстрелов.
- Наттай! Егор! Мишка в село пришел! - тронул за руку Кавав. И, погрозив в темноту кулаком - добавил:
- Завтра утром искать будем. Убили мы его. Шатуна проклятого. Всю рыбу у Хабаровой стрескал. Потом на людей напал бы. Наттай, сердитый!
- А свет почему зажгли? - спросил Егор.
- Старика Аклова чуть не порвал. Он капканы ездил проверять. А когда возвращался - медведь его учуял. Ну и накинулся. Двух ездовиков порвал. И старика помял шибко. Ох-хо-хо! Трудно жить у нас в Воямполке, - вздохнул председатель сельсовета.
- Трудно - говоришь? Есть места и похуже, - вспомнил Дракон.
На утро Егор пошел в магазин за продуктами. Узнал, что все старики
пошли искать убитого медведя.
Наскоро покормив Лешку, поставив около него воду, Егор пошел на работу. Решил торопиться. Весною к Соколову приедет семья. Вместе жить станут. Так Леха сказал. Показал письмо. И Егору совсем не по себе стало. Опять одному жить придется. Но ничего не поделаешь. Теперь с ремонтом дома надо торопиться.
Семья… Интересно, а как вот это можно - жить всю жизнь под одной крышей с бабой? О чем с нею говорить? Ведь от тоски с ума сойти можно. Или того хуже - запить по черному. А может и нет? Ведь живут. Растят детей. И довольны. Может оттого, что другая жизнь им неведома? Ну, а кто захочет его судьбу? Судьбу Егора? Кто бабу на кентов променяет? Верно не всяк решится. Кенты - они ведь к добру не привели. Но и бабы… им ведь подавай молодого, здорового, не судимого…
- Да что это я в самом деле! Ну пусть всяк по своему живет. Какое мне до них дело? - ругал себя Дракон, плотнее вгоняя бревна в пазы. На морозе они гудели от ударов кувалды. Вот уже две стены перебраны. Стоят прочно. На свет белый радуются. Занятый работой, Егор не сразу услышал голоса за спиной. Это старики в село возвращались.
- Ну что? Нашли медведя?
- Нет, Егорка! Ушел он! Подранком. В тундру ушел. Умирать. Там его трудно найти. Снег глубокий выпал, - говорил Канав.
- Бок, однако, прострелили. Много крови из мишки ушло, - смеялся старик Ое.
- И то не зря сходили! - ответил Егор, и, отвернувшись, снова принялся за работу.
Вечером, весь в опилках, трухе, возвращался домой, едва волоча от усталости ноги. Топор на плече казался пудовой гирей, вдавливающей Егора в землю.
Когда вошел в избу видел, что Лешка уже вставал. Топил печь. Даже поесть приготовил. Теперь лежал на своей койке, чему-то улыбался.
- Чего сияешь, как новый пятак? - спросил его Егор недоуменно.
- Гостья у нас была.
- Какая?
- Наталья.
- Зачем? - вскинулся Дракон.
- Ко мне приходила. Говорит, что через неделю полный порядок будет со мною.
- А чего они - бабы в нас - мужиках понимают? - Спросил Егор недоверчиво.
- Она врач.
- Ну и что?
- Опытный.
- У нас тоже один опытный в лагере был. Ох и паскуда был! Чтоб ему… Все его гнусное мурло вижу.
- Но ведь это в прошлом. Так что на него злишься? - спросил Соколов.
- А глаз из-за него потерял! Дай Бог мне с этим… на свободе встретиться! Под землею сыщу, когда уеду отсюда! Уж я его заставлю собственное говно жрать! Потом голову, как куренку сверну!
- А как он тебе глаз выбил?
- Он?! Да я его, паскуду! Он бараку нажужжал на меня и в стороне остался. Вроде не виноват. Но я ему один за весь барак воздам с лихвой!
- Как его звали?
- Не знаком он тебе. Сука. Скальпом его у нас звали. С отметиной. Мушку на мурло поставили.
- Скальп. Вроде слышал. Но от кого - не помню.
- Он на Камчатке не был. На Чукотке это…
- Забудь ты о них. О всех забудь. Что ушло - вспоминать не надо.
- А и забывать нельзя. Мне он память на всю жизнь до самого гроба оставил.
- Убьешь - снова срок получишь. А глаз этим не вернешь.
- Сам знаю. Но и не прощу.
- Вот видишь, тебе мужик насолил. Не баба!
- Так баба не то глаза, головы лишит- обрубил Егор. И, насупившись, отвернулся, не желая продолжать разговор.
Дни шли однообразно. Егор работал с утра до темноты на доме. Возвращаясь, валился спать, как подкошенный. А Соколову с каждым днем становилось легче.
И вот однажды вечером пришел к ним Кавав.
- Егор, материалы на исходе. Придется в сопки идти. На заготовку. Самим. С неделю там поработаете. На всю зиму напасете. Я потом трактор пришлю. На перевозку. Сами понимаете, кроме вас идти некому.
- Слушай, Кавав, я сам пойду. Один. Лешка в селе останется. Нельзя ему со мной. Слаб еще.
- Как хочешь, Егор, - согласился председатель.
- Нет. Вместе, только вместе, - запротестовал Соколов.
- Может я хоть там от тебя отдохну! - оборвал его Дракон и повернулся к Кававу. - Но мне нарта нужна.
- Нарту у меня возьмешь. А торбаза и канайты - на складе. Там и кухлянку возьмешь. Малахай. Ну и кукуль. А продукты в магазине возьми заранее. Галеты не забудь. Чай. Без этого в тундре пропадешь.
- Бывает кое-что похуже твоей тундры, - угнул голову Егор.
- Когда поедешь? - спросил Кавав.
- Завтра.
- Завтра нельзя.
- Почему?
- В тундру хорошо собираться нужно.
- Сам знаю.
- Поедешь со стариком Ое, - уточнил Кавав.
- Зачем он мне?
- Дорогу покажет.
- Да не сбегу я. Не бойся.
- Мне бояться нечего. Я тундру знаю. А ты нет. И она тебя не знает. Потому одному нельзя. Помирать будешь.
- А чем старик поможет?
- Покажет, где лес растет на дома. Дорогу укажет. Мясо будет варить. Чай. Тебе работать надо. А он помогать станет.
- На одной упряжке мне с ним ехать? - спросил Егор.
- Нет. На разных.
- Почему?
- Еды больше возьмете. Да и снег в тундре глубокий лежит. Собачки быстро уставать начнут. Нельзя их слишком нагружать. К тому же след вам первым бить придется. В сопки давно не ездили. Бить след всегда трудно. Слушайся старика. Он самый умный у нас в селе.
- Как я его слушать буду, корда он по-русски десять слов знает. И я по-корякски не больше. Как поймем друг друга? - смеялся Егор.
- У собачек совсем никаких слов нет, есть только живое сердце. Оно и помогает им понять друг друга. Что же вы - глупее собачек?
- Скажешь тоже! - буркнул Дракон.
А через два дня, ранним утром, чуть только солнце коснулось круглых голов сопок, из Воямполки вылетели две собачьи упряжки.
Старик Ое погонял переднюю упряжку. Улыбался. Весело оглядывал обнявшую его белыми руками тундру. Встречный морозный ветерок обдувал лицо.
Тундра… В ней он родился. Здесь сделал первые шаги по мшистому болоту и чуть не засосало оно его. Здесь рос. Тундра была изменчивой. То цветами путь устелет, удачу подарит на охоте. То неделями голодом морила. Не выпускала из вьюжных объятий своих. Состарился Ое от ее капризов. А она оставалась такою же молодой, красивой. Как тогда… Какою он увидел и запомнил ее впервые.
Старик всегда любил ее. Пел тундре свои песни. Что сложил только для нее. Пел ей песни своего отца. Тундра была его домом, его жизнью, судьбою. Была и его колыбелью. Станет его могилой.
Вьется по тундре след. Такой неприметный. Слабый. Но он- ее жизнь, ее дыхание.
Егор едет вторым. На тундру старается не смотреть. Слишком много в ней снега и холода, слишком мало тепла. А значит и жизни здесь не место. Разве только вынужденно. Ну, а за что любить ее? Разве может нормальный человек любить свою смерть? Конечно, нет. А тундра - ее порождение, ее кровная дочь.
Собаки, утопая по брюхо в снегу, визжат, карабкаются из сугробов. Вон уже языки вспотели. Слюну горячую роняют на снег. А ему что? Снег все проглотит. И слюну, и кровь, и жизнь. Мягкой периной лег он под лапы собачьи. Вроде угодить хотел. А собаки стонут от такого подарка. Кусают снег оскаленными, злыми пастями. Ругают его по своему, по-собачьи. Да разве он поймет. Вон вожак по уши в снег провалился. Ворчит. Царапает снег когтями. От этого только глубже в него зарывается. Сколько сил потратил покуда из сугроба выскочил. Шаг сделал и снова по шею в снегу застрял.
Егор надевает лыжи, слезает с нарты. Идет впереди собак. Так им вдвойне легче. Груза меньше, да и по лыжному следу куда как проще бежать.
Егор отстегивает задних пристяжных - старых сучек. Пусть отдохнут немного. Путь еще долгий предстоит. Успеют намять бока.
Хорошо подбитые нерпичьей шкурой лыжи скользят легко. Словно нет мороза, нет глубокого снега. Егор поправляет нож за поясом. Усмехается. Этот нож он сам себе сделал. Уже здесь. Длинный, изогнутый на конце, нож спокойно заменил бы любую бритву. В него, как в зеркало можно смотреться. Он спокойно резал мерзлое мясо, открывал консервные банки. И ни одной зазубрины не было на лезвии его.
- Вот выйду, уж я этого Скальпа… - поглаживал Егор нож и успокаивался, ощущая его холодное прикосновение. Дракон чувствовал себя намного сильнее и увереннее. Никогда Егор не расставался с ножом. Где хлеба кусок им отрежет, войлок в пазы им же затыкает. Согнувшийся гвоздь им вытащит.
Старик Ое тоже впереди упряжки бежит, как старый волк. На обе ноги припадает. Вот он направляет нарту в распадок. Надо перевал преодолеть. Потом еще один будет. А там и ночлег. Разведут костер в ночи. Разогреют консервы, вскипятят чай. И спать. Спать до утра.
Собачьими, преданными глазами смотрят на людей удивленные звезды. Они такие маленькие, как лампочки в бараке. Их много, но ни света, ни тепла нет от них.
Старик Ое уже в кукуль влез. Вот-вот захрапит. А Егору не спится. Здесь не тундра, тайга. Деревья громадными тенями обступили костер. Дремлют. Им тоже хочется спать.
Ое уже сладко посапывает. Егор развязывает тесемки на торбазах. Тоже ко сну готовится. Но что это? Что за треск? От чего так насторожились привязанные к нартам псы, чего так шарахаются?
А треск усиливается. Он все ближе, отчетливее.
- Эй! Кто там? - крикнул Егор.
Но в ответ ни слова. За деревьями ничего не видно. Все окутала тьма. Страх липким потом ползет по спине. Руки Егора шарят по снегу, натыкаются на дрова, рюкзаки, но не могут найти карабин.
- Ое! - кричит Егор. Но тот спит.
- Ое, вставай!
Старик не слышит.
- Где карабин, Ое! - хватает старика Егор. Тот удивленно продирает глаза.
- Беги, Егор! - донеслось до слуха Дракона, и он увидел в отблесках костра худенького, совсем дряхлого старика, загородившего медведю тому путь к нему.
Шатун рявкнул. Встал на дыбы. И тут Егора словно подбросило вперед. Туда, где немощный старик своею угасающей жизнью, остатками сил своих, спасал его.
Перед глазами Дракона будто костер вспыхнул ярко. Словно не здесь в тайге, а в зоне, освещенной десятками прожекторов, встретился он один на один не с медведем, а со Скальпом. И, закричал зверино так, что собаки, сдернув со страха остол, бросились в темноту, выхватил нож из-за пояса и бросился на медведя. Тот махнул лапой у самого лица.
- Я те, с-с-сука! Блядский выродок! Душегуб проклятый! - ревел Егор, втыкая нож во что-то мягкое. - Вот тебе, падла! - и нож вошел в живот медведя. Егор резко рванул его вверх. И вдруг страшный удар откинул его в сторону. В глазах вспыхнули десятки радуг. И сразу погасли. Стало темно и тихо. Старый Ое дрожащими руками ощупывал Егора. Пытался привести его в сознание.
Лишь под утро Дракон, открыв глаза, увидел, что лежит на освежеваной медвежьей шкуре. Рядом, на снегу сидит Ое. О чем-то с Кухтом говорит. Трясутся запоздалой дрожью собаки, запряженные в нарты, нагруженные доверху медвежьим мясом. В костре догорает медвежье сердце. Так делали коряки, чтобы ушедшая жизнь зверя возродилась на этой земле. А потому, кровь и сердце отдавали всевышнему.
Егор ощупал себя. Все цело. Все на месте. Он все помнил. Кроме одного. Что за удар?
- Ое! - позвал коряка Дракон.
Старик оглянулся. Быстро подвинулся к Егору. Улыбался.
- Сильный мужик!
- Кто?
- Ты, однако.
- Злой, а не сильный.
- Злой шатун. А ты сильный. Не охотник, а ловкий. Большого мишку убил. Хорошо однако. Шибко хорошо. И меня спас. Хороший ты человек. Только кричал странно. Но это надо. - Теперь в селе тебя уважать станут. Не всякий охотник на шатуна пойдет. Да еще один. Это особый медведь. Медведь-убийца. Он в наше село еще вернулся бы, если б ты его не убил. Много горя сделал бы он. Ты не только меня, село от беды спас. Всех. Хороший ты человек, однако.
Вернулись Егор с Ое по весне. Следом за трактором, увозившим последний лес. Старик Ое, взяв нарту у Егора, отдал ему медвежью шкуру. А сам взялся распрягать своих собак.
Дракон шел к избе. Сейчас он ляжет спать. Впервые за эти три месяца, как человек. На кровати, на подушке, на свежей простыне. Хорошо бы в баню сходить. Но нет ее в селе. Нет. Придется греть воду.
Лешки в доме не было. В печке догорали угли. Значит, недавно ушел. Видно на работу. Интересно, чем он занимался это время. Хотя какая разница?
Вечером Соколов пришел весь в опилках, стружках. Обрадовался возвращению Егора. Похвастался, что заканчивает строить баню. На самом берегу Воямполки. Скоро котел будет устанавливать. Но увидев медвежью шкуру - осекся. Замолчал. Спросил неуверенно:
- Сам убил?
- Сам.
- С ружья?
- Ножом.
- С берлоги подняли?
- Нет. Шатун. Тот, что Аклова поймал.
- Откуда знаешь?
- Не я - Ое узнал его. В боку рана была. Прежняя. От карабина.
- Его здесь ждали. Всю зиму. И боялись. За детей, конечно.
- Теперь все. Отгулялся, - отодвинул шкуру в угол Егор.
- Как тебе удалось? - не отставал Лешка.
- Не его я убивал. Другого. Говорил я тебе о нем. Медведя может и не осилил бы. Да перед лицом не медвежье, а то мурло увидел. Ну и озверел. Силы откуда-то взялись. Не убивал, да и в глаза впервые встретился с мишкой. В неровен час он на мою дорогу вышел. Злом его взял. А вот убил его и все…
- Что все?…
- Боль меньше стала. Вроде и впрямь Скальпа убил. Расквитался. Эх, сколько раз я его во сне убивал. Душил. И этого бедолагу из-за него…
- Но появившись там, он помог выжить тебе. Ведь из-за него ты медведя убил. А мишке все равно кто попадется под руку. Подранок, да еще шатун, до смерти людям бы мстил. Скольких бы загубил? Тебе село многим теперь обязано. Герой ты для коряков.
- Иди ты с этой мурой, - отмахнулся Егор.
Весна в этом году пришла ранняя. Тундра вокруг Воямполки вся покрылась проталинами. Лед на реке вспух. Вот-вот лопнет и очистится река от пухлой зимней шубы.
Кавав, приходивший на строительство бани, смотрел на реку, головой качал:
- Хотя бы успели охотники до вскрытия реки домой вернуться, - говорил он каждый раз.
Егор уже знал причину беспокойства. Ледоход на Воямполке продолжается не менее десяти дней. Каково же будет людям, находящимся в сотне метров от села, сидеть на другом берегу? Возможно - без еды.
Но и это полбеды. Может случиться, что тронется лед под чьею-то нартой. А может и не под одной.
С каждым днем в селе становилось веселее. Возвращались охотники. Рассказывали о всяких случаях на угодьях. Уважительно с Егором здоровались. На угодьях оставалась лишь старуха Хабарова со своею внучкой. Старая всегда возвращалась позже всех.
И каждый день встревоженный Кавав приходил к реке. Вглядывался. Не едут ли в село две припоздавшие нарты Хабаровой. Порой до вечера ждал. Но старуха с внучкой все не возвращались.
И вот однажды, когда все село еще спало, пошел Дракон на речку. По воду. Леха еще спал. Егор с ведрами бодро прошагал по улице выворачивая пятками. Так, что увидь кенты - глазам бы не поверили. Но что не сделает с человеком наступающая весна? Она будит кровь. И вчерашние подслеповатые, дряхлые, как мхом - сединою заросшие старики, те - каких даже собаки бояться перестали - теперь на баб стали поглядывать. Втихаря подмечать стройные ноги у девушек, линии бедер. И - грех сознаться в эдакие годы - даже на девичьи груди заглядывались. А потом во снах видели себя совсем молодыми. Эх, весна, пора расцвета, пора- кудесница! Уж что только с людьми не творишь. Вон и Егор. Тоже жених, на макушке- ни одного перышка не уцелело. Плешь такая, что впору в постель в шапке ложиться. Ан тоже- грудь колесом вздыбил. Эдаким чертом на дома баб-одиночек поглядывает. Играет мышцами. Не мужик - молодец. Если б не кривые, согнутые в коромысло ноги, да не трясущиеся поджилки, в темноте, когда морщины на лице не так приметны, совсем за парня бы сошел.
Да и чего собственно стариться, когда в душе бесенята пляшут? Ведь душу свою не истратил. Для весны она вся в целости. Что ни говори - третий год поселения пошел. Еще немного и - свобода.
Егор бегом спускается к реке. Набирает воду, ставит ведра на берег. Закуривает. Сейчас он отдохнет и вернется в избу. Дракон оглядывается на Воямполку. Из двух труб уже дым вьется. Лешка встал. А еще? Наталья. Тоже не спится бабе. Верно и здесь весна виновата. Лицо у Натальи всегда улыбается. А вот глаза грустят. Все понятно. Хоть и врачиха она, но жива в ней баба. Может ласковая, нежная. А может вовсе неумелая, стыдливая? Но живет и берет верх над всем остальным.