- Попадись он мне, я б его, с-суку, до смерти бы бил. Шкуру с живого бы снял! - вспыхнули злостью глаза Магомета. И уже не тот продрогший, полуживой мужичонка сидел перед стариками. А зэк! Зэк со своею больной памятью. Он стиснул руками алюминиевую кружку так, что бока ее изогнулись. Пальцы впились и побелели, словно не кружку, а горло Скальпа держал в руках. Тихое, мертвое. Лоб Рафита вспотел.
- Что ж он тебе сделал? - не выдержал Геннадий.
- Мне? Меня заложил. Сукой он был. Мы в беде помогали друг другу. Беда - это холод. И чем ближе друг к другу люди прижмутся, тем теплее им будет. Легче выжить. А этот не хотел, чтоб мы выжили! Он отрывал нас по одному. А в беде одному нельзя. Ох! Если бы он мне попался! Вот выйду - найду его. Мне нельзя умирать, пока я его не убил.
- А если он уже умер?
- Не может быть. Его смерть - мои руки. Я! Я его убить должен!
- Ну, а вдруг он без тебя сдохнет. Сам? - не унимался Геннадий.
- Мертвого найду! Из земли достану! На куски порву. Не дам спокойно лежать. Зубами рвать буду! За все!
- Плюнь ты на него! Забудь. Зачем еще одну болячку наживать? И без тебя найдется кому с него спросить. Мы вон от своей беды уехали. И вовремя. А то тоже, кто знает, что было бы. А теперь все отболело. Улеглось. Всем все простили. И рады. Жизни рады. Тишине. Не свистят пули над головой, есть кров, кусок хлеба. Что еще нужно? И ты радуйся. Ведь не в лагере. На поселении. Зачем память беспокоить. Живи тихо. И месть из сердца выкини. Она хуже любой беды. Изнутри человека сжигает. А ты забудь и прости. Простить труднее, чем помнить. Мстят слабые. Сильные великодушны, - вздохнул Петро.
- Сильный человек такой, кто за себя постоять умеет, - поднял голову Рафит.
- Человек не сильнее своей судьбы и чужой. А она справедливее. Так ты уже лучше предоставь своего врага судьбе. Поверь, она за всех одна сможет справиться. Не бери в руки жизнь, которую не ты создал. Смерть не любит, когда ее опережают, и ловит того, кто посмел ее обойти на вираже. Не торопись. Поднять руку на человека - не ново, но смотри, сумеешь ли ты ее опустить? - грустно улыбнулся Петро.
Магомет хотел налить чай, но глянув на кружку, растерялся.
- Вот черт!
- Что?
- Кружку из-за него испортил.
- Выкинь. И его вместе с нею. Месть человека слабым делает. А здесь сильным нужно быть. Иначе не выживешь. Туго станет - закури. Или выпей. Но в сердце горе не пускай, - рассмеялся Петро.
- И еще, Рафит! Повздорили мы тут. Но не от добра. Знай, лошади - наш хлеб. Они не только нас кормят. Они помогают нам детей наших кормить. Они для нас до смерти - дети наши. До смерти и помогать мы им будем. Они ни в чем перед нами не виноваты. У Петро их трое. У меня четверо. На другую работу у нас уже сил нет. А не станет у кого из нас кобылы, что делать будем? Лошадь сюда не доставишь. Дом можно по бревну разобрать и привезти. А кобылу? Помни, больше, чем о себе - о ней помни. Она твоя кормилица. Сам голоден - стерпишь. Ее накорми. Кобыла, оно если по-человечески с ней, любого друга заменит. Мы ведь на войне в кавалерии служили. Цену лошадям лучше других знаем. Нас мог облаять - простили бы! А лошадь обижать не моги, - говорил Геннадий.
- Верно из-за того гада ты на весь свет злой. А ты подумай, что было бы среди людей, если бы все мы в сердце только зло имели. И ни капли добра. Ты и в лагере среди таких не выжил бы! И мы не враги тебе. Не те годы, чтоб еще меж собой воевать. В своем доме. Этого и с тебя, и с нас хватило по горло. Вояки мы нынче никудышние. Живи! И умей радоваться тому, что сегодня жизнь подарила. Пусть малому. И не сетуй на прошлое. На врагов. Они твою жизнь не украсят. Не всегда враг бывает перед нами виноват больше, чем мы перед ним. Раз он тебя не ищет, значит простил. Будь и ты не глупее его. Он сильнее тебя - раз сумел забыть. А кто смерти своей раньше времени ищет? - грустно улыбался Петро.
Рафит слушал его. Понемногу успокаивался.
А ведь и прав старик. Очень прав. Вон как хорошо все понимает. Не зря голова его такая белая.
Рафит смотрит на Петра уважительно. Словно рассматривает себя в зеркале времени. Будто себя через добрых два десятка лет увидел. И неловко стало. Он посидел еще немного, обдумывая все сказанное. И, пощупав в последний раз деньги в кармане, от которых тепло на душе становилось, выложил их на стол:
- Вот это все, что у меня пока есть. Давайте вместе. Чтоб теплее.
- Можем отдельно. Тут уж ты сам решай. Мы варим сами. Как умеем. В столовую ходить дороговато. А тебе может не понравится. Да и готовим по очереди. Так что и тебе придется этим заниматься. Или хочешь одним котлом пользоваться, - сказал Геннадий.
Даже собачки живя в одном дворе наедаются с одной миски. Зачем меня гонишь, я тоже буду стараться. Плов умею варить. Еще кое- что. Там у вас научусь. Я работаю - вы готовите, вы работаете - я варю.
Ну хорошо! Завтра готовит Петро. Потом ты. В магазин мы ходим два раза в месяц. Сразу все набираем. Чтоб каждый день не ходить, по очередям время не терять. Ты и в этом будешь помогать. Стирает нам женщина. А в доме сами убираем. Тоже по очереди. Но вода и дрова - общая забота, - объяснял Геннадий.
- Я согласен!
- Баня здесь работает два раза в неделю. А парикмахерская - по выходным. Ну об этом мы еще напомним. И, кстати, все дни недели мы работаем. Все. А в выходные будем чередоваться. Двое будут отдыхать - один работает. Село нельзя без воды оставлять. Но лошадям тоже нужен отдых. Их беречь надо. Вот давайте подумаем, кто в воскресенье будет работать? Прошлый выходной воду Петро возил, так что остаемся мы с тобою.
- Давай я буду, - предложил Рафит. И перед глазами замелькали деньги. Магомет представил, как он пойдет в магазин делать для себя покупки. Он глянул на Геннадия. Тот согласно кивнул.
Водовозы в селе были людьми уважаемыми. Да и как иначе? Ведь не могут же люди жить без воды! А самим попробуй наносить воду с речки? Далековато, да и холодно. Один раз принесешь пару ведер, а во второй раз - снова прорубь от льда очищай. Долби ее ломиком, топором. Сколько на это времени уйдет? И привыкли люди Каменского к Рафиту. Стали в магазине без очереди пропускать. Глядишь, завтра воду пораньше привезет. Поможет ее в бочку переносить. Что ни говори - водовоз!
Привыкли к Рафиту и старики. Они все чаще просили его сварить плов, какой им пришелся по вкусу. Заварить чай, как только он умел. Чтоб сохранить весь аромат. Даже кобыла смогла, пересилив себя, привыкнуть к новому хозяину. Он уже не обижал ее. Не бил. Не забывал кормить. Перед началом работы приносил ей в кармане сахар. Правда, другим тоже давал по кусочку. Но ей по два, а то и по три. Стал жалеть. На ночь никогда не забывал постелить на пол солому. А вскоре даже печурку смастерил. И протапливал на ночь… Чтоб не простыли лошади. По выходным он чистил лошадей деревянным скребком. И лошади, немало удивляясь резкой перемене, все же принимали его заботы и уже не били ногами стойла, когда Рафит заходил на конюшню. Но были настороже.
И вот однажды чистя свою кобылу он ненароком коснулся сосцов, брызнуло молоко. Рафит вздрогнул. Вспомнилось детство. Кумыс. Скачки на лошадях в степи. Ей не было ни конца, ни края. Следом бежали пушистые, тонконогие, резвые и добрые, как дети, жеребята.
Когда это было? Да и было ли? Но запах теплого кобыльего молока… Он не приснился.
- Родить будешь скоро. Ну ничего. Не бойся. Я буду здесь. С тобою. Если что- помогу- шептал он на ухо кобыле. Та головой
о плечо Рафита потерлась. Мокрой губой по его уху провела. Заржала тихонько.
- Нет, мамка. Работать тебе нельзя. Отдыхай! Гулять будешь. А воду другие пусть повозят, - улыбался Магомет. И, вернувшись в дом, сказал старикам, что завтра он не будет воду возить:
- Кобыла дня через три ожеребиться должна. Нельзя ее запрягать. И так много работала.
- Ну, а ты чего приуныл? Рожать-то ей, а не тебе! - рассмеялся Геннадий.
- Заработка у меня пока не будет, - развел он руками.
- Ну и что? Ты и так хорошо получишь. Да и заработал. Продуктов много. Чего горюешь. Не у одного у тебя кобыла жеребая. Наши тоже. И тоже придется посидеть без дела. Ничего, мы с Петром наш заработок на всех троих разделим, а ты дома посиди. Тоже неплохо.
Магомет довольно улыбался, ему понравилось предложение Геннадия. Он согласен разделить заработок. Ну нельзя же совсем без него человеку оставаться! Но стук в дверь напугал. Теперь все трое удивленно переглянулись. Кто бы мог быть? К ним никто, никогда не заходил.
В дом вошел начальник коммунхоза.
- Як вам ненадолго. С просьбой. Школе надо помочь. Может кто из вас?
- А что случилось?
- На один день хочу кого-либо взять туда.
- Свободный человек нужен? - спросил Петро. - Да.
- У нас - как раз Рафит свободен. Лошадь жеребиться будет.
- А в школе уборную надо почистить. Сами понимаете. Она на улице. Все смерзлось. Войти нельзя. Надо сделать.
- Я не сявка! - подскочил Магомет, сверкнув глазами в сторону Петра.
- А что это такое - "сявка"? - удивился начальник.
- Ничего!
- Я обидел чем?
- Да нет, нет. Мы тут обговорим меж собою. А утром сделаем. Надо - значит надо, - ответил Петро.
Начальник ушел.
- Послушай, а что такое "сявка"? - повернулся Петр к Рафиту. Что такое? Это те, кто в бараке за всеми говно выносят. И самих
их" а говно считают. Я вор! Вор! Но не "сявка"! - кричал Магомет (бледнея.
- Вон оно что? А я то думал, что тебя и впрямь чем обидели, -
I казал Петро и, рассмеявшись, продолжил:
- В лагере это заставляют делать по принуждению. Бесплатно. Здесь же нас просят. К тому же за деньги. И дети - не зэки. За ними не грех и убрать. Своих растили. Знаем. За нами в свое время убирали, не брезгуя. Детвора не знает твоих убеждений по этому поводу.
И ей наплевать, кто будет чистить уборную. Кстати, их матери хлеб и для тебя пекут. Отцы оленей в тундре пасут. А мы мясо покупаем и едим. И ты тоже. И дети - не преступники. Своих у тебя не было. Потому так говоришь. Сравнил ребятню с подонками. Дети не умеют унижать. И делая это для них, человек не станет посмешищем. Школа - не барак! Запомни это! Не хочешь - никто не заставляет. Мы это сделаем! И кстати от того людьми не перестанем быть. Здесь село! И никакая работа тут - не унижает, оскорбляет другое! Твои слова! Тебе пора приучиться думать, прежде чем говорить. Ты все еще живешь прежними представлениями. От них пора отказаться!
Магомет сидел потерянно.
- Рафит! Если ты не согласен, давай я пойду. А ты на мою кобылу садись. Три дня тебе даю, - предложил Геннадий.
Интересно, а что это он вдруг уступил? Неспроста, конечно. Верно, прямая выгода есть. Раз не на день - на три кобылу отдает, надо узнать, сколько это стоит. Может в этом резон? И, повернувшись к старикам, спросил:
- А сколько за ту "парашу" мне заплатят?
- Сколько за неделю работы на кобыле получишь.
- Вот это да!
- Заметь, кстати, что деньги не пахнут. У нас в селе даже шабашники по этому делу имелись. Громадные деньги за зиму заколачивали. А работали по три часа в день. Как на особо вредных условиях. Так что тебя упрашивать не будут. Желающих хоть отбавляй. Я твой первый конкурент, - рассмеялся Геннадий.
Услышав о сумме, Магомет засуетился. Глаза его забегали.
- Послушай, Рафит, так мы договорились? Ты - на кобыле три дня, я - сортир почищу, - предложил Геннадий.
- Хитрый ты!
- Почему? Эдакий калым, да из рук выпускать! Не часто такое перепадает.
- До утра время есть. Я еще подумаю, - ответил Рафит.
Но утром, когда Геннадий проснулся, Рафита в доме не было. Вернулся он, когда старики уже завтракали. Снял в коридоре сапоги, телогрейку. Вошел довольный.
- Правду вы сказали. За два часа кучу денег заработал. Еще на три "параши" договорился с начальником, - похвастался он.
А вскоре купил он себе дорогой костюм, кучу рубашек. Прятал их под замок. Потом и пальто приобрел. Воротник его так заворачивал приходя в кино, чтобы все могли видеть этикетку Франции. Часы выставлял, смотрите, не дешевка какая-то - из чистого золота.
И только Геннадий не переставал подтрунивать, - мол, и из говна можно сделать при желании золото. Стоит только захотеть.
- Ты, Рафит, молодец. Правильно делаешь, - одобрял Петро. И Рафит теперь по ночам подсчитывал, сколько он сможет отложить на сберкнижку.
А деньги ему, ох, как нужны были! При деньгах в своем селе на судимость не посмотрят. Чего не бывает в жизни, да еще по молодости…
"Вот выйду на свободу, куплю костюмов, много халатов. Шелковых. На вате. Дом построю. Устроюсь сторожем в колхозном саду. Машину куплю. В колхозе яблоки возьму, своих тоже. И - на базар. Заведу жену. Молодую. На деньги не она, так родители позарятся. За денежного без лишних уговоров отдадут. А кто в селе узнает, как я их заработал! Есть они и все тут. Не придерутся. На Севере был. Проверять не станут. Не поверят, что при сбережениях в колхозном саду немножко взял. А на работу для стажа устроюсь. И приработка. За счет сбережений пусть дураки живут. Книжка - для детей и ширма для меня. Всем нужно уметь пользоваться", - думал Магомет по ночам. И видел себя во сне в красном шелковом халате, в расшитой ярким бисером тюбетейке. Из-под халата белая рубашка видна. Тугой живот, признак породы и сытости, тоже словно напоказ выставился. Толстый живот - это второе лицо хозяина. Значит, в доме достаток, покой царят.
Во сне вокруг Рафита молоденькие девушки танцуют. Шаровары - как туман легкие. Ноги стройные сквозь них видны. Все девушки как на выбор - тоненькие, красивые. Все его жены. Вот одна пиалу с душистым чаем ему принесла. В глаза заглянула. В ее глазах любовь, весна, желание. От такого взгляда не только груди, пяткам жарко стало. И только хотел он за руку ее поймать, привлечь к себе властно, другая девушка подошла. Краше этой. Принесла кумыс. Такой прохладный, как роса. Хотел ее притянуть к себе. Ан третья подоспела. Принесла вазу урюка. Руками шею обвила.
- Ну куда же ты? Останься! - просит он ее, но она выскользнула из рук. Хотел схватить ее. И… упал с койки. Стукнулся о пол затылком. Встал охая, потирая ушибленное. И, вспомнив про сон, лег снова. Может удастся поймать девушку. Какая она красивая! Обязательно вот такую жену себе возьмет.
Рябая уборщица больницы, завидев Магомета, растянула в улыбке лягушачий рот. Сюда он пришел, чтобы подрядиться на очистку уборной. Знала об этом баба. Но и сама - невеликое начальство. Тоже целыми днями то с ведром и тряпкой, то с горшками носилась среди больных. А тут- здоровый мужик. И… тоже холостяк. Вот только обидно, почему это он - ее, Клавдию, не замечает. Ведь баба, как баба. Все при ней, все на месте. А он… как пень мимо ходит. А ведь и годами они друг к другу подходят. И Клавдия решила начать наступление первой. Ну и что с того, что он поселенец? Мужи чье-то при нем! Да и чего в жизни не бывает? Кстати и сама здесь не с добра оказалась, выслали ее из Петропавловска. За аморальное поведение. Но когда это было? Кто о том вспоминать станет? Все морячки ее уже женаты. А она одна. Каково это под старость? Надо хоть этого захомутать, покуда его другие одиночки не прибрали к рукам. Потом попробуй вырви его из их рук? На такого желающих мною будет. Еще бы! Одет с иголочки. Зарабатывает прилично. Не пьет. Не таскается по бабам. И из себя ничего… Правда глаза узкие, как щелки. И лицо с тазик. Но и она не красавица. Зато широкий, крепкий мужик. По глазам видать, что по бабам стосковался. Тут время терять нельзя. Каждый день дорог. И Клавдия пошла в атаку.
Одернув юбку, подтянув чулки, чтоб не морщинились на коленях, прошла мимо Рафита, стоявшего у кабинета главврача и задела его локтем. Не сильно, но чувствительно.
Оглянулась. Магомет смотрел на нее удивленно. Коридор широкий. Места для прохода достаточно.
- Извини, дружочек, кажется я задела тебя нечаянно- виляла она громадным, кобыльим задом.
- Ничего. Не больно, - отвернулся Рафит. Клавдию это разозлило. И прибавило решимости.
- Не меня ли здесь дожидаешься? - впилась она в его глаза.
- Я вот сюда, к вашему бугру, - неуклюже переступил он с ноги на ногу.
- А может ко мне зайдем? А? - растянула она рот в улыбке.
- Это можно! - оживился Магомет и ущипнул Клавдию за толстый бок. Она взвизгнула. Выронила тряпку. Магомет и Клавдия разом нагнулись за нею. Но тут открылась дверь кабинета главврача, сбив Рафита и уборщицу.
- Извините! - хотел пройти мимо них главврач.
- Постойте! Постойте, я к вам пришел! - кинулся за ним Магомет.
- Ко мне? По какому поводу?
- Почистить у вас надо.
- Кого?
- Парашу!
- Что? Какую парашу?
- Ну это, отхожее место.
- А! Да, да! Пойдемте! - вернулся главврач в кабинет, приглашая за собою Рафита.
Вскоре тот вышел сияющий. И, пройдя мимо Клавдии, так и ни о чем не договорившись, пошел к объекту. Но Клавдия так просто не отступала. Минут через десять, словно ничего не зная, подошла она к уборной. Магомет там уже вовсю поработал.
- Выйди на минутку.
- Давай. Да не задерживай!
- А куда торопишься? На вечер ты же ко мне придешь? - рассмеялась Клавдия.
- Приду, приду! - хохотал Магомет.
- Я вон в том доме живу, - показала баба.
- Одна?
- Одна, - сжигала она его глазами. - Во сколько ждать тебя, дружок?
- Как стемнеет.
- Иль жены боишься, что до темноты ждать будешь?
- Нет. Я работаю дотемна.
- А! - вильнула Клавдия глазами. - Так жду!
Вечером Магомета сомненья одолели. Как пойти? Купить что- нибудь, или так? Но ведь сама позвала. Значит, можно не тратить деньги. А может все-таки нужно?
Пощупав деньги и вовсе задумался. Жаль стало. Но и не пойти неловко. Обещал ведь. Да и самому уже пора. Природа мужичья давала о себе знать. Но деньги! Они так грели душу. Может лучше не пойти! Деньги-то нужнее! Бабу он всегда найдет.
А через час решился пойти. Но мимо магазина проскочил, как ошпаренный. За одну ночь не стоит тратиться. Не велика красавица! Но в потемках - сойдет.
Она уже ждала его. Напудренная. Приодевшаяся. Вмиг преобразившаяся из уборщицы в старую, видавшую виды кокетку.
Глянула на его пустые руки, тощие карманы. Вздохнула тяжело. Поняла - прижимистый мужик. Или она сама не по сердцу ему пришлась. Не приглянулась. Решила другое применить. Вмиг уставила стол едой. Поставила бутылочку водки.
- Я не пью! - сказал Рафит.
- Почему? - удивилась баба.
- Начальник милиции запретил.
- Так ты же у меня. Здесь можно. Никто нас не видит.
Оно бы и неплохо, конечно. Но тогда и мне в другой раз с бутылочкой к ней идти надо, - тоскливо глянул на поллитру Магомет и, откашлявшись для решимости, сказал:
- Да и сам не хочу. Не за тем пришел. - И, облапив Клавдию, погасил свет.
На утро он чуть свет выскользнул из дома бабы, не сказав ей ни слова. Та весь день злилась на себя, что проспала его уход. Хотела вместе с ним из дома выйти. Поставить этим свою метку на мужике. Но не удалось. Сбежал втихаря. Значит, сам не придет. Хитер черт.