- Ты, чухонец, говори, да забалтывайся! - с угрозой проговорил Комику Ромка Хопёр, есаул Войска Донского, который был в отряде старшим над казаками. - А то сейчас быстро у нас схлопочешь…
- А я чё? Я ничё…
Комик старательно изображал сдрейфившего человека. Это ему удавалось неплохо. Только я-то его успел неплохо узнать за это время… Таким образом он продолжал юродствовать, издеваться над казаками.
- Я-то чё? - продолжал бормотать из своего угла Серега. - Подумаешь, я думал, нагайку заложить за выигрыш… Ну и чё в этом такого?
Сашка Слобода ответил ему уже миролюбивее, хотя и по-прежнему угрюмо:
- Да ты знаешь, что такое для настоящего казака нагайку заложить?
Подобный разговор происходил уже не в первый раз. Однако Комик делал вид, что даже не представляет подлинную ценность нагайки.
- Ну и чё? - он старательно строил из угла удивленные глаза. - Палка с веревочкой - чё за ценность?
- "Чё-чё"… - снисходительно передразнил Ромка. - Суп-харчо!
Теперь уже Серега обиделся. Только он это сделал не серьезно, просто чтобы еще больше подзадорить казаков, но не довести до конфликта. Потому что тогда зачинщиком окажется лично он, а этого не хотелось - горячий народ казаки.
- Ну чё ты дразнисси? - заныл он. - У нас все так говорят…
Сашка откинулся на стуле, собираясь произнести речь о роли казачества в мировой истории.
- Да мы, донские казаки, если хочешь знать, происходим от древних хазар, перед которыми все трепетали - от Китая и Уйгурии до Балтийского моря! - заявил он. - Само слово "казак" - это видоизмененное "хазар"!
- Да ну? - слишком удивленно переспросил Серега. - Так я ж слыхал, что хазары - это те же евреи, только прикаспийские… Врут, выходит?
Сашка опять стал закипать:
- Никогда в истории казачество ничего общего с жидами не имело!
И снова слышится удивленный голос Сереги из дальнего угла:
- Да ну? А недавно писали, я сам где-то читал, что где-то на Северном Кавказе атаманом избрали какого-то Рабиновича. Опять врут, выходит?
Если бы только Слобода мог предположить, что его разыгрывают, он бы сейчас Комика изуродовал. Однако тот настолько умело изображал недоумение, что казак считал своей святой миссией раскрыть собеседнику глаза на его заблуждения.
- Сейчас могут наворотить чего угодно, - согласился он. - Истинные казаки (слово "истинные" он произнес по-сербски - "истые") расползлись-разъехались по всей стране, обрусели полностью, о корнях своих забыли, вот и лезут в атаманы всякие пришлые выскочки.
Серега решил репертуар не изменять.
- Да ну? - снова спросил он. - Ну а вы чё же? Вы-то, истые?..
Сбитый с толку столь простым вопросом, Сашка в замешательстве умолк.
- Ты что, Слобода, не видишь, что он дурку валяет, тебя заводит? - негромко спросил его Микола Брюхан.
Брюхан у нас с Украины. Настоящая фамилия его - Брюхо. Из этого он делает вывод, что род его происходит с Запорожской Сечи, где якобы все фамилии, а вернее прозвища, были такими - Пузо, Ус и так далее. "Кто не верит, того же "Тараса Бульбу" перечитайте", - неизменно с гордостью заканчивал он свой рассказ о родословной. В другое время он частенько спорил с донцами, в безуспешных попытках выяснить чье казачество старше и за каким из них числится больше исторических подвигов. Однако тут был целиком и полностью на стороне казаков - положение обязывает.
Нет, похоже, пора вмешиваться. Еще подерутся, чего доброго. Конфликт легче пригасить в зародыше, чем потом тушить пожар.
- Ромка! - не оборачиваясь к компании, окликнул я от окна, у которого сидел все это время, глядя сквозь мутное треснутое стекло на улицу. - Пойди сюда!
Судя по зависшей тишине, внимание компании переключилось на меня. Нечасто я подаю голос.
- А что?
Ромка - есаул, между тем как я всего-навсего капитан.
Причем, я капитан отставной, а казак, как любил говорить Хопёр, в отставку не уходит. Но с другой стороны, и игнорировать меня нельзя, авторитетный человек, как никак, дед.
- Пожалуйста, подойди, разговор есть.
На такую просьбу не откликнуться уже никак нельзя. Роман, громко гремя невесть где добытыми шпорами, прикрепленными к высоким югославским ботинкам, присел рядом со мной на подоконник, и, оказавшись выше, смотрел на меня сверху.
- Чего хотел?
Чего я хотел? Да только одного: что мы, русские добровольцы, представляли собой единое боевое подразделение, полноценную боевую единицу, а не кучку переругавшихся, как бы сказать повежливее… индивидов - остановимся на этой нейтральной формулировке.
- Ром, не нравится мне, что наши все время между собой ругаются, - сказал я ему негромко, чтобы слышал только он один.
Есаул согласно хмыкнул:
- Да уж что хорошего… Но ты же сам слышишь: мужики сами затеяли…
- Твои тоже хороши, - не дал я ему развить мысль. - Все мы тут хороши, - добавил тут же, восстанавливая справедливость, чтобы казак не подумал, что я за мужиков вступаюсь.
На банальную очевидность что-либо возразить трудно. Хопёр пожал плечами.
- Так что ты предлагаешь?
Что предлагаю? Сам толком не знаю.
- Ты в армии служил?
Ромка передернул плечами, высокомерно вскинул подбородок.
- Конечно.
- У вас замполит был?
- Был, конечно, - кивнул казак. - Только я ведь служил, когда перестройки начали перестраивать, так он тогда подрастерялся, не знал, какую политику нам внушать… Да ну их, замполитов этих, - неожиданно закончил он. - Все нудят, воспитывают…
Что и говорить, замполитам и их преемникам и в самом деле несладко пришлось в конце 80-х - начала 90-х… Впрочем, это их проблемы, нужно было более убедительно подчиненных воспитывать, чтобы те, уволившись из рядов непобедимой и легендарной, так дружненько не бежали под знамена демократии…
- Знаешь, Ромка, я когда ротой командовал, так же рассуждал, как ты сейчас сказал, - неожиданно для себя самого вдруг поделился я.
Надо сказать, приехав сюда, зарок себе дал: поменьше откровенничать и душу кому бы то ни было изливать. Рассуждал, что ни к чему это. Еще ТАМ со всей очевидностью понял, что никому каждый из нас со своими проблемами не нужен, что в этом мире каждый за себя. Выполнять зарок удавалось без особого труда. Не последнюю роль в этом играло то, что я тут самый старый, гораздо старше остальных ребят, а значит мне с другими добровольцами нередко бывает просто неинтересно разговаривать. Они-то в новой жизни, в новых условиях жили и воспитывались. О чем мы с ними могли поговорить, когда я из мощной страны, перед которой пол-мира трепетало, а вторая пресмыкалась, вдруг попал в аморфное образование, наглядно иллюстрирующее знаменитый девиз Бронштейна-Троцкого "ни мира, ни войны". В самом деле: государства разные, а границ между ними практически нет; валюту все собственную наштамповали, а подлинного обеспечения под нее не имеют; народы не прочь были бы по-прежнему жить вместе, а политики, подобно лебедям, ракам и щукам, доламывают-дорастаскивают повозку в разные стороны…
Впрочем, Бог или черт с ним, с этим государством! Мне до него теперь дела нет, хотя в свое время я за него готов был жизнь отдать. Я сейчас о другом.
Эти ребятки, которые сейчас за моей спиной глядят друг на друга волками, готовые передраться из-за пустяка, они росли и менялись параллельно с изменениями, которые происходили в стране. Они постепенно привыкали, что Украина, где живет мой старинный друг и сослуживец Василий Дзундза, Грузия (Гиви Иукуридзе), Армения (Аракелян, а вот имя его напрочь забыл), Казахстан (Агабай Сафинов и Эрмек Мендикулов) - все остальные составляющие "нерушимого Союза" расползаются и становятся заграницей. На памяти этих ребят постепенно добавлялись нули на ценниках и на купюрах, в то время как для меня по-прежнему "андроповка" за пять рублей шестьдесят копеек остается актуальной. Они были свидетелями обвальной, но все-таки хоть несколько протяженной во времени криминализации общества, а для меня это произошло вдруг - уходил из спокойной страны, вернулся едва ли не в притон, размером в одну шестую часть суши. Для нас словосочетание "социальные гарантии" действительно обозначали социальные гарантии, а сейчас провозглашено, что "каждый выживает в одиночку" и государство тебе в этом не помощник.
Нет, мы с ними не понимали друг друга. Впрочем, они, эти молодые, тоже ко мне особенно не стремились в друзья. Правда, в бой, на задание, даже в обыкновенный дозор в паре со мной шли с удовольствием, даже очередь своеобразную установили, потому что знали, что опыт у меня в подобных делах немалый.
…- Так чего ты хотел? - нетерпеливо напомнил о себе Ромка.
Да, отвлекся я.
- Когда я ротой командовал, у меня тоже был замполит, - продолжил я. - Вот крови он у меня попил… Нужно территорию убирать, а он всех рассаживает на какую-нибудь лекцию. Нужно технику обслуживать, а у него политинформация запланирована…
- Знакомая картина, - ухмыльнулся Хопёр. - У нас ротный тоже ругался с замполитом… Только наш особенно на своем уже не настаивал - времена другие уже были, коммунистов потеснили…
Я их тоже не особенно любил, этих политработников и коммунистов. Особенно когда парторг полка вызвал меня к себе и намекнул: выше роты не сможешь продвинуться, пока в партию не вступишь. Позвал я тогда своего замполита в каптерку, бутылку выставил, прапора за закуской послал и спросил в лоб: правда, мол? Тот потупился, хлопнул полстакана и подтвердил: правда.
- Да что ж, мне партия твоя умения командовать добавит, что ли? - разгорячился я. - Или мне вместе с членским билетом в подразделение техники подкинут?
Замполит сидел, понурившись, задумчиво глядя на стакан с водкой, который держал в руке.
- Знаешь, меня такая постановка вопроса и самого коробит, - признался он. - Партия - одно, служба совсем другое. Так я считаю. Да только ведь плетью обуха не перешибешь, Костя. Ты человек военный, офицер перспективный, ты должен расти. А потому, хочешь ты этого или нет, а в партию тебе вступить придется.
Придется…
- Но я не хочу насильно, вынужденно, чтобы меня заставляли! - вспылил я.
- И я не хочу, чтобы заставляли, - согласился мой зам. - Но ты посмотри на ситуацию с другой стороны. Первое: лозунги партии - дружба народов, долой эксплуатацию, даешь равенство и так далее - с ними ты согласен?
- Конечно, - было бы с чем спорить! - Но только…
- Погоди, - остановил меня замполит. - Теперь с другой стороны: ты же видишь, сколько в партию лезет людей нечестных, просто непорядочных, которые вступают в нее из корыстных побуждений. Видишь?
Отвечать я не стал, потому что понял, к чему он клонит, только угрюмо кивнул.
- Такие люди - ты понимаешь, на кого я намекнул - они дискредитируют саму идею нашего общества, - замполит говорил это, не поднимая глаз, и я не мог понять, говорит он мне это искренне или же для того, чтобы выполнить некую задачу. В конце концов, я же понимал, что если я откажусь стать членом партии, ему, моему заместителю, тоже нагорит за слабую воспитательную работу. - А ты-то чем хуже? Он, карьерист, пойдет вверх по ступенькам, а ты из гордости добровольно соглашаешься остаться внизу… А потом он же, армейская бездарь, приедет тобой же командовать! Где же логика?..
Он был прав, мой замполит. Не называя фамилии, он намекнул на нашего же замкомбата, человека бессовестного, беспринципного, но умеющего красиво и складно обличать пороки и поддерживать очередную линию партии. А еще, косвенно, указал мне еще на одного сослуживца, капитана из артиллерийского дивизиона, Олега Хрусталева, артиллериста от Бога, который, получив что-то там по партийной линии, разом лишился шансов на продвижение по служебной лестнице.
…В конечном итоге я переступил через свое самолюбие и, внутренне показывая членам парткома дулю, вступил-таки в партию. Ничего в моей жизни и поведении от этого не изменилось, только теперь приходилось взносы платить, да раз в месяц на собраниях сидеть. И это, естественно, моей любви к коммунистам не добавило. Вернее, не ко всем, конечно же, а к тем, которые в президиумах сидели и нас жить учили, воспитывали.
…И вот теперь я вдруг вспомнил своего замполита. Где он теперь? Чем занимается?
Среди них, тех, кто активно проводил в свое время идеологию в жизнь, сейчас раскол произошел - будь здоров! Одни "верные ленинцы" сейчас вдруг стали самыми ярыми и активными поборниками капиталистического образа жизни. Другие живут на подачки с Запада. Третьи как могут пытаются приспособиться к изменившейся жизни. И только очень немногие пытаются отстаивать то, к чему всегда призывали. Интересно все же, мой-то как нынче?
В одном уверен: здесь, среди моих парней, его здорово не хватает. Он бы сумел наладить организацию досуга, которого тут оказалось больше, чем требуется.
- Надо как-то занять людей, - сказал я наконец главную мысль, которая давно вертелась у меня в голове, да только никак не могла уложиться в четкие формулировки. - А то они у нас от безделья скоро стреляться начнут.
- Как стреляться? - опешил Ромка.
- Ну, как? Не застреливаться, конечно, а стреляться между собой. Дуэли устраивать.
Судя по реакции, Хопёр об этом не задумывался.
- А что ты предлагаешь?
Если б я знал! Моего замполита этому специально учили, лекции всякие читали. А у меня в училище на всю партийно-политическую и культурно-досуговую работу всего-то и было: парочка десятков часов на весь курс обучения. Мы этому предмету и внимания особого не уделяли - так, спихнуть бы поскорее, да и дело с концом.
- Я и сам не знаю, - признался откровенно. - Надо какие-то лекции, вернее, беседы проводить, какие-то политинформации… Вот что в мире, за пределами нашей казармы, творится, ты знаешь?
Ромка не знал.
И от этого неожиданно взъярился:
- А мне по барабану, что в мире творится. Меня интересует, почему ООНовцы тут занимают сторону хорватов и мусульман, почему весь мир помогает только нашим врагам, откуда у мусликов столько денег для оплаты наемников, почему у них все вооружение новенькое, а у нас нет средств для закупки…
Сзади зависла тишина. Вопросы, которые задавал Ромка, волновали всех. То, что происходит вселенское предательство по отношению к сербам, было очевидно.
- Вот потому нам и нужно подумать о том, чтобы организовать информирование людей о том, что происходит в мире, - негромко заметил я.
Сзади певуче, с громким пружинным скрипом, распахнулась дверь.
- Беспросветный! - раздался голос. - На выход!
Странно, кому бы это я мог понадобиться? Поднявшись, я слегка ткнул сжатым кулаком Ромку в плечо.
- Ты подумай, есаул, над тем, что я сказал. Сам же знаешь: когда собаке делать нечего, она ложится и свое хозяйство вылизывает. А человеку туда не дотянуться, так что ему другие занятия, для ума, нужны. Ты согласен?
Ромке шутка понравилась. Он довольно хохотнул и ответил, обнажив стальные боковые зубы:
- Конечно, согласен…
2
Я пересек большую комнату, где располагался отряд, и вышел в коридор. Наш отряд с самого начала, с прибытия, располагался в помещении турбазы, кое-как, по-солдатски хозяйственно и по-солдатски же не слишком аккуратно, переоборудованной под казарму. Мы тут проживаем уже не первые. С одной стороны, это неплохо. Во всяком случае, патронов тут всюду было, когда мы приехали, - прорва; как говорится, стреляй не хочу. Вот и стреляли и продолжают стрелять! Стены изрешечены пулевыми отметинами, будто тут тренировались штурмовать рейхстаг или дворец Амина. Между тем реальных боев, насколько я знаю, тут не было. Так, от нечего делать пуляли. Благо, хоть жертв пока, тьфу-тьфу-тьфу, не было.
В коридоре стоял, поджидая меня, Ленька Кочерга. Грязный весь, такой закопченный, что даже татуировки на руке не видно, длинный, нескладный, с автоматом… Глядит на меня и зубы скалит. Зубы белые, блестящие, особенно на фоне неумытого лица.
- Салют, капитан! - увидев меня, Ленька растягивает губы еще шире.
- Здравствуй, Леня! - Я протягиваю ему руку. - Чего тебе?
Тут только до меня доходит, что Кочерга должен быть на положае.
- Как ты тут оказался?
- Ребята специально за тобой прислали.
Ничего не понимаю. Это же не ближний свет - с положая до турбазы добираться! У них там машины нет, значит, он пешедралом добирался!
- Да что стряслось-то?
Ленька всегда подвижный, весь дерганный какой-то, его тело и секунды не может оставаться в покое. А тут вообще чуть не приплясывает от нетерпения. И улыбка на весь частокол довольно прореженных стоматологами (как в белых халатах с бормашинами в стерильных кабинетах, так и в удобных курточках с кастетами в темных переулках) зубов…
Что же там стряслось? Кочерга сюда попал своеобразно… Впрочем, сюда вообще все попадают своеобразно, сюда двух одинаковых путей просто не существует… Он родом из небольшого захолустного городка с каким-то известным историческим названием - не то Мещерска, не то Белозерска, а может Мценска… Не помню точно. Да это и неважно. Дважды отсидел, оба раза не то за драку, не то за мелкое хулиганство. Вернулся второй раз домой, а делать-то там нечего. Предприятий и раньше было немного, а теперь и те вообще стоят. Родители и сами едва концы с концами сводят. Девушка, с которой встречался и из-за которой в первый раз в "зону" загремел, что-то сотворив по пьяному делу, давно уже замужем, ребенка родила… Зато дружки старые встретили как родного - как же: две "ходки", едва ли не общепризнанный "авторитет" районного масштаба… Однако в третий раз идти в "зону" Леньке не хотелось, ехать некуда и не к кому, попытался завербоваться в армию, по контракту, в Таджикистан или в Приднестровье - из-за биографии не взяли… Так и оказался он здесь.
Ко мне Кочерга относился с благоговением. Видел едва ли не образец для подражания. Потому что я тоже сидел, причем, сидел долго, по "мокрой" статье, а после этого пренебрег вполне реальной возможностью прочно укорениться в преступном мире. Оказалось, что у нас с ним имеется общий знакомый - мир тесен, а мир "зон" еще теснее. Некий случайно получивший срок интеллигент по кличке Поэт, которого я взял под свое покровительство, впоследствии был переведен в "зону", где мотал второй срок Кочерга… Так вот и вышло, что Ленька не только меня давно заочно знал, но и заочно же уважал. В первую очередь, понятно, за тот случай, о котором ему поведал Поэт…
Ну да ладно, что-то меня сегодня все на воспоминания тянет. Наверное, старею. Или, говорят, перед скорой смертью на войне у людей такое часто случается.
Впрочем, мысль о смерти давно уже меня совершенно не пугала, даже не беспокоила. Главное - чтоб не увечье, вот это страшно.
- Так что случилось?
Ленька улыбался. Пританцовывал. Подмигивал.
- Иди проси у сербов машину, поехали на положай, - тянул меня за рукав.
Мне это надоело.
- Слушай, Ленька, я с места не сойду, пока ты не объяснишь, куда ты меня тянешь.
Реакция Кочерги была совсем неожиданной. Он весело рассмеялся, подмигивая одновременно обоими глазами.
- Смех без причины - признак дурачины, - сообщил я. - Что тебя так веселит?
- Представляю, как ты побежишь, когда узнаешь, почему я за тобой пришел.
Что за новости?
- Да что случилось?
Ленька постарался сдержать себя, даже дергаться и хихикать перестал. Только грязная кожа возле глаз все собиралась в смешливые морщинки.