– Пойду-ка я в гости к Марте Фритьоф, – вздохнула она так безутешно, словно на похороны отправлялась. – Если понадобится коктейль – позвоните.
– В ближайшее время не понадобится.
– Тогда садитесь за свои бумаги и пишите.
– Что… писать? – не понял адмирал.
– Книгу, конечно.
– Какую еще книгу?!
– О гран-адмирале Канарисе и его абвере. Вспоминайте, как все это было. Только делайте это правдиво.
– Почему вдруг ты решила засадить меня за книгу?
– Вы ведь много раз говорили, что, как только вас вышвырнут из абвера, засядете за книгу воспоминаний. Самое время: вышвырнули.
– Отомстила! – удивленно покачал головой адмирал. – А что, может, действительно взяться за книгу? Когда она появится, уже после войны, – в книжном мире это произведет эффект Третьей мировой.
– Не в этом дело. Выговориться вам надо. Человек, познавший столько всего, как вы, и молчащий, как вы, долго не выдержит.
– Я это уже чувствую.
– Только не вздумайте упоминать обо мне.
– Какая ж это будет книга – без тебя? – ничем внешне не выказывая своей иронии, произнес адмирал.
– Как положено, настоящая, адмиральская. Уж я-то знаю, какие постыдства вы способны приписать в своих воспоминаниях простой невинной девушке с Канар.
– Можешь не волноваться, в книге ты будешь выглядеть непорочной, как Дева Мария.
– …После второго аборта.
– Амита!..
– Что вас шокирует, мой гран-адмирал?
– То, что ты позволяешь себе говорить о Деве Марии.
– Оля-ля! В мадридских кабачках, в одном из которых мы с вами познакомились, лейтенант Канарис, приходилось слышать и не такое.
27
"На Канарах все богачи обязательно имеют яхты, – по-младенчески улыбнулся Канарис нелепейшей из мыслей, какие только способны были прийти ему сейчас в голову. – Можешь не иметь дома, машины, слуг… Главное – яхта… Но у тебя, гран-адмирал, ее нет. Всего остального очень скоро, очевидно, тоже лишишься, в том числе и Амиты Канарии…"
Благословенная получасовая дрема – "бацилла испанской сиесты", по собственному выражению адмирала, которой он привык предаваться как минимум дважды в течение дня, причем везде, где бы и в какой ситуации он ни находился: у себя дома, в кабинете шефа абвера, в дороге или даже в приемной фюрера, – на сей раз подозрительно долго не посещала его. И дело тут было не в явлении ему некогда пылкой канарки. То предчувствие опасности, которое не покидало адмирала в последние недели, наконец-то обретало форму вполне осязаемого призрака – капитана второго ранга Франка Брефта. Призрака из сумбурного прошлого и, по всей вероятности, столь же сумбурного и опасного будущего, до поры до времени значащегося в картотеке отдела "Абвер-II", куда лишь незадолго до своего смещения адмирал перевел его из отдела "Абвер-заграница".
Раздумья адмирала были прерваны шагами Амиты. Он открыл глаза и окинул взглядом фигуру женщины. На сей раз она показалась ему намного привлекательнее, нежели во время предыдущих визитов. Но в ту самую минуту, когда адмирал вознамерился поманить ее к себе, Амита выпалила:
– Там внизу… Опять пришел этот капитан Франк Брефт, – чем окончательно развеяла его мрачные размышления и полудрему.
– Брефт?! Этого не может быть! Брефт не мог прийти сюда во второй раз! – Голос адмирала был полон удивления, граничащего со страхом. Ну и совпадение!
– Любой другой, очевидно, не смог бы. Но только не Брефт, – напомнила Амита гран-адмиралу, с кем он в действительности имеет дело.
– Когда он появился?
– Минут пять назад.
– И все это время находился в моем доме?
– Не хотелось тревожить вас, но он настаивает.
– Какого еще дьявола ему нужно? – неохотно, кряхтя и чертыхаясь, поднялся Канарис.
– Просит срочно принять. Он не один: вместе с ним – барон Альберт фон Крингер.
– Так они вдвоем?! Откуда взялся Крингер, а главное, почему он решил навестить меня?
– Значит, я так и скажу Брефту, что вы не готовы… – решительно взялась за ручку двери Амита.
– Но он уже здесь. Пусть войдет. И потом, барон фон Крингер… – подрастерялся адмирал, не зная, как поступить.
Неожиданный визит этих двух господ совершенно спутал его мысли и планы. Однако единственное, чем могла помочь своему хозяину и возлюбленному Амита, – это выпроводить визитеров из дома. Понятно, что ей сделать это было намного проще, нежели самому адмиралу.
– По-моему, они очень встревожены. Вряд ли их рассказ позволит вам отдохнуть.
– Крингер… – проворчал адмирал, доставая из шкафчика бутылку коньяка. – Вот уж кого я никак не ожидал увидеть у себя в доме, так это барона Крингера!
– Следует полагать, что этот господин еще назойливее капитана Брефта, – уперлась кулаками в бедра служанка, однако в разговор с ней адмирал втягиваться не стал.
"Его-то что привело сюда? Уж не пытается ли Брефт использовать его в роли увещевателя? – продолжал он ворчать уже мысленно. – Неужели решили, что вдвоем они сумеют уговорить меня бежать из страны или уйти в подполье? Но только им это не удастся. Вот уже не думал, что Брефт окажется неотступным, как якорная ржавчина".
– Господин адмирал, полковник барон Альберт Крингер, если помните, – почти по-военному представился рослый седовласый крепыш, одетый в черный мундир, отдаленно – хотя и без знаков различия – напоминающий парадную униформу эсэсовца. Брюки заправлены в сапоги, китель обхвачен ремнем, накладные карманы застегнуты на металлические пуговицы…
– Почему я не должен помнить вас, полковник? Не в моих правилах отрекаться от старых друзей.
– Не волнуйтесь, если бы отреклись, меня бы это не удивило. Теперь многие предпочитают не узнавать отставного полковника Крингера.
– Меня тоже многие не узнают, – невозмутимо утешил его адмирал. – С некоторых пор. С этим, как и со многими другими человеческими низостями, приходится мириться.
– Великодушно мириться, – поддержал его барон и тут же запнулся, так и не объяснив причины своего появления на вилле. Очевидно, решил, что объяснения удобнее давать фрегаттен-капитану.
– Не поймите меня превратно, – сразу же переключился Канарис на Брефта, – но мне казалось, что все, что мы могли выяснить, мы уже выяснили во время нашей прошлой встречи.
– Поначалу мне тоже так казалось, – охотно согласился Брефт, – но, как только что выяснилось…
– В таком случае, готов внимательно выслушать вас.
– Меня чуть было не схватили в том доме, где я намерен был некоторое время переждать, – мрачно сообщил Брефт, стараясь не встречаться взглядом с хозяином виллы.
– Он прав, так оно все и происходило, – подтвердил Крингер.
– То есть дом уже был под наблюдением? Тогда, может быть, охотились не конкретно за вами, а?..
– Под наблюдением был не дом, а я. Когда я понял, что меня выследили и сейчас будут арестовывать, я сделал то единственное, что способен был сделать, – бежал через окно, выходящее в сад, потом перемахнул через забор…
– Если я верно понял, эту слежку вы готовы связать с посещением моей виллы?
– Не подозревая при этом лично вас, господин адмирал, – предупредительно помахал раскрытыми ладонями фрегаттен-капитан. – Даже в мыслях не было.
– Тогда почему вы опять решились прийти сюда, агент Брефт? Уж кому, как не вам, помнить о законах конспирации, даже если речь идет о слежке, проводимой своими?
– Обстоятельства вынудили, господин адмирал.
– Какие еще обстоятельства?
Прежде чем ответить, Брефт многозначительно взглянул на своего спутника, чье лицо, однако, осталось невозмутимым.
– Единственный, с кем я знаком в этой части предместья, является полковник Крингер. Я пришел к нему, но полковник не советовал оставаться у него.
– Это так, – щелкнул каблуками полковник, чем очень удивил адмирала, и еще больше удивил его, когда отвесил изысканный офицерско-прусский поклон. – Действительно не советовал. Из предосторожности.
– И поэтому вы оба явились ко мне, считая мой дом самым безопасным местом в Берлине?! – не мог скрыть Канарис своего изумления, под которым уже ясно просматривалось возмущение.
– Все же к вам, адмирал, гестапо вряд ли решится нагрянуть, – извиняющимся тоном молвил Брефт.
– Именно ко мне оно и может нагрянуть в первую очередь. И не думайте, что из моего дома вам тоже удастся бежать через окно.
– На виллу мы попали через заднюю калитку сада, – объяснил Крингер. – Не похоже, чтобы кто-либо заметил, как мы входили в здание. Навыки конспирации, приобретенные еще в те времена, когда мы с вами впервые готовили… Вернее, когда впервые готовы были распрощаться с фюрером.
– Сейчас не время для подобных воспоминаний, полковник, – поморщился Канарис.
– Извините, но считаю, что в этой компании оно все же уместно, – ужесточил тон полковник. Холодный прием явно оскорбил его, считавшего себя "человеком Канариса", его единомышленником и соратником. – И можно лишь сожалеть, что мы не можем вспоминать об этом, сидя сейчас за одним столом с генералом Остером.
– Вам хорошо известно, что Ханс Остер арестован, – резко парировал Канарис.
– Известно, господин адмирал. Как известно и то, что вы ничего не сделали для его освобождения или хотя бы для смягчения его участи.
Это уже было не просто обвинение, это была пощечина, плевок в лицо. Но вместо того, чтобы разъяснить реальное положение дел, объяснить, в какой ситуации оказался он сам, или попросту возмутиться, Вильгельм Канарис удрученно, упавшим голосом произнес:
– Неужели вам не ясно, полковник, что я тоже со дня на день… да что там, теперь уже с часу на час ожидаю ареста?
– Постоянное ожидание ареста – естественное состояние любого разведчика, – ухмыльнулся полковник.
– Только не того, с которым к тебе нагрянут свои, в мундирах офицеров СД или гестапо, – возразил Канарис. – Мне же приходится опасаться не врагов, а своих. И вам это прекрасно известно, Франк, – почему-то адресовал он свою тираду не полковнику, а Брефту.
– Думаю, что теперь вам опасаться уже нечего, – обронил фрегаттен-капитан.
– Почему вы так считаете?
– Если бы вас намеревались взять, то взяли бы в первой волне арестов, – ответил вместо фрегаттен-капитана полковник Крингер. – Но коль уж ни фюрер, ни Гиммлер не решились на это, значит, у них есть веские причины для того, чтобы не трогать вас.
– Какие еще причины? – скептически поинтересовался Канарис.
– Например, фюрер не может забыть, что вы являетесь личным другом правителя Испании Франко, с которым ему не хочется портить отношения. Не хочется уже хотя бы потому, что Испания рассматривается им как одна из стран, в которой после войны он смог бы найти убежище.
– Мне и в голову никогда не приходило связывать свое нынешнее положение с моими отношениями с генералом Франко.
– …Или же, наоборот, у Гитлера все еще нет достаточно веских причин и доказательств, которые позволили бы подвергать вас аресту.
– Что значительно ближе к истине.
– Но в любом случае фрегаттен-капитану Брефту лучше всего пробыть у вас до ночи, а уж потом попытаться уйти за город, – он взглянул на часы. Адмирал тоже бросил взгляд на свои старинные, настенные: шел пятнадцатый час. – Надеюсь, его визит не окажется слишком уж обременительным для вас, господин адмирал.
"А твой собственный визит? – мысленно поинтересовался Канарис, нервно поиграв острыми желваками. – Благодаря которому ты пытаешься спихнуть мне человека, на арест коего уже наверняка выдан ордер?"
– Коль уж так сложились обстоятельства, – проворчал адмирал, – вы, Брефт, конечно, можете какое-то время побыть у меня, но замечу, что это не самое удачное решение проблемы вашей безопасности.
– Я понимаю, – пробормотал фрегаттен-капитан, ощущая, что мужества покинуть дом, который казался ему единственным надежным пристанищем, у него не хватит.
– Может быть, к ночи выяснится, что еще не провалена квартира, в которой господин Брефт сможет несколько дней отсидеться, – вновь попытался вступиться за него полковник Крингер.
– Что будет не так-то просто выяснить, – проворчал Канарис. – И, главное, кто станет заниматься сейчас подобным выяснением?
Адмирал все еще смутно представлял себе, что именно произошло. Еще недавно Брефт чувствовал себя очень уверенно. Он говорил о машине с двумя автоматчиками, о покровительстве кого-то из высших чинов рейха, о явочной квартире, в которой он, Канарис, спокойно может отсидеться. А какие перспективы открывались в связи с приглашением Каталонской Герцогини! И вдруг сам он ищет приюта под крылом опального адмирала. Как-то нелогично все это выглядит.
– Мы постараемся. Если дом окажется "чистым", это сразу же облегчило бы его участь. Я несколько раз звонил туда, однако трубку никто не поднимал. В крайнем случае у вас тоже, очевидно, найдется какое-то логово.
– Нужно подумать, – отрубил Канарис, подумав о том, как мудро он поступил, отказавшись во время последней встречи от предложения Франка-Субмарины. – А пока что прошу к столу, самое время отобедать.
– Весьма великодушно с вашей стороны, господин адмирал, – признал барон, первым направляясь к одному из кресел.
28
Адмирал вызвал наверх Амиту, попросил приготовить закуску, а сам принялся разливать коньяк. Несмотря на прозвучавшее приглашение, Брефт садился за стол с видом незваного гостя, которого уже однажды изгоняли из этого дома и который появился, чтобы и впредь оставаться обузой для хозяев.
Бывший шеф абвера заметил это и благодушно успокоил:
– В конце концов, вы могли бы и не уходить отсюда, Брефт. Но вы уверяли, что владеете надежным пристанищем.
– И даже предлагал его вам. Счастье, что вы не клюнули на эту приманку.
– Ну-ну, так уж и приманку.
– Но ведь вы же решили бы, что это я заманил вас в ловушку.
– О вас я бы такого подумать не смог, Брефт.
– Смогли бы, адмирал, смогли.
– … И потом, эти ваши испанские воспоминания… Которые, признаюсь, тронули меня. Уж они-то, надеюсь, не плод ваших фантазий?
– Согласен, теперь трудно доверять кому-либо, трудно и опасно полагаться даже на самых проверенных.
– И все же есть круг людей, которым я и впредь намерен доверять, – молвил Канарис.
– В таком случае должны поверить и в правдивость моих "испанских воспоминаний", как вы изволили выразиться, адмирал.
Они вопросительно скрестили взгляды и тотчас же отвели их. Полковник ожидал, что кто-то из двоих прояснит, что имеется в виду под этими "испанскими воспоминаниями" Брефта, но, поняв, что разъяснений не последует, напомнил хозяину о тосте.
– Вы правы, полковник, самое время выпить за Германию и за людей, достойных этой великой страны, заложившей основы европейской цивилизации.
Они выпили, потом все трое несколько минут молча, сосредоточенно жевали бутерброды с маслом и колбасой. Время от времени Канарис ловил на себе взгляды обоих гостей и понимал, что они ждут от него каких-то очень веских слов, ждут решения. Но какого именно? О побеге из страны? И какого совета? Как спасаться от слежки людей Мюллера? Как подхватить штандарт неудавшегося заговора, чтобы, объединив вокруг себя всех, кто еще уцелел от репрессий, вновь повести их на рейхсканцелярию и главную полевую ставку фюрера "Вольфшанце"?
Но адмирал был не готов к подобной жертвенности. Как не был готов и никогда раньше. Он, человек, в течение почти девяти лет возглавлявший армейскую разведку, в чьем подчинении находилась мощная агентурная сеть, а следовательно, все возможности выходить на контакт с западными союзниками, – всегда рассматривался буйными головами из гитлеровской оппозиции как один из возможных лидеров заговора и переворота. Иное дело, что он так ни разу и не проявил себя ни в чем таком, что хоть в какой-то степени могло бы оправдать эти надежды.
– Господа, – сипловато прокашлялся Крингер. – Мы тут заговорили о доверии. Так вот, полагаю, что за этим столом собрались люди, которые, невзирая ни на какие провалы антигитлеровской оппозиции, по-прежнему могут доверять друг другу. – Он проницательно смерил взглядом Канариса и Брефта. Те отмолчались, но это было молчание единомышленников. Именно так полковник Альберт Крингер и истолковал его. – Бек, Гёппнер, Остер, Шуленбург, многие другие деятели Сопротивления пали в этой борьбе. Но мы-то с вами – те, кто начинал борьбу за освобождение Германии от Гитлера еще в 1938-м, – еще живы. Если помните, адмирал, лично я был среди тех, кто в марте 1938-го провожал Карла Герделера в Париж, а затем и в Лондон…
– Уверен, что Герделер войдет в историю как самый бездарный дипломат всех времен и народов, – Брефт закурил английскую сигару и, откинувшись на спинку кресла, уставился в потолок.
– Почему вы так решили? – сдержанно поинтересовался Канарис.
– Потому что обе его поездки в Париж, как и в Лондон, закончились совершеннейшим непониманием его собеседниками того, кто он, какие люди стоят за ним, с какой миссией он прибыл и что предлагает.
– Вы уверены в этом?
– Герделер – это дичайший случай.