Истребитель снайперов - Стрельцов Иван Захарович 2 стр.


В конце концов, отбыв треть срока, Ашот совершил побег: запасшись сухарями, он ушел со своей делянки на лесоповале. Неделю беглец проблуждал по тайге, а когда, истощенный и обессиленный, вышел к дороге, там его ожидала группа захвата из конвойного батальона. Новое следствие, новый срок, к оставшимся семи годам добавили три за побег, и все вернулось на исходную точку. С той разницей, что теперь первые пять лет предстояло отбыть на особом режиме, то есть в тюрьме.

Тюрьма, или по-блатному "крытая", - это абсолютно другой мир даже по отношению к общему режиму. Заключенные, годами сидящие в тесных бетонных казематах, напоминают взведенную пружину ножа: за одно слово можно жизнь потерять. "Крытая" встретила Ашота настороженно, хотя блатные уже точно знали, кто он и за что оказался в тюрьме, тюремный телеграф работает качественно и без перебоев. Не обошлось и без испытаний - пахан поручил новичку пришить стукача, который, проигравшись в карты, чтобы не отдавать долг, стал "стучать куму". Последствия не замедлили сказаться, проведенные оперативниками чистки выявили много интересного, и кое-кому даже увеличили сроки.

Пахан протянул новенькому заточку, сделанную из супинатора, и коротко сказал:

- Пришей.

После этого двое его "шестерок" научили Ашота, кого пришить, как и, главное, что потом делать.

Через несколько дней представился удобный случай, с приговоренным они встретились в тюремном коридоре. Руководство надежно прятало своего осведомителя от заключенных. Новоприбывший был не в счет, ему-то стукач ничего плохого не сделал. На это и был расчет пахана.

Оказавшись напротив проходящего мимо стукача, Ашот незаметно вытащил из рукава заточку и ткнул ею обреченного в горло. Достаточно было легкого усилия, чтобы остро отточенный металл рассек сонную артерию и пробил адамово яблоко, смерть наступила мгновенно. Дальше Ашот оказался в карцере, где корчил из себя буйнопомешанного. Нежелание увеличить себе срок до максимума (а светило ему пятнадцать лет) заставило арестанта играть роль умалишенного лучше маститых артистов.

Психиатры признали у Ашота Каспаряна агрессивную шизофрению и определили на год в специализированное лечебное заведение. После чего вернули обратно. Срок ему не добавили, но полностью заменили на особый режим. Вернувшись, Ашот стал в авторитете для всех, и после нескольких лет отсидки его определили в одну из камер положенцем.

За девять лет он прошел настоящую школу жизни и уголовный университет. Освободившись из мест заключения, Ашот не поехал в родной Ереван. Воровская сходка предложила ему отправиться в Узбекистан, одному тамошнему "барину" требовался надежный и опытный человек. Лучше Каспаряна тогда было и не найти. Ашот согласился и впоследствии не пожалел. Ни в чем он не испытывал недостатка, имел просторную квартиру, личную машину, достаточно денег.

"Барином" оказался председатель колхоза, запутавшийся в махинациях с хлопком. Чтобы избежать статьи за расход государственных средств, он бросился искать того, кто сможет ссудить ему необходимые средства. "Добрые люди" нашлись и помогли, но взамен попросили о небольшом одолжении. Суть его сводилась к тому, чтобы горные пастбища засеять опиумным маком. Выхода у орденоносца не было, и он согласился. Ашоту было поручено присматривать за председателем, держать в смирении бомжей, специально привезенных для сбора опиумного "молочка", и принимать курьеров из столицы, которым надлежало забирать готовую продукцию.

Еще десять лет продлилась безбедная жизнь Ашота на юге. Он успел жениться на местной красавице Зухре, и она родила ему сына, которого назвали не по-армянски и не по-узбекски, а по-русски Сергеем.

Но всему приходит конец. Неожиданно за тысячи километров от горного колхоза, в Москве, закипели страсти - "хлопковое дело". Когда в кишлак приехали следователи из Генпрокуратуры, председатель и его опричник не стали ожидать, когда всплывут их горные плантации, и сбежали.

По дороге Ашот придушил орденоносца и завладел его чемоданом, где лежали тугие пачки сторублевок и старинные драгоценности. Несколько лет он скитался по окраинам Советского Союза, а когда в стране начало набирать силу кооперативное движение, направил свои стопы в Златоглавую. Его помнили и пристроили на теплое местечко, только теперь Ашоту Каспаряну этого было мало, он хотел корону вора в законе. В другие времена ему ничего не светило, слишком много параграфов воровской чести он нарушил (был комсомольцем, был женат, имел сына). Но на дворе стоял конец восьмидесятых годов, эпоха всеобщей продажности. Ашот бросил в воровской общак миллион рублей, доставшихся от покойного орденоносца, и его с помпой короновали. Он стал равным среди равных и имел право на свою долю московского пирога.

Но времена стремительно менялись, в теневом бизнесе стали появляться новые участники: спортсмены, бывшие профессионалы из силовых структур, да и просто ловкачи, наживавшие миллионы долларов на разных махинациях.

Начало девяностых ознаменовалось не только развалом СССР и десятками криминальных войн. Шел упорный отстрел воров старой формации, новой бандитской поросли они были как кость в горле.

Вор в законе Ариец, за полгода проводивший на кладбище всех тех, кто еще недавно короновал его, не хотел присоединиться к ушедшим, поэтому уступил свою долю в московском пироге без боя. Вытащив из Узбекистана своего сына (по иронии судьбы жена несколько лет назад умерла от передозировки наркотиков), оформил себе вид на жительство и уехал в США.

Сытая, довольная Америка жила по своим правилам, и неожиданно Ашот Каспарян ощутил, что он не может жить по этим правилам, ему просто не дано их понять, под них подстроиться. Деньги катастрофически таяли, и появился вполне реальный шанс через несколько лет стать нищим, которых в сытой Америке не меньше, чем миллионеров.

Дав сыну Сергею закончить Гарвард, Ашот покинул Америку, но в Россию или Армению возвращаться не стал, отправился в Западную Европу. Здесь уже было полно группировок из бывшего Советского Союза и других социалистических стран, за место под солнцем снова приходилось драться…

Попутешествовав несколько месяцев, Ариец остановил свой выбор на Нидерландах. Через надежного человека, работавшего в Министерстве иностранных дел, он оформил себе документы беженца из Нагорного Карабаха (в Голландии таких любят), а заодно выписал полтора десятка армянских боевиков, мающихся дурью без войны.

Амстердам, красивый, как будто кукольный, город, изрезанный линиями каналов, больше всего привлек внимание Ашота. В фешенебельном районе города он приобрел виллу, куда вселился сам и поселил часть "беженцев", которые выполняли роль охраны. Остальных поселили в большом многоквартирном доме для эмигрантов, так было надежнее.

Серго, ощутивший вкус к западной жизни и безмерно гордый тем, что его отец гангстер (западная трактовка бандитизма), считал, что судьба уготовила ему принять эстафету поколений, но уже в более цивилизованной форме.

Для начала младший Каспарян решил обзавестись легальным прикрытием и предложил отцу купить небольшой ресторанчик в центре Амстердама, переоборудовать и назвать "Русский пельмень". В будущем Сергей собирался создать сеть таких ресторанов по всей стране. Если первая часть задуманного была выполнена довольно легко (отец просто вытащил кредитную карточку и отдал сыну), то со второй было намного сложнее, денег требовалось значительно больше.

Сергей решил и эту задачу с легкостью, свойственной молодому поколению гангстеров. Он задумал ограбить филиал объединенного банка в Брюсселе, "отмыть" деньги в странах Восточной Европы и уже на чистых финансах создать сеть ресторанов "Русский пельмень".

Ашот, наблюдая за деятельностью сына, не мог не радоваться. Он не сомневался в реальности "отмывания" денег и дальнейших вложений, у него еще оставались значительные связи. В конце концов, его мальчик почти с отличием закончил финансово-экономический факультет. Но что касалось ограбления… Тут нужен был специалист с большим опытом, которого не было ни у отца, ни у сына, ни у кого из боевиков-беженцев.

Спрос рождает предложение, Ашот Каспарян через своих знакомых начал поиск спеца по импортному "гоп-стопу". И вскоре его вывели на посредника, который предложил высококлассного наемника по прозвищу Шатун. Репутация у спеца была безупречной, и семейство Каспарянов решило с ним встретиться.

Историческая встреча произошла в Париже, на набережной Сены. Спец действительно походил на медведя: крупный, с грубым лицом и неприятным подозрительным прищуром. Выслушав предложение Ашота, Шатун несколько минут помолчал в раздумье, потом произнес:

- Я позвоню через два дня. Где вы остановились?

"Будет наводить справки", - догадались Каспаряны, старший сам успел кой-какие справки о наемнике навести и даже начал собирать на него досье.

Через два дня спец действительно позвонил и коротко произнес:

- Я согласен за четверть от общей суммы.

Это было не предложение, не торговля. Тон, каким была произнесена эта фраза, означал одно - утверждение. И нанимателям оставалось либо согласиться, либо нет.

Наниматели согласились. Шатун перебрался в Амстердам, и потекли недели планирования и подготовки.

Когда до намеченной акции оставалась неделя, на только что открывшийся ресторан "Русский пельмень" наехал Бушлат, чья группировка контролировала весь русский бизнес Амстердама. Против Бушлата Ариец ничего не мог предпринять.

Выставить полтора десятка боевиков, пусть даже прошедших горнило междоусобной войны, против сотни хорошо вооруженных, оснащенных и готовых на все головорезов было просто смешно. Но даже если бы армяне вздумали сопротивляться, бойня в столице Нидерландов не могла пройти незамеченной. Наверняка сразу же последовали бы адекватные меры со стороны правоохранительных органов не только Голландии, но и всей Европы. А такая реклама никому не нужна. Значит, надо платить, хотя это и было унизительно для Арийца как для вора в законе.

Неожиданно в это дело вмешался Шатун. Выслушав Ашота, он предложил "забить стрелку" Бушлату и сам вызвался поехать на разбор.

Услышав шум въезжающей машины, старший Каспарян прекратил подбрасывать гирю, бесшумно опустил ее на пол и направился к окну.

Из "Бьюика", поправляя полы пальто, выбрался Шатун, он не спеша двинулся в сторону особняка. Выбравшиеся вслед за ним двое боевиков, почувствовав на себе взгляд пахана, повернули головы в сторону дома. На немой вопрос "как дела?" старший из боевиков высоко поднял вверх правую руку с задранным большим пальцем.

Глава 2 Не буди лихо

Удар казался скользящим, хлестким, но был нанесен так профессионально, что бугай Панцирь, взмахнув руками, полетел на пол. Толстый ворсистый персидский ковер поглотил звук падающей туши.

- За что, дядя? - еле ворочая челюстью, ошарашено спросил Панцирь, дивясь силе своего невзрачного на вид родственника и понимая, что день для него сегодня явно не задался. Утром, когда брился перед поездкой на "стрелку", порезался, и вот не верь после этого в приметы.

- За позор, - зло буркнул Бушлат. Другого он, Николай Башлин, вор в законе, задушил бы своими руками, но на племянника, сына единственной сестры, рука не поднималась.

Семь раз судимый вор-карманник для многих был эталоном воровских понятий. Попадая за решетку, ни одной минуты не работал, предпочитая карцер топору или пиле. Ни разу не освободился досрочно, и тому подобное.

Когда из-за систематических побоев руки потеряли чувствительность, воровское сообщество определило законника в далекую Голландию, справедливо рассудив: раз там есть русские барыги, то должен же кто-то с них стричь шерсть.

Уезжая в Амстердам, Николай ненадолго заехал в Люберцы, откуда был родом и где проживала его сестра с племянником. Мысли о сестре вызывали у Башлина особую теплоту, и не от избытка родственных чувств, а скорее наоборот. Раиса была на шесть лет старше, и, когда он был еще сопливым пацаном, она уже была девкой на выданье. Невысокая, полноватая, белокожая, тело, что наливное яблоко. Веселая и острая на язык Рая не спешила выходить замуж, предпочитая главенствовать на городской танцплощадке, где в шумной компании таких же оболтусов можно было выпить дешевого крепленого вина, послушать песни под гитару в пустом ночном парке и, если возникнет желание, заняться "кустотерапией".

Николаю было тринадцать, когда в один из вечеров Раиса пришла с очередной гулянки под хорошим "градусом". Родителей дома не было, летом они жили на даче, где выращивали и сберегали дары земли, которые кормили семью долгую зиму.

Раиса оглядела мутным взглядом обнаженную, еще толком не развитую фигуру брата в длинных сатиновых трусах и, промычав что-то вроде: "Да ты уже мужиком стал", навалилась на него всем телом.

Тогда-то Николай и стал мужчиной. Овладевая сестрой, он не испытывал ни брезгливости, ни отвращения от ее пропотевшего, скользкого, пропахшего табачно-винным перегаром тела. Тогда он испытал состояние наивысшего удовольствия, то ли потому, что это было впервые, то ли еще по каким-то причинам, но больше никогда в жизни ничего подобного он не испытывал.

Наутро Раиса вела себя так, будто между ними ничего не было, Николай тоже не подавал виду, втайне надеясь, что когда-нибудь случай вновь представится. Но случай так и не представился, через год за кражу водки из винного ларька он получил свой первый срок и отправился на три года в колонию для малолетних преступников. Уже в лагере он получил письмо, родители писали, что Раиса вышла замуж за одного из своих ухажеров. Как он тогда переживал… впрочем, о его переживаниях никому узнать так и не довелось. Еще через год из очередного письма узнал, что стал дядей. Совершенно неожиданно, сам еще волчонок, он ощутил небывалую любовь к только что родившемуся существу, в глубине души считая его своим сыном.

После освобождения с пустыми руками возвращаться в семью он не пожелал и рванул в Москву за "подарками". Через три дня для него снова гостеприимно распахнулись двери СИЗО.

Следствие было недолгим. Суд, новый срок и колония, где Николай Башлин определил свою судьбу, сразу же примкнув к ворам. Неглупый парень, он тут же определился и в воровской специализации, выбрав для себя профессию щипача - карманного вора. Опытные карманники, учившие его всем премудростям "ювелирного мастерства", быстро заметили в нем настоящий талант, который они всеми силами старались раскрыть.

Домой он опять не сразу попал. Освободившись, Николай сперва отрабатывал долг учителям, потом отдавал долг государству (в виде очередного срока). Снова освободившись, отправился промышлять на юг, как раз начинался курортный сезон. На взморье он задержался надолго, "чистил" карманы и сумки обывателей. Но сколь веревочке ни виться…

И опять срок. Отбыв очередную отсидку, Николай Башлин, по прозвищу Бушлат, вышел с главным воровским титулом "вор в законе" и с милицейской классификацией "вор-рецидивист". Приезду его в родные пенаты никто не обрадовался. Родителей уже не было в живых, сестра - грузная, краснолицая женщина в застиранном латаном - перелатаном халате, с давно не мытыми волосами, вечно битая мужем, пьяницей Федором, проводником на поездах дальнего направления. И племянник Андрюшка, которому стукнуло уже десять лет, но с которым они ни разу не виделись.

Никому он там не был нужен, хотя подаркам и угощениям семья обрадовалась, что немного сгладило неприятный осадок от первых минут встречи. Устроив на гостинцы гостя шумное застолье, хозяева моментально перепились и устроили драку. Николай, закусив губу, наблюдал, как Федор с остервенением колотит чем попади свою жену (его сестру), но не вмешался, помня, что при любом раскладе будет виноват только он, как неоднократно судимый. Ничего не сказав, он вернулся в Москву, а через месяц проводника Федора какие-то его собутыльники выбросили из вагона где-то под Екатеринбургом. От головы проводника после столкновения с бетонным столбом осталось кровавое месиво. Линейная милиция так никого и не задержала, "дело" о гибели проводника оформили как несчастный случай и со спокойной душой закрыли его.

Будучи вором в законе, Бушлат, кроме привилегий, имел еще и обязанности. Теперь, занимаясь карманными кражами ради удовольствия, он был вынужден время от времени посещать "чалкину деревню", чтобы заменить на зоне смотрящего, у которого истекал срок. В конце концов его авторитет непримиримого сыграл с ним злую шутку. Одна из вологодских зон, куда братва направила Бушлата в очередной раз смотрящим, оказалась под железной пятой "хозяина". Начальник ИТУ носил звание подполковника и был награжден несколькими боевыми орденами и медалями. На хлебную должность "хозяина" он попал после контузии в Чечне. Обозленный вояка не признавал никаких пресс-хат с "шерстяными" урками, никаких иных ухищрений, которые используют в других зонах как противовес воровскому закону. Он ввел свой закон, как сам называл, "закон военного времени", приданный ИТУ отряд спецназа, определенный как группа быстрого реагирования, по малейшему поводу устраивал "маски-шоу". Бушлат, не согласный с происходящим беспределом, хотел в знак протеста поднять зону на бунт, но бунт был подавлен в самом зародыше, а его организаторы зверски избиты спецназовцами.

Николай Башлин очнулся в тюремном лазарете с загипсованными руками. Воровское сообщество затратило немало средств, чтобы оформить ему поселение и впоследствии амнистию. Как вор-карманник Бушлат кончился, потому что пальцы для щипача так же важны, как и для пианиста. Его появлению в Москве никто не обрадовался, никто из законников не хотел делиться с новоприбывшим ни властью, ни деньгами, ни территорией. Так было не только с московскими или питерскими авторитетами, во всей России не нашлось добряка, решившего от щедрот своих помочь собрату. Вот тогда-то и появилась идея с освоением Нидерландов, где в последнее время начал активно развиваться русский бизнес.

Бушлат не стал противиться решению сходки, для любого вора это закон. Захватил племянника Андрея, которому исполнилось уже двадцать два года и который из сопливого, чумазого подростка превратился в шкафообразного верзилу, чемпиона Московской области по кикбоксингу и чемпиона Люберец по бодибилдингу (культуризму), прозванного за габариты Панцирем.

После того как дядя с племянником осели в Амстердаме, оставшиеся на родине законники стали присылать ему своих "торпед". По решению сходки так создавалось объединенное преступное сообщество, представляющее интересы всех заинтересованных сторон. Постепенно разросшаяся группировка Бушлата подмяла под себя весь русский бизнес, заставив платить в воровской общак. Едва кто-то из земляков пытался открыть представительство в Амстердаме, как на следующий день появлялась группа угрюмых "быков", которые тут же объясняли все возможные перспективы, начиная с того, что клиент будет платить, и заканчивая тем, что не будет. Немного поразмыслив, жертва начинала платить, при этом деньги "быки" не брали на руки, их перечисляли на счет одной из фирм в оффшорной зоне.

Назад Дальше