* * *
К Зеленой зоне - специально укрепленному и надежно охраняемому национальной гвардией кварталу в самом центре Багдада, месту обитания большинства иностранных специалистов, они подъехали уже около полудня, с трудом протолкавшись через дневную суету багдадских улиц, настороженно замирая при появлении встречных местных машин, отпугивая наведенными стволами вознамерившийся слишком сократить дистанцию попутный транспорт. Смертники, таранящие на под завязку набитых взрывчаткой машинах технику ненавистных оккупантов, были у всех на слуху. Остаток пути прошел в тяжелом угрюмом молчании и даже показавшийся впереди вожделенный въезд в Зеленую зону никого не развеселил. На внешнем периметре зоны проверку документов и досмотр вели иракские национальные гвардейцы. Напряженные смуглые лица, настороженная готовность в любой момент метнуться за ближайшее укрытие и открыть огонь, легко читающаяся опытным взглядом в фигурах, желания шутить с этими суровыми стражами не вызывали. Гарды дисциплинированно потянули из нагрудных карманов рубашек свои DOD Badges, специальные пропуска, определяющие их статус, как работников нанятой коалицией охранной компании. Высокий худощавый араб с огромным орлиным носом и роскошными густыми усами, чем-то напомнивший Стасеру растиражированного вдоль только что пройденной дороги мозаичного Хусейна, придирчиво изучил поданные документы, потом, заулыбавшись, разрешающе махнул рукой, указывая в сторону специального бездосмотрового коридора. Однако Стасер успел заметить, что, не смотря на явное дружелюбие старшего, двое его напарников так и не убрали ладоней с пистолетных рукоятей своих китайских "калашей", продолжая пристально следить за экипажами обеих машин характерно прищуренными глазами снайперов.
Чуча слегка поддав газку осторожно покатил мимо длиннющей очереди из разнокалиберных машин, хозяевам которых не повезло заручиться столь же убедительными ксивами как у гардов. Стоящие в ожидании придирчивого досмотра провожали два запыленных хаммера долгими завистливыми взглядами все то время, что они преодолевали извилистый путь между перекрывающими дорогу бетонными блоками и средствами принудительной остановки.
Прощались с Мактаубом они возле вполне европейского вида отеля, в котором инспектор должен был хорошенько отдохнуть после утомительной дороги, чтобы собраться с силами перед предстоящим вечером того же дня перелетом на Кипрский аэродром Ларнака. Прямых рейсов в Соединенное Королевство из Багдадского аэропорта видимо не было, а может просто инспектор решил слегка попутешествовать, благо Компания платит.
Стасер грязный, покрытый пороховой гарью, копотью и пылью с головы до ног стоял посреди чистой гладко заасфальтированной улицы в центре чужой столицы, и устало отмечал про себя брошенные украдкой на него и его людей заинтересованные и удивленные взгляды прохожих, большей частью нормальных совершенно по-европейски одетых мужчин и женщин. В основном, конечно, мужчин. Женщин иностранных специалистов в Зеленой зоне не так уж и много. Мактауб копошился на заднем сиденье хаммера как большой навозный жук, всю дорогу он безропотно просидел зажатый с двух сторон литыми плечами собственного телохранителя и не уступавшего тому по части мускулатуры Крота, и вот теперь пытался расправить затекшие и онемевшие члены. Наконец инспектор соизволил выкарабкаться на тротуар и с наслаждением потянулся, мотая головой и, видимо от недостатка кислорода, зевая так, что Стасер всерьез решил, что сейчас его подопечный вывихнет себе челюсть.
- Мистер Мактауб, вот отель в котором для Вас забронирован номер.
Стасер старался говорить спокойно и ровно и, похоже, ему это удалось. Ни сам Мактауб, ни вытаскивающий из багажного отделения хаммера инспекторские чемоданы Стив, ни суетившийся тут же секретарь ничего не заподозрили.
- Да, благодарю, - благосклонно кивнул лобастой головой инспектор.
- Мы доставили Вас по указанному адресу, целым и невредимым. Думаю, что на этом наша задача может считаться выполненной, не так ли?
- Да-да, конечно, я же сказал, благодарю Вас, можете быть свободны… - уже с раздражением бросил ему Мактауб.
В самом деле, чего к нему привязался этот русский, или этому дикарю совершенно не известны даже в первом приближении правила хорошего тона? Он что не понимает, что после столь утомительной и опасной дороги, Мактаубу необходим покой, душ, а лучше расслабляющая ванна и, конечно, добрый глоток любимого шотландского виски. Истинные джентльмены, к коим Мактауб без сомнений себя причислял, очень тонко чувствуют разницу между настоящим шотландским виски и вульгарным американским кукурузным самогоном. И хотя сами янки, как правило, воротят нос от напитка составляющего национальную гордость Шотландии, заявляя, что он де пахнет дымом. Но! Чего же еще в принципе ждать от этих не умеющих ценить прекрасное выскочек и плебеев…
- Я так понимаю, - вновь прервал его размышления неугомонный русский. - Что если на этом выполнение нашего задания закончено, то мы больше не связаны какими-либо обязательствами перед Вами?
Очень не понравился Мактаубу тон, которым эти слова были сказаны, резкий, хлесткий, совершенно не почтительный. Такого обращения в свой адрес всемогущий инспектор Компании не слышал уже много лет, просто негде и не от кого ему было такое услышать. Он даже в удивлении приостановился и вскинул глаза на говорившего, хотя и собирался уже, считая, что прощание состоялось, отвернуться от командира гардов и топать себе в гостиницу. Нехорошее лицо было у чересчур навязчивого русского, какой-то первобытной жутью повеяло от него на Мактауба: глаза - злые узкие щелочки, сжатые в нитку бледные губы и хуже всего само собой мелко пульсирующее правое веко, отчего казалось, что искаженное пугающей гримасой лицо ему еще и заговорщицки подмигивает. Тут только заметил он, что куда-то неожиданно исчез из поля видимости вездесущий секретарь, телохранитель подозрительно долго копается в багажном отсеке, а со всех сторон его обступили молчаливые гарды.
- Я Вас не понимаю, что Вам угодно? - фраза должна была получиться значительно-начальственной, такой, что сразу дала бы понять зарвавшемуся наемнику, где его место и как он должен обращаться к людям неизмеримо себя выше и весомее.
Должна была, но не получилась. Голос подвел, в самой середине, там, где следовало изобразить многозначительный нажим, сорвался и, что называется, дал петуха. Видимо поэтому-то и не подействовала и вся речь в целом, вызвав на лицах гардов вместо планируемого почтительного страха лишь презрительные кривые усмешки.
- Мне угодно спросить, известно ли уважаемому инспектору, что за время дороги я потерял убитыми двух своих людей, а еще один ранен? - в голосе прорезалась опасная бритвенной остроты сталь.
Конечно, инспектору это было известно, не зря же он вместо спокойной и комфортабельной поездки вынужден был сидеть чуть ли не в обнимку с гориллоподобным русским из третьей машины, неприятно вонявшим потом и едкой гарью.
- Да, конечно, - заторопился Мактауб. - Конечно, конечно. Парни погибли как настоящие герои. Я буду ходатайствовать… Компания сделает все от нее зависящее… Похороны за наш счет… Все полагающиеся выплаты родственникам…
- У Барса никаких родственников не было, - угрюмо пробасил кто-то из контрактников. - Да и у Клепы всей родни - жена, что ему постоянно рога наставляла, и дочь, которая его боится и психом считает.
"Черт, где же носит этого идиота Стива? Нашел время возиться с барахлом! Пока он там чемоданы с сувенирами ворочает, эти сумасшедшие меня здесь убьют! - прыгали, несясь по кругу бешеным галопом мысли Мактауба. - Слава Богу, кажется идет! Ну давай же, Стив, миленький, ну быстрее!"
- Выплаты, это конечно хорошо, - все так же недобро продолжал Стасер сверля внезапно начавшего дрожать Мактауба тяжелым взглядом. - Но ответь мне на один вопрос. Какого хрена тебе понадобилась эта поездка? Что на вертушке не леталось?
Инспектор ничего не успел пояснить по этому поводу, потому что внезапно страшный русский протянул к нему свою твердую, как крабья клешня и такую же заскорузлую руку. Цепкие пальцы ловко сгребли Мактауба за ворот и без видимых усилий вздернули его грузное тело на носки. Наконец заметивший, что с шефом происходит что-то неладное Стив стремглав кинулся на выручку, на ходу стремительно бросив руку к наплечной кобуре. И был остановлен упершимся в живот автоматным стволом.
- Не делай ничего. Не надо, - тихо и задушевно произнес Чуча, отщелкивая предохранитель.
Сказано это было по-русски, но такой убеждающей силой веяло от враз заледеневших арктическим холодом Чучиных глаз, что сроду не понимавший русских слов Стив, осознал все мгновенно. До самых кончиков кишок продрало его понимание, заставив медленно и осторожно отодвинуть от опасной игрушки руки и заложить их за голову.
- Молодец, - кивком одобрил его действия Чуча. - Значит, поживешь еще…
- Так что? Молчишь?! - шипел меж тем, встряхивая обвисшее тело Мактауба Стасер. - Хотел впечатлений набраться, гандон?! Чтобы было что по лондонским клубам рассказывать? Чтобы телки визжали, а мужики героем тебя считали? Так, да?! Отвечай, говно, не молчи! И за это должны были погибнуть двое парней, что на деле в сто раз лучше и честнее тебя, говнюка?! Так?! Или ты думаешь, что вы - пидоры, всех нас за свои сранные бабки с потрохами купили?! Да? Так думаешь?! Что с нами все что угодно вытворять теперь можно, да?!! А хочешь я тебе сейчас полный рот этих ваших фантиков напихаю, и жрать заставлю?! Хочешь, сука?!!
Полузадушенный Мактауб лишь надрывно хрипел. Лицо его налилось кровью, глаза закатились, на лбу вздулись синие веревки вен. На светло-песочных камуфляжных штанах инспектора Компании в районе паха расплывалось темное влажное пятно.
- Оставь его, командир. Не связывайся с говном. Не видишь он уже с перепугу обоссался, - Крот как всегда говорил по-крестьянски обстоятельно и размеренно. - Пацанов теперь все равно не вернешь. А если его вслед за ними послать, то им же хуже сделаем, уж больно хреновая компания выйдет…
Секунду Стасер боролся с искушением сильнее сжать пальцы, перехватив под них такой доступный кадык, он почти почувствовал, как вминаются, ломаясь под натиском его сильной руки податливые хрящи этого жирного горла. И вдруг ненависть еще мгновенье назад непреодолимой силой распиравшая его нутро, требуя выхода, схлынула, пропала куда-то, уступив место усталой брезгливости. Багровый туман перед глазами рассеялся и вместо ненавистного врага увидел перед собой командир наемников всего лишь насмерть перепуганного немолодого уже человека, нелепо смотрящегося в гротескном, будто наряд арлекина пустынном камуфляже.
- Ладно. Живи, урод, - хрипло выдохнул он, разжимая пальцы. - Поехали, парни, воняет здесь…
- Похоже, командир, ты теперь безработный, - меланхолично заявил, устраиваясь на заднем сиденье, Крот.
- Плевать. Чуча, трогай!
- Ага! Потрогал и охренел! - хохотнул водитель, поворачивая ключ в замке зажигания.
Мощные моторы плавно зарокотали, и через несколько секунд на тротуаре перед отелем остались лишь осевший безвольным кулем на асфальт инспектор и пытающийся растирать ему шею Стив.
- Пошел вон, долбанный ублюдок! - взвыл Мактауб отталкивая телохранителя и тут же заперхал, закашлял слишком сильно пережатым горлом.
Уносящие его обидчиков хаммеры свернули, исчезнув с глаз.
- Долбанные русские! Дикари! Варвары! Вы мне за это еще ответите! Я на вас в суд подам! Нищими оставлю! Все свои деньги отдадите, до последнего цента! - кашлял им вслед инспектор.
* * *
От тела девушки исходил пряный аромат чужих незнакомых трав, запах кружил голову, побуждая на все новые и новые постельные подвиги. Она была покорна и нежна, действительно старалась доставить ему максимально возможное удовольствие. Честно отрабатывала полученный гонорар. Эта мысль неожиданно сбила его и, вновь накатившее было возбуждение, схлынуло, уступив место самой обычной усталости. Девушка, чутко уловив перемену его настроения, чуть отодвинулась и замерла, внимательно вглядываясь в его лицо. Он тоже взглянул на нее пристально, в красноватом свете ночника ее обнаженное тело казалось совершенным, лишенным малейших изъянов, будто выточенным из темного дерева талантливым мастером, не допустившим ни единой ошибки. Такое тело должно принадлежать королеве, быть недостижимой вершиной стремлений тысяч и тысяч мужчин, а отнюдь не продаваться по весьма скромной цене любому из заполонивших эту страну иностранцев. От этого вопиющего несоответствия на миг захватило дух, а потом почему-то возникла нерациональная, необъяснимая злость на это прекрасное и вместе с тем так низко павшее существо. Этот припадок злобы был тем более глуп, что не будь эта девушка проституткой не видать бы ему никогда этих плавных мягких изгибов, так волнующих его воображение, не испытать бы радости обладания этим чудом, не видеть горящих черными звездами глаз, не касаться матовой шелковистости кожи. Стараясь справиться с собой, он нашарил валяющуюся на туалетном столике пачку сигарет, вытянул одну и, щелкнув зажигалкой, выпустил к потолку клуб горького дыма.
- Куришь?
- Нет, что ты. Я же мусульманка, у нас женщины не должны курить.
- Да ты что?! У вас такие высоконравственные женщины! Они не курят и не пьют вино, зато за деньги спят с чужими мужчинами, как последние шлюхи. Браво! Я просто восхищен женщинами Востока!
Она вздрогнула всем телом, как от пощечины и отстранилась от него еще дальше, спрятав лицо в ладонях. Неожиданно перед его мысленным взором появились маленькие, будто кукольные ладошки девчонки-снайпера, неровно обкусанные короткие ногти на пальцах… Он сосредоточенно запыхтел сигаретой, уже отчаянно жалея о только что сказанном, но, абсолютно не представляя, как теперь выходить из сложившейся ситуации.
- Ты обидел меня… - бесцветным голосом, так и не отняв закрывающих лицо ладоней, произнесла девушка. - Ты специально хотел меня унизить. Ты думаешь, что если я вынуждена продавать свое тело, то, заплатив за него, ты приобрел права и на душу и теперь можешь меня оскорблять и унижать?
Он уже ненавидел и презирал себя за сказанное, чувствуя смущение и стыд.
- Прости меня. Я не хотел обидеть тебя, просто эти слова сами сорвались с языка. На самом деле мне очень плохо и больно и я, наверное, чисто инстинктивно стараюсь причинить боль тем, кто меня окружает, чтобы и им было так же плохо, как мне.
Она приподнялась на локте и внимательно посмотрела ему в лицо, он выдержал ее взгляд.
- Да я вижу. Все действительно так, как ты говоришь. У тебя недавно произошло какое-то горе. Ты потерял кого-то из близких? Может друзей?
- Да. Ты права. Потерял. Сделал все что мог, чтобы их спасти, но они все равно погибли, видимо потому, что я мог недостаточно. И теперь я понимаю, что во всем этом была моя вина, такая, которую уже не искупить. Я был слаб и труслив, я позволил обмануть себя словами о долге, чести и выполнении приказа. Я испугался и не смог настоять на своем, а в результате погибли двое ни в чем не виновных людей, а я жив и даже получу в награду деньги. От этого мне плохо.
- Да, так бывает, когда виноваты одни, а погибают другие. Так погиб мой муж, он был учителем в школе, и его убила бомба во время авианалета. Он вел своих учеников в убежище и не успел. Он не состоял в партии Баас, не был почитателем Хусейна и совсем не умел стрелять, потому что никогда не служил в армии. Он ничем не угрожал американцам, а они все-таки убили его.
- Американцы убили твоего мужа, а ты теперь работаешь здесь в "Зеленой зоне"?
- Как видишь, - она с вызовом тряхнула головой, плеснув по плечам темными волнами длинных вьющихся крупными локонами волос. - Они убили моего мужа, а я позволяю им пользоваться моим телом, тем самым, что раньше принадлежало только ему одному. Можешь презирать меня и называть шлюхой. Только помни, что я всего лишь слабая женщина. Я не умею обращаться с оружием и ненавижу насилие, я не хочу убивать и умножать страдания, которых на земле и так достаточно. Я хочу просто жить, жить и не бояться бомбежки и ракетных ударов, не ждать каждую ночь, что ко мне ворвутся вооруженные люди и изнасилуют меня, как это уже было, когда наш город штурмовали морские пехотинцы. Я хочу, чтобы у меня были деньги, чтобы купить еду и одежду. А ведь у меня нет никакой профессии, я ничего не умею, только вести хозяйство и быть хорошей женой. И еще у меня есть это тело, то которое нравится мужчинам и за обладание которым они готовы платить.
- Я же сказал, что не хотел тебя обидеть…
- Ты сказал… - с горечью в голосе повторила она. - Ты сказал… Так скажи мне тогда кое-что еще. Ответь всего на один вопрос. Зачем вы пришли сюда? Разве мы звали вас? Разве мы хотели, чтобы вы поломали нам жизнь? Разве была бы я сейчас проституткой, если бы вы не убили моего мужа? А вы сами? Вас уже убивают. Исподтишка, из засады, в спину… Но все чаще и чаще… Разве вы сами не видите, мы не хотим, чтобы вы были здесь! Мы не хотим, чтобы чужие люди, верящие в другого бога и живущие в другой стране, указывали нам что хорошо, а что плохо и заставляли жить по своим, чуждым нам законам. И чем дольше вы здесь, тем будет хуже. Ненависть рождает ненависть. Вы слишком многих убили, чтобы это можно было забыть и простить. Душам умерших не будет покоя, пока они не отмщены, а значит, вас будут убивать. А вы в ответ будете убивать нас, не ради поиска несуществующего химического оружия, не ради нефти, или установления демократии, а тоже из мести за своих погибших и из страха перед нами, чтобы не погибнуть самим. Страх и ненависть - вот что ждет наши народы, страх и ненависть, что закроют нам глаза и иссушат душу. А человек с высохшей душой страшен, в нем нет жалости ни к себе, ни к другим. Так ответь мне, солдат, умеющий чувствовать боль, для чего тебе быть здесь? Что ты хочешь найти в нашей стране?
- Ты все перепутала, женщина, - хрипло произнес, отводя в сторону взгляд, Стасер. - Я не американец. Я не бомбил ваши города и не убивал твоего мужа. Я приехал сюда из России, мне платят, за то, что я охраняю нефтебазу в Эль-Хайме. Я здесь просто работаю.
- Вот как, - в ее голосе вновь зазвучала неприкрытая горечь. - Ты приехал сюда из России. Я многое знаю о России. Так скажи мне, неужели там уже нет совсем никаких проблем, что ты приезжаешь в чужую страну, чтобы помочь ей жить так, как ты считаешь правильным? Все, что нужно было сделать в России, ты уже сделал? И стоит ли идти наводить чистоту в доме соседей, когда свой собственный зарос грязью?