Взяв пистолет наизготовку, он шагнул вперед. Он уже знал, что случилось что-то ужасное, и какими бы храбрыми ни были эти матросы, они явно были не готовы к встрече с тем, что поджидало их в этой каюте. А потом, словно сметенные рукой великана, храбрецы повалились на Василия, сбив его с ног. Револьвер вылетел из его руки, и Василий со всего маха приложился спиной об пол коридора. Боль была сильной, но это ерунда. Много хуже было то, что он выронил оружие, а впридачу на него рухнул один из матросов. Яростно молотя руками и ногами, Василий сдвинул неподвижное тело, голова матроса качнулась, и на Василия уставились мертвые, пустые глаза. Лицо несчастного скривилось от ужаса, превратившись в чудовищную, нечеловеческую маску. Этот человек секунду назад был жив, а теперь мертв, и что самое ужасное, у него вырвали часть живота и теперь кровь и внутренние жидкости вместе с кишками выплеснулись на Василия. Весь в крови и ошметках чужой плоти, он ерзал на ковре, пытаясь подняться, а тварь, убившая матросов (второй тоже, скорее всего, был мертв), метнулась к нему, сжала в смертоносных объятиях. Судя по остаткам платья, это была горничная, только ее белоснежный передник стал красным от крови, и голова… голова ничуть не напоминала голову женщины. Из щек и подбородка вытянулись розовые отростки, увенчанные зубастыми присосками. Они шевелились, словно обладали собственной жизнью, и тянулись, тянулись к лицу Василия. "Медуза Горгона, да и только, - подумалось ему. - Нет, у той змеи были вместо волос, а лицо было божественно прекрасно…" Содрогаясь от отвращения, он попытался подобрать ноги под себя и отшвырнуть тварь, но сделать это оказалось не так-то просто. В какой-то миг он ухватил тварь за руки и закричал от омерзения - костей в руках не было. На них были те же самые присоски. Они, словно гигантские Щупальца, стали обматываться вокруг кулаков Василия, пытаясь сломать ему пальцы. Еще чуть-чуть, и он уже готов был поддаться, разрешить плотоядным присоскам впиться в него.
И тут где-то рядом, над самым ухом, громыхнуло. В тот же миг половина головы твари превратилась в кровавое месиво, забрызгав лицо Василия смесью из крови, мозга и костной крошки. Мгновение чудовище еще сжимало оперативника в своих смертоносных объятиях, а потом кольца разжались.
- Минус раз, - объявил знакомый голос.
Рванувшись изо всех сил, Василий чуть приподнялся на локтях, но, поскользнувшись на залитом кровью полу, рухнул назад, больно ударившись затылком. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, ухмыляющийся Григорий Арсеньевич с револьвером, из ствола которого тянулась тонкая струйка дымка.
Глава 4
Обитель Шоготов
[1928]
На дне всех миров, океанов и гор
Цветет, как душа, адамантовый бор -
Дорога к нему с Соловков на Тибет,
Чрез сердце избы, где кончается свет.Н. Клюев. "Вселенский рычаг"
- И что вы тут делаете? - поинтересовался батька Григорий.
- А вы?
- Нехорошо отвечать вопросом на вопрос, - проворчал батька. - Тем не менее, я спросил первым.
Василий прищурился. Как бы хорошо ни относился он к этому человеку, они жили по разную сторону баррикад, и батька Григорий был врагом, а врагу не следовало знать ни про самолет, ни про пакет. Однако врать тоже не стоило. Батька вранье чувствовал за версту и не любил, когда его водят за нос. Значит, нужно сказать правду, но не всю, так, чтобы и тайну не открыть, и не завраться.
- Нам нужно встретиться с патрулем, - неопределенно протянул Василий. - Мы шли от лагеря геологической партии, да нарвались на японцев. С нами был комсорг, но его смертельно ранили…
Батька смерил Василия оценивающим взглядом.
- Сам дострелил?
Василий задохнулся. "Откуда он знает?"
- И не строй мне такую кислую рожу, сам все вижу, - вздохнул батька. - Пакет-то с аэроплана у тебя?
У Василия перехватило дыхание.
- Как… вы…
- А чего тут сложного. Если ты ищешь патруль, которого в этих лесах отродясь не было, значит, тебе нужно что-то передать. На словах? Вряд ли… Значит, у тебя пакет. И еще… Тут в лесу японцев больше, чем грибов, и все про какой-то аэроплан болтают. Так что связать одно с другим сложности не составляет.
- А вы как тут очутились? - в свою очередь спросил Василий.
Батька хмыкнул, потом какое-то время молчал, а когда заговорил, произносил слова медленно, словно с большим трудом подбирая их.
- Скажем так… Я получил тревожный сигнал от своих друзей и приехал им помочь. Можешь не волноваться, к твоему пакету у меня нет никакого интереса. Только вот я с помощью, боюсь, опоздал, - и он кивнул в сторону темного дома, обнесенного высоким забором.
- Ну, долго вы еще болтать будете? - встрял, не выдержав, Федот. - Скоро уж совсем стемнеет.
- Может, не пойдете? - батька поигрывал револьвером.
Василий на мгновение задумался. А может, и ладно, может, и бог с ним. У батьки своя война, у меня своя. Сейчас взять Федота да пойти дальше. К утру выйдем в места заселенные, там и отдохнем. А потом он подумал о тяжести в ногах, усталости и о том, каким станет к утру, если не отдохнет. В конце концов, что может быть столь ценного в пакете, что до утра не подождет? Не рыба, не стухнет.
- Хорошо, - кивнул Василий. - Останемся на ночь. Но…
- Не беспокойся, сказал ведь: мне до твоего пакета нет никакого дела. А вот на японцев в темноте нарветесь и глазом моргнуть не успеете.
- Это точно, - поддакнул Федот. - Вот помню, как-то в японскую…
- Воспоминания на потом! - отрезал батька Григорий. - Нам сначала нужно хутор осмотреть. Там кто похуже японцев оказаться может, - и от того, как произнес он эти слова, холодок пробежал по позвоночнику Василия. Он-то видел изуродованного пассажира аэроплана… - Пошли, - и батька махнул пистолетом в сторону больших деревянных ворот.
Василию ничего не оставалось, как подчиниться. С батькой спорить не стоило. Если бы он сказал прыгать в нужник, то лучше прыгнуть, потому на это были бы веские причины и по-другому было бы никак.
Они выбрались на дорогу и на мгновение замерли, рассматривая огромные ворота, сколоченные из толстых бревен.
- Интересно, зачем хутору посреди лесной чащи такие крепости возводить? - удивился Василий, рассматривая массивные бревна, каждое толщиной с его ногу. - От волков, что ли?
- От медведей, - пояснил Федот. - И не только. Тут зимой всякая жуть бывает…
- Сказки все это.
- Вы бы меньше лясы точили! - батька, держа револьвер наготове, решительно вышел вперед, толкнул гигантскую створку, и та качнулась. - Однако, ворота открыты. Судя по всему, местным обитателям они не помогли. Ну-ка, помоги, - обратился он к Федоту.
Вдвоем они ухватились за выступы бревен и, упершись ногами, потянули на себя одну из створок. Та, страшно заскрипев, с трудом поддалась.
- Стоп, хватит, - приказал батька, когда створки ворот разошлись, образовав щель, в которую без труда мог проскользнуть человек.
Только теперь Василий хорошенько рассмотрел своего старого знакомца. Выглядел батька совершенно обыденно, встреть его кто в лесу, он бы не узнал в нем отважного авантюриста. Кирзовые сапоги, потертая солдатская шинель, военный картуз времен Первой мировой. За спиной котомка, видавшая лучшие времена. Сам же барон отпустил бороду и теперь больше походил не на бравого комиссара, а на Николая Второго, пусть земля ему будет пухом!
- Пошли, пошли, - подгоняя своих спутников, батька направился во двор хутора. - Двигай, Василек, а то ходишь, как полудохлая муха. Так и пулю словить недолго.
Через мгновение они уже были во дворе, и открывшаяся картина оказалась не из приятных. По всему двору, от ворот до самого дома, были разбросаны трупы собак, и не просто трупы, а тела, разодранные на куски неведомой силой. Судя по всему, собаки отчаянно защищались, но шансы были не равны.
Федот, увидев это кровавое зрелище, замер, широко отрыв рот, и, что-то бормоча себе под нос, стал быстро креститься. А Василий… Если честно, он ожидал чего-то подобного, может, даже чего похуже. В тот момент, когда появился батька Григорий, он понял: сейчас начнется. И ждать долго не пришлось.
- Ну что уставились, ворота теперь закрыть надо, чтобы к нам нежданные гости не пожаловали.
В этот раз помогал барону Василий. Навалившись, они с трудом сдвинули створки, а потом положили в скобы огромное бревно-задвижку, окованное железом. Теперь ворота можно было открыть разве что с помощью динамита.
Потом батька занялся изучением останков. Склонившись над одной из собак, он долго изучал разорванное тело, покрытое неприятной на вид липкой полупрозрачной субстанцией. Василий присел рядом и поинтересовался:
- Кто это их?
- Шогготы, - медленно произнес батька Григорий. - Вот ведь твари. И Ключник хорош…
- Как вы сказали?.. - переспросил Василий.
- Шогготы… черные блестящие твари метра три в длину. Дождевые черви и опарыши на их фоне настоящие красавцы. Живут под землей… В общем, когда почуешь отвратительный запах, сразу поймешь: это оно.
- И откуда они тут взялись? - продолжал неугомонный Василий.
- Они были тут всегда, до того как появились этот лес и этот хутор.
- А… - начал было Василий, собираясь задать еще один вопрос, но батька остановил его.
- Тпру… Много будешь знать, скоро состаришься, а то умрешь, и состариться не успев, - а потом, бросив косой взгляд на все еще крестящегося Федота, прибавил: - Ему про червей не рассказывай. Он у тебя, похоже, мужик ранимый, глядишь, не выдержит правды жизни, свихнется. Что с ним потом делать? Или ты его, как вашего раненого…
- Да прекратите вы! - взвился Василий. У него и без того при воспоминании об Илье на душе кошки скребли. Хотя что он мог еще сделать? Так избавил товарища от мучений, а иначе, если бы они потащили его с собой, то не дотащили бы даже до хутора. Сдох бы он по дороге, да и от японских патрулей им с такой легкостью было бы не увернуться. Если бы с ним остались сидеть, он бы все равно помер, но тогда с пакетом вышла бы неприятность. Да и японцы, если один раз аэроплан нашли, то непременно обнаружили бы его еще раз, в крайнем случае, отправились бы искать своих пропавших солдат. А о возвращении в лагерь геологов и речи не шло. К тому же там тоже некому было помочь Илье. Врач геологической партии мог вылечить разве что насморк или мозоль. Судя по его спитому виду и трясущимся рукам, на большее он потенциально не был способен.
- Да ты не обижайся, - батька похлопал Василия по плечу. - Пошли в дом. Надо осмотреться. Может, кто живой и остался, хотя я лично в этом очень сомневаюсь.
Оставив собачьи останки и осторожно обходя растерзанных животных и лужи крови, они направились к дому.
- Федот, хватит молиться, подь сюды, - позвал Василий.
А батька тем временем, выудив из-под крыльца толстую ветвь, обмотал ее невесть откуда взявшейся тряпицей, а потом запалил самодельный факел.
- И тебе советую сделать то же самое, - сказал он, заметив вопросительный взгляд Василия. - Во дворе темнеет, а в доме уже темно.
Но вместе того, чтобы запалить еще один факел, Василий достал из кармана электрический фонарик.
- Ну, с Богом! - выдохнул батька и, не дожидаясь Федота, поднялся на крыльцо и решительно взялся за дверную ручку. Револьвер он держал наготове в левой руке. Василий направился за ним.
Рывком распахнув дверь, батька Григорий шагнул во тьму сеней, Василий следом. Сзади заскрипели ступени крыльца. Федот, не желавший оставаться во дворе в одиночестве, поспешил за своими спутниками.
Оказавшись в доме, батька и Василий застыли. Батька поднял факел повыше, а Василий стрелял лучом фонарика из угла в угол. Но в помещении ничего такого-этакого не было, обычные сени в сельском доме. Куча вещей на стенах и на столе в дальнем конце. Огромный платяной шкаф, наверняка до отказа забитый старыми тряпками.
- Дубль номер два, - объявил батька.
Но и в открывшейся им горнице не оказалось ничего подозрительного, если не считать отсутствия хозяев.
К этому времени Федот присоединился к ним, собираясь и дальше идти вместе, но батька осадил его.
- Послушай, сердешный, - заговорил он, обращаясь к старому охотнику, - я бы попросил тебя остаться в сенях. Мало ли какие гости к нам пожалуют, а мы вовремя об этом не узнаем. Ты бы посторожил чуток, а мы бы пока дом осмотрели, а то мало ли на что наткнемся. А ты, я вижу, человек нервный, глубоко верующий, тебе на лишние ужасы глазеть незачем, - и через несколько секунд, когда Федот отправился к дверям во двор, батька махнул в дальний конец горницы. - Там дверь, скорее всего, ведет в сарай и подсобки. Давай туда и смотри в оба, а я здесь поверчусь. - И он указал на дверь, ведущую куда-то в недра дома.
Василий послушно кивнул. Потом, подсвечивая фонариком, отправился к дальней двери. Там оказалась еще одна светелка. Судя по прялкам и вышивкам, тут работали женщины или девушки. Вот только куда они подевались?
Еще одна дверь. Подсобка, больше похожая на кладовку, заваленную всяким хламом, и, наконец, сам сарай - огромное помещение, с сеновалом. И нигде ни коня, ни коровы. Нет, если бы Василий натолкнулся на разорванные трупы, то все было бы по крайней мере ясно. Ну, напало на хутор стадо медведей. Очень хитрых таких медведей, которые могут и ворота открыть, и жертв своих вонючей слизью измазать (в шогготов Василий определенно не верил). Но куда девались люди и весь скот?
Пусть даже их растерзали и съели. Следы все равно должны были остаться.
Василий внимательно осмотрел сарай, шаря по сторонам тонким лучиком фонаря. Теперь, оказавшись в таком огромном помещении, он пожалел, что не послушал батьку и не запалил факел. Света маленького фонарика явно не хватало. Хотя на что тут смотреть? Сено, телега, оглобли и хомуты. Сарай как сарай.
Василий хотел было уже уходить, когда внимание его привлек сеновал. Нет, прежде чем уйти, он, для очистки совести, должен всенепременно туда слазить. Вдруг… Что может случиться "вдруг", об этом Василий предпочитал не задумываться. Но сеновал нужно было осмотреть. Словно какое шестое чувство подвело его к приставной лестнице, ведущей наверх. Он уже пристроил ногу на первую перекладину, когда какой-то шорох наверху привлек его внимание. Василий поднял голову и уставился на нацеленное на него двуствольное охотничье ружье.
- Ты хто? - спросил невидимый хозяин ружья.
- Геолог, - тут же нашелся Василий, - из партии, что у истоков Черного ручья. Василием зовут.
- А… - с облегчением протянул незнакомец. - Тольхо что-то молод хы для хеолоха.
- Теперь молодые новую жизнь строят, - заметил Василий. - Ну, ты ружье-то убери.
- А вдрух врешь?
- Честное комсомольское.
- Вот бесово семя. Что мне хвой "мол" этот. Ты ихоной Божей матери похлянись.
Больше всего Василий хотел послать невидимого стрелка, но деваться было не куда, пришлось покривить совестью.
- Хорошо… Клянусь иконой Божьей матери… - нехотя произнес он.
- Ну, смотри… Матерью самого боха похлялся, - продолжал стрелок-невидимка. - А как обманешь, тах мать твоя заболеет и помрет, и всему твоему семени удачи не будет да седьмохо холена…
Потом доски сеновала заскрипели, и по лестнице стал спускаться мужичок. Роста он был небольшого, но коренастый не в меру. В лаптях и безрукавке, надетой по некогда белоснежную рубаху. Поверх безрукавки, через голову у него был перекинут охотничий патронташ. Сам же он так зарос бородой, что черты лица его было не разобрать, разве что нос картошкой возвышался над седыми зарослями усов.
- А зовут-то тебя как? - поинтересовался Василий.
- А похто тебе мое имя? - встрепенулся мужичок. - Или заховор какой наложить хочешь? А то смотри. С этим у нас строхо. И посему имя мое тебе не надобно.
- Так как же мне тебя звать? - удивился Василий.
- А зови Хозяин, раз ты в моем доме.
Наконец мужичок слез с последней ступени и встал рядом с Василием. И хотя оперуполномоченный роста был невысокого, незнакомец приходился ему как раз по плечо.
- Ну, что, пошли, Хозяин, - кивнул в сторону двери Василий. - Или там, на сеновале, кто еще есть?
- Никохо более, - заверил тот. - Остальные в лес ушли.
- Зачем? - удивился Василий.
- А как все кончится, так и вернутся.
- Что "все"?
- Послухай, - незнакомец внимательно посмотрел на Василия, - ты дурах или прихидываешься? Если знаешь, о чем речь идет, то и ховорить ничего не надо, а ежели нет, то зачем все это тебе? У тебя свои дела, у нас свои…
- Пошли, давай. Пусть Григорий Арсеньевич с тобой разбирается…
- Кто, кто?
- Топай, узнаешь.
- Они прошли назад в первую горницу. Батьки там не было, Василий выглянул в прихожую - Федот стоял на посту, внимательно глядя в сторону ворот, однако его правая рука то и дело чертила крестное знамение. Василий повернулся к Хозяину.
- Ты садись пока… - махнул он в сторону скамьи, вытянувшейся вдоль окон.
- Хорош хость, хозяину сесть предлахает.
- Хорош хозяин, на сеновале от гостей прячется, - в тон коротышке отвечал Василий.
- Хости, они ведь разные бывают.
- Точно так же как хозяева…
- О чем спор? - на пороге появился батька Григорий.
"Беседуя" с Хозяином, Василий и не заметил, как тот появился. Только что его не было, и вдруг… раз… и возник ниоткуда…
- Разные взгляды на жизнь… - неопределенно протянул Василий.
- А… - с пониманием кивнул батька Григорий. - Но мы все эти выяснения отношений на потом оставим. Сейчас не до того. Что тут было? - последний вопрос он задал в упор, глядя на Хозяина.
- Ты, мил человех, собственно, хто будешь?
- Тот, кого вы звали и кого ты тут поджидаешь, - отрезал барон.
- ?..
- Старец с Длинного озера передал, что у вас беда…
- Да уж… - отозвался Хозяин. - А этот, что, тоже с тобой? - и он кивнул в сторону Василия.
- Нет, - покачал головой батька. - Так, попутчик, да к тому же старый знакомый.
- Только вот от знакомохо твоехо новой властью за версту тянет…
- А чем тебе советская власть… - начал было Василий, но батька движением руки приказал ему замолчать. - Ты, Василек, пока тихо посиди. Пусть человек расскажет, что за беда тут случилась. А ты, мил человек, рассказывай, говори, как на духу, всю правду. Я человек просвещенный, знаю, что вы тут охраняете.
Хозяин вновь покосился на Василия, потом сложил руки под животиком, сплетя пальцы - приготовился к рассказу.