– Чувствую, и сегодня нам рано лечь не удастся.
– Вот я рассказывал, что у зарубежного снайпера-добровольца, приехавшего воевать в Чечню на стороне боевиков, обнаружили оружие нашего производства…
– И что?
– К сожалению, это не единичный случай.
– Знаю. Могу сказать, что наши внутренние органы этим озабочены. МВД уделяет много внимания сложившейся ситуации.
– Дело касается не только оружия.
– А что еще?
– Недавно отбили у боевиков склад, а там, представьте, полностью… российские лекарства!
– Я об этом не слышал, – нахмурился генерал. – Расскажите, пожалуйста, подробнее. Вы в курсе?
– Да.
– Кем выпущены лекарства? Каким предприятием?
– Фирмой "Ферейн".
– Час от часу не легче! – воскликнул Матейченков. – Ведь это, как известно, частная фирма…
– Знаю.
– Лекарства обычные?
– В том-то и дело, что нет. Мне знакомый майор из разведки говорил, что это – препараты специального назначения, хотя я толком не знаю, что это такое.
– Тут все просто. Спецпрепараты – это препараты, содержащие наркотики.
– Наркотики?
– Ну да, такие, как морфин или промедол.
– Разве их производство не находится под контролем?
– Находится, и под очень жестким. Иначе бы конец света наступил, – махнул рукой генерал.
– И любой медицинский завод может выпускать их?
– Упаси господь. Это право имеют всего несколько российских заводов, которые находятся в государственной собственности.
– А "Ферейн"?
– "Ферейн" – частное предприятие, и потому выпускать такие препараты оно не может.
– Что же могли обнаружить у чеченцев на складе?
– Я непременно поинтересуюсь, полковник. Спасибо за информацию. Но думаю, это были, конечно, не наркотики в чистом виде, а психотропные препараты… – Матейченков перехватил вопросительный взгляд собеседника и пояснил: в малых количествах эти препараты носят совершенно безобидный характер и употребляются, например, для снятия стресса, либо в качестве легкого снотворного… Ну, скажем, такие, как феназепам или тазепам… Слышал про такие, товарищ полковник?
– Не приходилось.
– Ваше счастье… – вздохнул Матейченков.
– А если возвратиться к нашей находке?
– Мое мнение таково. Речь идет, скорее всего, о только тех препаратах, которые я назвал.
– Но ведь они безобидны?
– В малых дозах – именно так. Самое смешное, что совсем недавно их можно было купить в любой аптеке, в любом аптечном киоске, самом занюханном. Знаю это, как говорится, из первых рук…
– А теперь?
– Теперь их продажу несколько ограничили, но не жестко: рецепт может выписать любой лечащий врач.
– Так в чем же суть?
– В дозе, мой милый, в дозе. И змеиный яд в малых количествах может быть целебен, а вот ежели его вкатить полной мерой – получится совсем другой эффект, прямо противоположный.
– Понятно.
– И вот здесь, мне кажется, в нашем законодательстве допущен серьезный пробел. Я обязательно буду говорить об этом, когда вернусь в Москву.
– Пробел связан с наркотиками?
– Косвенно, но он создает довольно ощутимую щель для наркодельцов, и они этой щелью умело пользуются. Дело в том, что на розничную продажу психотропных препаратов наложены определенные ограничения, они связывают руки нечистым на руку бизнесменам. А вот для оптовой продажи психотропных препаратов никаких ограничений нет.
– Точно?
– Да. Со склада можно безболезненно купить любую партию такого товара.
– А остальное – дело техники.
– Совершенно верно.
– Но причем тут "Ферейн"?
– А все дело в том – еще один нюанс, подчеркивающий несовершенство нашего законодательства – что у нас в России такие препараты разрешено производить любым компаниям.
– И частным?
– Увы.
– Вот теперь мне все стало понятно! – воскликнул полковник.
– А мне, к сожалению, далеко не все, Николай Иванович, – проговорил генерал.
…Мог ли предположить Матейченков, что через несколько лет его случайный собеседник, встреченный в Чечне во время ревизионной командировки, превратится в генерал-майора, который сменит его, заместителя министра внутренних дел, а потом полномочного представителя президента Российской Федерации, на его прежнем посту – начальника управления обеспечения общественного порядка?
Пути господни неисповедимы.
Как, впрочем, и пути начальства.
* * *
Много бессонных ночей стоила полномочному представителю президента Ивану Матейченкову проблема, которая на языке профессионалов именуется утечкой секретной информации из компетентных органов.
Что это? Халатность или предательство? Да и полно, как проведешь резкую грань между этими двумя понятиями, где кончается одно и начинается другое?..
Он часто возвращался мыслями к осени прошлого, 1999 года. Уже тогда, в сентябре, в недрах Генерального штаба министерства обороны был во всех деталях разработан строго секретный план военной операции по подавлению чеченских террористов.
Министр обороны Игорь Сергеев доложил этот план президенту, и тот его утвердил.
Генерал Матейченков, как профессиональный военный, хорошо представлял себе существо этого плана. В Чеченскую республику одновременно с нескольких направлений вводится группировка федеральных войск – порядка 50 – 60 тысяч человек. Тем самым поэтапно должен быть установлен необходимый контроль над всей территорией республики Чечня.
В деталях план выглядел так.
Для начала отсекается северная часть Чечни точно по естественному водному рубежу – Тереку.
При этом, согласно многочисленным агентурным данным, население двух данных районов – Надтеречного и Шелковского – настроено к российским войскам благожелательно, а потому и окажет им необходимую поддержку.
Ну, а потом, установив надлежащий контроль в северной части Чечни, войска двинутся дальше, в глубину территории. Их общая стратегическая задача – выдавливать бандформирования в лесисто-гористую местность, где аккурат к этому времени, согласно диспозиции, должна наступить зима.
Тут-то бандитам и каюк: они в мышеловке. Подвоза продуктов и боеприпасов нет, подкреплений нет, все ходы-выходы заперты. Им ничего не остается, как сдаться на милость победителя.
В редкие приезды в Москву Иван Матейченков общался, когда позволяло время, со своим приятелем из Генштаба.
Выслушав, каким хорошим да отработанным во всех деталях был первоначальный план чеченской кампании, Матейченков поинтересовался у штабиста:
– Ну, и на сколько процентов этот план воплотился в жизнь?
Штабист вздохнул:
– Я, Иван Иванович, в подобных случаях часто вспоминаю военную мудрость, кажется, еще суворовских времен:
Гладко было на бумаге,
Да забыли про овраги,
А по ним ходить…
У нас получилась аналогичная картина.
– Знаю, причем из первых рук, – кивнул Матейченков. – А спросить тебя хотел совсем о другом.
– Спрашивай.
– Что это за история случилась у вас в декабре 1994 года, как раз за несколько дней до того, как наши войска начали всерьез воплощать этот замечательный план в жизнь?
– Ты что имеешь в виду?
– Исчезновение секретной карты.
– Было такое.
– Ты в курсе?
– Еще бы.
– Расскажи детали.
– Вот уже шесть лет прошло с тех пор, а нам, штабистам, до сих пор стыдно за это дикое происшествие.
– Карту украли?
– Никто ничего не знает. Исчезла, и все. А это, сам понимаешь, поставило под угрозу весь наш план вторжения.
– Мало ли в какие руки она могла попасть.
– Ну да, исчезновение карты ставило под угрозу все последующие действия армии – я в данном случае говорю только о ней, ведомства МВД не касаюсь.
– Ну а дальше что с картой-то было? Нашли концы?
– Где там, – махнул рукой штабист. – как сквозь землю провалилась.
– Каковы были последствия?
– Более чем серьезные. Дело в том, что на карте были обозначены все основные маршруты продвижения наших войск.
– Головотяпство.
– Да что там говорить, до анекдота доходило. Мы в глубокой тайне выдвигаемся на исходные позиции, пересекаем административную границу республики. Идут танки, БМП, мотопехота – все, короче, как положено.
– Вдруг, откуда ни возьмись…
– В точку, Иван Иванович. Вдруг, откуда ни возьмись, огромная толпа женщин, детей и стариков выходит и перегораживает дорогу.
– И движение заблокировано.
– Ужас!
– Не давить же стариков и детей, – подхватил штабист.
– Конфуз.
– Не говори. Общий вой и крик стоит. Машут, кто чем может: флажками какими-то, тряпками, сорванными ветками. Потом старухи выходят вперед, срывают со своих голов платки и швыряют их на землю перед нашими танками. Оказывается, у чеченцев есть такой древний обычай: если женщина перед вражеским воином бросает на землю платок, он права не имеет ступить и шагу вперед.
– И смех, и грех.
– Нашим тогда было не до смеха. Кругом, понимаешь, корреспонденты снуют, фотокамерами щелкают. Откуда ни возьмись, вездесущее телевидение подтянулось.
– Опять откуда ни возьмись.
– Вот именно, – невесело согласился генштабист. – Крики, хохот, свист. А уж назавтра какая информация появилась в нашей распрекрасной прессе – можешь себе представить. Женщины и дети предупреждают вражеское нашествие! Мирный народ с голыми руками идет на вражеские танки! Ну, и прочее в том же духе.
Матейченков кивнул:
– Эти материалы я помню.
– Но это еще цветочки, – продолжал штабист. – Самое страшное, к сожалению, началось потом.
– Ягодки.
– Они самые. На карте той злополучной, которая исчезла, были нанесены не только главные направления продвижения наших войск и основные силы, но и даты, и время достижения определенных рубежей.
– И что же дальше?
– Толпа расступилась, женщины старые подобрали с земли свои платки, и мы, донельзя довольные, что неожиданное препятствие столь мирно исчезло, не вызвав ни конфликтов, ни потерь, двинулись дальше, разбились на рукава и направились к намеченным исходным рубежам.
– А что потом – нетрудно догадаться, – перебил Матейченков. – Вы наткнулись на хорошо подготовленную засаду, которая встретила вас шквальным огнем. Так?
– Один к одному. Но ты ведь самого главного-то не знаешь, Иван Иванович!
– А что еще?
– Стыдно нам – спасу нет, поэтому тот факт и утаить постарались, – вздохнул генштабист.
– Выкладывай.
– Ну, отбились мы кое-как от чеченцев, выполнили то, что намечено сделать на первом этапе. Все-таки голыми руками, на фу-фу нас не возьмешь.
– Ты где тогда находился?
– Как раз в Чечне.
– А именно?
– В Ханкале. Иначе, может, и не узнал бы, какую жуткую хохму с нами чеченцы учудили…
– Разбомбили?
– Хуже! К бомбежкам-то мы, слава тебе, господи, привыкли. Как говорится, чего доброго. А тут!.. Через пару-тройку дней, когда наша операция разворачивается полным ходом, пэвэошники докладывают: к Ханкале приближается одиночный самолет.
– Наш?
– Нет, чеченский.
– Какой?
– Быстренько определили: маленький, плюгавый Л-29. Просто интересно, что ему нужно. Сшибать? Овчинка выделки не стоит. Да и прозевало его немного наше ПВО, он уже над городом кружит. Тянется к аэродрому.
Стоим, задрав головы, наблюдаем.
– Может, перебежчик?! – говорит один.
– Перебежчик, держи карман! – обрывают его.
– Да они все русских ненавидят.
– Чеченцы разные бывают.
– А вот он бомбу тебе на башку сбросит, тогда и увидишь, какие они в натуре разные бывают.
А самолет все кружится над аэродромом, вроде ждет, чтобы побольше народу к посадочной площадке подтянулось.
Вижу, командиру части эта хренотень надоела.
– Эй, дай команду зенитчикам, – говорит он помощнику, пусть сшибут к чертовой бабушке этого жука.
И тут самолет делает последний круг, выбрасывает какой-то небольшой предмет и улетает прочь из Ханкалы, целый и невредимый.
– А предмет?
– Предмет медленно опускается, крутясь в воздухе, и наконец падает тихонько на аэродромную плиту.
– Не взрывается?
– Нет, лежит смирнехонько.
– Не бежать! – кричит кто-то.
– Сдай назад.
– Ловушка.
– Минеров позовите.
Да какой черт минеров! Весь народ хлынул на летное поле: всем интересно, какой подарок выбросил чеченец. Об опасности никто в тот момент не думал.
– И ты подбежал?
– Одним из первых. Хочешь верь, хочешь не верь, а у меня уже смутное предчувствие было, что за гостинец спланировал к нам с небес Ханкалы…
– Догадываюсь и я.
– Ну, подбегаю. Какой-то сержант держит в руках трубку бумажную, перевязанную красной ленточкой. И что делать с этой трубкой, не знает. А к нему десятки рук тянутся, каждому интересно, что это за петрушка с красным бантиком.
Я, только глянул – сразу узнал: это та самая карта, пропавшая из штаба, будь она неладна! Угадал ты?
– Да.
– Тут дело мгновения решают… Подхожу я немедленно к сержанту и строго так говорю ему:
– Дайте сюда.
Не отдает:
– Я, говорит, первый поднял.
– Это секретный документ!
Вижу, не верит. Пожимаю плечами и строго так произношу:
– Думал спасти вас. Не желаете – дело хозяйское. Будете отвечать перед военным трибуналом. – И делаю несколько шагов в сторону, вроде уходить собираюсь – не драться же мне с ним, в самом деле?
Нервы у парня не выдержали, он рысью за мной:
– Извините, товарищ майор, я не думал ничего плохого… Вот, возьмите пожалуйста… – и сует мне эту трубку.
– Позже, в штабе, все подтвердилось: чеченцы, черти, подбросили нам ту самую карту!..
– Как мальчишек высекли.
– Не говори.
– Все то, что произошло с картой, да и все остальное, описывается одним словом: беспредел, – с горечью произнес генерал Матейченков. – Беспредел и хаос.
Он помолчал и сказал:
– Но ведь все это было в первую чеченскую войну.
– Ну да.
– А теперь, во вторую чеченскую, что-нибудь изменилось?
– Если изменилось, то очень мало, – покачал головой генштабист. – Все тот же бардак и головотяпство.
– Ты не преувеличиваешь?
– Наоборот, преуменьшаю. С тобой ведь, Иван Иванович, я могу говорить откровенно.
– Ну, и как происходило начало кампании на этот раз?
– Да ничуть не лучше. Разве что гостинца с красным бантиком нам не подбрасывали, да оперативную карту из штаба на этот раз не сперли… – сказал генштабист.
– Вот видишь, прогресс.
– Какой к черту прогресс! – загорячился собеседник. – Хотя я понимаю, ты иронизируешь… Да, карту на этот раз не украли, но все равно все наши секреты знала последняя нищенка на грозненской толкучке. И дату начала операции, и главные направления движения войск.
– Не преувеличивай.
– Точно тебе говорю. У любой торговки на рынке можно было спросить – когда русские перейдут границу?
Она бы ответила:
– 10 октября.
Один к одному повторилось и другое: все наши военные тайны стали снова секретами полишинеля. И на главных направлениях, по которым должны были продвигаться наши войска, боевики понастроили укрепления, понаставили засады, нашпиговали землю минами и фугасами…
– Чудовищно.
– Ну скажи мне, Иван Иванович, ты же мудрый человек: кто за все это ответит? И ответит ли когда-нибудь?
Генерал промолчал, только потемнел лицом.
* * *
Траектория передвижений полпреда президента по Чечне напоминала ломаную линию, у которой было начало, однако конца не предвиделось. Были вопросы, которые приходилось решать не то что ежедневно – ежеминутно, были стратегические проблемы, которые требовали сосредоточенности и полного напряжения сил и от решения которых зависели жизни тысяч людей.
Приходилось по службе бывать и в Краснодаре, где располагались нужные организации.
В один из приездов судьба столкнула его со старым знакомым – боевым генералом Константином Куликовским. Теперь бывший командующий Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне был генерал-лейтенант запаса.
Они встретились сердечно и по-братски обнялись, оба искренне обрадованные встречей. Решили посидеть, попить пивка и обменяться последними новостями, благо их было немало.
– Ты теперь на покое, Константин Борисович? – спросил Матейченков.
– Вроде того. Хотя, сам знаешь, покой нам только снится.
– Это уж точно. Сейчас в Краснодаре?
– Временно. Предвидятся важные перемены.
– Чем занимаешься? Розочки небось выращиваешь?
– До розочек, брат, далеко, хотя в земле поковыряться люблю. Тем более, земля краснодарская – чистое золото. А сейчас я возглавляю краевую организацию Всероссийского движения ветеранов локальных войн и военных конфликтов.
– Как называется?
– "Боевое братство".
– Слышал. Поздравляю.
– Спасибо.
– Дело, небось, трудное.
– Да, всего хватает. Часто обижают моих подопечных. За каждого приходится вступаться.
– А в чем дело?
– Чаще всего не выплачивают то, что положено. Зажилить чиновники стараются боевые да наградные.
– А я в Чечне теперь.
– Слышал, слышал про твое высокое назначение. От души рад за тебя, Иван Иванович.
– Кто тебе сказал?
– Слухом земля полнится… Кстати, Иван Иванович, у меня до тебя есть дело…
– Давай.
– Если с моим ветераном случится какой-то особенно каверзный казус, разреши к тебе обратиться?
– Какие разговоры, Константин Борисович? В любое время дня и ночи. Сделаю все, что смогу, а возможности у меня сейчас есть кое-какие, – сказал Матейченков.
– Знаю, потому и прошу.
– У друзей не просят, друзьям просто говорят, что от них требуется, – заметил Матейченков.
Поговорили душевно, вспомнили про наиболее яркие боевые эпизоды прошлого.
Боевой чеченский опыт генерал-лейтенанта Куликовского был необычайно ценен для Матейченкова: едва ли кто-то больше боевого генерала знал об этой загадочной войне.
Константин Борисович вспомнил конец декабря 1994 года, когда ему довелось командовать сводным отрядом на Терском перевале.
– Думал я, Ваня, все, хана мне и моим людям. Окружили нас чеченцы, все дороги перерезали. Радиосвязь у нас хреновая, устаревшая, они ее запросто глушат, как когда-то – помнишь, "Голос Америки" глушили. Обстреливают непрерывно, куда ни ткнись – мины да растяжки. Морозяка жуткий, костер не разведешь, мерзнем – спасу нет. А вот поди ж ты, пробились, сломили хребет врагу.
– Потерь было много?
– Самое интересное – потерь было относительно мало! В штабе мне потом не верили. А все потому, что каждый был заряжен на победу, и только на победу. Знаешь, Иваныч, ты только не смейся, но я уверен: все наши биополя сложились в единое целое, и это принесло нам победу, – сказал Куликовский.
– Какой тут смех.
– Ну. а рассказывать тебе, кто кого заслонил, да кто кого из боя вынес – это, пожалуй, не интересно.
– Ты же и в Ханкале был?