XI
Внезапно рядом, выше по руслу, раздался оглушительный треск и шум стрельбы, разрывы гранат. Похоже, что новая партия солдат, добравшись до вражеского берега, с ходу вступила в бой.
Фашисты, скорее инстинктивно, тут же отреагировали, переключив свое внимание на вновь атакующих. В этот же миг впереди, как раз там, откуда по отделению Аникина работал пулеметчик, поднялось облачко взрыва, раздались крики, поднялась какая-то суматоха. Вот она, секунда удачи…
- За мной! - истошно крикнул Аникин и с ходу, оттолкнувшись сапогом от края ямки, бросил свое тело вперед. Они бежали кто где, но все стреляли прямо перед собой.
Андрей среди первых прорвался к тому месту, где раздался взрыв. Неглубокая воронка от взрыва создавала необходимый уровень защищенности. Здесь и свили свое гнездышко немецкие пулеметчики. Да только Федотов разворошил это гнездо к чертовой матери. Он сразу бросился к Федотову. Тот лежал на спине, держась за живот, куда, видимо, и угодила пуля. Смерть, разрастаясь в нем, заставляла солдата выплевывать кровь и дергать туловищем, сокращая мышцы живота. Он словно что-то хотел сказать командиру, что-то важное.
- Немец, сволочь, прикинулся мертвым… и… убил меня…
Аникин склонился над Федотовым, старясь разобрать, что он говорил.
- Скорее, перевязку Федотову.
Но солдат только вымолвил окровавленными губами:
- Пуля… - и испустил дух.
Пулеметчик и его помощник лежали тут же, возле завалившегося на бок МГ. Одна пулеметная сошка нелепо торчала кверху, будто живая… И остальные лежали в нелепых, неестественных позах. Пулеметчик - сложившись чуть не вдвое, рядом со своей же, оторванной взрывом гранаты рукой. Кисть оторванной руки продолжала сжимать деревянный приклад завалившегося пулемета.
- Попов, прими технику, - на ходу отдал распоряжение старшина.
Пули свистели сбоку и над головой, заставляя старшину и других солдат вновь прижиматься к земле. Скинув мертвых фашистов к центру воронки, Андрей залег по направлению к высоте.
- Окапывайся! - вновь прокатился над отделением его зычный голос. Солдаты, послушно отставив свои винтовки и автоматы, принялись орудовать саперными лопатками.
XII
Бойцы, шедшие с правого фланга, тоже напирали вовсю. Похоже, что немцы не успевали удерживать одновременно несколько флангов. Им приходилось переключаться то на аникинских, то на наступавших правее. Этот момент "переключения" и старался уловить Андрей. Вот шквал огня, лившийся на их головы с Пуркарской высоты, перемещался вправо, как брандспойт, струю которого направляли то влево, то вправо.
Аникин тут же командовал "Вперед!" и бежал, а вслед за ним - и все отделение. Так, отвоевав у неприятеля очередные десять-пятнадцать метров, солдаты уже без команды старшины принимались незамедлительно рыть под собой землю. Собственной шкурой ощущая, как сновали над ними вражеские пули, они без слов понимали, что от их расторопности, от того, с какой скоростью они углубятся в землю как можно дальше, напрямую зависит их жизнь.
Склон, по которому они поднимались, становился все круче. Все здесь было усеяно воронками - результат продолжительных артиллерийских и минометных обстрелов. Эти воронки сильно облегчали бойцам задачу. Укрытие, считай, уже вырыто братишкой-минометчиком, который всадил в эту высоту не один десяток своих ревущих металлических подарков. Теперь главное добежать во что бы то ни стало до этого укрытия.
Вот уже Попов еле-еле доползает до очередной воронки, волоча, с одной стороны, простреленную ногу, а с другой - трофейный немецкий пулемет. С этим пулеметом он умеет обращаться. Сначала он туго-натуго перетягивает бедро выше кровоточащей раны, потом досылает ленту и, прицелившись, начинает вести огонь.
Смертоносный веер, который разворачивает Попов под самым носом у немцев, окончательно сбивает их с толку. Попов методичен, но немецких патронов для немцев он не жалеет. Рана пылает огнем, Попову кажется, что немцы загнали ему в ногу не пулю, а струю напалма. Он зол на всю фашистскую Германию за то, что здесь, на чертовой Пуркарской высоте, ему приходится корчиться от боли.
Вся эта злость выходит из него в виде раскаленных стальных пуль, которые стесывают окопные насыпи, брызгами кровавого шампанского вскрывают черепные коробки неосторожных фрицев, заставляя их, забрызганных чужими мозгами товарищей, еще глубже вжиматься в стенки своих траншей.
XIII
Вот один из фашистов, какой-то отчаявшийся смельчак, вскакивает на бруствер и что-то истошно кричит по-немецки. Вернее, пищит, как будто разрывная только что угодила ему в причинное место. Между ним и Поповым происходит своеобразная дуэль. Очередь, выпущенная из МГ Поповым, успевает долететь до писклявого фашиста позже, чем он бросает в сторону пулеметчика гранату.
Колотушка с деревянной ручкой еще летела в воздухе, когда пули пунктирной диагональю вошли в немца. Ему раздробило поднятую руку, пробило грудину и живот где-то в районе печени. Ударная сила пулеметных пуль словно переломила фашиста пополам, и он, повалившись за бруствер, скатился по склону, как куль с мукой.
Когда брошенная им граната упала в воронку, где лежал Попов, метнувший ее немец был уже мертв. Угодив на стенку воронки, колотушка скатилась на дно, почти вплотную к Попову. Он дернулся было к ней, но острая боль практически парализовала солдата.
Увлеченный стрельбой, он не замечал, как силы вместе с кровью постепенно уходили из раны в ноге. Какую-то долю секунды он как безумный глядел на гранату. А потом грянул взрыв, и разлетевшиеся веером осколки полоснули лежавшего по диагонали, вспоров ему живот, вонзившись в уже раненную ногу.
Попов умер мгновенно. Но его стрельба дала наступающим шанс предпринять последний бросок. Не сговариваясь, солдаты поднялись на разных флангах и побежали к траншее, венчающей высоту.
Немцы запоздало вскакивали в полный рост в своих окопах, но их тут же укладывали выстрелами из автоматов и винтовок. Бойцы на злом кураже атаки заскакивали в переходы, прыгали в траншеи. Кто-то успел пристегнуть к винтовкам штыки, и теперь пускал грозное орудие ближнего боя направо и налево.
Но поднятых рук и выкриков "Гитлер капут" слышно не было. Фрицы не собирались сдаваться, а по телам своих убитых товарищей, с озверевшими, налитыми кровью глазами, кидались на врага.
XIV
Аникин ворвался в траншею среди первых. С наскока выпустив очередь в растерянное лицо выросшего перед ним немца, он прыгнул вниз. Немец, находившийся рядом, вскинул винтовку, пытаясь выстрелить в Андрея. Но ему помешало падающее тело убитого товарища.
Пока немец мешкал с винтовкой, Аникин ухватил ее за ствол и, резко дернув винтовку на себя, увлек следом немца. Завалившийся и потерявший равновесие, в съехавшей на затылок каске, фашист подался вперед. В этот момент, на встречном курсе, Андрей со всей силы нанес ему в переносицу удар лбом.
Он явственно услышал, как треснула переносица. Потерявший сознание противник осел на дно траншеи. Перехватив его винтовку, Аникин со всей силы нанес ему удар прикладом по лицу.
Даже не успев глянуть на результаты своей работы, он бросился дальше вдоль траншеи. И наскочил взглядом на ствол. Это был "шмайсер". Его резко вскидывал худющий немец в надвинутой на самые глаза каске.
"Не успею", - только промелькнуло в голове Аникина, как очередь отбросила фашиста назад, резко выгнув его руку с автоматом дулом вверх. Туда, в серое небесное молоко, и ушли пули, предназначенные для Андрея. Он обернулся, автоматически отыскивая взглядом спасшего ему жизнь. По верху траншеи, деловито расстреливая фашистов из своего безотказного "дегтяря", двигался Бондарь.
Фашисты сопротивлялись отчаянно. Вдоль траншеи, на брустверах и внизу разгоралась рукопашная. Противники, сошедшись тут, на рубеже Пуркарского плацдарма в смертельной схватке, уже сократили последние сантиметры, позволявшие вести самый ближний, огневой бой. У многих попросту кончались патроны, как, например, у Богдана Николаича, который, в сердцах закинув своего раскаленного дискового друга за спину, с ревом ринулся с саперной лопаткой на врага.
XV
Теперь наступал момент истины. Рукопашная… Сила на силу, жила на жилу… Здесь и сейчас сошлись в кровавом противоборстве чистые и не затронутые мутью прогресса два воинских духа. Здесь, без декораций цивилизации, напридумавшей под рассуждения о мире во всем мире всяких смертоносных машин для убийства себе подобных и делавших слабого сильным, выявлялся истинно сильный духом. Два духа - тевтонский и славянский - сходились и бились друг с другом не на жизнь, а на смерть. И в этом была сила воинского духа, что не каждый павший был слаб и не каждый выживший - силен.
Богдан Николаич убивал одними руками, размахивал, как былинный богатырь, своими кулаками-кувалдами, сея вокруг себя треск ломаемых челюстей и переносиц. Свою саперную лопатку он потерял еще при первом рукопашном столкновении. Саданул со всей мочи немцу по каске. Лезвие лопатки как вошло почти во всю ширину немцу в череп, пробив металл каски, так в нем и застряло.
Он, свалив очередную немчуру с ног, размахнулся, чтобы добить его своим кулаком. Но в этот момент другой фашист всадил ему в живот палку с заточенным наконечником на конце. Лезвие вошло глубоко, но Бондарь, как раненый медведь, распрямился с такой силой, что немец, растерявшись, выпустил древко своего копья из рук Так, с торчащим из живота древком, страшный и необоримый, Бондарь с криком кинулся на фашиста. Но его левая нога запнулась о лежащего на дне траншеи.
Споткнувшись, Бондарь невольно прянул вниз. Древко уперлось о землю, и окровавленный наконечник копья, насквозь проткнув мощное тело старшего сержанта, выскочил из спины упавшего ниже лопаток.
- Богдан! - крикнул в бессилии Аникин. Он увидел падающего Бондаря, увидел торчащее из спины, кровавое лезвие. Старшина ничем не мог помочь. Он только что скинул с себя труп немца, с которым они сцепились горло в горло - кто кого передушит. Верх взял Аникин. Но было уже слишком поздно…
Когда он подбежал к Бондарю и, выдернув палку из его тела, перевернул на спину, старший сержант уже переставал хрипеть. Кровавые пузыри надувались и лопались в дырке на его брюшине при каждой попытке вздохнуть. Бондарь уже ничего не понимал и никого не видел. Глаза его смотрели куда-то вверх, постепенно закатываясь все выше и выше, пока дыхание его не остановилось.
Аникин закрыл ему глаза и, стиснув зубы, схватил валявшуюся на земле окровавленную палку.
- Где ты, гад, где ты!
Фашиста, того, который проткнул старшего сержанта, нигде не было. Но были другие фашисты, которые продолжали драться. И Андрей кинулся в самую гущу кровавой драки. Он колол, бил наотмашь, стараясь убить как можно больше фашистов. За Богдана, за Богдана…
XVI
Бок о бок со старшиной бился Евменов. Он орудовал саперной лопаткой на манер секиры. Ни шеи, ни черепа фрицев не выдерживали остервенелого натиска Евмена. Как он сам любил повторять еще на левом берегу, у него, еще со времен штурма Николаева, накопилось к фрицам много долгов. И вот теперь представился отличный шанс вернуть все, как говорил Евмен, "должки". Вот он и возвращал их, с придыханием, неутомимо, один за другим.
Постепенно атакующие брали верх над оборонявшимися. Наши все настойчивее выдавливали немцев с плацдарма, окончательно закрепляя высоту за собой.
Русская сила пересиливала фашистскую, русская жила оказывалась крепче и выносливее немецкой. Остатки немчуры, стараясь избавиться от смертоубийственной хватки нападавших, оттягивались на левый фланг, к уступу, который был ближе к селу. Вдруг оттуда раздался хорошо знакомый и русским, и немцам грозный рокот.
Один за другим пять танков выкатили со стороны села, там, где лесная опушка терялась из виду в окоеме поля. Сначала один, а затем другой, танки выпустили по снаряду. Оба они разорвались на склоне Пуркарской высоты, возле уступа, как раз там, где скопилось больше всего теснимых русскими немцев. Наши, увлекшиеся было преследованием, тут же, по команде своих командиров, вернулись на высоту. Сейчас главное было - укрепиться на плацдарме и удерживать его любой ценой во что бы то ни стало.
- Смотри, что делают… вот гады… - тяжело дыша, указал Аникину на приближающиеся танки взводный, лейтенант Демьяненко. Со лба его, наспех перевязанного, сочилась струйка крови.
- Ведь по своим бьют… Одно слово: фашисты - значит, зверье.
- Я бы их всех… - Аникин сжал дрожащий кулак. Он еще не отошел от гибели Бондаря. А еще Попов, Федотов…
- Это как ты собираешься, с копьем на танки? - без всякой иронии заметил Демьяненко.
Андрей только сейчас заметил, что все еще сжимает в руках палку с наконечником с густо налипшей на него кровью. Там была и фашистская кровь, и кровь Богдана Николаича.
- Ладно, Андрей… некогда эмоциям волю давать… - понимающе проговорил взводный. - Бери дело в свои руки, определяй бойцам позиции. В общем, не мне тебя учить…
- Сильно ранило, товарищ лейтенант? - спросил Аникин, заметив струящуюся по лицу взводного кровь.
- Ерунда, царапина… - отмахнулся лейтенант. - В общем, не намного серьезней, чем тебя…
Аникин непонимающе осмотрел себя.
- То есть? Вроде как цел…
- Ага, - усмехнулся Демьяненко. - А ты лоб себе пощупай. У тебя там не шишка, а чисто рог вымахал.
Андрей пощупал лоб. Действительно, результатом удара по фашистской переносице стало новообразование в виде огромной шишки прямо посреди лба.
- Ты теперь в ближнем бою вместо штыка его можешь использовать. Как носорог. А здорово ты саданул его, Аникин, я как раз видел все. Чисто в десяточку.
- Не, товарищ взводный, не в десяточку, а в пятачок…
XVII
Танки приближались, и надо было срочно организовать оборону захваченного плацдарма. Среди тех, кому удалось добраться до высоты, было несколько бойцов с противотанковыми ружьями. Ротный приказал распределить их по отделениям, чтобы обеспечить широкий сектор обстрела.
Своим, выжившим после взятия Пуркарской высоты, Андрей приказал занять оборонительные позиции. Теперь в их распоряжении находились два пулемета. Один - Бондаря, дисковый "дегтярь". А второй - трофейный МГ, который Андрей приказал принести из воронки, где погиб Попов.
Тем временем танки усиливали обстрел позиций. Они действительно не стали дожидаться, пока остатки отступивших немцев выйдут из зоны обстрела. Своим же и досталось в первую очередь, так как наши вовремя отступили под прикрытие оборонительных сооружений плацдарма.
Андрей наблюдал, как маленькие облачка дыма, пущенные из маленьких черных квадратиков, которыми пока виделись танки, оборачивались мощными разрывами, осколками которых накрывало спешно бегущих по полю солдат.
Похоже, что позиции на этом рубеже действительно удерживали немецкие штрафники.
Этих даже свои не жалели, крыли почем зря из своих "панцеров".
Вглядываясь в поле, Андрей невольно обратил внимание на черные полосы посреди серого бурьяна. Издали было похоже, будто кто-то затеял вспашку прямо посреди поля. Андрей, удивившись, только пожал про себя плечами.
Ему и невдомек было, что черная, обнаженная грязь чернозема стала могилой для сельских ребят, которые ценой своих жизней дали шанс осуществить переправу.
Именно этот взвод, устроивший жуткую расправу над практически безоружными ополченцами, теперь наступал по фронту на захваченный русскими плацдарм. Каждый новый выстрел, выпущенный танкистами, ложился все ближе к позициям. И вот уже канонада выстрелов, практически непрерывно изрыгаемая пятью танковыми орудиями, накрыла траншеи.
- Вот бы наши дали поддержку, - с досадой, пригибаясь от осыпавшего грязью очередного взрыва, процедил Демьяненко.
- А связь? - спросил Аникин.
- Радиста убило при штурме. И рацию вдребезги распатронило. Как бы им сообщить… И скорректировать…
Демьяненко оглянулся с высоты на левый берег. Отсюда все было видно как на ладони. Оба они хорошо видели, как саперы ниже по реке одну за другой составляют секции на поплавках, налаживая понтонную переправу через Днестр.
Все пологое левобережье, по обе стороны от села, заполнялось подступающими войсками. Подразделения полка постепенно сосредотачивались неподалеку от готовившейся переправы. Они собирались форсировать Днестр практически с ходу.
XVIII
Теперь становилось совершенно ясно, что именно от тех, кто сейчас находился на плацдарме, зависел успех переправы. Они должны любой ценой удержать Пуркарскую, господствующую высоту.
- Эх, сюда бы еще хоть пару сорокапяток… - продолжал фантазировать Демьяненко.
- Товарищ лейтенант, а что, если… - догадка осенила Аникина. - Евменов у нас вроде как с флотом связан.
- Ну и? - не понял Демьяненко.
- Щас, щас, - не договорив, Андрей сорвался с места.
Он быстро направился к левому флангу обороны отделения, где обустраивал позицию для доверенного ему трофейного МГ Евменов.
- Слушай, Евмен…
- Слушаю, товарищ командир.
- Ты азбуку моряка-сигнальщика знаешь?
Евменов от неожиданного вопроса даже перестал окапывать ложе для ствола пулемета.
- Вы насчет семафорной азбуки, что ли? Ну, может, письмо мамке с ошибками напишу, а насчет семафорной азбуки, будьте уверены, шустрее меня флажками в мореходке никто не размахивал.
- Идем, скорее…
Идею Аникина ротный сначала воспринял скептически. Но обстрел усиливался, что действовало достаточно убедительно.
- Попытка - не пытка, товарищ старший лейтенант… - настаивал Андрей.
- Валяйте, - более заинтересованно ответил ротный. - А чем черт не шутит. Ну, Евменов, давай, - благословляющее обратился он к Евменову. - Передай сначала, что мы запрашиваем артиллерийскую поддержку. А потом скорректируй.
Ротный выглянул через бруствер.
- Огневую задачу надо грамотно поставить. Передай, что движутся пять целей - средние танки, в линию, с разбросом метров пятнадцать-двадцать. Пехота не в счет… Пусть берут нашу высоту за основную реперную точку. Так и передай - от Пуркарского плацдарма - на запад, сектор восемьсот-пятьсот метров.
- Разрешите, товарищ старший лейтенант… - вклинился в монолог командира Евменов. - Только мне, чтобы семафорить, флажки нужны. Красные…
- Здрасьте, приехали, - разозлился ротный. - Где я тебе флажки найду. Тут и так кровищи натекло до самых краев траншеи. Сам кумекай, как флажки сварганить…
Флажки мастерили тут же. Евменов достал из вещмешка запасную нательную рубаху, аккуратно, квадратами, разорвал ее пополам, привязав один лоскут к рукоятке своей саперной лопатки. Под вторую рукоятку приспособили древко того самого копья, которым закололи Бондаря.
- Ничего, белый даже лучше пойдет… - рассудил Евменов. Под грохот усиливавшегося обстрела он выбрался на склон со стороны реки. Спустившись чуть ниже, солдат выбрал площадку и без всяких пауз принялся семафорить.
- Ну что, готов, Евменов, передавать пушкарям огневую задачу? - спросил его ротный.
- Погодите, товарищ старший лейтенант… - чувствуя себя хозяином положения, рулил ситуацией Евмен. - Сначала надо связь наладить. Вот я им и передаю. "Высоту взяли. Нужна связь. Ответьте"…
- Вишь, Аникин, какие у тебя в отделении бойцы деловые, - цедил ротный.
- Уж какие остались, товарищ старший лейтенант, - не лез за словом в карман Аникин.