Такая возможность вскоре им представилась - на прогулке. Однако, тоже не сразу. Двигаясь по одному ему ведомой траекторий в ограниченном пространстве "утюга", Семен счел необходимым сначала переговорить с некоторыми из остальных сокамерников. При Белове все это время неотлучно терся общительный Дуба.
- Глянь-ка туда! - жестом экскурсовода красавчик привлек внимание Саши. - До воли рукой подать.
Находясь в этом корпусе изолятора, Белов попал на прогулку впервые. Похоже, это был единственный блок, где "утюги" - прогулочные площадки - располагались не во дворе, а на крыше самого корпуса. Насчет близости воли Дуба был прав: их площадка вплотную примыкала к крыше обычного жилого дома, буквально прижимающегося к территории изолятора. Систему прогулочных двориков от этой "вольной крыши" отделяли лишь металлические щиты и плотный серпантин колючей проволоки под напряжением. И еще плакат: "Стой! Опасно для жизни!"
Саша глубоко вдохнул арбузный весенний воздух, как если бы его можно было сохранить в легких про запас. Удивительное дело: человек теряет возможность ощущать себя счастливым до тех пор, пока у него не отберут некоторую часть доступных прежде радостей. Благополучная особь ни за что не узнает, какое это удовольствие - пить, если ее хотя бы несколько часов не подержать в удалении от источника воды. Тот, кто никогда не промерзал до печенок, не способен оценить восторга прижаться к горячей печке. Да вот, кстати, никогда так остро Саша не ощущал желания обладать любимой женщиной, как целуя ее в лютый мороз на заснеженном льду Обской Губы.
Неожиданно Белов рассмеялся. Несколько раз ему случалось прочесть в глазах Лайзы ответное желание, и до сих пор ни разу обстоятельства не позволили им осуществить его…Прав пижон Дуба: очень хочется на волю.
Через несколько минут благодаря словоохотливому собеседнику Саша уже знал, что Семен и Дуба попали не крепко, "чисто по наводке", и выдвигаемые против них обвинения на самом деле туфта. У Дубы при обыске нашли два ствола, а с Семеном вышла и вовсе смехотворная история: его повязали на "коксе", между тем как любая собака в Красносибирске готова подтвердить жгучую ненависть шефа к любой "дури", как в смысле употребления, так и по части бизнеса.
А реально дело состояло в том, что в городе вновь начался передел сфер влияния. Опять нарисовался старый конкурент Семена - Грот, который не желал смириться с отведенной ему узкой нишей по части торговли оружием. Причем не просто накатил, а накатил с новой хитрой крышей, о которой доподлинно мало что известно. Формально он собирался привести на рынок кавказцев, это и послужило причиной открытой стычки с Семеном. На деле же, кроме кавказцев - ребят серьезных, никто и не спорит, за Гротом стояли еще более серьезные ребята, которые светить себя не торопились.
Семена, Дубу и еще четверых бойцов из той же команды быстренько нейтрализовали, упрятав в СИЗО. Причем так торопились, что не успели придумать достойных предлогов, которых и искать-то долго не особо нужно - не-вооруженным глазом видно. Сегодня вечером суд, и, скорее всего, их отпустят. К тому же случилось и вовсе необъяснимое: вчера повязали Грота.
- Скажи-ка мне вот что, - неожиданно совсем рядом прозвучал тихий и, как всегда, бесстрастный голос смотрящего. - Ты чем так Кума разобидел, что он на тебя наехал по полной?
Белов вздрогнул от неожиданности: он не заметил, как подошел Семен. Дуба мгновенно отвалил и отправился пасти одутловатого мужика, которому, по всей вероятности, обитатели камеры, имели основания не доверять.
- Кума? - Белову было известно, что этим ласковым именем заключенные называют начальника оперчасти. - А пес его, Кума, знает. Может, рожа моя ему не нравится. Сам бы дорого дал, чтобы узнать.
- Рожа или чего еще, только советую вести себя осторожней. Особенно с Гротом. Есть слух, что с Гротом тебе здесь не разминуться, - Семен, не торопясь, закурил и задрал голову кверху.
Саша проследил за его взглядом. Весенняя бездонная синева была затянута металлической сеткой. А сверху, венчая всю композицию, торчала смотровая вышка с охранником. Оттуда включенный на полную громкость магнитофон доносил уже недавно слышанный шлягер. "Так вот какая ты! А я дарил цветы…" - похоже, это был хит тюремного сезона. Волшебная сила музыки в данном случае помимо эстетической выполняла и сугубо практическую функцию: не давала возможности заключенным перекрикиваться и обмениваться информацией между двориками-"утюгами".
Б потолочной сетке сиротливо торчали две старые, не дошедшие до адресатов, "малявы" - свернутые в трубочки "конверты" нелегальной тюремной почты. Похоже, что застряли эти послания не вчера и даже не месяц назад: выцветшие и утратившие всю свою некогда жгучую актуальность, они подрагивали на ветру своими нитяными хвостиками.
- Еще сказывают, будто Грот сюда со спецзаданием прибыл - заварить кашу: бунт либо побег. Для него это в кайф, но ворам такой расклад не нравится.
Саша молча кивнул, принимая информацию к сведению. Он знал, что воровская репутация Грота за последнее время сильно пошатнулась в связи с неоднократно допущенными случаями "беспредела". А потому побег, или даже просто серьезная попытка к побегу, почитающиеся за высшую воровскую доблесть, могли дать шанс к укреплению статуса.
- Меня уже, возможно, завтра здесь не будет, - продолжал Семен. - Так что ты, Белый, сам смотри. И вертись, как сможешь, чтобы не попасть под раздачу.
Это был единственный разговор с Семеном, за который Саша был ему благодарен. Больше им поговорить не удалось: после обеда Семена и Дубу повезли в суд. За Беловым тоже пришел конвой - ему предстояло свидание.
XXVII
Шагая по гулким коридорам и преодолевая десятки дверей, клацающих замками, Саша мысленно представлял себе Катю. Представлял, как она округлит глаза и первым же взглядом пошлет ему заряд ободрения и поддержки. Так бывало всегда, сколько Саша себя помнил. Только на этот раз, ввиду особых обстоятельств и ограниченности по времени, позитивный заряд будет еще более концентрированным и ударным.
- Кто еще, кроме тетки, мог получить право свидания с подследственным? Из ближайших родственников у Белова не было никого, кроме Екатерины Николаевны и Ярославы. Но Ярославу в следственном изоляторе он увидеть не ожидал. В одном из писем, регулярно присылаемых теткой, сестра добавила от себя пару грустных и нежных строк с обещанием молиться за него. От невозможности быть рядом с родными, у Александра заныло сердце. Он в очередной раз почувствовал, как сильно скучает по тетке, по сестре и по племяннику. Юный Алексей, должно быть, за это время успел научиться прорве всяких вещей…
Однако в комнате для свиданий Белова ждало сумасшедшей силы разочарование. По обратную сторону стекла, вальяжно облокотившись о спинку стула, сидел Виктор Петрович Зорин. Сытое и холеное его лицо настолько контрастировало с теми, которые Белову доводилось видеть в последнее время, что Саша почувствовал жгучее желание изо всей силы надавить на его затылок и впечатать носом в казенный стол.
В сущности, - они всегда находились по разные стороны невидимой черты. Сильные, умные, не знающие жалости друг к другу противники: один снаружи, другой - в зазеркалье.
Белов и Зорин по знаку надзирающей тетеньки взяли телефонные трубки и обменялись приветствиями. После этого повисла пауза.
- Ну, рассказывай, - совсем по-родственному начал Виктор Петрович. - Как ты здесь? Кормят нормально?
Вот так, стало быть: ждал добрую тетушку, а дождался доброго дядюшку.
- Нормально. В пионерском лагере было хуже, - усмехнулся Саша и мобилизовал всю свою волю, чтобы не выдать настоящего отношения к собеседнику.
Зорин приступил к выражению сочувствия и ободрения. Причем если бы он находился на занятиях по актерскому мастерству, то ему влепили бы двойку, а то и вовсе выгнали бы из актеров взашей. Саша терпеливо ждал, когда собеседник "раскроется".
Кроме них в комнате общалась еще одна парочка. Худющий уголовник и его испитая, но подкрашенная по случаю свидания подруга даже не столько разговаривали, сколько непристойно-нежными жестами изображали, как они любят друг друга и как скучают. Всю композицию бесстрастно обзирала, готовая в любую минуту вмешаться, сотрудница тюрьмы: ее плоское татарское лицо напоминало лицо каменной бабы в степи. Белов знал, что в ее обязанности входит прослушивать или не прослушивать ведущиеся разговоры - по усмотрению. Очень даже вероятно, что часть разговоров пишется на пленку. По крайней мере, его с Зориным взаимные любезности, пишутся наверняка.
- Хороша Лайза, хоть и не наша, - улыбаясь, развивал свою мысль Виктор Петрович, и Белов насторожился, поняв, что упустил важную часть монолога. - Ты знаешь, ей сейчас неуютно. В чужой стране, в негативной обстановке… даже посоветоваться не с кем… Так что, не обессудь, дружище, мы с ней, можно сказать, поладили и сдружились.
- Дерзай, Виктор Петрович, действуй, - улыбнулся в ответ Саша. - Я все равно в ближайшее время не имею возможности вызвать тебя на дуэль.
- Да я не в том смысле, господь с тобой! Я уже старый человек, чтобы с орлами, вроде тебя, соперничать… - фальшиво рассердился Зорин. - Я тебе другое хочу доложить. Лиза твоя мне кое-какие документы показала. Ну, и наломал ты дров! Особенно на заре своего директорства… А ну как эти твои шашни станут известны следователю?
Белов с истинным наслаждением рассматривал шантажиста. Не меняется старая лиса! Хлебом не корми, а дай поудить рыбку в мутной водичке. Саша не сомневался, что Зорин двигает дешевую подначку. Если бы хоть крупица компромата могла оказаться в его алчных ручках, следователь давно бы все уже знал. Так что нету у тебя ничего на меня, старый ты интриган, Виктор Петрович. Саша на секунду представил себе Лайзу Донахью, которая, как и обещала, съедает тот самый судьбоносный договор, запивая его любимым зеленым чаем. И расхохотался в лицо Зорину:
- На понт меня берешь? Зря, Виктор Петрович. Я, видишь ли, чист, как альпийский снег. Что и собираюсь на днях доказать в суде. Ты в курсе?
- Я всегда в курсе, - Зорин пытался скрыть свое разочарование, но сдаваться по-прежнему не хотел. - Завидую тебе, Белов. Везет же тебе с бабами! Красивые, преданные попадаются - что Лизка Американка, что Ярослава Набожная… Как говорится, и для души, и для тела.
- Уймись, Петрович. Ярослава - моя сестра.
- Ой ли так уж сестра? А кто жениться собирался на златокудрой таеженке? И даже заявление в загс подал? - Зорин прищурился и испытующим взглядом сверлил стекло.
- Ты бы занял себя каким-нибудь делом, господин "вертикаль власти", - Саша демонстративно зевнул. - Ей-богу! Скворечник бы смастерил, что ли! Всяко лучше, чем в чужом белье копаться.
- Ты прав, Саша, не мое это дело. Про тебя все уже другие раскопали, кому это положено по роду занятий, - Зорин наклонился и стал рыться в принесенном с собою портфеле. - Взгляни- ка сюда. Едва отбил у газетчиков, а не то - пошла бы статейка в завтрашний номер. Используя свое служебное положение, уговорил тружеников пера повременить с публикацией. Ознакомься, что про тебя гиены пера пишут!
Зорин приложил к разделяющему их стеклу типографский оттиск большой статьи под заголовком "Маркиз де Сад Красносибирского розлива".
Саше показалось, что кровь заливает ему глаза, оставляя в поле зрения лишь чудовищные пляшущие строки:
Еще подростком Александр начал испытывать к младшей сестренке чувство, которое из деликатности назовем далеким от братского… Слабоумная девочка не смогла противостоять натиску извращенной похоти… Сотрудники Красносибирского загса, несмотря на оказанное на них давление, отказались узаконить противоестественный брак. Но они не смогли помешать рождению несчастного, больного мальчика, которого чудовище, известное под именем А. Белов, прячет от людских глаз в таежном скиту…
- Сука! - выдохнул Саша.
Зорина, казалось, вполне устроила такая характеристика, хотя он и предпочел сделать вид, что самкой собаки назвали не его, а автора статьи. Виктор Петрович одарил собеседника ласковым взором. Зато надзирающая за переговорами дама "сделала стойку" и, судя по виду, в любую секунду готова была вмешаться.
- Та "сука", которая все это раскопала и написала, уже мертва. Кстати, умерла не своей смертью, но была убита, едва перешагнув порог кабинета генерального директора "Красносибмета". Тебя этот факт не наводит ни на какие догадки? А, Александр Иванович? Ты не знаешь, у кого имелся мотив убить чересчур любопытного журналиста?
Белов молчал, сжав зубы и прикрыв глаза. Меньше всего он в эту минуту думал о каком- то там убиенном журналисте. Его сводила с ума только одна неразрешимая задача: как уберечь Ярославу, до сих пор не оправившуюся от одного надругательства, от новой лавины грязи?
- Послушай, Виктор Петрович, - Саша заставил себя разжать зубы и заговорить. - Ты-то ведь у нас не журналист-недоумок. Тебе-то наверняка известно, откуда взялся этот ребенок, и что пришлось пережить моей сестре в плену у подонка. Ты не позволишь им трепать имя девушки! Она… она не здорова.
- Вот об этом я и советую тебе помнить, когда в следующий станешь давать показания следователю. Может быть, памятуя о сестре и ее травмированной психике, ты не станешь вводить суд в заблуждение и настаивать на своей "альпийской чистоте" перед законом, - Виктор Петрович наконец-то почуял приближение звездного часа. - В противном случае - извини, ничем помочь не смогу. Видишь ли, Саша, я не доктор. Здорова или не здорова, слабоумна или в норме, это определит экспертиза. И факт мнимого изнасилования тоже заслуживает отдельного разбирательства. Что же касается общественности, то от людей у нас секретов нет…
- Я убью тебя, сволочь!
Свет в глазах Белова померк. А обмотанная изолентой телефонная трубка старого аппарата, уже ни раз бывавшая в подобных переделках, полетела со страшной силой в стекло и раскололась…
Часть 3
ПИР ПОБЕДИТЕЛЕЙ
XXVIII
Саша был готов к тому, что после вспышки ярости, спровоцированной разговором с Зориным, его снова ждет карцер. Ему было досадно, что Зорину (или кто там еще стоял за его спиной?), удалось найти у него самое больное, самое незащищенное место, и нанести удар именно в эту точку Его мучила одна мысль: как защитить Ярославу от публичных издевательств?
Однако, против ожиданий, контролер подвел его к двери той самой камеры, которая была последней в череде его переселений. Саша с порога почуял перемены в атмосфере, в настроении, и даже звуковом фоне, которые произошли за время его отсутствия. Химический запах недавно произведенной дезинфекции дополнялся острым духом чеснока и алкоголя. За те несколько часов, которые Саша провел здесь, он не успел запомнить в лицо всех обитателей густонаселенной камеры. Однако теперь отметил, что среди заключенных произошла частичная ротация.
Главным же источником неприятного ощущения был Грот, с надменным видом сидевший на месте Семена, с которым он вел на воле непрекращающуюся войну Теперь он ловил кайф от сознания собственного величия - в кои-то веки удалось сбить врага с его позиций. Но одна мысль отравляла ему настроение: Семена суд только что освободил из-под стражи за недоказанностью обвинения.
Грот по-прежнему косил под морячка - на нем была неизменная тельняшка. В шкиперской бородке, которую ее владелец ухитрялся сохранять и в неволе, прибавилось седины. Прошло несколько лет с тех пор, как Саша вынужден был довериться ему в трудную минуту, а тот сдал его чеченским боевикам. Мстить за предательств Саше никогда не приходило в голову, но Грот был убежден, что именно Белов в отместку сдал его-ментам. Конфликт был неизбежен, и потому лучше было бы расставить акценты, сразу и теперь. Это стало ясно обоим. Грот сделал ход первым:
- Здорово, Белый! Как там кум поживает?
Это был вполне понятный любому "пассажиру" намек на встречу с начальником оперативной службы - "Кумом". Общаться с "кумом" означало стучать.
- Я с кумом не виделся. Не дорос еще, в отличие от некоторых, - беззлобно усмехнулся Белов.
В камере шла пирушка. Часть обитателей кучковалась вокруг стола. Грубо наломанная копченая курица, колбаса и сыр - редкие в местах заключения деликатесы. В кружки вместо обычного в таких случаях чифиря, судя по запаху, был налит какой-то благородный напиток - скорее всего, ром. В тюрьме, если вести себя правильно, ничего невозможного нет.
- Что празднуем? - Саша, игнорируя приглашение присоединиться, обосновался на своей шконке.
- Мое возвращение, ясен перец! - ответил Грот. - Для вора тюрьма - дом родной.
- А кто здесь вор, Грот, уж не ты ли? - с невинным видом поинтересовался Белов.
В камере повисла тишина, Грот набычился - он тоже понял намек. Формально Грот до сих пор принадлежал к воровскому сословию и любил при случае это подчеркнуть. Однако по сути он давно утратил на это право, неоднократно нарушив многие из неписаных правил-понятий. Беспринципный и подловатый, он был слишком жадным и нахрапистым даже для уголовников. Крысятничать и кидать своих - такое не приветствуется ни в криминальном мире, ни в пионерской дружине, ни в элитном клубе джентльменов. По этой причине ему, несмотря на завышенные амбиции, так и не удалось сделать достойной воровской карьеры. Недаром смотрящим по Красносибирску стал Семен, а не Грот.
- А что, есть какие-то сомнения? - наконец выдавил из себя виновник торжества.
- Да нет, - пожал плечами Белов. - Просто я не при делах. Вот и уточнил - на всякий случай.
- Я, бля, даже газет не читаю, а не то, что с журналистами знакомство водить. - Вернулся Грот к прерванному разговору.
- А доказательства? - спросил кто-то из пассажиров.
- Говорят, мол, свидетель какой-то нарисовался, который видел меня возле заводоуправления, в тот вечер, когда там замочили этого… корректора - ептыть - редактора.
- А-ты?
- А я говорю, мол, тыщу свидетелей приведу, которые меня там не видели.
Слушатели дружно заржали. Печальный Дуба, который не принимал участия в пирушке и все это время лежал на верхней шконке, расстраиваясь оттого, что ему повезло меньше, чем Семену, неожиданно подал голос:
- А ты типа там не был и никого не убивал?
- А то! - Грот с неудовольствием покосился на Дубу. - Вот и Саня Белый может это подтвердить. А, Белый? Ты ведь меня там не видел? Пойдешь в свидетели, что не видел?
- По поводу тебя, Грот, я ни в чем ручаться не стану. Даже если спросят меня, есть ли у Грота борода, я и то скажу: "А хер его знает, может, она фальшивая".
Дружный хохот сотряс стены камеры. Грот с честью выдержал удар, подождал, пока публика успокоится, и сделал следующий ход:
- Слушай, Белый, мне только щас в голову пришло. А, может быть, ты сам этого жирного урода замочил? А что? Ты там был, с журналистом полаялся. И мотив у тебя был: этот журналист против тебя чего-то серьезного накопал…