- Но это правда, - возразил я. - За десять лет Александр Македонский, или Великий, завоевал Турцию и Египет, большую часть Ближнего Востока, а также Персию, часть Индии, дошел до Гималаев. И успел он все это еще до тридцати. До сих пор все солдаты мира считают его самым выдающимся из полководцев всех времен, а умер он, когда ему было всего тридцать два. Так что, сколь ни печально признаваться, но я уже перевалил этот рубеж.
"Кого я пытаюсь убедить? Его или себя?"
- Ну и чем же тогда займетесь? - спросил Ивен.
- Пока еще не знаю, - ответил я. - Возможно, пойду по стопам матери, буду тренировать лошадей.
- Ну, это не так занимательно, как может показаться, - протянул он. - Особенно в семь тридцать утра холодным и сырым зимним днем.
- Особенно после того, как накануне весь вечер выпивал, - со смехом подхватила Изабелла.
- О боже! - воскликнул Ивен и взглянул на часы. - Быстро! Налей мне еще бренди!
Мы с Изабеллой дружно расхохотались. Питер Кэрравей продолжал сидеть на диване с каменным лицом.
- Нет, если честно, не думаю, что готов влиться в ряды тренеров, - с улыбкой сказал я. - Я просто пошутил.
Однако Ребекку и ее мужа эта шутка ничуть не развеселила.
- Думаю, мне пора, - сказал я, вставая. - Спасибо за прекрасный вечер, Изабелла. Доброй ночи всем-всем.
- Доброй ночи, - откликнулись Ивен и Ребекка, а Изабелла пошла проводить меня до двери. Питер Кэрравей снова промолчал.
- Спасибо тебе, - сказал я, когда Изабелла отворила входную дверь. - Было очень здорово и весело.
- Ты уж извини за Кэрравеев, - сказала она, понизив голос. - Временами они кажутся странными, особенно он. И еще, думаю, я ему нравлюсь, - она хихикнула. - А у меня от одного его вида по телу мурашки. Противный!
- И еще грубый, - прошептал я и скроил брезгливую гримасу. - А кто они такие?
- Старые друзья Джексона, - она закатила глаза. - Вот и приходится приглашать их, сколь ни прискорбно. Кэрравей всегда приезжают к концу сезона охоты на фазанов. Питер - потрясающий стрелок. Ну а потом остаются на субботние скачки.
- В Ньюбери?
Она кивнула.
- Ты поедешь?
- Наверное, - ответил я.
- Здорово. Тогда там и увидимся. - Она опять рассмеялась. - Если, конечно, ты не увидишь первыми Кэрравеев.
- А чем именно занимается Питер Кэрравей? - спросил я.
- О, делает деньги, одну кучу за другой, - ответила она. - И еще он владелец скаковых лошадей. Нескольких тренирует Ивен.
"Что ж, это многое объясняет", - подумал я.
- Не думаю, что мистер Кэрравей был в восторге, наблюдая за тем, как его тренер хлещет бренди весь вечер.
- О, не в том проблема, - ответила она. - Думаю, это из-за того, что Питер с Джексоном поцапались чуть раньше. Из-за какого-то бизнес-проекта, они вместе над ним работают. Хотя я особо не прислушивалась.
- Что за бизнес? - поинтересовался я.
- Финансовые услуги, что-то в этом роде, - ответила она. - Толком не знаю. Бизнес - это не по моей части, - она засмеялась. - Но Питер неплохо на нем зарабатывает. Мы иногда ездим к ним в гости, и по сравнению с их домом наш выглядит как собачья будка. Их дом такой огромный!
- Где? - спросил я.
- В Гибралтаре.
Глава 09
Дом престарелых под названием "Силвер Пайнс" оказался огромным современным зданием из красного кирпича, пристроенным к тому, что некогда было очаровательной виллой в викторианском стиле. Располагался он на северной окраине города Эндовер, в Гемпшире.
- Ну, разумеется, сэр, - вежливо ответила медсестра в розовой униформе, когда я спросил, нельзя ли навестить мистера Саттона. - Вы родственник?
- Нет, - сказал я. - Мы с мистером Саттоном соседи. Жили на одной улице. В Хангерфорде.
- Понимаю, - протянула она. На самом деле ей было все равно. - Кажется, он в дневной комнате. Обычно сидит там утром после завтрака.
Я проследовал за ней по коридору в старую часть здания. Дневная комната оказалась просторной гостиной с окнами-фонарями, вдоль стен выстроились в ряд пятнадцать кресел с высокими спинками. Примерно половина из них была занята, и большинство людей, устроившихся в этих креслах, спали.
- Мистер Саттон, - сказала розовая медсестра и подошла к пожилому джентльмену. - Просыпайтесь, мистер Саттон! К вам гость. - Она потрясла старика за плечо, тот медленно поднял голову и открыл глаза. - Вот так-то лучше. - Она говорила с ним, как с ребенком; потом вдруг наклонилась и вытерла каплю слюны в уголке рта. Я уже пожалел, что напрасно приехал.
- Здравствуйте, мистер Саттон, - громко произнес я. - Помните меня? Я Джон, Джон из Уиллоу-Клоуз. - Он явно не узнавал меня, что, впрочем, и неудивительно. - Джимбо и его мать передают вам привет. А ваш сын, Фред, еще не навещал вас сегодня?
Розовая дама, похоже, сочла, что все в порядке.
- Ладно, тогда не буду вам мешать, - сказала она. - Скоро будут развозить чай, так что имейте в виду.
- Спасибо, - сказал я.
Она удалилась по коридору, я же уселся в пустующее кресло рядом со стариком Саттоном. Он продолжал смотреть на меня немигающим взглядом.
- Я вас не знаю, - сказал он наконец.
Я с отвращением наблюдал за тем, как он вынул изо рта вставную челюсть. Пристально разглядывал ее какое-то время, потом достал из нагрудного кармана рубашки зубочистку и принялся удалять остатки завтрака, застрявшие между искусственными зубами. И вот наконец, довольный своей работой, вернул челюсть на место с характерным щелчком.
- Я вас не знаю, - повторил он, когда все зубы оказались во рту.
Я огляделся. В комнате было еще шесть человек, и все, кроме одного, спали. Старик с открытыми глазами смотрел в окно, в сад, и не обращал на нас ни малейшего внимания.
- Мистер Саттон, - я заглянул ему прямо в глаза. - Я пришел спросить вас о человеке по имени Родерик Уорд.
Я не знал, какой реакции ожидать. И думал, что, возможно, старина Саттон не помнит, что ел вчера на обед, уже не говоря о том, что произошло год тому назад.
Однако я заблуждался.
Он все прекрасно помнил. Это читалось в его глазах.
- Родерик Уорд, этот жалкий воришка и грязный ублюдок, - произнес он это тихо, но вполне отчетливо. - С радостью бы свернул ему шею. - И он протянул ко мне обе руки, точно собирался вцепиться мне в горло.
- Родерик Уорд уже мертв, - сказал я.
Руки старины Саттона безвольно опустились на колени.
- Вот и славно, - произнес он. - Кто его убил?
- Погиб в автокатастрофе, - ответил я.
- Слишком легкая для него смерть, - с ненавистью заметил Саттон. - Я бы убивал его медленно.
Мне показалось это странным.
- А что он вам, собственно, сделал? - спросил я. Очевидно, за столь пылкой ненавистью стояло нечто большее, чем выбитое кирпичом стекло в окне.
- Он украл все мои сбережения, - сказал старик.
- Каким образом?
- С помощью придуманной им хитроумной схемы, - ответил Саттон. Потом покачал головой. - И я, старый дурак, купился. Не надо было его слушать.
- Так он украл ваши сбережения не в прямом смысле слова?
- Какая разница, - устало произнес Саттон. - Сын мой страшно обозлился. Говорил, что я промотал все его наследство.
Видно, этот Саттон-младший большим тактом не отличается, подумал я.
- Так в чем же состояла эта хитроумная схема Родерика Уорда? - спросил я.
Какое-то время он сидел молча, глядя на меня и словно прикидывая, стоит ли говорить всю правду. А может, просто пытался вспомнить.
Потом снова вынул вставную челюсть и стал ее разглядывать. Я не был уверен, что он понял мой вопрос, но через некоторое время он вернул искусственные зубы на место и начал свой рассказ:
- Я заложил дом, а полученные деньги инвестировал в какой-то крутой фонд, благодаря которому, как уверял меня Уорд, я разбогатею. - Он вздохнул. - А потом этот самый фонд лопнул, и я не получил ни гроша и остался на руках с закладной.
Теперь я понял, почему сержант-детектив Фред впал в такую ярость.
- Что за фонд это был? - спросил я.
- Не помню, - ответил он. Возможно, просто не хотел вспоминать.
- А с чего это вдруг Уорду понадобилось швырять кирпич вам в окно?
Старик улыбнулся:
- Да я насолил ему. Так, самую малость.
- Что? - удивленно воскликнул я. - Каким образом?
- Он пришел сказать, что я потерял все деньги. Я сказал, что надо что-то делать, как-то спасать ситуацию, но он сидел и с наплевательским видом твердил, что я должен понять одно: инвестиции могут расти, а могут и обрушиться, разом, как в этом случае. - Он снова улыбнулся. - Ну и тогда я просто вылил горячий чай из чайника ему на колени. - Он захохотал, вставная челюсть едва не выпала изо рта. Толчком большого пальца он вернул ее на место. - Видели бы вы, как он подпрыгнул! Недаром говорят: как ошпаренный. Едва штаны не сорвал. Обвинил меня в том, что я обварил ему яйца. Надо было оторвать их этому негодяю!
- И тогда он пошел и запустил кирпичом вам в окно?
- Да, когда уходил, но сын застукал его и арестовал. - Смех прекратился. - Ну и тогда мне пришлось рассказать Фреду об этой истории с деньгами.
Итак, он потерял деньги примерно год назад. До того, как та же судьба постигла мою мать.
- Скажите, мистер Саттон, - начал я, - вы хоть что-нибудь помните об этом лопнувшем инвестиционном фонде?
Он покачал головой.
- Это был оффшорный фонд?
Он недоуменно уставился на меня. Очевидно, что термин "оффшорный" был ему незнаком.
- Да я в этом не разбираюсь, - ответил он. - Не понимаю ни черта.
- Ну а слово "Гибралтар" там не звучало? - не унимался я.
Он снова покачал головой.
- Не помню. - В уголке рта снова показалась слюна, глаза увлажнились.
Я понял - мне пора уходить.
* * *
Субботнее утро выдалось морозным и ясным, зимнее солнце вовсю старалось оттаять заледеневшую землю. По радио на кухне сообщили, что в девять часов состоится повторная инспекция беговых дорожек на ипподроме в Ньюбери, это она уже будет решать, можно ли проводить скачки. Очевидно, места старта и приземления после взятия препятствий прикрыли чем-то на ночь, и организаторы скачек надеялись, что соревнования все же состоятся.
Я же тем временем скрещивал пальцы в надежде, что их отменят.
В пятницу днем я провел более часа в комнате для скачечного инвентаря, трудясь над уздечкой Сайентифика - так, чтобы она порвались во время скачек. Мать показала мне одну, для которой подходил австралийский нахрапник, и я расстроился - уж больно новенькая она была, прямо с иголочки. Недаром мать всегда твердила о том, что лошади с конюшен Каури не выйдут на скачки в чем попало.
Поначалу задача казалась мне несложной - всего-то и надо несколько раз перегнуть в разные стороны кожаный ремешок внутри защитного резинового рукава, и тогда полоска эта порвется, и поводья будут держаться только на резине. Ну а потом и она тоже лопнет, стоит только жокею в пылу скачки сильно натянуть поводья.
Но все оказалось далеко не так просто, как я представлял. Слишком уж новенькой была уздечка. Из гибкой и крепкой кожи.
Я осмотрел то место, где поводья соединялись с металлическими кольцами по обе стороны от мундштука. Кожа была прошита толстыми нитками в несколько строчек. Я изо всей силы дергал их, но отделить не удалось ни на йоту. А что, если перерезать эти толстые нитки? Но чем? И потом, сразу будет видно. Ведь Джек первым делом должен убедиться перед скачками, что все держится надежно.
На полке стояли четыре зеленые коробки - аптечки неотложной помощи, - и я открыл одну в поисках ножниц. Но нашел кое-что получше. В прозрачном пластиковом футляре хранился медицинский скальпель.
И вот я начал аккуратно перерезать стежки из толстых ниток по правую сторону уздечки - эта сторона находится дальше других от конюха, когда он водит лошадь по парадному кругу. Я старался перерезать стежки ровно посередине, концы оставлял нетронутыми, чтоб повреждение было меньше заметно. И уже затем перерезал несколько стежков на каждом конце. Я понятия не имел, достаточно ли этого, но что сделано, то сделано.
Все то время, что Джек собирал необходимое для скачек оборудование, а потом загружал его в огромную плетеную корзину, я нервно расхаживал вблизи комнаты. И видел, как он взял уздечку с австралийским нахрапником и тоже опустил ее в корзину.
Тихо так, спокойно опустил, без всяких причитаний на тему того, что упряжь испорчена.
Ну что, пока все складывалось удачно. Но настоящее испытание ждет уздечку, когда он будет надевать ее на Сайентифика чуть позже, днем, на ипподроме.
Я постарался сделать все от меня зависящее, чтоб никто ничего не заметил. Не оставил ни одного торчащего кончика обрезанной нитки, а сама плотность кожи помогала уздечке держаться. Так что если даже кто-то и подергает поводья перед скачками, выглядеть они будут нормально и лопнут не сразу - только после того, как ослабнут во время скачки. Тогда и лопнут. Но я понятия не имел, удалось ли мне соблюсти нужный баланс.
* * *
К сожалению, организаторы решили, что скачки должны состояться, морозная погода им не помеха, а зрителям и участникам выдадут пледы и попоны. И вот мама повезла нас всех троих в Ньюбери на своем стареньком синем "Форде", отчим сидел рядом с ней, я примостился на заднем сиденье у нее за спиной. Я всегда так сидел по дороге на скачки и с них, домой.
Посещение скачек было неотъемлемой частью моего детства и юности. Какое-то время знание географии Британии базировалось исключительно на местах проведения загородных скачек. Научившись в семнадцать водить машину, я понятия не имел, где находятся большие города, зато безошибочно находил дорогу к таким местам, как Маркет-Рейзен, Пламптон или Фейкерхем, а также знал все объездные пути, помогающие сэкономить время, не выезжая на забитые машинами главные дороги.
Ипподром Ньюбери - самый ближайший к Лэмбурну, всего-то в пятнадцати милях, и давно уже стал домом для большинства местных тренеров, которые, с учетом экономии на дорожных расходах, старались отправить туда как можно больше лошадей.
Ко времени, когда наш "Форд" подкатил к тренерской стоянке, мест там уже почти не было, и я с огорчением заметил, как долго придется идти пешком до самого ипподрома. Культя опухла и побаливала, и я обещал себе впредь так не нагружать больную ногу, хотя бы на время. Известно, куда вымощена дорога добрыми намерениями…
- Привет, Джозефин, - послышался мужской голос, как только мы вышли из машины. Перед нами стоял Ивен Йорк в тяжелом овчинном полушубке.
- Привет, Ивен, - ответила мама, без особой, впрочем, теплоты в голосе.
- О, приветик, Том! - воскликнула Джулия Йорк, вылезая из роскошного новенького белого "БМВ" - мать не преминула отметить этот факт и сразу помрачнела. Теперь я понял, почему она вдруг загорелась идеей апгрейдить свой старый "Форд".
Раз в кои-то веки Джулия сопровождала своего мужа на скачках и не преминула разодеться в пух и прах. На ней было плотно облегающее фигуру платье из тонкого шелка, поверх накидка с набивным рисунком в тон, тоже совсем тоненькая. "Не слишком подходящий наряд для холодного февральского дня", - подумал я, зато он согревал сердца поклонников, которые, завидев Джулию, заулыбались, а в глазах их засветилось восхищение.
- Привет, Джули, - ответил я и махнул рукой. И заслужил снисходительный приветственный кивок от Ивена.
Мать окинула меня неодобрительным взглядом. Уверен, в этот момент она судорожно старалась сообразить, как же так вышло, что я знаком с этими людьми, и очень хотела, чтоб я просветил ее на эту тему. Но я решил этого не делать. Я не говорил ей, что приглашен на обед в четверг. Уж лучше пусть думает, что вечер я провел, слоняясь по местным пабам. Она не служила под началом моего темнокожего сержанта из Сэндхерста, а потому ей не успели внушить: ничего не принимай на веру, все проверяй.
Мы немного задержались, надевали пальто и шляпы, Йорки же тем временем двинулись по траве ко входу. Мы проводили их глазами.
- Если уж Сайентифику не суждено сегодня выиграть, - ледяным тоном заметила мать, - пусть это будет кто угодно, но только не этот их паршивый Ньюарк Холл. Не выношу этих типов!
Я огляделся по сторонам, проверить, слышал ли кто ее ремарку.
- На твоем месте, - тихо, но строго заметил я, - я бы понизил голос. Этой стоянкой пользуются и устроители скачек.