Но думаю, что главную роль в этом нежелании сыграло намерение лично отомстить негодяю, который так жестоко обошелся со мной.
Возможно, то было проявлением своего рода безумия. Но я опустил мобильник в карман и не стал звонить никому. Просто зашагал на огоньки, к свету, к дому.
* * *
Я жив и свободен, а некто до сих пор уверен в том, что я сейчас лежу связанный в стойле и медленно умираю. Так что на моей стороне был элемент внезапности. С чисто стратегической точки зрения, элемент внезапности - это все. Доказательством тому служила хотя бы воздушная атака на Пирл-Харбор, состоявшаяся ранним воскресным утром в декабре 1941 года. Одиннадцать кораблей были потоплены или серьезно повреждены, около двухсот самолетов, так и не успевших подняться в воздух, разбомблены прямо на земле, причем воздушные атакующие силы противника не превышали и двадцати бомбардировщиков. Было убито и ранено свыше трех с половиной тысяч американцев, потери же японцев составили всего шестьдесят пять человек. Я знал это, потому что в Сэндхерсте каждый слушатель-офицер должен был представить курсовую на тему Второй мировой войны, и мне достался как раз Пирл-Харбор.
Так что элемент внезапности имеет решающее значение.
Я уже однажды показался врагу, и последствия были удручающие - едва удалось выжить. Теперь же я должен затаиться, а еще лучше: внушить врагу уверенность в том, что я уже нейтрализован и не представляю для него опасности. Пусть думает, что я мертв, тут-то я и появлюсь и нанесу смертельный удар. Нужно движение, аналогичное тому, что произвела героиня Глен Клоуз в ванной в фильме "Фатальное влечение". Но только никак нельзя допустить, чтоб меня в конце концов пристрелили, как это произошло с ней.
Я прошел через деревню, стараясь держаться в тени и избегая оживленного центра, где кто-то мог увидеть меня рядом с ярко освещенной витриной. Лишь металлическое цоканье, которое издавал протез, могло меня выдать. Надо найти какой-то способ сделать походку бесшумной.
Подойдя к конюшням Каури, я остановился.
Хотел ли я, чтоб мать и отчим узнали, что со мной произошло? Как объяснить им, отчего я весь в грязи, небрит, истощен и измучен? Можно ли доверять им? Не выдадут ли они мою тайну, пусть даже непреднамеренно, кому-то еще? Абсолютная секретность - еще один решающий фактор. "Болтовня может стоить жизни" - то был один из девизов военного времени. И мне определенно не хотелось, чтоб она стоила моей.
Но я страшно изголодался, к тому же хотелось умыться и переодеться во все чистое.
Я приблизился и увидел, что на конюшнях горит свет и что весь штат занят кормежкой и мытьем своих четвероногих подопечных.
Я быстро обошел дом и, стараясь ступать как можно тише, приблизился к ближайшему прямоугольнику из стойл. Лишь на долю секунды шагнул в освещенное пространство, и то сперва проверил, не смотрит ли кто.
Потом быстро поднялся по ступенькам и оказался в незапертой квартире Яна Норланда над стойлами.
* * *
Я понадеялся на то, что Ян не запирал дверь, когда находился внизу, с лошадьми, и оказался прав. Теперь наконец я смогу решить, что же сказать ему. Хорошо бы заручиться помощью Яна, однако не следует уведомлять его о том, что нанимательница нарушает законы. И еще не хотелось бы пугать его, еще, чего доброго, бросится звонить в полицию. Я решил, что не скажу ему всей правды и одновременно постараюсь как можно меньше лгать.
Ожидая, пока он закончит с лошадьми, я предпринял атаку на холодильник. Еды среди банок пива практически не было, однако удалось обнаружить двухлитровую пластиковую бутылку с молоком. Я так и присосался к ней. Очень хотелось зайти по дороге через деревню в китайскую лавку под названием "Плошка риса", но я не стал этого делать. Надо уговорить Яна сбегать туда за едой, когда он вернется в дом.
Я почти прикончил два литра молока, когда услышал, что он поднимается по лестнице.
Я укрылся за дверью, но он увидел меня тотчас же, как только притворил ее за собой. После истории с испорченной уздечкой в прошлую субботу я не ожидал особо приветливого приема и не ошибся.
- Какого хрена тебе тут надобно? - грубо спросил он.
- Ян, мне нужна твоя помощь, - быстро ответил я.
Он присмотрелся, заметил грязную разорванную одежду, щетину у меня на подбородке.
- Ты чего это в таком виде? - укоризненно спросил он. - Вляпался в неприятности, да?
- Да нет, ничего подобного, - ответил я. - Просто испачкался немного и жутко хочу есть, вот и все.
- Почему? - спросил он.
- Почему что? - не понял я.
- Почему все? - громко произнес он. - Почему ты врываешься ко мне в квартиру, как какой-то взломщик? Почему не пошел к себе? С чего это ты так оголодал и весь в грязи?
- Все объясню, - ответил я. - Но мне нужна твоя помощь. И еще не хотелось бы, чтобы мать знала, что я здесь.
- Почему? - повторил он. - У тебя что, неприятности с законом?
- Ну, разумеется, нет, - ответил я с видом оскорбленной невинности.
- Тогда почему не хочешь, чтобы мать знала, что ты здесь?
Что же ему ответить на это?
- Просто мы с мамой повздорили, - сказал я. И почувствовал: намерение не вдаваться в подробности и не лгать рушится на глазах.
- Из-за чего? - спросил он.
- Это что, имеет значение? - спросил я. - Сам знаешь мою мамашу. Может придраться к сущей мелочи.
- Да, знаю, - протянул он. - Но эта конкретная ссора из-за чего вышла?
Я понимал: он не отстанет. Ему нужен был ответ.
- Из-за лошадей, - ответил я.
Он сразу заинтересовался:
- Валяй, выкладывай.
- А нельзя ли сначала принять душ? - спросил я. - Мне очень нужно. И еще, нет ли у тебя какой одежды приблизительно моего размера?
- А где твоя?
- В доме.
- Хочешь, чтоб я пошел и принес?
- Ну разве можно? Мать сразу увидит, догадается.
- Да нет ее, - сказал он. - Они с мистером Филипсом отправились в Лондон на какое-то грандиозное мероприятие. Сам видел, как уезжали около пяти. Разодетые в пух и прах. Сказала мне, что вернется утром.
- Но я видел в доме свет.
- Да это для собак, - пояснил он. - Пойду выпущу их погулять, перед тем как лечь спать. Ну, заодно и свет выключу, и двери запру.
Так что я мог спокойно войти в дом и не беспокоить Яна. Не провел должной рекогносцировки, перед тем как заявиться к нему. Подумал, что мать дома, а надо было проверить.
- Но машина ее на месте, - заметил я. Вспомнил, что видел ее, когда обходил дом.
- За ними заехал огромный шикарный лимузин с водителем, - сказал он. - Похоже, миссис Каури - почетный гость на этой вечеринке.
- Значит, ночью они не вернутся?
- Откуда мне знать, - ответил он. - Только и сказала, что мы увидимся с ней завтра ровно в семь тридцать утра.
Может, мне вообще не следовало впутывать Яна во все это. Но раз уж так получилось…
- Ладно, - командирским тоном произнес я. - Пойду в дом, приму там душ и переоденусь. А тебя попрошу съездить в китайскую лавку и купить нам ужин на двоих. Мне говядину в соусе из черной фасоли с жареным рисом. - Я достал из бумажника деньги, протянул ему. - И еще придется купить молока. Потому как твое я все выпил.
Он стоял, молча смотрел на меня, потом взял деньги.
Я взглянул на настенные часы.
- Вернусь через сорок пять минут. Поедим и поговорим.
* * *
Прошло минут пятьдесят, прежде чем я снова поднялся в квартиру Яна. Долго отмокал в горячей воде в ванной, чтоб перестали болеть плечи. И принес с собой кое-какие вещи.
- Что это у тебя в трубе? - спросил Ян.
- Сабля, - ответил я. - Подумал, что может пригодиться.
- Зачем? - с тревогой спросил он. - Я ничем незаконным заниматься не буду.
- Да все в порядке, - сказал я. - Успокойся. Не собираюсь заставлять тебя совершать противоправные поступки.
- Ну а сам?.. - нерешительно спросил он.
- И я тоже не собираюсь делать ничего противозаконного, - поспешил уверить его я. - Обещаю.
Еще одно обещание, и не было уверенности, что я его сдержу. Я просто надеялся, что до этого не дойдет, но Яну решил не говорить.
Он немного расслабился.
- Так я могу остаться здесь? - спросил я и положил на пол сумку с вещами и саблю в картонном футляре.
- Что? Ночевать здесь? - спросил он.
- Да.
- Но у меня только одна кровать. - Судя по тону, он не имел намерения делить ее с кем-либо.
- Ничего страшного, - поспешил успокоить его я. - Я могу и на полу.
- Можешь лечь на диван.
- Вот и прекрасно. Ну, а как насчет еды? Просто умираю с голода!
Он выложил на кухонный стол две чистые тарелки, я наполнил свою с верхом. Наверное, врач бы сказал, что китайская еда не лучший выбор после нескольких дней голодания, но мне было плевать. На вкус она показалась просто божественной.
И вот наконец я насытился и отодвинул пустую тарелку.
- Вот это да, - пробормотал Ян, только что принявшийся за свинину в кисло-сладком соусе. - Можно подумать, у тебя неделю во рту крошки не было.
- А какой сегодня день? - спросил я.
Он как-то странно взглянул на меня.
- Среда.
Неужели? В понедельник я поехал в Оксфорд на слушания. Значит, это было всего два с половиной дня тому назад? А мне казалось, полжизни прошло.
Стоит ли рассказывать Яну, почему я так голоден? Нужно ли ему знать, что с утра понедельника у меня во рту маковой росинки не было? Наверное, нет. Это потянуло бы за собой другие объяснения, и ему наверняка не понравилось бы, что я не обратился в полицию.
- Не так уж много ресторанов вокруг, когда живешь в полевых условиях, - сказал я.
- В полевых условиях?
- Да, - кивнул я. - Я был в Даунсе, провел там пару ночей. Жил в шалаше, который сам же и построил.
- Но ведь на улице так холодно, и почти всю неделю лил дождь.
- Да, но я не знал, что придется так туго. Даже огня не мог развести. Зато это хорошая тренировка. Ничто так не укрепляет человека, как дискомфорт.
- Все вы армейские просто сумасшедшие, - заметил Ян. - Меня в такую погоду на улицу и калачом не заманишь. - И он обильно полил розовым кисло-сладким соусом кусочки свинины.
Наверное, хватит кормить его этим враньем, подумал я. За все это время я не произнес и слова правды.
- Так ты обещал рассказать, - начал Ян. - Из-за каких таких лошадей поссорились с матерью?
- О, да, по сути, не из-за чего. - Я дал задний ход. - К тому же уверен, она бы не хотела, чтобы ты знал об этом.
- Вот тут ты, наверное, прав, - улыбнулся он. - И все равно расскажи.
- Я же говорю, полная ерунда, - отмахнулся я. - Просто выразил ей свое мнение о последних скачках в Челтенхеме. Лично я считаю, Фармацевт был не готов сражаться за "Золотой кубок".
- Ну а она что? - спросил Ян, приподняв вилку.
- Она велела мне засунуть это свое мнение… сам понимаешь куда.
Он рассмеялся.
- Раз в кои-то веки я с ней согласен.
- Вот как? - Я изобразил удивление. - Но ты же помнишь, мы сидели здесь вместе, смотрели скачки по ящику, и ты сам говорил, что он не готов бежать на кубок.
- Ну, - фыркнул он, - может, и сказал раз, в пылу спора, но на самом деле не имел этого в виду. Одни проигранные скачки еще не означают, что лошадь плоха.
- Но я сказал это матери только потому, что слышал твое мнение.
- Тогда надо было прежде спросить меня. - Он подцепил на вилку шарик свинины, сунул в рот.
- Получается, я у всех должен просить прощенья, иначе меня просто не пустят в дом.
- Так она выгнала тебя только за это? - говорил он с набитым ртом, пережевывая свинину под кисло-сладким соусом с тщанием бетономешалки.
- Тут сыграли роль и другие обстоятельства, - сказал я. - Чисто личного характера. Семейные дела.
Он понимающе кивнул.
- Да, одно тянет за собой другое, а потом еще и еще… - Говорил он тоном человека опытного, и я задался вопросом: существовала ли некогда миссис Норланд?
- Ты прав.
- Так, значит, все еще хочешь остаться здесь? - спросил он.
- Конечно, - кивнул я. - Не желаю идти домой к матери, поджав хвост, как побитая собака. Иначе конца-края этому не будет.
Он снова засмеялся, взял еще кусочек свинины.
- Я не против. Но только учти, встаю очень рано.
- Да я хочу уйти еще до рассвета.
- Солнце встает в семь, - сказал он. - Но примерно за полчаса до этого уже достаточно светло.
- Тогда смоюсь около шести.
- Чтобы избежать встречи с матерью? - спросил он.
- Возможно, - ответил я. - Кстати, можешь спросить у нее, куда, по ее мнению, я подевался. Интересно, что она ответит на это. Но только не говори, что я был здесь.
- Ладно, спрошу и не скажу, что ты был у меня и о чем мы говорили, - обещал он. - Но куда ты пойдешь?
- Туда, где провел последние несколько дней, - ответил я. - Доделать кое-какие делишки.
* * *
В четверг, в пять тридцать утра, я выскользнул из квартиры Яна, прихватив с собой саблю в футляре. Я также забрал остатки китайской еды и половину молока, что он принес вчера вечером.
Кроме того, я взял с собой подзаряженный мобильный телефон и визитку мистера Хугленда. Надо же будет как-то скоротать время.
Выйдя из конюшен Каури, я прошел через спящую еще деревню, а затем добрался по дороге до конюшен Грейстоун. Я не тратил времени даром, ночью придумал, как пресечь металлическое клацанье протеза. Проблема, как выяснилось, гнездилась в месте соединения искусственной голени со щиколоткой. Крепление было надежным, но звук раздавался, когда я давил своим весом и две эти металлические детали соприкасались. Мне удалось убрать этот противный звук с помощью гаечного ключа и небольшого квадратика резины, который Ян вырезал из старого прохудившегося сапога. Теперь я снова мог передвигаться практически бесшумно.
Огромные ворота были по-прежнему заперты на цепь и навесной замок - похоже, к ним никто не прикасался за время моего отсутствия. Но это вовсе не означало, что за прошедшие двенадцать часов в стойла никто не наведывался.
Я перешагнул через низенькую изгородь и начал осторожно и бесшумно подниматься вверх по холму, обходя заросшие сорняками и кустарниками участки, чтобы не шуршать, озираясь и прислушиваясь к каждому звуку. На полпути я добрался до места, где накануне вечером оставил свою метку - палочку, прислоненную к небольшому камню. Если б рядом проезжала машина, колесо непременно сшибло или сдвинуло бы ее, но палочка на месте. Стало быть, ночью на машине по этой дороге никто не проезжал, ну разве что на мотоцикле.
И я не знал, радоваться или огорчаться мне этому факту.
Не ослабляя внимания, я приблизился к дому, стараясь держаться в тени растительности, что окаймляла одну из сторон небольшой, густо заросшей травой лужайки. Небо на востоке посветлело, стало отливать изумительными голубыми, пурпурными и красными тонами. В темноте я всегда чувствовал себя как дома, однако любил наблюдать наступление рассвета, начало нового дня.
Появление солнца, приносящего свет и тепло, прогоняющего тьму и ночной холод, всегда казалось мне маленьким чудом, волшебством, которому поклонялись и люди, и звери. Как это происходит? И почему? Впрочем, неважно, надо с благодарностью принимать каждый такой приход. Если солнце вдруг погаснет, всем нам настанет конец, это точно.
Вот над горизонтом возник ободок огненного шара и затопил холмистые окрестности оранжевым сиянием, изгонявшим тьму из самых укромных мест.
Я тихо подергал ручки дверей в дом. По-прежнему заперты.
Затем я обошел дом справа и двинулся по дорожке, усыпанной гравием, к конюшням. Сейчас в ярком утреннем свете здесь все выглядело иначе, нежели ночью, под проливным дождем. Стойла были выстроены прямоугольником, располагались по трем его сторонам, четвертая, открытая, была обращена к дому.
Первым делом я дошел до конца левого блока, опустился на колени и подобрал все осколки стекла, что до сих пор лежали на бетоне под выбитым мною окном. Я осторожно высыпал их внутрь, через то же окно, чтоб не мозолили глаза. Всю стеклянную панель восстановить, конечно, не удастся, но заметить, что она выбита, можно только с близкого расстояния и хорошенько приглядевшись.
Затем я прошел вдоль стойл до своей темницы, снял засовы, распахнул обе дверные створки так, чтоб любого прошмыгнувшего мимо человека можно было вовремя заметить и должным образом среагировать.
Я еще раз осмотрел стойло, на тот случай, если что пропустил вчера в темноте. Но ничего не нашел, кроме небольшой кучки собственных экскрементов, уже благополучно подсыхающих возле стены, в которой было закреплено кольцо. Я знал, что бойцы спецназа, такие, как, к примеру, британские SAS или ребята из американского подразделения "Дельта", оказавшиеся на территории противника, были натренированы не оставлять там никаких следов своего присутствия, в том числе собирать свои фекалии в герметичные пластиковые мешочки и держать их в рюкзаках.