– Да! Что Резо – он сын ему! Он это специально, чтобы мне отомстить! А это все неправда! Если Резо мне не верит, то он врачам поверит! Можно анализ сделать! Можно доказать!
Поздно доказывать… Лория своего добился…
* * *
Среди прочих фотографий нашлась и такая, на которой Резо был запечатлен в одной компании с Шаровым.
– А вот это Гена Шаров, – сказал Китайгородцев. – Вы его видели когда-нибудь?
Тесадзе всмотрелся.
– Да, – кивнул он. – Он приезжал к нам в Подьячево.
– Подьячево – это где?
– Здесь, в Московской области. В сторону Дмитрова.
– У вас там дача?
– Мы дом там строим. Не для себя, а чтобы сдавать. Там очень выгодное место, там дачники не только летом, а круглый год. Летом хорошо, потому что место тихое, спокойное. Хотя и близко к Москве, а вроде как на отшибе. Люди это любят, чтобы лишних не было. А зимой оттуда близко до всяких этих горнолыжных трасс…
Он был очень многословен, этот Тесадзе. О чем угодно готов был рассуждать, только бы не касаться больных тем. Но Китайгородцев торопился.
– Шаров приезжал в Подьячево, – прервал он собеседника. – Когда?
– В последний раз я видел его весной.
– Так он не один раз там был?
– Раза три, наверное.
– И ночевать там оставался? Там вообще есть, где жить?
– Дом построили не до конца. Но пара комнат там уже вполне.
– Туда можно позвонить?
– Там нет телефона.
– Тогда, может, съездим туда?
– Зачем? – попытался увильнуть Тесадзе.
– Вдруг Резо там.
– Не сейчас, – сказал Шалва Георгиевич умоляюще.
– Именно сейчас!
– Ну почему? – страдал Тесадзе.
– Потому что вы все равно туда помчитесь, – сказал Китайгородцев. – Сразу, как только выпроводите меня. Но вся штука в том, что я отсюда не уйду и одного вас не оставлю. Поэтому для вас только два варианта есть. Самый хороший – это поехать со мной.
– А второй вариант какой?
– Поехать со мной и с милицией.
– Хорошо, – сдался Тесадзе. – Поехали, я согласен.
* * *
Они ехали по Дмитровскому шоссе, потом с него свернули, проехали через Яхрому и дальше по узкой пустынной дороге – до Подьячева. На самой окраине поселка в недлинном ряду свежепостроенных коттеджей Тесадзе показал на дом за сплошным забором:
– Здесь!
Китайгородцев к воротам вплотную подъезжать не стал, остановил машину на дороге.
– Я не буду из машины выходить, – сказал он. – Ваш Резо меня знает в лицо, и он сразу заподозрит неладное.
– А он там есть вообще? – с сомнением произнес Тесадзе, разглядывая кажущийся безлюдным дом.
– Вы сейчас пойдете туда, – напутствовал собеседника Китайгородцев. – Вы хозяин. Вы все там знаете. Вы по каким-то, только вам известным признакам сможете понять, есть там кто-то в доме или нет. Не спешите в дом войти. Дом – это ловушка. Постарайтесь, еще находясь снаружи, понять, здесь ваш сын или нет.
– Кого мне бояться? Сына? – сердито спросил Тесадзе.
– Не сына, а тех, кто может быть с ним.
– И что мне делать, если он в доме?
– Сразу уходите. Сделайте вид, что вспомнили о чем-то, и возвращайтесь к машине.
Тесадзе мрачнел на глазах.
Китайгородцев заподозрил, что у него с этим грузином запросто могут быть проблемы.
– Не пытайтесь поступить иначе, – настойчиво произнес Китайгородцев. – Делайте так, как я вам говорю. Они убили ваших охранников, они не пощадят и вас.
– Ладно, посмотрим, – пробормотал Тесадзе и вышел из машины, прежде чем Китайгородцев успел еще что-либо ему сказать.
Грузин прошел к воротам тяжелой походкой смертельно уставшего человека, потоптался у запертой двери, доставая из кармана ключи, открыл замок, распахнул дверь и сразу же шагнул в проем, хотя Китайгородцев ждал, что прежде Тесадзе окинет взглядом двор, оценивая обстановку. Дверь Тесадзе тут же за собой прикрыл, но Китайгородцев за долю секунды успел увидеть часть безлюдного двора и краешек кормы стоявшей в том дворе легковушки. Собственно, только один задний фонарь той машины взгляд Китайгородцева и зафиксировал, но он по одному фонарю безошибочно определил марку машины.
"БМВ"!
У Шарова – "БМВ"!
Китайгородцев вывалился из салона машины и бросился к дому, на бегу фиксируя детали.
В окнах второго этажа движения нет…
Ведущая во двор дверь осталась приоткрытой…
Звуков нет, только шаги Тесадзе…
Китайгородцев толкнул дверь и вбежал во двор.
Тесадзе идет через двор…
"БМВ"…
В окне первого этажа дрогнула занавеска…
Китайгородцев рванул пистолет из кобуры, заорал в спину идущему Тесадзе:
– Ложись!!! На землю!!!
Со звоном посыпалось выдавленное оконное стекло, Китайгородцев уже увидел помповое ружье, и Тесадзе погиб бы, несомненно, если бы не Китайгородцев, – он на бегу стрелял в проем окна и мчался к застывшему столбом грузину, налетел на него, сбил с ног, впечатал в землю, прикрывая собой, но дальше нельзя было действовать так, как учили на многочисленных тренировках, потому что Китайгородцев был один, без подстраховки, и патроны из обоймы он отстреливал последние. Соскользнул с Тесадзе, продолжал стрелять в проем окна, а сам тем временем пинал обмякшего от страха грузина, крича:
– Под стену! Под стену ползи!!!
Так он пинал Тесадзе и гнал его к дому, здесь, под стеной, уже было легче, Китайгородцев, не спуская глаз с опасного окна, за шиворот поднял на ноги Тесадзе, прошипел ему:
– За угол беги!
И наподдал ему, потому что обычных слов деморализованный грузин сейчас не понимал.
За углом стена дома была глухая, без единого окна, и это было спасением.
Воспользовавшись передышкой, Китайгородцев перезарядил свой пистолет, у забора подсадил Тесадзе, помог ему перевалиться через забор, и уже здесь они услышали, как взревел за домом двигатель "БМВ", потом взвизгнули покрышки.
– Уходят, – сказал Китайгородцев. – Ну скажи на милость – ты зачем во двор поперся? Я с тобой о чем договаривался, дорогой мой Шалва Георгиевич?
* * *
Китайгородцев и Шалва Георгиевич так некстати прервали чей-то ужин. В одной из комнат дома на столе остались немудреные блюда скромной трапезы: вермишель быстрого приготовления, шпроты, овощи и пиво. Китайгородцев пересчитал вилки на столе. Четыре. Резо. Шаров. Приятель Шарова, который бывший охранник. Четвертый – кто?
Шалва Георгиевич двинул было по комнатам, но Китайгородцев силой усадил его на стул и строго-настрого приказал с места не двигаться. Сам быстро осмотрел дом. Здесь жили. Ели. Спали. И не один день.
В одной из комнат Китайгородцев наткнулся на оставленную на спинке стула куртку. Он бы так сразу внимания на нее не обратил, быть может, если бы не материал, из которого куртка была пошита. Джинса. А он неоднократно видел Гену Шарова в джинсовом костюме. Пошарил по карманам, нашел бумажник. Там были деньги, несколько тысяч рублей, и еще водительские документы: водительское удостоверение, техпаспорт на машину, страховка. Шаров Геннадий Алексеевич – написано в удостоверении. И фотография соответствующая. В куртке и паспорт Шарова нашелся. Теперь никаких сомнений не оставалось в том, что здесь был Гена.
Китайгородцев разбирал бумаги, а у самого такое чувство было, что не бумажки эти ему сейчас в руках держать бы, а пистолет. Тревожно, словом. И он взял в руки пистолет.
Он ничего не видел угрожающего. И ничего не слышал настораживающего. Хотя… Не звук, не шум, а будто бы вибрация какая-то, которую услышать ухом невозможно, а можно только кожей почувствовать или уловить нутром. Ему почудилось, что это там, где шкаф. Он обошел шкаф и увидел за ним человека. Дядя в возрасте под пятьдесят сидел на полу, подпирая шкаф плечом, и дядю колотило так, что все его тело ходило ходуном.
– Руки вытяни вперед, – сказал Китайгородцев. – Чтобы я их видел.
Он целился дяде прямо в лоб.
Дядя вытянул руки. Ничего в руках у него не было.
– Ты кто? – спросил Китайгородцев.
Дядя завращал глазами и попытался что-то сказать. Не получилось с первого раза.
– Ладно, не старайся, – разрешил Китайгородцев великодушно и позвал Шалву Георгиевича.
Когда Тесадзе пришел, трясущийся дядя вибрировать не перестал, но как-то вроде бы приободрился.
– Вы его знаете? – спросил у Тесадзе Китайгородцев.
– Это Коля. Он тут сторож у меня.
– В доме этом живет?
– Да, присматривает.
– А чего ж вы не сказали? – произнес Китайгородцев с досадой. – Ведь по-другому сделали бы все. Не лезли бы мы сами. А подослали к дяде Коле кого-то из соседей. И выглядело бы все это естественно и совсем не страшно.
Плох был Тесадзе. Много чего упускал из-за свалившихся на его голову несчастий. Из-за его промашки в принципе и началась стрельба. Сказал бы заранее, что здесь есть сторож, и совсем по-другому можно было все организовать.
Китайгородцев выдернул дядю Колю из-за шкафа и усадил на стул. Сторож сидел, сжавшись в комок, и почти не занимал в этой комнате пространства, как казалось, – настолько он сейчас хотел быть неприметным и невидимым.
– Это ты там за столом ужинал? – показал на дверь смежной комнаты Китайгородцев.
Дядя Коля часто закивал.
– Сколько вас там было?
– Че-четыре, – ответил, заикаясь, сторож.
– Кто там был – кроме тебя?
– Реваз…
– Это Резо? Тесадзе?
– Да.
Услышав это, Шалва Георгиевич потемнел лицом и стал совсем плохо выглядеть.
– Кто еще? – спросил Китайгородцев.
– И его друзья, – ответил дядя Коля.
– Сколько их, этих друзей?
– Д-двое, – заикался дядя Коля. – Г-гена и Саша.
Китайгородцев ткнул сторожу под нос водительское удостоверение Шарова.
– Этот Гена?
– Да! – с готовностью подтвердил Коля.
– Они что – жили здесь?
– Ага.
– Давно?
– Ага.
– "Ага" – это сколько дней?
– После выходных приехали.
– Точнее!
– Щас! – испугался дядя Коля и глазами завращал, изображая мыслительный процесс. – В понедельник! Или вторник! Ночью! Перед вторником! Не этой, в смысле, ночью, а в прошлую! Под самое утро приехали!
В ночь с понедельника на вторник на складе фирмы "Вектор Плюс" убивали охранников.
Все совпадало.
* * *
Хамза примчался в Подьячево так быстро, будто не по забитому машинами вечернему Дмитровскому шоссе он ехал, а прилетел на вертолете. Он спешил, чтобы прикрыть Китайгородцева, который применил оружие не в ходе выполнения своих обязанностей телохранителя, – это было чревато последствиями не только для самого Китайгородцева, но и для всего охранного агентства.
– Они в тебя стреляли? – спросил Хамза.
Китайгородцев продемонстрировал пробитую полу своего пиджака.
– Очень хорошо! – мрачно оценил Хамза. – Значит, когда будешь бумажки для ментов писать, напишешь, что они в тебя стреляли первыми. Из свидетелей у тебя кто?
– Тесадзе, хозяин дома, – сказал Китайгородцев. – Но из него свидетель замечательный: что скажем, то он подтвердит. Он в шоке до сих пор и ничего не помнит.
И снова Хамза оценил:
– Это хорошо.
Прошелся по дому, стараясь не наступать на попадающийся под ноги мусор.
– Значит, грузинчик этот все-таки, – качал он головой. – И Шаров с ним в доле. Как думаешь, на чем сошлись? Обоим денег захотелось?
– У них интересы различные на самом деле, – ответил Китайгородцев. – Шаров за деньгами охотится, он хочет Проскурова немножко потрясти. А для Резо Тесадзе Проскуров – личный враг. И деньги, как кажется, тут даже ни при чем. Он хочет уничтожить Проскурова. Физически. А поскольку и у Тесадзе, и у Шарова есть интерес к проскуровской семье – они на этом и сошлись, наверное. Объединили усилия.
– Чем Проскуров грузину насолил?
– Он его отца убил.
– Кто убил? – опешил Хамза. – Какого отца?
– Проскуров разорил Лорию и в тюрьму его упек. Лория там погиб. А Резо Тесадзе считает, что его настоящий отец – Лория.
– Кто тебе сказал такое? – еще сильнее изумился Хамза.
– Тесадзе-старший. Шалва. Это ведь он помог Проскурову Лорию посадить. И Резо теперь его тоже ненавидит. Ужасное дело – все эти семейные скелеты в шкафу. Где правда, где вымысел – не всегда поймешь, зато судьбы людям эти скелеты калечат будь здоров.
* * *
В Москву Хамза и Китайгородцев возвращались ночью. Придорожные поселки скупо освещались редкими фонарями, и в этой воровской темноте таилась какая-то угроза.
– Проскуровых завтра же надо вывозить, – сказал Китайгородцев. – Вывозить и прятать.
– Ты думаешь, эти все-таки полезут? – спросил Хамза.
– Они упорные, Роман Александрович. Они попробовали раз, своего человека потеряли и все равно не отступились. Решили, что это стволов у них маловато, пошли оружие добывать. Людей поубивали, не остановились перед кровью. К своей цели идут напролом. Они не остановятся. И будут спешить. Резо наверняка вместе с Шаровым участвовал в налете на склад, а после нападения не спрятался где-то далеко, а приехал на дачу, где и он бывал неоднократно, и Шаров. Хотя не мог не понимать, что сюда отец мог заявиться, да и милиция – если догадаются, что Резо участвовал в налете. Значит, долго здесь сидеть они не собирались.
– А больше и негде им, наверное, сидеть, – предположил Хамза.
– Так что надо Проскуровых эвакуировать. Уже завтра. Или послезавтра – это как крайний срок. Причем всех вместе. Не так, как мы до сих пор предполагали: Викторию с ребенком – за границу, Проскурова – в Муром. Всех надо за границу, от греха подальше. Мы Проскурова предполагали в Муроме спрятать, потому что не знали, кто из его окружения ему смертельный враг. Про кого Лория сказал, что это киллер, который рядом с Проскуровым ходит.
– Лория мальчика этого имел в виду? Резо?
– Да. Он знал, что Резо будет мстить. Резо – он и есть тот самый киллер.
* * *
Проскуров еще не спал. Хамза попросил его принять. Он доложил Проскурову о случившемся и предложил уехать из России.
– Из-за горстки придурков? – поморщился Проскуров.
Он вообразить себе не мог, что из-за каких-то шалопаев, которых он знать не знал и уж тем более не считал ни равными себе, ни заслуживающими хоть какого-то уважения, он должен все бросить, сорваться с места и уехать за границу.
– Они опасны, – сказал Хамза. – Мы практически стопроцентно можем спрогнозировать, что они предпримут нападение. Это не гипотетическая угроза, когда еще возможны варианты. Это – реальная угроза. Для нас не вопрос, нападут ли они. Для нас вопрос только – откуда нападут и когда.
Проскуров задумался. Было заметно, что поспешный отъезд за границу еще совсем недавно не входил в его планы.
– Надолго уезжать? – спросил Проскуров.
– Недельки на две, – бодро ответил Хамза.
Не то чтобы он думал, что двух недель достаточно, просто знал наверняка, что любой срок, больший, чем две недели, будет отвергнут. И даже две недели – это не понравилось Проскурову.
– Долго! – сказал он недовольно. – Ну что-то же можно сделать! Вы, в конце концов, охрана или кто?
– Правильная охрана – не тогда, когда в клиента уже стреляют и его надо собой прикрывать, – веско произнес Хамза. – Правильная охрана – это та, которая заранее знает, где наверняка будут стрелять, и которая не допустит, чтобы охраняемое лицо в том месте оказалось.
– Тебе бы в рекламном агентстве работать, – поморщился Проскуров. – Ладно, что ты предлагаешь?
– Предполагалось, что Виктория Александровна с вашим младшим сыном отправится в Италию. Вы как насчет Италии?
– Конечно, я поеду с ними, – сказал Проскуров.
* * *
И Петя Проскуров не спал, как оказалось, – несмотря на поздний час.
– Куда ты пропал? – спросил он у Китайгородцева таким недовольным тоном, что стало понятно: давно караулит и нервничает.
– У меня работа, – нейтрально сообщил Китайгородцев и инстинктивно прикрыл рукой простреленную полу пиджака.
– Ты мне нужен – в Отрадное сгонять.
Какой сегодня день? Среда. В среду Swiss’да ждет от Пети ответного послания. Вот отчего малец так разнервничался.
– Сейчас? – не поверил Китайгородцев.
– Ну! – ответил Петя хмуро.
– Это невозможно.
– Почему? – капризно спросил Петя.
Как объяснить ему почему.
Как сказать, что завтра или послезавтра в крайнем случае семья Проскуровых спешно отбывает за границу и обеспечить их отъезд – хлопотный и долгий труд, потому времени лишнего нет ни минуты.
– Ты поедешь! – сказал Петя, и это не жесткость была, а отчаяние.
А что он сможет сделать, если Китайгородцев откажет ему? Даже пожаловаться некому. Не скажет же он отцу, что телохранитель отказался поехать с ним среди ночи к тайнику. Потому что тайник – это тайна. Одна на двоих. Только Петя и Китайгородцев в курсе. И никого больше Петя в эту тайну посвящать не собирался.
А уцелеет ли письмо Swiss’ды, если за ним приехать через день-другой? Не факт.
– Хорошо, – сказал Китайгородцев. – Поехали.
* * *
Проспекты ночной Москвы даже в столь поздний час не были пустынны. Залитый огнями город жил призрачной жизнью подлунного царства: улицы были красивее и чище, чем днем, витрины магазинов наряднее, зато благообразная публика отсутствовала напрочь, а вместо нее на городской асфальт повылезала всяческая нечисть.
Петя смотрел на этот город сквозь стекло, но мыслями, как оказалось, был далеко отсюда.
– Как ты думаешь, – вдруг спросил он у Китайгородцева. – Диснейленд – это круто?
– Прикольно, – сказал Китайгородцев.
– А ты там был? – заинтересовался Петя.
– Был.
– В натуре туда ездил?
В голосе Пети появились нотки уважения к собеседнику.
– Да. Я одну семью охранял. А у них дети. Детям захотелось в Диснейленд.
– Ты в каком был? В американском?
– Да.
– Клево! – процедил безрадостно мальчишка.
Похоже, ему поездка в Диснейленд представлялась неосуществимой.
– А это дорого? – спросил он, и стала понятна причина охватившего его уныния.
– Если отсюда ехать?
– Предположим, да.
– Билет на самолет туда – обратно. Долларов семьсот, а то и тысяча – как повезет. Гостиница. Виза. Страховка. Тысячи полторы, не меньше.
– На одного?
– Конечно.
– На двоих получается три, – справился с арифметической задачкой мальчик и заметно приуныл.
– Тебе отец деньги дает? – спросил Китайгородцев.
– На мороженое, – скривился Петя. – Он дает маме. А она их копит. У нее мечта: купить квартиру.
Да, с такой мечтой все прочие радости жизни задвигаются далеко на периферию. Бедный мальчик. Он не увидит Диснейленд, и поэтому его так и не начнут уважать все уроды из его двора.
Приехали на знакомую площадку. Петя отлучился ненадолго и вернулся с письмом, которое прятал по обыкновению под одеждой.