* * *
Статс-секретарь Российского общества дворян восседал за массивным, антикварного вида столом, на зеленом сукне которого была выставлена небольшая коллекция столь же старинных, как и сам стол, музейных экспонатов. Пресс-папье. Чернильный прибор из зеленого малахитового камня с потускневшей от времени бронзой. Подставка для карандашей с двуглавым орлом и едва различимой надписью по нижнему кантику: "Эрихманъ и Кo". Папка для бумаг, сильно потертая и тоже с двуглавым орлом. Хронометр с фигурными стрелками.
– Нуте-с, – сказал статс-секретарь, – и что же вас, сударь, к нам привело?
У него были роскошные усы, сразу же переходившие в бакенбарды, что делало его похожим на только что вышедшего в отставку кавалерийского офицера, который ни выправки своей еще не потерял, ни привычек службистских, но постепенно все-таки становился помещиком – уже появились в движениях и речи какая-то расслабленность и благодушная ленца, выдававшие настоящего барина.
– Я насчет дворянства, – сказал Костюков. – Быть членом Дворянского собрания. Ну, титул, в смысле.
– Вам нужно подтверждение титула, – понимающе произнес статс-секретарь.
– Да. Чтобы как у всех.
С висевшего за спиной у статс-секретаря портрета на очередного соискателя дворянского титула с подозрением смотрел последний русский император Николай II.
– Вам известна ваша родословная? – спросил статс-секретарь.
– В смысле? – проявил тугодумие Костюков.
– В вашем роду были дворяне?
– Откуда же им взяться? – пробормотал Костюков. – Мама врач, бабушка всю жизнь на ткацкой фабрике прогорбатилась.
– Бабушка – это еще не показатель. Уж такая жизнь была, что даже графини нужники в казармах чистили. – Статс-секретарь при последних словах скорбно вздохнул. – Тут нужно еще глубже заглянуть. Прадед ваш, к примеру. Или прапрадед. Вот они могли носить дворянский титул.
– Я не знаю.
– То есть у вас никаких сведений? Совершенно?
Костюков замотал головой.
– И никаких семейных преданий? – спросил статс-секретарь. – Никто у вас в семье никогда о прадедушке графе не упоминал?
– Нет.
– Значит, вы хотите, чтобы мы провели генеалогические изыскания. Знаете, милый сударь, мы с удовольствием вам поможем, но хочу сразу предупредить, что в девяноста девяти случаях из ста дворянское происхождение заявителя не подтверждается. И получается, что деньги человек потратил зря. Все это очень сложно, ведь требуется подтвердить свое высокородное происхождение, причем по мужской линии…
– По мужской? – совсем уж расстроился Костюков.
– Только по мужской! Причем документально. А это выписки из церковных книг, свидетельства о рождении, архивные документы…
– Ну как же так! – сказал Костюков. – Вот я по бизнесу, к примеру. У меня компаньоны – в кого ни плюнь! – все сплошь князья да графы! У них-то откуда эта родословная? Смех один, да и только. А нельзя разве так, чтобы без изысканий, а?
Он просительно заглянул в глаза собеседнику.
– Послушайте-ка, сударь, что я вам скажу. Я могу вам помочь. Есть у нас одна бумага…
Статс-секретарь выхватил из бездонных недр своего огромного стола картонный лист с тиснением, двуглавым орлом и с текстом, набранным старым, давно вышедшим из употребления шрифтом. "Свидетельство о звании действительного члена Дворянского собрания", – прочитал Костюков.
– Мы можем выдать вам такое вот свидетельство, – сказал статс-секретарь. – Здесь будет стоять ваше имя, а заверим мы сию грамоту печатью Российского общества дворян. Поскольку принадлежность к дворянскому сообществу изначально предполагает наличие таких качеств, как порядочность и честность, от вас мы не потребуем никаких подтверждающих документов. Одно лишь ваше заявление.
– Какое заявление? – уточнил Костюков, ошарашенный столь простым решением его проблемы.
– Напишите, батенька, что так, мол, и так, прошу восстановить мое членство в Дворянском собрании, на участие в котором я претендую на следующем основании… Ну, тут нужно написать, что ваш прадед был дворянином по происхождению, о чем вам доподлинно известно из… Документальных свидетельств у вас нет… Напишите, что известно из грамоты, виденной вами в семейном архиве, а позднее уничтоженной вашими родителями из-за боязни репрессий со стороны Советской власти. Наличие такой грамоты подтверждают… Родители ваши живы?
– Нет.
– Значит, пишете, что наличие такой грамоты подтверждается двумя свидетелями…
– Где же я свидетелей возьму?
– Мы предоставим, – успокоил собеседника статс-секретарь. – Это выйдет немного дороже…
– А сколько вообще? – наконец озаботился материальной стороной дела претендент на графский титул. – Почем, в смысле.
– Две тысячи долларов, – сказал статс-секретарь. – И вы получаете на руки полный пакет документов.
– А если без свидетелей? Я в смысле – чтоб дешевле.
– Просто так, без свидетелей, грамота обойдется вам в семьсот долларов. Но мы не поставим на нее свою печать.
– А как же без печати?
– А вот так, сударь, – развел руками статс-секретарь. – У нас репутация, знаете ли. А репутация дорогого стоит. Возможно, кто-то предложит вам меньшую цену. Но это проходимцы. Они торгуют бумагами, которые никем не признаются.
– А ваши?
– А наши признаются, – сказал статс-секретарь. – Так что думайте, молодой человек. Дворянство – оно дешево стоить не может.
– Хорошо, – кивнул Костюков. – Я подумаю.
Он поднялся, чтобы уйти.
– Приходите, договоримся, – сказал ему на прощание статс-секретарь. – Я обещаю вам десятипроцентную скидку.
Император с портрета смотрел совсем уж скорбно. "Вот так оно – без монарха, – подумал Костюков. – Мельчает народ".
* * *
О том, что сестра Марецкого подыскала себе охрану, причем очень толковую, Китайгородцев узнал почти сразу. Ему позвонила Марецкая и попросила принять человека.
– Это из моей охраны, – сказала она. – У него какие-то вопросы. Побеседуйте с ним, пожалуйста.
Вскоре приехал тот человек. Среднего роста. Невыразительное лицо. Аккуратная, но немодная стрижка. Китайгородцев с ходу определил в нем сотрудника спецслужб, скорее всего отставного, который теперь работал в одной из частных охранных структур.
Человек отрекомендовался Евдокимовым и сказал, что отвечает за охрану Инны Александровны Марецкой.
– Вы из какого агентства? – поинтересовался у него Китайгородцев.
Мир тесен. Особенно мир охранных служб. Там все друг друга знают.
– Я не из агентства, – сказал Евдокимов.
В ответе прозвучало предупреждение, что расспросы излишни. Китайгородцев не обиделся. Только разговор сложился у них суше, чем мог бы быть.
Интерес у Евдокимова был вполне конкретный. Марецкий зафрахтовал теплоход. Предполагалась речная прогулка, в которой должна была принять участие и его сестра. Отвечавший за охрану Марецкой человек навестил Китайгородцева, чтобы заранее выяснить обстановку и согласовать действия двух охранных служб. Профессионала видно сразу. Профессионал всегда, прежде чем доставить куда-то клиента, непременно побывает на месте предполагаемого визита, "потопчется" там, определяя степень возможного риска.
Никаких особых замечаний по подготовке мероприятия у Евдокимова не возникло. Все намеченное Китайгородцевым он молчаливо одобрил. Только предложил не нанимать бригаду обслуживания со стороны.
– Большинство блюд наверняка приготовят не на теплоходе, а заранее в каком-нибудь ресторане. Что там за ресторан, какие повара, насколько свежи продукты – не проверишь. Лучше возьмем свою бригаду. Тогда и рыба будет свежая, и овощи без радиации.
И еще он попросил сдвинуть начало прогулки на пару часов раньше.
– Пусть посветлее будет, – сказал он. – Потом, когда все будут сыты и успеют натанцеваться, яркое освещение на борту не понадобится. Пускай сидят себе в полумраке и любуются видами ночного города. Не люблю на борту иллюминацию и море света.
– Почему? – спросил Китайгородцев.
– Снайперы, – коротко объяснил Евдокимов.
* * *
Зафрахтованный Марецким теплоход стоял у причала напротив Киевского вокзала. Отплытие было назначено на восемь часов вечера. Марецкий на правах хозяина прибыл на полчаса раньше. Он был в смокинге, Патриция – в вечернем платье. У трапа их встретили капитан и ряженые с хлебом-солью. Патриция отведала угощения. Все происходящее снимал специально выписанный Марецким видеооператор. Потом поднялись на борт.
Китайгородцева по пути перехватил встревоженный человек Евдокимова, который должен был прибыть позже, вместе с Инной Марецкой, а от себя загодя прислал человека – на всякий случай.
– Что-то произошло? – осведомился Китайгородцев.
– Ресторанную обслугу не пропускают на борт.
Ресторанную обслугу вызвался обеспечить сам Евдокимов. Присланные им люди, несколько парней, нервно топтались в стороне.
– Там неувязочка, – сказал Китайгородцев. – Они не прошли проверку. Нам ведь даже не сообщили предварительно, из какого ресторана набрали людей. Не предоставили поименный список.
– Но вы могли хотя бы заранее сказать…
– У меня же нет ваших координат, – напомнил Китайгородцев. – Мне даже позвонить было некуда.
Растерявшийся собеседник не нашелся сразу, что ответить.
– Извините, ничем не могу помочь, – дружелюбно сказал Китайгородцев. – Мне начальство приказало, я выполняю.
Стал подниматься на борт.
– А с этими-то что? – бросил ему вслед человек Евдокимова.
– Пускай по домам разъезжаются.
– А обслуживание?
– У нас в резерве были люди, – ответил Китайгородцев. – Справятся.
Марецкий и Патриция, держа в руках фужеры с шампанским, разглядывали подковообразный дом сталинской архитектуры на противоположном берегу реки. Марецкий что-то вполголоса объяснял своей спутнице. Та внимательно его слушала. Китайгородцев, воспользовавшись паузой, обошел теплоход. Все люди были на местах.
Полилась музыка. Ансамбль играл классику. Легкий ветерок подхватывал мелодию и на своих невидимых крыльях уносил ее вдоль реки. На палубе был накрыт стол. Стиль "а-ля рюс". Обилие рыбных блюд в различном исполнении. Много черной и красной икры. Много водки. Официанты, крепко сбитые ребята, одеты в красные рубахи навыпуск, черные брюки и скрипучие хромовые сапоги, начищенные до зеркального блеска.
Гостей было немного, всего несколько человек из числа самых близких друзей Марецкого, и из-за небольшого числа участников действа палуба казалась пустынной.
Инна Марецкая опоздала на пятнадцать минут. Марецкий не нервничал. Спокойно беседовал с Патрицией и пил шампанское, когда к пристани примчались два огромных черных внедорожника с затемненными стеклами. Первым из затормозившей машины выскочил Евдокимов, распахнул заднюю дверцу. Марецкая была одна, без спутника, сопровождали ее трое телохранителей. Один остался у машин, двое других вместе с Марецкой поднялись на борт. Следом за ними спешил евдокимовский представитель, тот самый, который встречал у трапа Китайгородцева. Он что-то говорил Евдокимову. Тот хмурился.
– Моя сестра, – сказал Патриции по-немецки Марецкий. – Сейчас я тебя с ней познакомлю.
Две женщины встречались впервые. У Марецкой был оценивающий пристрастный взгляд, а Патриция смотрелась оробевшей вдруг девчонкой, и Китайгородцев обнаружил, что напоминает ему эта сцена. Так невеста знакомится с будущей свекровью. Позже отношения между ними могут сложиться как угодно, но при первой встрече – только робость, чувство неловкости, боязнь сделать что-то не так.
– Здравствуйте, – сказала по-русски Марецкая. – Я очень рада вас видеть.
Марецкий перевел. Патриция, смущаясь, поздоровалась и тоже сказала, что очень рада этой встрече. И опять Марецкий переводил, на этот раз уже с немецкого. Кажется, взаимное незнание языков должно было помочь женщинам избежать неловких ситуаций. Чем меньше говоришь, тем меньше шансов попасть впросак.
Музыканты заиграли что-то веселое. Теплоход отошел от причала. Официанты зажгли на столах свечи, в которых сейчас не было никакой другой надобности, кроме как создание атмосферы – романтичной и уютной. Марецкий всех пригласил к столу. Инна и Патриция сели рядом с ним – одна по левую руку, другая по правую.
За спиной Китайгородцева вдруг вынырнул Евдокимов.
– Что там за история с официантами? – осведомился он голосом будничным и почти равнодушным.
– Начальство мое что-то заартачилось, – пожал плечами Китайгородцев. – Без проверки, мол, говорят. Надо бы подстраховаться.
– Ну надо же, – сказал Евдокимов. – Действительно недосмотрели.
* * *
Телохранитель Китайгородцев:
Помните диалог двух милиционеров в фильме "Бриллиантовая рука"? Он там звучит примерно так:
– Я думаю, что надо…
– Не надо!
– А если…
– Не стоит!
– Хорошо. А может…
– А вот это попробуйте!
Они якобы понимают друг друга с полуслова, когда фраза еще даже не произнесена до конца. Вроде бы шутка. А на самом деле там все как в жизни. Только преподнесено в шутливой форме. Потому что люди, работающие в одной области и имеющие опыт, который нарабатывается потом и горбом, способны действительно превосходно понимать друг друга, даже когда о чем-то и не говорится напрямую. Вот так и у нас с Евдокимовым. В прошлую нашу встречу он сказал, что не нравится ему присутствие на борту теплохода ресторанной обслуги со стороны. Лучше бы, мол, взять уже проверенную. Я тогда прикинулся лопух лопухом, только кивнул в ответ: дескать, не возражаю. На самом деле отобранных Евдокимовым людей я к теплоходу не подпущу и на пушечный выстрел. Потому что это для Евдокимова они свои, а для меня они чужие. Потому что они специально отобраны Евдокимовым. Человеком, про которого я ничего не знаю, кроме того, что Марецкая по одним ей известным соображениям доверила ему свою безопасность. И когда я объяснял человеку Евдокимова, почему не могу пустить этих ребят на борт, когда плел ему про отсутствие списков и невозможность предварительно навести справки, я всего лишь воспользовался оплошностью Евдокимова. Предоставь он вовремя списки, я нашел бы какую-то иную причину. Неясности в чьей-то биографии, отсутствие фотографий или санитарных книжек, указание моего начальства или просто мое личное решение – что угодно, но эти ребята на борт не поднялись бы. Я понял, что Евдокимов хотел провести на борт своих людей, но не допустил этого. А Евдокимов понял, что я это понял. Это как те два милиционера. Мы с ним поняли друг друга практически без слов. Он хотел схитрить, но не получилось. Я его перехитрил. Один – ноль в мою пользу. А ребята те никакие не официанты, конечно. Коллеги Евдокимова. Я эту публику чую за версту. И методы знакомые. Мы у себя в "Барбакане" тоже по мере необходимости подобное проделываем. На Евдокимова я не обижаюсь. И он на меня, как я думаю, тоже. Как профессионалы, мы понимаем друг друга. Работа ведь у нас одинаковая. Только хозяева разные. Вот в этом все дело.