– Безусловно, – согласился я. – Кстати, должен заметить, что первые профашистские идеи были завезены в Россию из Германии в тысяча восемьсот восьмидесятом году. При царе-батюшке свободы было больше. У нас спокойно функционировали западные оккультные организации. Видимо, тогда же было основано "Светлое братство" и вырезана достопамятная печать. А сейчас это Братство возродилось, благо, национальная идея опять в чести. В своё время импорт ариософии – учения об исключительности высшей белой расы – привёл к созданию "Чёрной сотни". Ныне снова появились военизированные отряды агрессивно настроенных патриотов, радетелей за спасение русского народа. Со всеми вытекающими из этого последствиями: расовой сегрегацией, антисемитизмом и прочими достижениями гремучей мысли. Истории присуща цикличность.
– Вы историк, вам виднее, – признал тесть мою правоту. – Значит, вы полагаете, что возродившееся "Светлое братство" могло быть в прошлом одним из филиалов "Чёрной сотни"?
– Ну, филиалом не филиалом… Может быть, Братство в сотенный список и не входило. Другое дело, что для организации жидовских погромов могло поставлять боевиков. Активная "Чёрная сотня" это ведь не обособленное Общество, а сборное войско из различных патриотических союзов вроде "Союза Михаила Архангела". Ради благого дела бойцы объединялись с себе подобными. Это и есть изначальный принцип фашизма. Того, классического, итальянского "fascimo". По-итальянски "fascio" – пучок.
– Извечная тема объединения, – заключил маринкин отец.
– Покуда мы едины – мы непобедимы! – процитировал я песнь чилийских коммунистов.
– Илья, у меня телефон уже просят, – виновато признался Анатолий Георгиевич. – Давайте закругляться.
– Ну, о’кей, – сказал я? – Беседа с вам была чрезвычайно познавательна.
– Аналогично, – ответил тесть. – Я рад, что вы мне позвонили.
И уже распрощавшись и положив трубку, я вспомнил, что так и не передал приглашения. Ради чего, собственно, и звонил.
– Содержательно поговорили, – насмешливо констатировала мама, появляясь из комнаты. Конечно же, она слышала всё до последнего слова.
– Извини, мам, так уж вышло. С этими родственничками ничего по-человечьи не сделаешь. Слово за слово, сам не заметил, как перескочили на другую тему.
– Счастливые часов не наблюдают, – не без доли ехидности заметила мама.
– Сколько же мы болтали?
– Минут сорок.
– М-да… Ну, что поделать, – развёл я руками, – так уж получилось.
Но, как бы там ни было, цели своей я достиг – встреча родителей отложилась на неопределённое время.
8
Проснулся я оттого, что мне в ухо залез клоп. Выковыряв паразита, я прижал его к ногтю и казнил как врага народа – только кровь брызнула в разные стороны. При всех своих прелестях, жилище моего друга изобиловало насекомыми.
Почёсывая искусанные ноги, я сел на кровати. Рядом безмятежно сопела Маринка. Мёрзли неприкрытые одеялом плечи – летние ночи в Питере частенько выдаются прохладными. Чтобы согреться, я крепко растёрся ладонями, уткнул подбородок в колени и уставился взглядом в сумеречное предрассветное окно.
Не спалось мне вовсе не из-за клопов. Шкурой я чувствовал, что сообщил мне по телефону тесть информацию, от которой головы летят. Слава вчера по этому поводу сказал:
– Мелет до хрена твой тесть. Напрямую открытым текстом шпарит. Хоть бы тёщи постеснялся, что ли.
– Да, к сожалению, – с неудовольствием отметил я. – И знакомый у него болтливый попался. Не иначе как у мусоргашника за бутылкой язык развязался.
– Язык, он враг первостатейный, – наставительно изрёк корефан, – ну ладно, мусор по пьяни растрепался, а тесть-то твой куда суётся? Таким макаром можно запросто без головы остаться.
"М-да, – я не мог не согласиться с другом, – меченосцы способны в два счёта секим башка устроить. Например, чтобы тот же самый вредоносный орган не болтался как в дурном колоколе. Решив раззвонить весьма конфиденциальные сведения, к которым случайно получил доступ, Анатолий Георгиевич подвергает себя немалому риску. Да не себя одного, звонарь несчастный! "Светлые братья" давно показали склонность к радикальным мерам."
– Вольному воля, – молвил я вслух. – Тестю сразу рот не заткнёшь. Он, в силу своей непуганности, в жизни разбирается слабо и готов без опаски встрять в самый невероятный блудень, никакой угрозы не замечая и не подозревая даже, что таковая вообще может иметь месть. Вчера по разговору я сие понял. Моя стычка с налётчиками его ничему не научила. Тёщу, разве что. Она у него в оконцовке телефон отобрала.
– Ходит птичка маленькая по тропинке бедствий, не предвидя для себя никаких последствий, – вспомнил песенку Слава.
– Что-то вроде того, – сравнение было исключительно точным. – Ты, кстати, не в курсе, что из себя представляет азано-кремниевая радивоцелпь?
– Без понятия, – пожал плечами корефан.
– Так я и думал, – вздохнул я.
– А эта радио… чё за пиздула такая? – любознательно осведомился Слава.
– Полезное ископаемое, надо полагать. Раз его из шахты добывают.
– Логично, – заключил Слава.
Мы пили чай на кухне. Дамы прекрасно проводили время у телевизора, оставив нас откровенничать о делах наших скорбных.
Дела были скорбные. Замочив арийца, Слава поставил на нашей компании крест. Я не верил, что "Светлое братство" интересуют только Доспехи Чистоты, как бы Эрик сего не утверждал. Детям Солнца нужен не только волшебный амулет, им, наверняка, требуются и наши головы. Как же я влип! "Наступил одной ногой, а в говне уж по уши".
– Надо что-то думать, – я посмотрел на друга, – надо что-то делать. Иначе вилы [14] …
При слове "вилы" корефан нехорошо улыбнулся. Любую опасность он воспринимал как вызов.
Впрочем, это и помогало ему побеждать.
Преодолевая озноб, я тихонечко слез с кровати и подошёл к стоящей в углу сумке, в которой лежали Доспехи Чистоты. Чем они так привлекли арийцев?
Осторожно, чтобы не разбудить Маринку, я освободил от сумки латы и разложил на полу. Присел на корточки и бережно провёл пальцем по массивным кованным пластинам. Даже на ощупь Доспехи Чистоты казались чем-то исключительно надёжным, крепким, по-старинному добротным средством защиты. Хотелось надеть его и почувствовать себя в безопасности.
Я с трудом подавил искушение. В темноте Доспехи дарили мне откровение. Раньше, когда я поднимал их с изголовья захоронения чудо-богатыря, держал дома, чистил от могильного праха, стремления облачиться в них как-то не возникало. Доспехи были экспонатом, предназначенным на продажу. А товар – он и есть товар: несмотря на впечатляющую легенду и экзотическую обстановку, при которой был найден, он продолжал оставаться предметом торговли, не возбуждая ровным счётом никаких чувств. Теперь это барыжное оцепенение прошло. Я улыбался, трогая Доспехи. Они словно излучали первозданную мощь, и я отлично понимал смелость древних викингов, безудержно прущих на врага под защитой подобных лат. В них можно было сокрушить кого угодно.
Даруя неуязвимость, Доспехи Чистоты звали на ратные подвиги.
– Илья!
Я оглянулся.
– Ты чем там занимаешься? – послышался из темноты голос Маринки.
– Чем я занимаюсь?
В самом деле, разглядывание Доспехов во мраке ночи – действо более чем странное. Как доступно объяснить жене, что я проснулся и захотел подумать? Сходу это сделать проблематично. Я не стал заниматься ерундой.
– Сейчас иду, – придвинув Доспехи (а они, надо сказать, тяжёлые – килограммов двадцать) к стене и накрыв их шторой, я скользнул к Марине под одеяло.
– Ты чего встал?
– Клопы кусают, – для пущей достоверности я поскрёб ногу.
– Меня тоже заели, – пожаловалась Маринка. – Надо будет Ксюхе дезинфекцию провести. Спрашивается, куда она смотрит, медик всё-таки.
– Надо будет, – поддакнул я. Вмешательство жены оборвало процесс "общения" с изделием мастеров сказочного острова Туле. Доспехи улеглись ждать своего часа, а облагодетельствованный их находкой археолог отправился спать с верной спутницей жизни.
Со стороны могло показаться, что у них всё складывается идеально.
* * *
С утра я заехал к Боре. Менты меня не искали, компаньон мог поклясться – он почти сутки дежурил у дверного глазка. Значит Эрик не соврал относительно заявления. "Светлое братство" всеми средствами старалось избежать огласки.
Борю я нашёл изрядно задёрганным. Наверное, от постоянных тревог. Папочки-алкаша дома не было, синьор загуливал по синим делам у ближайшего винного магазина. Боря убивал время перемоткой рыболовных снастей. В отличие от отца, ежедневная разгонка спиртным ему пока не требовалась.
– Привет, – кивнул чмудак лобастой головою, пропуская меня в квартиру. На потёртой клетчатой рубахе болтался трофейный знак – пальма со свастикой. Под Ленинградом воевали не только итальянцы с румынами, но и передислоцированные из Африки головорезы роммелевского корпуса.
Мы разместились в комнате. На столе в беспорядке валялись крючки, дощечки, мотки крашенного марганцовкой шнура и огромные свинцовые грузила. По соседству с аудиоцентром расположился пулемёт, и непонятно было, то ли компаньон открыто забил болт на милицию, то ли чего-то сильно боится. Последнее было более вероятно – из патронника МГ торчала заправленная лента, сбоку был пристёгнут снаряженный короб. Впрочем, второе вовсе не исключало первого. Это ж как сильно надо испугаться, чтобы держать, не стремаясь запала, приготовленный к бою ручник. Вероятно, общение со вспоротым подельником впечатлило его.
– Партизанить готовишься? – обозрел я его сборы.
– Да так… – судя по тому, как смутился Боря, я попал в яблочко.
– Куда надумал дёрнуть?
– Пока не решил, – Боря взял моток стальной жилки, кусачки и стал накручивать поводок. – Может быть на Мёртвое озеро.
– Там же рыбы нет!
– Во Мсте есть.
– Ню-ню, – ответствовал я. – Пулемёт тоже зацепишь, труженник-воин?
– Зачем, ружьё есть, – зыркнул Боря из-под густых бровей, – для охоты больше не надо.
– Ню-ню, – тщание компаньона занять демонстративно отстранённую позицию вызвало у меня злую иронию. – Когда думаешь вернуться к родным пенатам?
– Там видно будет, – философски ответствовал Боря. – Не стоит торопить события.
– А кто их торопит? – я подошёл к столу, взял в руки бесхозный штырь. Один его конец закручивался в кольцо, другой был заточен. – Что это у тебя?
– Надо, – ответил хозяйственный Боря.
– Зачем?
– Для донки.
– Рыбачок… – Боря всерьёз вознамерился меня бросить, это и раздражало. – Лично я на свой крючок кроме триппера ничего не ловил.
– Кому что, – миролюбиво рассудил компаньон, откусывая проволоку. – Лично мне жить охота, поэтому я не буду переть на рожон и тебе не советую.
Получается, что я утратил всякий авторитет. В условиях крайней опасности чмудак принялся думать своей головой.
– Ну что ж, флаг тебе в руки, – сказал я. – Мне не меньше твоего хочется жить, а поскольку есть с кем, то жить регулярно. Для этого нужны деньги. В лесу их не заработаешь, хоть обловись на своей рыбалке. Я остаюсь в городе, буду решать вопросы. Да и Эрика бросать как-то не по-товарищески. Если уж начали работать вместе, надо поддерживать попавшего в беду коллегу.
– У Эрика есть папа с мамой, – поднял на меня глаза Боря, – да ещё любовник впридачу, они ему пропасть не дадут. А у меня – сам видишь. Да и голова, она одна. Что если с плеч долой?
– Вот об этом раньше надо было думать, – напомнил я, – когда без моего ведома находку впаривать поспешили. Кто тут что говорил насчёт событий, господин торопыга? Слушались бы моих советов, не пришлось сейчас ноги уносить.
– Впёрся так впёрся! – горестно вздохнул Боря. – Жизнь не бывает без чёрных полос.
– Бесспорно, – ответил я. – Но особенно много этих полос случается, когда намеренно создаёшь проблемы.
– Ничего не поделаешь, – настойчиво продолжал гнуть своё подельничек. – Такова жизнь. А чёрную полосу целесообразнее пересидеть. Я поеду в лес.
– Вольному воля, – заключил я. Штырь мне понравился. Был он увесистый, из калёного прутка-пятёрки, и я положил его в карман. – Спорить не буду. Твоя жизнь, тебе решать. Ну, я пошёл, закрой за мной дверь.
Боря не возражал, что я скоммуниздил предназначенный под снасть штырь. А мне было нужно его украсть для самоутверждения. Компаньон был так заинтересован в моём уходе, что не осмелился перечить. Он проводил меня до прихожей. Не прощаясь, я поскакал вниз по лестнице. На дверь своей квартиры даже не обернулся. В данный момент делать там было совершенно нечего.
Компаньоны, по ходу дела, отфильтровывались. Оставались друзья. Настоящие. "Вот мы вдвоём, опять у нас потери". Сучья жизнь, чего же вы хотели?! Я хотел, чтобы "Светлое братство" куда-нибудь похерилось. Жить постоянно на нервяке оказалось весьма мучительно.
Сев в "Ниву", я вытащил из-за пазухи АПС и положил между сиденьями, прикрыв тряпкой. Таскать на себе здоровенный кусок железа было довольно обременительно. "Стечкин", по сути, есть огромный, длинный и тяжёлый ПМ с толстой неудобной рукояткой, куда заталкивается обойма с двухрядным расположением патронов. Носить его каждый день в кармане из соображений личной безопасности, как компактный "вальтер", просто нереально. А надо! О безмятежном будущем, когда такая необходимость исчезнет, я мог только мечтать.
По дороге домой я свернул к супермаркету. Ксения оставила список продуктов, которые полагалось купить мне, коли уж выбрался на улицу. Я припарковал машину на стояночке и вошёл в ярко освещённое нутро магазина.
Вообще-то я не фанат шоппинга и не принадежу к числу тех, кто млеет от выбора товаров. Поэтому, навалив съестных припасов в сетчатую тележку и толкая её перед собой, я побыстрее подъехал к кассе, доставая бумажник. Злая тётка-контролёр пожирала меня взглядом голодной совы, пока питательный продукт упаковывался в мешочки, а пара небритых синьхуанов толкалась за спиной, вероятно, пытаясь слямзить бутылочку спиртного. На них тётка почему-то внимания не обращала.
Я вышел из магазина, нагруженный как трудяга муравей. Волочить на себе всё это было нелегко и я пёрся без разбора, ступая прямо по непросохшим лужам, лишь бы поскорее дойти до машины.
– Слышь, земляк, ты не торопись.
Я едва не выронил мешки и остановился. Обращение застигло врасплох. Два магазинных синьхуана в замызганных байковых курточках – зелёной и красной – приступили ко мне, горя жаждой наживы. Впрочем, жаждали они, в конечном итоге, выпивки. У алкашей трубы горели, видно было по глазам. Вот и решились на грабёж. Выпасли у кассы богатенького Буратино и вознамерились отобрать пяток золотых монет.
– Деньгами не богат?
Чтобы не быть деревянным мальчиком, я медленно опустил пакеты на землю, попутно осматриваясь в поисках засадного полка. Явных признаков такового не наблюдалось, но у ларьков, стоящих перед маркетом, паслись местные рабы Бахуса и ближайшая стайка синьоров взирала на нас с нескрываемым интересом, готовая принять участие в дележе добычи.
Становиться добычей не хотелось.
– Нет, не богат, – сказал я, выпрямляясь.
Синьхуаны приблизились, сипя испитыми дыхалками.
– А то поделись, мы же видели, – подловил меня маргинал в красной куртке.
– То был оптический обман. На самом деле я гол как бубен.
Чёрт меня дёрнул оправдываться, прочно укоренившиеся хорошие манеры дали горькие плоды: подзаборная публика вежливость воспринимала как признак слабости.
– Если найдём, слышь, что с тобой делать? – попробовал раскачать жертву синеносый собеседник.
Его брат по разуму, обладавший значительным телосложением, наверное, сдринчавшийся спортсмен, был настроен атаковать. Я же шансов победить не видел. Один удар пудовым кулаком мог пригвоздить меня к инвалидному креслу навечно.
Я молчал, лихорадочно выдумывая способы от них отделаться, за секунду провернув массу вариантов. АПС остался в машине. Можно было отдать синьхуанам всё, что они требовали, дойти до "Нивы", вооружиться и отобрать. Гораздо умнее было бы не быковать, а поделиться деньгами и отправиться восвояси. Но, во-первых, разыгрывать труса не хотелось, а, во-вторых, не дали. Вёрткий синьор в красной куртке перешёл от слов к делу.
– Что, земляк, стоишь как столб? Давай лопатник.
Я оттолкнул сунувшегося ко мне маргинала. Вспомнил, что в кармане лежит стибренный у Бори штырь.
– Вы просто наглый и невоспитанный тип! – я зацепил снасть за кольцо средним пальцем и потянул наружу. Штырь придавал уверенности. Какое-никакое, а оружие.
– Серый, дай ему по гыче! – отпустил короткий приказ маргинал.
Получивший указание синюшный боец ринулся на меня. Уйти от уличного драчуна было сложно. Пригнувшись, я ткнул его в живот штырём и тут же отлетел, крепко получив по уху собственным предплечьем, которым закрывал голову. Алкогольная анестезия не давала синьхуану почувствовать боль и он лез на меня, сжав кулаки. Под его кувалду я больше попадать не желал. Имея за плечами богатый опыт в области махача, алконавт бил на вынос. Но отступать было некуда: его шустрый пособник ухитрился зайти ко мне с тыла. Он ещё не видел заточки и надеялся на подельника.
Крутнув штырь на пальце, я перекинул его остриём назад и с разворота всадил меж рёбер маргинала. Удар получился отменный – весь стержень до кулака утонул в грудине синьора. Я отскочил. Кулачный боец, вознамерившийся меня отметелить, вынужден был сменить курс.
– Серый, у него нож! – истошно пробулькал нутряной кровянкой маргинал.
Он хотел предупредить, но только сгубил дружка. Серый получил пинок ботинком в колено, пошатнулся и отвлёкся на окрик. Это была его последняя ошибка. Я безжалостно воткнул штырь ему в сердце.