* * *
Ночь я провёл в яме под корнями вывороченной ветром сосны. Вокруг что-то ахало, пукало и стенало. Синявинский пандемониум пополнился свежими неприкаянными душами. Я сидел и трясся, дикие голоса нагоняли атавистическую жуть.
К рассвету вох-дёнгарах угомонились. Я даже ухитрился вздремнуть. Потом стало всходить солнце, я выбрался из берлоги и принялся определяться на местности.
В поисках ориентиров побрёл по дуге и вышел к речке. Выяснилось, что я нахожусь вблизи поляны, где был убит Аким. Драпал я воистину без оглядки.
Отсюда до трассы было часа два быстрого хода, место оказалось не самое плохое. Возблагодарив многострадальные ноги, вынесшие сюда, я двинулся вдоль реки. Обошёл натяжник, приметный из-за осевшей на нём росы. Хотел обогнуть злосчастную поляну, как вдруг разобрало любопытство: в каком виде там пребывает Аким? Интерес был дурной, но я ничего не мог с собой поделать.
Акимов лежал в той же самой позе, в какой мы его с Пухлым оставили. Снайпер-альбинос отсутствовал, должно быть, забрали немцы. Трофейщик же со своим шпалером оказался никому не нужен.
Я подобрал винтовку. "Стечкин" всю ночь грелся у меня за пазухой, но в условиях пересечённой местности пистолет был маловат. "В лесу тот сильнее, у кого ствол длиннее". Шпалер я намеревался держать наготове – вдруг нарвусь на немцев. Притырить его можно было и у Мурманского шоссе.
Тяжёлая скользкая винтовка Маузера с тронутым свежей ржавчиной гранёным казёнником выглядела совершенно допотопным ружжом. Я вспомнил изящную СВДУ и пожалел, что бросил её, убегая с поляны. Даже АКМ был образчиком совершенства по сравнению с древним шпалером.
Я открыл затвор. На траву выскочил превосходной сохранности гансовский патрон. Я подобрал его и вщёлкнул обратно в магазин. Дослал вперёд и вниз прямой кованый рычаг. Посмотрел на Акима и оторопел.
Сначала мне показалось, что его тело разделилось, подобно бактерии, отпочковавшей дочернюю клетку. Когда первая волна изумления откатилась, я осознал, что нахожусь на поляне не один – у головы трупа сидел гмох. Как падальщик. Словно что-то стерёг или выжидал, маленький мохнатый предвестник несчастья. От него расходилась зловещая тишина, будто источаемая нелюдью. На миг замолчали птицы.
Гмох поднял голову и посмотрел на меня. Из густой поросли шерсти торчало свиное рыло. Это был проводник в потусторонний мир Синявы. Там Акима ждали безмолвные гансы в нетленных шинелях.
И тогда я выстрелил в этого гада. Пялиться на него не было мочи. Теперь и я вошёл в число тех, кто увидел гмоха. Я судорожно передёрнул затвор, уперевшись прикладом в живот. А когда снова поднял глаза, то увидел, что гмох исчез.
Была ли это галлюцинация или в лесу действительно обитали инфернальные выродки – осталось неизвестным. Да я и узнавать не хотел. Как в атаку, я сломился в кусты и проклятое место осталось у меня за спиною.
Часть 4 Славянская сеча
14
Винтовку я утопил на картах. Кому-нибудь акимовский шпалер послужит хорошим трофеем – я бросил его в торфяник, оставив патрон в стволе, чтобы не разочаровывать коллегу. Под водой "маузер" долго, очень долго будет пригоден для стрельбы. Туда же я отправил охотничий тесак в ножнах из бобрового хвоста – в родную, так сказать, среду.
Для меня оружие открытого ношения становилось обузой – скинув изорванный КЗС, я выходил к даче Пухлого.
Только сейчас, при отступлении, у меня созрела мысль, что все не так уж плохо: жить можно и в городе, только не сильно светясь, например, не у мамы, а у маринкиных родителей. Зря, что ли, налаживал отношения? Разумеется, одалживаться у тещи – вариант, с которым я предпочел бы повременить, но теперь я был приперт к стенке и выбирать, откровенно говоря, было не из чего.
Вопреки ожиданиям, на даче я никого из трофейщиков не обнаружил, включая самого Пухлого. Неужели древолаз засадный перещелкал их всех? Зайдя в дом, я был неприятно поражен обилием незнакомых рюкзаков и баулов. В них лежала еда, одежда и туалетные принадлежности. Складывалось впечатление, будто к Чачелову прибыла лох-группа для экскурсии по местам боев. Теряясь в догадках, я поспешил к тупику, где лежали Доспехи Чистоты. Тайник-то тайник – закуток за печкой, но, поди ж ты, сумка с латами оказалась в целости и сохранности. Я только извлек их из нычки, когда шум снаружи привлек мое внимание.
"Неужели наши? Ну хоть кто-то выбрался!" – я подскочил к окну и моментально отпрянул. Во двор, устало волоча ноги, входила "лох-группа" в пестром НАТОвском камуфляже.
Стало все ясно. Немцы устроили здесь разгрузочный пункт, воспользовавшись тем, что хозяев нет и не будет. Цинично и практично. Идея вполне в духе Рыжего. Измотанная маневрами группа возвращалась из леса, а отдохнувшая со свежими силами отправилась вылавливать строптивого кладоискателя. А он (о ирония судьбы!) сам пришел к ним, только попал в пересменок, когда никого на базе не оказалось.
Я бегло поозирался, соображая, что же предпринять. Мозгами шевелить требовалось очень быстро, так как времени на все про все оставалось секунд двадцать, – а потом немцы появятся в доме.
Но я знал, что делать. Требовалось бежать: садами, огородами, как угодно, прорываясь сквозь заслон "светлых братьев". Уносить Доспехи в руке при этом неудобно, и я вывернул на пол сумку. Под тяжеленной аммуницией со скрипом прогнулись доски. Я выдернул из внутреннего кармана "стечкин", положил рядом и буквально занырнул в латы, нацепив прямо поверх куртки. На все ушло секунд десять, немцы едва успели наполовину пройти через двор. Доспехи болтались на мне, и я наспех зафиксировал их нижними ремешками. Подобрал АПС и встал на ноги. По ступеням крыльца затопали арийские башмаки. Я перевел предохранитель в режим ведения одиночного огня и вдруг понял, что рад встрече со "светлыми братьями".
Дверь в жилую половину открывалась наружу. Едва ее потянули на себя, как я с разбегу врезал по ней ногой. Доспехи увеличили мой вес килограммов на двадцать и удар получился приличным. В тамбуре заорали. Я дал короткую очередь в дверь и ломанулся через весь дом к окну, выходящему на заднюю сторону двора. Распахнув рамы, я перелез через подоконник и спрыгнул на землю. Проверять, холостыми ли патронами заряжены автоматы "светлых братьев", отчаянно не хотелось, и я пустился наутёк.
Немцы затаились. Пуганул я их здорово. Не сразу сообразив, что имеют дело с одиночным противником, они сосредоточились у крыльца и тем самым дали мне фору во времени.
Я спрятался под кустами смородины в тенистом саду напротив участка Пухлого. Отсюда хорошо просматривался его двор. Немцы засуетились, разворачиваясь в цепь, и двинулись в мою сторону, пристально всматриваясь в кусты и деревья.
"Хрена лысого вы меня достанете, ребята!" – решил я. Появился весёлый и злобный боевой настрой. Немцы озирались, не желая втягивать в разборки местное население. Милиция тут была им не нужна.
– Паситесь, козлята, – пробормотал я, оглянулся, надёжно ли прикроет меня картофельная ботва, и выскользнул из-под воняющих человеческим гумусом кустов.
Я быстро полз между грядок, надеясь, что смородина заслонит предательски шевелящуюся ботву. Рассчёт оправдался – немцы меня не заметили, далеко было, да и страшно. Я обошёл соседский дом, из которого никто осморительно не высовывался, и прокрался на участок Пухлого.
Дом охранялся. "Светлые братья" оставили баскетбольного роста братана, который слонялся по двору, повесив на шею автомат. Увидев меня, сторож остолбенел и запоздало схватился за оружие. Он не был готов к встрече с воином в сияющих доспехах. Я и сам поздновато его заметил, но у меня имелось солидное преимущество – "стечкин" был наготове, я крепко сжимал его в обеих руках.
"Светлый брат" дёрнул вверх цевьё, намереваясь перехватить за рукоять и срезать меня очередью. Я не дал ему времени заполучить приз, хладнокровно, как в тире, положив маслину в лобешник. Немец крутнулся на месте и упал, конвульсивно забив в пыли ногами.
– Это вам не пейнтболл, ребятушки, – процедил я и поспешил ретироваться, пока на выстрел не прибежали охотники.
Я победно пересек двор и достал из-под застрехи убранные перед походом ключи от "Нивы". Взял у "братка" автомат с парой магазинов и сел в машину. Мотор охотно завелся, словно тоже спешил убраться поскорее из Богом проклятой Синявы.
Я торопился в город. Надо было узнать, что случилось с Маринкой. Ничто меня больше так не терзало, как беспокойство за жену. Я убрал Доспехи Чистоты в багажник и стартовал. Странная отвага овладела мною. Я знал, что еду воевать. Мстить и сражаться. Иного выхода "Светлое братство" мне не оставило.
Я пересек Синявино-1 и у выезда на Мурманское шоссе остановился, пропуская идущие по главной дороге машины. Поправил зеркало заднего вида. В дрожащем отражении промелькнуло лицо. Неприятно поразил властный прищур глаз, словно принадлежащий чужому человеку.
– Credo rem integram restitutum iri [32] , – сказал я и поехал домой.
* * *
Дома меня ждали. Совершенно целая Маринка, стушевавшийся тесть и теща с недосказанными упреками. Последнее было малозначительным фактором, главное, что с женою ничего не случилось.
– Я очень боялась за тебя, когда узнала о том, что папа рассказал, куда ты уехал, – прошептала Маринка, повиснув на моей шее.
– Так вот значит кто меня впиндюрил, – догадался я.
– Не злись на папу, его спрашивали, – вступилась за отца Маринка, – а что он им мог сказать?
– Наврал бы что-нибудь, – неприязненно покосился я на тестя.
– Папа не такой человек, – вздохнула Маринка, не стесняясь родителей. – К тому же, пойми, даже лучше, что он сразу правду сказал, а не стал запираться. Для нас лучше. Ты в наше положение войди.
– Мне – легко, – молвил я, вспоминая жуткого проводника смерти у головы мертвого Акима, нелепо погибшего Балдориса, Глинника с перерезанной глоткой и Диму, ползущего с раскореженным тазом. – Для меня войти в чужое положение не составляет труда, ты же знаешь, дорогая.
– Напрасно ты так, – укорила жена, догадавшись о моих чувствах.
– Напрасно вы так, Илья, – неожиданно сварливым тоном заявила теща. – Вы бы посмотрели, что тут творилось. Понабежало полный дом бандитов. Всё обыскали, пулемёт ваш дурацкий нашли. Мы до сих пор оправиться не можем. Чуть нас всех не перебили. Так что нам расхлебывать ваши приключения нет нужды.
– Разумеется, – согласился я, сожалея, что не поучаствовала эта дура в кровавой мясорубке, устроенной по их наводке древолазом засадным в синявинском лесу. – Бесспорно, вы правы.
– Конечно, я права, – безапелляционно ответствовала Валерия Львовна. – И еще раз повторю: нам ваши проблемы не нужны. Решайте их сами, без нашего участия, и не впутывайте в разборки мою дочь!
– Мама, – осадила ее Маринка.
– А я только было собрался поселиться у вас, – сразил я наповал родню. – Мне ведь, сами понимаете, жить негде. Квартиру мою разбомбили. Да вам Марина наверное об этом рассказывала, зачем я буду повторяться.
Теща едва не превратилась в соляной столп, однако, она была женщиной слишком деятельной, чтобы безропотно сносить удары судьбы.
– Вы? Собираетесь? Жить? У нас?! – с колоссальным недоумением, как будто я объявил о состоявшемся конце света, вопросила она.
– А что в этом такого? – дурашливо удивился я.
– Этого не будет никогда!!!
Валерия Львовна относилась к отряду непримиримых. Здесь она могла переплюнуть самого Джохара Дудаева с Ясиром Арафатом впридачу.
– Илья поживет с нами. У меня, – неожиданно возразила Маринка. По ухваткам она шла в мать. – Пока трудности не решатся, – добавила она.
Теща застыла с разинутым ртом. Должно быть вместе мы составляли неодолимую силу.
– Не спорь, пожалуйста, мама, – обезоружила завершающим аккордом родительницу моя жена.
Теща не стала спорить, но это еще не означало, что она сдалась.
Однако, претензии ко мне больше не предъявлялись.
Все это время Анатолий Георгиевич стоял в уголке прихожей, то ли не осмеливаясь вмешаться в спор, то ли просто в семейном совете права голоса не имея. Так или иначе, вопрос о моем проживании благополучно решился без него.
Ну, решился и решился. В ознаменовании этого дела я приволок бутылку водки и мы распили ее на четверых. Поначалу теща в вакханалии не участвовала, но потом присоединилась, смирившись. Когда водка закончилась, мы стали пить чай, потом дамы переместились на кухню, дабы с глазу на глаз перетереть за свои женские проблемы, а мы с тестем устаканились в креслах.
– Не сердись на Леру, – устало смежил веки Анатолий Георгиевич. – Она очень переживала.
– Понимаю, – согласился я. Да и как можно было не согласиться ведь мне в этой семье жить.
– Эти "светлые братья" совершеннейшие отморозки, – пожаловался тесть. – Ты меня не осуждай за разглашение твоей тайны, мне надо было спасать Лерку с Маришей, а врать было опасно – бандиты о чем-то догадывались. Твой сосед, отец того парня, с которым ты поехал, что-то уже рассказал.
"Понятно, – подумал я. – Сначала навестили Борю по месту сражения, а тут у него папашка пьяный домой вернулся – вот ему весело было. Он, чтобы его не плющили, сразу слил сынка. Девиз Homo sovieticus: "Лучше ссучиться, чем мучиться". Этот зверь никогда не станет Homo sapiens erectus – разумным и прямоходящим, потому что не сможет подняться с колен. Что за страна!"
– Я вас не осуждаю, – чувствуя себя достойным гражданином своей страны, ответил я. – И вообще никого не осуждаю – вышел из этого возраста. Зачем злиться, когда толку не будет? Горбатого могила исправит, а в нашем государстве ходящие прямо повывелись.
– Обращайся ко мне на "ты", – вздохнул тесть, желая со мной примириться. – Можешь называть меня Толей.
Ничего не оставалось, кроме как принять сию жертву.
– Идет… Толя, – сделал я этот шаг. Кажется, начиналась новая эпоха моей жизни.
И от избытка чувств мы пожали друг другу руки.
– Как там наша квартира? – спросил я Маринку, когда мы уже лежали в постели. Толя с Валерией Львовной слаженно давали храпа за стеной.
– Не знаю, – прошептала в ответ жена. – Нормально, думаю. Твоя мама дверь заперла, она мне звонила, я сказала, что ты цел.
– И на том спасибо, – сказал я.
– Навести ее, – попросила Маринка. – Она очень беспокоилась. Представляешь, ей из милиции позвонили, попросили придти. А дома у нас такое…
– Зайду обязательно, – пообещал я. – Тебя менты допрашивали?
– Нет.
– Бардак, – сказал я, поворачиваясь на бок, лицом к супруге. – Но если будут вызывать, говори, что тебя дома не было и ты знаешь обо всем со слов мамы, поняла?
– Поняла, – пробормотала Маринка.
С утра пораньше я выполз из дома для осуществления всех своих планов. Планов было громадье. Прежде всего следовало съездить на заправку, а потом начинать сложные маневры по городу, целью которых было собрать как можно больше информации о себе и о "Светлом братстве". День начинался солнечным и теплым, казалось, что он и закончиться должен хорошо, но маленькие панки нагадили мне прямо в душу.
– О-о, знакомый дядя, – выползли на свет зарождающегося дня флибустьеры проходных дворов.
Я с отвращением обозрел подкатившую сзади гопоту. Не так давно я напоролся на эту банду дворовой шпаны, когда возвращался от родственничков. В тот раз со мной был Слава, поэтому на орехи досталось всем, но сейчас корефан отсутствовал и страдать должен был я один.
Не теряя времени, флибустьеры достали кортики и пошли на абордаж.
– Да вы что, ребята, – заблажил я, пытаясь избежать пробоин.
Признаться, я струсил. Когда из четырех человек трое вооружены колюще-режущими предметами, шансов на победу не остается никаких. Драться с ними было бы глупо, не помог бы и АПС, лежащий в кармане куртки. Мозгляки вполне могли прирезать, с них станется. Молодежь ныне совершенно отвязанная пошла.
Колода обступила меня, прижав к машине. Увы, сесть в нее не было никакой возможности.
– Помнишь, как закурить нам давал? – с издевкой спросил главшпан.
– Простите, ребята, – бледно улыбнулся я, в душе мечтая раздавить малолетнюю сволочь, – не помню, пьяный был. Может и наговорил чего, так вы уж простите. Вы мне тогда тоже здорово наваляли.
– Забыл, как меня топтал? – мстительно напомнил главшпан, отводя руку с ножом для удара. А может, просто пугал. Проверять отчаянно не хотелось. Белая нержавейка угрожающе блестела в руке.
– Погоди, не надо, – взмолился я. – Говорю же, не помню. Если было что, вы уж меня простите. Ну, хотите, возьмите все бабки, только не убивайте.
– Бабки? – переспросил мальчонка в клетчатой кепке, у него был курносый нос и невинная мордочка. Внешне он очень напоминал зайчика. Его бы я убил с особой охотой. – Какие бабки? Давай.
– Сколько их у тебя? – осведомилось пирамидальное творение пьяных люмпенов, единственное из всей компании бывшее без ножа.
– Много, я все отдам, – я достал бумажник и протянул главшпану.
– Последнее даже милиция не берет, – главшпан великодушно вернул портмоне, оставив кое-какую мелочь. – Бери, не хнычь. Больше людям не хами, усек?
– Да, конечно, – поспешно ответил я. – Спасибо, ребята.
– Ну, гуляй, – сплюнул мне под ноги чернявый пэтэушник с усиками. – Копти дальше воздух.
По случаю сильнейшего нервного потрясения пришлось вернуться домой.
"Недавно меня снова ограбили. – Но у тебя же был пистолет! – Его, слава Богу, не нашли."
– С машиной что-то не ладится? – поинтересовалась открывшая дверь теща.
– У вас во дворе праздной шпаны как собак не резанных в деревне, – рыкнул я в ответ. Валерия Львовна растерянно отступила, не ожидав столь грубого отклика. Мне же надо было на ком-то сорвать злость.
Чтобы не объясняться ни с кем, я заперся в туалете и долго сидел там, дрожа от унижения и бессильной ярости.
– Что случилось, милый? – спросила Маринка, когда я вышел.
– Ничего страшного, дорогая, – справившись с собой, успокоил я и повинился перед тещей. – Прошу прощения, Валерия Львовна. Не принимайте, пожалуйста близко к сердцу, просто у меня неприятности.
– Сдерживать себя надо, – поджала губы мадам и ушла на кухню. Надо полагать, вчерашняя маринкина накачка сделала свое дело, иначе она не стала бы это терпеть.
Я закрыл дверь в комнату и, оставшись один, вынул из шкафа Доспехи.