...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Мы должны крайне осторожно связывать себя с каким-либо определенным планом. Совершенно очевидно, что предубеждение дискредитирует любой план".
Черчилль призывал действовать осторожно, не рваться в лобовую атаку, а пытаться зайти с фланга. Этот стратегический маневр он называл "кошачьей лапой" [274] . В своем наставлении начальникам штабов он говорил:
"Мы должны прежде всего изложить нашим друзьям причины, которые требуют корректировки намеченного плана. Мы должны показать свое искреннее желание осуществлять запланированные операции на военном театре в порядке той очередности и важности, которые были приняты ранее. Мне кажется, что американцы захотят убедиться в том, что мы делаем максимально возможное и не перестаем придавать значение принятым решениям. Убедившись в этом, они будут готовы обсудить другие варианты и альтернативы. Вот именно в этот момент мы и должны познакомить их со своими планами" [275] .
Глава 5. Реализация стратегии
После того как составление стратегических планов подходит к концу (хотя, как мы уже видели из предыдущих глав, этот процесс часто имеет перманентную структуру и подвергается коррективам), наступает очередь следующего этапа стратегического менеджмента – практическая реализация намеченного.
Многие управленцы небезосновательно считают этот этап самой важной составляющей стратегического менеджмента: "Стратегия хороша только тогда, когда она правильно и эффективно реализуется" [276] .
Этой же точки зрения придерживался и Уинстон Черчилль. В некоторых сборниках афоризмов можно найти следующее высказывание британского политика:
"Какой бы красивой ни была стратегия, главным все равно остаются результаты".
На самом деле это сентенция Черчиллю не принадлежит – ее приписали ему верные поклонники [277] . Сам Черчилль говорил другое:
"Одно дело – увидеть путь, лежащий впереди, и совсем другое – быть в состоянии по нему пройти" [278] .
Претворяя стратегические инициативы в жизнь, Черчилль использовал большой набор инструментов, среди которых особое место занимала политика. Политика, по своей сути представляющая общее руководство к действию, помогала Черчиллю сориентировать других людей на выбор тех альтернатив и принятие тех решений, которые, по его мнению, являлись наиболее благоприятными для достижения поставленной цели.
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Одно дело – увидеть путь, лежащий впереди, и совсем другое – быть в состоянии по нему пройти".
В первой главе уже приводился эпизод с определением стратегии для Министерства торговли. Черчилль не только предложил изменить существующее страховое законодательство и создать биржи труда, но и сформулировал новые принципы социальной политики, которые легли в основу нового либерализма. По сравнению с гладстоновской [279] традицией этот курс предполагал более активное вмешательство государства в жизнь его граждан. И в данном случае Министерство торговли предоставляло Черчиллю великолепную возможность для претворения в жизнь его начинаний. Именно это ведомство, кроме организации торговли, отвечало за регистрацию фирм, выдачу патентов, торговое судоходство, железные дороги, ведение статистики труда, улаживание споров в промышленности; оно также консультировало Министерство иностранных дел при коммерческих переговорах.
...
МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: в мировоззрении Черчилля политика и стратегия всегда шли рука об руку, представляя собой два звена одной управленческой цепи.
В мировоззрении Черчилля политика и стратегия всегда шли рука об руку, представляя собой два звена одной управленческой цепи. Именно поэтому в первом же выступлении на посту премьер-министра 13 мая 1940 года, определив цель: "Победа любой ценой", – он также назвал и средства ее достижения:
"Вы спрашиваете, какова наша политика? Я отвечу – вести войну на море, на суше и в воздухе, со всей нашей мощью и силой, которую даровал нам Бог. Вести войну против чудовищной тирании, равной которой никогда не было в мрачном и скорбном перечне человеческих преступлений. Такова наша политика" [280] .
Политика в знаменитой речи формулировалась в общих чертах, что в принципе и неудивительно. Черчилль обращался к нации, и приоритетом для него были не конкретные указания, а формирование нужного настроя призывом к борьбе и сопротивлению "чудовищной тирании".
С отдельными ведомствами ситуация была иной. В этом случае Черчилль всегда обращался к деталям. Например, в октябре 1940 года он разработал для Комитета обороны меморандум, в котором определил основные положения будущей военной политики для Соединенного Королевства:
"Мы должны спросить себя: "Как нам выиграть войну?" Этот вопрос неоднократно возникал в войне 1914 – 1918 годов, но в тот момент даже те, кто находился в центре принятия всех решений, не смог ответить на него раньше августа 1918 года.
В настоящий момент единственное, на что мы можем рассчитывать, – это на блокаду и проведение безжалостных бомбардировок Германии и Италии. В 1941 году мы будем в состоянии проводить десантные операции среднего масштаба.
Наша сила выживания зависит от поддержания жизни на нашем острове. Из этого следует превосходство противовоздушной обороны и успешного отражения ночных бомбардировок" [281] .
Использование политики является повсеместным в современном менеджменте и пользуется заслуженной популярностью. По словам известных специалистов в области теории управления Джорджа Штейнера и Джона Майнера, "политику следует рассматривать в качестве кодекса законов, которые определяют, в каком направлении могут осуществляться действия. Политика направляет действия на достижение цели или выполнение необходимой задачи. Она объясняет, каким образом должны быть достигнуты цели, устанавливая вехи, которым нужно следовать. Она предназначена для сохранения постоянства целей, а также для того, чтобы избежать принятия близоруких решений, основанных на требованиях данного момента" [282] .
При этом принципиально важным является то, что, формулируя политику, Черчилль не стремился создать диктат с догмами и правилами, в стальные рамки которых должна была быть зажата вся последующая деятельность. Наоборот, политика помогала ему объединить и скоординировать своих подчиненных для достижения поставленной цели. А что касается наставлений на правильный курс, то для этого использовались более тонкие методы – убеждение и мотивация.
...
МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: формулируя политику, Черчилль не стремился создать диктат с догмами и правилами. Наоборот, политика помогала ему объединить и скоординировать своих подчиненных для достижения поставленной цели. А что касается наставлений на правильный курс, то для этого использовались убеждение и мотивация.
В современном мире авторитарные подходы, типа "Я прав, потому что я начальник" или "Есть два мнения – мое и неправильное", становятся все менее эффективными. В отличие от других управленцев, которые оттачивали стиль беспрекословного подчинения своим приказам, Черчилль, по его же собственным словам, "должен был уговаривать и убеждать" [283] .
"Если отвлечься от обязанности соблюдения военной дисциплины, то во всех случаях лучше выражать мнения и пожелания, чем отдавать приказы", – считал британский политик [284] . По его мнению, если подчиненный не согласен с приказом, то поручение будет исполнено нехотя и без энтузиазма. Если же человека убедить (или переубедить), производительность увеличится в несколько раз. Именно от эффективности убеждения и зависит успешная реализация стратегических решений. "Трудность заключается не в том, чтобы выиграть войну, – скажет Черчилль в октябре 1943 года, – трудность заключается в том, чтобы убедить дураков позволить тебе это сделать" [285] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Трудность заключается не в том, чтобы выиграть войну, трудность заключается в том, чтобы убедить дураков позволить тебе это сделать".
В этом отношении очень показательны напряженные заседания военного кабинета в мае 1940 года. Позже Черчилль напишет в своих мемуарах:
"Главный вопрос – продолжать ли нам воевать одним? – никогда не обсуждался на заседаниях военного кабинета. Мы были слишком заняты, чтобы тратить время на эти искусственные и теоретические споры" [286] .
26, 27 и 28 мая 1940 года военный кабинет собирался девять (!) раз. "Это был пример редкой учащенности, – комментирует биограф Черчилля Рой Дженкинс, сам неоднократно входивший в состав кабинета министров. – В январе 1968 года я, как министр финансов, принимал активное участие в дебатах по поводу государственных расходов. Тогда за одиннадцать дней было проведено восемь заседаний кабинета. Я сомневаюсь, что когда-нибудь со времен мая 1940 года кабинет собирался так часто. В первую очередь это говорило о слабом контроле премьер-министра над своим кабинетом. Аналогичный вывод можно сделать и про май 1940 года. И если решимость Черчилля не вызывает никаких сомнений, то сказать так же о его политическом положении не представляется возможным" [287] .
Неустойчивое положение британского премьера было вызвано тремя факторами. Во-первых, Черчилль возглавил коалиционное правительство не по итогам общенациональных выборов, а после вынесения вотума недоверия его предшественнику, Невиллу Чемберлену. Во-вторых, у Черчилля не было полной поддержки в собственной партии, поскольку лидером консерваторов по-прежнему оставался Чемберлен. И наконец, в военном кабинете отсутствовала единая позиция по основным внешнеполитическим и военным вопросам.
Не считая Черчилля, военный кабинет состоял из четырех членов – лидера Лейбористской партии Клемента Эттли, его заместителя Артура Гринвуда, лидера Консервативной партии Невилла Чемберлена и министра иностранных дел, а также второго после Черчилля возможного кандидата на пост премьер-министра Эдварда Галифакса.
Кроме того, Черчилль приглашал на заседания лидера либералов, министра военно-воздушных сил Арчибальда Синклера. Делал он это не случайно. Среди всех перечисленных выше политиков Синклер был самым лояльным по отношению к нашему герою. Отчасти это объяснялось его политическими взглядами, отчасти дружескими отношениями, которые сложились у него с британским премьером. Чего стоит хотя бы тот факт, что в 1916 году майор Синклер служил под началом полковника Черчилля в окопах Первой мировой.
С лидерами лейбористов все обстояло несколько сложнее. Однако вряд ли их отношения с главой кабинета можно было назвать проблемными. Несмотря на межпартийные разногласия, Эттли и Гринвуд не собирались выступать против политики сопротивления, так настойчиво и горячо отстаиваемой Черчиллем. На тот момент они готовы были исполнить роль ведомых.
Главными оппозиционерами Черчилля стали члены его собственной партии – Галифакс и Чемберлен. В историографии сложилось мнение, что в те напряженные майские дни Галифакс был сторонником заключения сепаратного мира с Гитлером и испытывал пораженческие настроения. Это верно, но только отчасти. Для правильного понимания сложившейся ситуации нельзя использовать палитру из двух красок – черной и белой. Галифакс действительно выступал за сделку с Германией. Но при этом он не готов был продать свою страну, как французские коллаборационисты или норвежец Видкун Квислинг. По сути, Галифакс добивался сохранения целостности и независимости Британии, той самой Британии, которую он любил как землевладелец Йоркшира и как политик, отдавший жизнь служению своей стране. Он ходил по тонкой и часто неуловимой грани между реализмом и пессимизмом, убеждая себя и других в невозможности дальнейшего противостояния. По мнению Галифакса, конец мая был последним моментом, когда Великобритания еще могла выторговать для себя достойные условия.
Если с позицией Галифакса все было более или менее ясно, то Невилл Чемберлен представлял собой темную лошадку, и именно от его взглядов зависело будущее коалиции. Если бы Чемберлен объединился с Галифаксом, кабинет раскололся пополам, а если бы эти два джентльмена подали в отставку, Черчилль лишился бы поддержки влиятельного консервативного крыла и тогда его дальнейшее пребывание на посту премьер-министра оказалось бы под большим вопросом [288] .
Прежде чем перейти к дальнейшему описанию, попытаемся разобраться, а насколько Черчилль сам был уверен в верности своей позиции: бороться до конца. 10 мая в беседе со своим телохранителем Вальтером Томпсоном на вопрос, испытывает ли он какие-либо сомнения, Черчилль ответил:
"Только одному Богу известно, насколько они велики. Я надеюсь, что еще не слишком поздно. Единственное, что нам остается, – это проявить все, на что мы способны" [289] .
Не стоит забывать, что данное заявление, как, впрочем, и приведенное в предыдущих главах выступление от 13 мая о "победе любой ценой", относилось к периоду, когда у Великобритании на континенте был полноценный союзник – Франция. Спустя несколько недель ситуация кардинально изменилась. Франция была на грани капитуляции, а Великобритании пришлось один на один сражаться с поглотившей несколько стран нацистской машиной.
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ: в беседе со своим телохранителем Вальтером Томпсоном на вопрос, испытывает ли он какие-либо сомнения, Черчилль ответил: "Только одному Богу известно, насколько они велики. Единственное, что нам остается, – это проявить все, на что мы способны".
Как ни странно, но Черчилль действительно был готов идти до конца. Хотя это нисколько не прибавляло ему оптимизма. Скорее даже наоборот. 4 июня он написал бывшему премьер-министру Стэнли Болдуину:
"Мы сейчас живем в очень трудные времена, и я ожидаю, что дальше будет только хуже. Тем не менее я полностью уверен – светлые дни придут! Вот только доживем ли мы до них, в этом я уже сомневаюсь" [290] .
12 июня 1940 года, после неудачной конференции с французским правительством, Черчилль скажет генералу Исмею:
– Мы сражаемся в одиночку.
– Мы выиграем Битву за Британию! – попытается поддержать его Гастингс.
Черчилль посмотрит на Исмея усталым взглядом и добавит:
– Мы-то с вами умрем через три месяца.
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ: 12 июня 1940 года Черчилль скажет генералу Исмею:
– Мы сражаемся в одиночку.
– Мы выиграем Битву за Британию! – попытается поддержать его Гастингс.
Черчилль посмотрит на Исмея усталым взглядом и добавит:
– Мы-то с вами умрем через три месяца.
Об этом диалоге Исмей рассказал в июле 1946 года биографу Гарри Гопкинса Роберту Шервуду. Когда Шервуд попросил разрешения использовать этот эпизод в своей книге, Исмей отказал ему, заметив: "Я бы не хотел, чтобы этот разговор по душам был вообще когда-нибудь обнародован" [291] .
В сложившейся ситуации Черчиллю пришлось приложить все свои силы, способности и опыт, чтобы в конце мая 1940 года сплотить кабинет, возведя сопротивление нацистам в ранг общенациональной политики. Для определения общей линии он вынужден был собирать кабинет по нескольку раз в день.
Первый день заседаний – воскресенье 26 мая – не принес ничего, кроме разочарований. Несколько часов Черчилль потратил на то, чтобы убедить премьер-министра Франции Поля Рейно, который в этот момент находился с официальным визитом в Лондоне, продолжить борьбу. На трех заседаниях кабинета с большими разногласиями обсуждались вопросы эвакуации британских экспедиционных сил из Дюнкерка и обороны Кале.
На следующий день – 27 мая – также состоялись три заседания военного кабинета, в 11.30, 16.30 и 22.00. Кроме того, Черчилль принял участие в совещании Комитета обороны, которое началось в 19 часов.
На первом утреннем заседании рассматривались вопросы эвакуации британского контингента из Нар вика и последствия окружения Бельгии.
Куда более интересная встреча состоялась в середине дня. Галифакс предложил убедить Муссолини выступить в качестве посредника для "общих переговоров". Военный кабинет не поддержал главу Форин-офиса. Первым против этого предложения выступил Арчибальд Синклер. По его мнению, обращение к Муссолини будет говорить о "слабости нашей позиции", что сразу же приободрит Германию и Италию, а также "подорвет моральный дух в нашей стране и в доминионах". Затем слово взял лидер лейбористов Клемент Эттли, отметивший, что подобные шаги "принесут нам много вреда". С ними согласился и Невилл Чемберлен, назвавший предложения лорда Галифакса "началом катастрофы".
Последним выступил Черчилль, заявивший, что он "категорически против привлечения синьора Муссолини". Такой подход "разрушит целостность наших боевых формирований". Также Черчилль подчеркнул, что не следует связывать свою судьбу с Францией и "тонуть вместе с ней". Если французы не готовы сражаться, "пора их оставить". Лучшая помощь Рейно, по мнению Черчилля, заключалась в следующем – что бы ни случилось с Францией, французы должны знать: "Мы будем сражаться до конца!"
"В настоящий момент наш престиж в Европе находится на очень низком уровне, – продолжил премьер. – Единственный способ восстановить нашу репутацию – это показать всему миру, что Германия не смогла нас победить. Если после двух или трех месяцев борьбы мы по-прежнему останемся непобежденными, наш престиж обязательно возрастет. Но даже если над нами одержат вверх, мы все равно будем находиться в лучшем положении, нежели чем отказавшись продолжать войну. Поэтому давайте не будем волочиться вниз за Францией и свернем с этого скользкого пути".