- А помнишь, как мы с тобой в самоволку махнули? - подсел к Полещуку его институтский приятель Игорь Базилевский. - Сначала на "ликерку", а потом в клуб "Серпа и Молота" в кино…
- Еще бы не помнить, Игорек. Я же тогда застрял на заборе, проколол железным штырем хромовый сапог, зацепился полой шинели. Потом водку из чайника пили в женской общаге "ликерки", с девчонками разругались…
- Ага, хотели нас захомутать, - улыбнулся Игорь. - Эти… - Он захохотал. - Размечтались, дурехи! Как же, сейчас в койку и под венец! Вроде, куда нам деваться после их водяры из чайника? У нас же программа была…
- Да Бог с ними, Игорек! А фильм был классный - "Дамы и господа", до сих пор помню… День рождения мой отметили…
Полещук и Базилевский чокнулись хрустальными рюмками и выпили. Полещук поглядел на своего товарища, и в который раз про себя удивился: "Почему при поступлении в институт светловолосому и голубоглазому Игорю дали арабский язык? Ведь у Базилевского чисто славянская физиономия. Ну, или скандинавская, на худой конец, если не принимать во внимание его обычный средний, а не двухметровый, рост. Впрочем, он не один такой на курсе. Вон, например, Серега Лякин - тоже ярко выраженный русак…"
- Базя, кстати, о самоволках. Поделись, как ты из Алжира в Париж слетал. Говорят, пиджачок вот этот клубный там прикупил. - Полещук прикоснулся рукой к вышитому на пиджаке Базилевского знаку неведомого французского клуба.
- Да, ерунда все это, Саня. Врут. Не было ничего подобного. - И Базилевский повернул голову в сторону начальника курса. Но тот сидел далеко в окружении выпускников, наперебой что-то ему говоривших, и слышать разговор не мог.
- Колись, колись, Базя. Дела-то прошлые. Как говорят арабы: "Ма фата - мата" - Полещук потянулся за сигаретами.
- Ну, тебя на фиг. Я лично не летал. Умудрился слетать один из наших, старшекурсник, и пошли разговоры… Трепачи хреновы! Забудь, Саня.
Слова "помнишь, помнишь" слышались на разных концах длинного стола. Вспоминали совсем недавние, мартовские события на острове Даманском, когда из-за вооруженной стычки наших погранцов с китайцами всех посадили на казарму в ожидании объявления боевой готовности. Все понимали, что вот-вот может разразиться война. Обошлось. Но никто не сомневался, что в этом году количество будущих китаистов в институте резко увеличится. Так в ВИИЯ было всегда: военно-политический спрос определял предложение по числу военных переводчиков конкретного иностранного языка.
А иногда Минобороны работало даже на опережение. В прошлом, 1968 году, в Красных казармах неожиданно появились большие группы солдат и сержантов срочной службы, как выяснилось, уроженцев Закарпатья, худо-бедно понимавших чешский и словацкий языки. После двухмесячной учебы на курсах они исчезли. А в августе, когда сообщили о вводе войск Варшавского Договора в Чехословакию, все стало на свои места. Ведь не напасешься же профессиональными переводчиками на такую армаду и в жесткие сроки!
…Много чего вспоминали вчерашние слушатели, а ныне - лейтенанты, дипломированные военные переводчики.
Кто-то из ребят предложил выпить за всех наших преподавателей. Лейтенанты потянулись с рюмками к присутствовавшим за столом двум преподавателям арабского языка: капитану Борису Темкину и полковнику Владимиру Ивановичу Шваневу. Выпили стоя. И перешли на арабский язык, демонстрируя преподавателям свободное им владение. Темкин отреагировал длинной фразой на египетском диалекте, а сдержанный Шванев лишь, понимающе, ухмыльнулся и пыхнул табачным дымом. Конечно же, лейтенанты знали, что до свободного владения трудным восточным языком им пока еще далеко, но болтали на нем бегло. Школа ВИИЯ - одна из лучших в Союзе, а может, и в мире.
Да, что касается преподавателей института, то за них действительно надо было выпить. Что ни полковник - то легенда. Взять хотя бы Шванева. Кадровый разведчик, проработавший больше десятка лет в Ливане под "крышей" то ли ТАСС, то ли АПН. Контакты на самом высоком уровне, свободное владение пятью языками, доскональное знание ислама, кладезь мудрости. Полещук вспомнил первое появление Шванева в институтской аудитории: высокий стройный мужчина с ранними морщинами на лице, одетый в прекрасно сшитую элегантную черную тройку в едва заметную полоску. Только через пару недель преподаватель арабского языка Шванев пришел на занятия в форме полковника с петлицами артиллериста. Кто-то из ребят засек, что уезжал он из института на шикарном "Олдсмобиле" черного цвета… А полковник Воробьев, преподаватель кафедры вооружения и боевой техники. Нелегал. Полтора десятка лет служил капралом в армии США. Но как не пытались слушатели его разговорить, все было без толку: молчал полковник, аки "рыба об лед". Даже делал вид, что английский язык вообще не понимает. Как и бывший нелегал, полковник Яковлев, "турок", отслеживавший корабли НАТО, проходившие через Босфор…
И таких полковников в институте на разных кафедрах - хоть пруд пруди. Но единственное, что можно было услышать в лучшем случае об их службе в разведке это: "Что вы, ребята. Я был маленьким винтиком в этом огромном механизме под названием ГРУ…" Все. Больше не говорили ни слова. Правда, на каждом очередном съезде партии многие из этих полковников внезапно исчезали. Но на официальных фотографиях их никто не видел. Работа такая…
- Мужики, а за начальника курса еще не пили! - раздался чей-то громкий голос. - Наливай!
- Ура "папе" Назарову! Ура-а-а!
Подполковник Дмитрий Васильевич Назаров был единственным, кто предпочел прийти в "Прагу" в офицерской форме. Его прошлое для всех так и осталось тайной. По слухам, Назаров закончил ВИИЯ с монгольским языком, вроде бы служил в Китае и Монголии. Почему стал начальником курса, не знает никто, но ходили разговоры о его работе в ГРУ, вроде бы, где-то "засветился". Впрочем, ленточки ордена Красной Звезды и медали "За боевые заслуги", кроме прочих советских и иностранных наград, говорили о том, что прошлое у подполковника было непростым. Подслеповато щурясь (носить очки при людях почему-то стеснялся), он неуклюже поднялся со стула.
- Спасибо, ребята. Я хотел бы на прощанье вот что вам сказать. Сегодня вы все получили дипломы о высшем образовании. Это хорошо, но только на первом этапе вашей офицерской службы. Не останавливайтесь на этом. Найдите возможность получить еще одно образование по любой другой специальности. А два иностранных языка, которыми вы овладели, пусть будут лишь дополнением…
Назарову бурно зааплодировали, хотя никто из выпускников и думать не думал о каком-то другом мифическом образовании. Всем было хорошо и радостно. Зачем задумываться?
- И еще один важный момент, - начальник курса поднял руку, давая понять, что он не закончил свою речь. - Сейчас вы все в одном звании. Но пройдет время, и кто-то вырвется вперед в должностях и званиях, а кто-то отстанет. Не забывайте друг друга: протягивайте руку помощи. Все, товарищи офицеры. За вас!
"Папа" Назаров залпом опрокинул в рот содержимое рюмки, сел под аплодисменты на свое место и стал закусывать. Глядя на Назарова, Полещук почему-то вспомнил его странную манеру отдания чести: казалось, что "папа" не руку подносил к фуражке, а наоборот - приближал голову к руке…
Из соседнего зала громко зазвучала музыка ресторанного оркестра. "Под железный звон кольчуги, под железный звон кольчуги, на коня верхом садясь…" - запел певец популярную "Ладу", подражая голосу модного певца Вадима Мулермана. Получалось неплохо. Так как девушек в офицерской компании почти не было (пара-тройка молодых жен выпускников - не в счет), желающие потанцевать направились в соседний зал. Кто-то из них вслух посетовал, что не надел офицерскую форму. Легче было бы девиц кадрить…
* * *
Полещук очнулся от приятных воспоминаний и поглядел на пассажиров. Работяги, приняв на грудь и вволю наговорившись, дремали, кое-кто читал газеты, некоторые смотрели в иллюминаторы, одна из женщин подкрашивала губы, глядясь в маленькое зеркальце пудреницы. Сосед слева, откинув кресло, спал.
Появились стюардессы с тележками и приступили к раздаче "аэрофлотовских" коробок с едой. Полещук поискал глазами девушку, обещавшую налить ему вина, но та была далеко, в другом конце салона. Он глянул на часы: время, казалось, остановилось - посадка еще не скоро.
Что на этот раз ждет меня в Египте, - подумал Полещук, - где придется служить? Полковник-направленец в "десятке" сказал, что конкретное место работы определят непосредственно в аппарате главного военного советника, куда я поступаю в распоряжение референтуры. А это не есть хорошо. Потому что, скорее всего, все нормальные места уже забиты коллегами-однокурсниками, прибывшими в Египет раньше. Да, совсем некстати мама приболела, из-за чего пришлось оттянуть отъезд…
Хотя, какие, к черту, нормальные места в воюющей стране? Разве что в референтуре или вообще в Каире? С другой стороны, быть мальчиком на побегушках у какого-нибудь штабного генерала тоже не в кайф. Остается Суэцкий канал, фронт… Там все проще и понятней. Матушку только жалко, ежели что. Батя-то сразу врубился в ситуацию, особенно, когда боевую медаль увидел после моего первого вояжа в страну пирамид. Хоть я и сказал, что наградили за освоение новой боевой техники, он, старый вояка, конечно, не поверил. Да и не мог он поверить - газеты, хоть и редко, но публиковали сообщения ТАСС о боевых действиях в зоне Суэцкого канала, не говоря уже об откровениях побывавших там офицеров, его сослуживцев.
Тем более, что и сам он год отбарабанил военным советником в Египте, вернулся накануне "шестидневной" войны. "Ты там повнимательнее, сынок, - говорил батя на прощанье, - налет авиации или артобстрел - ищи любую выемку в земле и мигом туда. Маме только, когда будешь писать - ни слова о войне. Сам знаешь, какое у нее здоровье…"
Да что это я раньше времени задумываюсь? - продолжал размышлять лейтенант Полещук. - В армии чем хорошо, как говорили отцы-командиры, думать не надо: построят - скажут. Эта дурацкая фраза, весьма кстати пришедшая в голову, почему-то сразу его успокоила.
- Вам курицу или мясо? - спросила знакомая стюардесса, как-то незаметно оказавшаяся рядом.
- Курицу, девушка. Кстати, вы не забыли про обещанное вино? Головушка-то так и раскалывается.
Когда стюардесса плеснула белого "сухарика" (красное уже выпили), Полещука неожиданно осенило: "Елки-палки, что же я за козел! Совсем забыл, что сеструха двоюродная, Катерина, добрая душа, прощаясь, сунула в мою сумку поллитру водки, мол, пригодится." Полещук порылся в сумке и вытащил на свет божий бутылку "Столичной". Под взглядом хмурого соседа он откупорил бутылку и, выпив залпом вино, налил полстаканчика водки. Сосед, испепеляя Полещука взглядом маленьких глаз-буравчиков, молча следил за его действиями.
- Вам налить? - не выдержал Полещук, - извините, не знаю, как вас зовут.
- Нет. И вам, молодой человек, не советую.
- Чего это вдруг? - удивился Полещук, - лететь еще долго и вообще…
- С этих-то не стоит брать пример, - сосед кивнул головой в сторону работяг. - Вон уже лыка не вяжут.
- Ну, как хотите. На нет и суда нет.
Полещук выпил водку и приступил к коробке с едой. Закусив, налил еще полстаканчика. Сосед заерзал от возмущения.
- Я вам сказал, прекратите пьянствовать в общественном месте! Как фамилия? Где работаешь? - В голосе соседа по самолету появились металлические начальственные нотки.
- Да пошел ты на хер! Вова! - неожиданно для себя сорвался Полещук и достал из пачки сигарету.
- Кто, я? Ты, щенок, знаешь, кто я? - задохнулся тот от возмущения и попытался встать с кресла. Пассажиры с удивлением посмотрели на него и Полещука. - Я - генерал Верясов! Заместитель старшего группы военных советников в Египте. - Сосед Полещука поймал взглядом появившуюся в проходе стюардессу. - Как фамилия этого пассажира?
Стюардесса, ничего не понимая, подошла к генералу.
- А что случилось?
- Вот этот молодой человек, точнее молодой негодяй, пьянствует и хамит мне.
- Откуда я могу знать его фамилию? - стюардесса удивленно пожала плечами, и направилась по своим делам.
- Эй, мужик! Ты чего выступаешь? - у кресла выросла массивная фигура работяги Вани. - Че, нормальному человеку и выпить в самолете уже нельзя? Где написано?!
Генерал побагровел от ярости и уставился на Ваню. Сзади одобрительно зашумели проснувшиеся коллеги-собутыльники Ивана. Не найдя, что сказать, генерал, пыхтя, стал выбираться со своего места. Полещук встал и пропустил его, ненавидяще посмотрев на побагровевшие складки генеральского затылка.
- Давай, парень, к нам! - Ваня положил тяжелую руку на плечо Полещука. - И бутылку захвати. Закусь еще осталась, а горючее почти кончилось. Меня Иваном величают. В Асуан летим, на плотину…
Идя по проходу салона за широченной спиной, обтянутой выгоревшей на солнце ковбойкой, Полещук подумал, что стычка с генералом Верясовым, скорее всего, дорого ему обойдется в Каире. И не ошибся.
Глава вторая
На Суэцком канале вновь гремят залпы артиллерийских орудий. В переданном вчера агентством МЕН заявлении представителя командования вооруженных сил ОАР отмечается, что перестрелка, в которой принимали участие тяжелая артиллерия, танки и минометы, началась 3 августа в 22 часа 35 минут по местному времени в районе Аш-Шатта. Позднее она распространилась на Суэц, Порт-Тауфик и на район к югу от Горьких озер и продолжалась до 1. 55 мин. ночи.
(Каир, 5 августа, ТАСС)
Августовский Каир встретил одуряющей жарой. Жгучее африканское солнце едва просматривалось сквозь марево, но легче от этого не было. Над раскаленным асфальтом волнами поднимался горячий густой воздух, насыщенный всевозможными запахами, не поддающимися определению; жар, как из печки-каменки, шел отовсюду: от стен зданий, автомобилей, каменных тротуаров. Спасения от солнца не было даже в тени раскидистых акаций и пышных кустов тамариска…
Несмотря на ужасающее пекло, североафриканский мегаполис жил своей обычной жизнью. В потоках сигналящих на разные голоса ободранных автомобилей, казалось, начисто игнорировавших правила движения, сновали невозмутимые ослики, везущие тележки c овощами и фруктами; звенели медными тарелочками водоносы в галабиях, зазывая прохожих утолить жажду; с деловым видом шагали мелкие клерки, одетые по-европейски; стайки девушек в цветастых платьях разглядывали витрины магазинов, оживленно обсуждая увиденное; под тентами открытых кофеен сидели пожилые египтяне в бордовых турецких фесках с газетами в руках, некоторые курили кальян…
О том, что Египет находится в состоянии необъявленной войны, свидетельствовали лишь кирпичные стенки (для защиты от осколков) у входов в государственные учреждения и зенитные пулеметы на плоских крышах отдельных зданий. Как ни странно, в толпе прохожих людей в военной форме было совсем немного.
- Ну, вот и приехали. Уф, и жара же сегодня, - сказал, отдуваясь и вытирая платком пот, референт главного военного советника подполковник Белоглазов, когда ГАЗ-69, с трудом пробившись сквозь толчею автомобилей на вокзальной площади Рамзеса, остановился у гостиницы "Виктория". - Знакомое место, а, Полещук?
- Еще бы, - коротко ответил Полещук и потянулся к своему чемодану.
- Давай, старик, устраивайся, - Белоглазов выбрался из машины. - Сам-то сможешь или помощь нужна? Заявка на тебя у них, - он кивнул в сторону входа. - Оформляйся.
- Не проблема, Вячеслав Васильевич, - Полещук повесил на плечо сумку и взял чемодан. - А когда…
- Завтра в девять ноль-ноль будет машина, - ответил референт, догадавшись, что хотел узнать Полещук. - Прямиком в офис главного. Лично генерал-полковник Катушкин будет тебя распределять. Цени. А то, понимаешь, шлют сюда недоучек, вроде сегодняшних узбеков… По секрету скажу: работать будешь в главном штабе ВВС или ПВО. Но главный пока не решил. - Он многозначительно вытянул вверх указательный палец.
- Вячеслав Васильевич, а как с деньгами? - вспомнил Полещук и поставил чемодан на землю.
- Деньги получишь завтра в офисе. Так сказать, подъемные. - Белоглазов забрался в машину и достал бумажник. - На тебе пять фунтей, завтра вернешь. - И он протянул Полещуку пятифунтовую банкноту. Все, до встречи. Дико тороплюсь, старик. Маа саляма!
В холле "Виктории" с прошлого года ничего не изменилось. Те же потертые мягкие кресла, журнальные столики, допотопный телевизор, надрывно гудящие старенькие вентиляторы, душный полумрак. И ни одного постояльца. Интересно, куда подевались попутчики из Москвы? - подумал Полещук. - Кроме, понятно, работяг из Асуана. Наверное, всех отвезли в Насер-сити… Ну, оно и к лучшему: меньше народа - больше кислорода.
Оформление много времени не заняло. Номер дали на втором этаже с окном, выходящим на шумную улицу Рамзеса. Полещук открыл деревянные, решетчатые ставни, выглянул наружу и тут же их закрыл - жара не спадала. Хотелось пить. Быстро приняв душ (о холодной воде можно только мечтать!), Полещук распаковал чемодан, переоделся и спустился в бар.
- О, мистер Искяндер, - протянул Полещуку руку бармен. - Аглян ва саглян! Хамдилля ас-саляма! Как дела? Надолго к нам?