Зоя иногда выла от бессилия, но сражалась со смертью как могла. Когда отряд нашел себе постоянную базу, ту самую, на которой Юрка принял свой первый бой, Зоя сочинила целый план медико-санитарных мероприятий, который с шумом положила на стол в землянке Майора. Из имевшихся в отряде семнадцати женщин она сколотила банно-прачечный взвод, который одновременно был и медико-санитарным. Раз в неделю весь личный состав обязан был ходить в баню и менять белье. В жилых землянках она заставляла наводить порядок, потребовала сколотить нары, регулярно перетряхивать самодельные тюфяки, всех вшивых без различия пола и возраста обрила наголо. Для нее разведчики собирали по деревням и воровали у фрицев медикаменты, шприцы, клизмы, грелки, градусники, скальпели, пинцеты, бинты… После отхода с базы, на новом месте, Зоя вновь завела те же порядки, и скоро уже все, даже самые упрямые партизаны, готовые "застрелить фершалку" по случаю посягательств на право ходить немытым и небритым, воспринимали всю эту профилактику как должное.
Их дневная поездка, помимо доставки медикаментов, имела еще одну цель. Климыч сообщил ее только Юрке. Надо было поглядеть, как охраняется дорога и охраняется ли она вообще. Кроме того, Климыч посоветовал Юрке по возможности проехать мимо озера Широкого и приглядеться к тому, что творится на его берегах. Из Центра пришло сообщение, что в этом районе немцы что-то сооружают. Надо было приглядеться, рассмотреть, что там и как, и прикинуть, с какой стороны к этому объекту лучше подойти. Две разведгруппы уже ходили на Широкое и донесли, что работы ведутся на острове, отделенном от берегов двумя сотнями метров воды. Зимой фашисты соорудили по льду озера дорогу и забросили на остров инженерную часть с техникой и стройматериалами, которая под охраной роты эсэсовцев строила что-то бетонное, глубоко закопанное в землю. Весной лед подтаял, по дороге ездить стало опасно, работы были временно прекращены. Немцы дожидались, пока сойдет лед и закончится половодье, чтобы навести понтонную переправу и продолжить строительство. Инженерную часть с техникой убрали с острова и отправили в другое место, а из эсэсовцев оставили на острове взвод-два. На остров пока еще можно проехать на санях. Полицаи из окрестных сел возят на лошадях яйца, масло, молоко в бидонах, сало и муку для охраны, пользуясь остатками немецкой дороги. Когда же начнется половодье, остров останется на какое-то время полностью отрезанным от земли и туда можно будет проехать только на лодке. При этом, пока не стает лед, и на лодке-то туда не добраться. Вот эсэсовцы и торопятся запастись продовольствием, чтобы не сидеть впроголодь. И появилась у Климыча идейка: а нельзя ли забраться на остров, покрошить охрану, взорвать, что немцы понастроили, а заодно выяснить, что там такое сооружалось. Дело это хитрое, нельзя ни спешить, ни медлить. Поэтому Климыч желал использовать любые оказии, чтобы пообстоятельнее все разведать.
Глава II
Юрка с Зоей ехали за медикаментами, которые должен был забросить в соседний отряд самолет с Большой земли. Аэродрома у отрядов не было, грузы сбрасывали на парашютах. Ночью на небольшой прогалине у оврага зажигали три костра и ждали, когда заурчат в небе моторы "Дугласа". В последнее время чаще делали наоборот: сперва ждали, когда заурчат, а уж потом зажигали, потому что один раз вместо "Дугласа" прилетел "Юнкерс" и выбросил вместо парашютов с грузом несколько бомб. В этот раз прошло благополучно, партизаны сумели собрать весь груз. Однако командир был недоволен. Еще месяц назад он просил у штаба инструктора по снайперской подготовке - без дела стояли немецкие вагоны с оружием, недавно захваченные в железнодорожном тупике. Карабинов, автоматов, ручных пулеметов набрали столько, что еле-еле донесли до лагеря, а снаряды и авиабомбы взорвали на разъезде вместе с вагонами. Самым интересным немецким подарком были отличные маузеровские винтовки со снайперскими прицелами. Их набралось больше двух десятков, новеньких, свеженьких, прямо с завода. Однако винтовочки эти надо было пристрелять, установить прицелы и обучить бывших полеводов и трактористов, как ими пользоваться. У командира были планы: снимать издалека часовых у мостов и складов, разбивать прожектора и фары, тормозить колонны автомобилей, одним выстрелом убивая водителя головной машины… Но пока винтовки лежали мертвым грузом. Командир велел отстучать в Центр шифровку, требуя прислать инструктора.
Центр подобрал, инструктора звали Клавдией Матвеевной Таракановой, было ей двадцать шесть лет, и на счету у нее было сорок девять убитых немцев и семь белофиннов. Был у нее орден Красной Звезды за финскую, медаль "За отвагу", ордена Красного Знамени и Отечественной войны. Звание у Клавдии Матвеевны было высокое и грозное - старшина. Клава недели две покрасовалась со старшинскими лычками, ей велели переодеться в штатское и наскоро ознакомили с заданием.
- Приказано отправить вас этой ночью, - сказал сопровождавший Клаву майор. - Комполка "Дугласов" сказал, что из-за одного человека двухмоторную машину через фронт не погонит. Кричит, что без приказа высокого начальства не поведет сам и других не пошлет. У него все вылеты расписаны… Злой как черт, вчера у него два самолета не вернулись…
- А вы в штаб звякните! - предложила Клава. Они с майором сидели в прокуренном и натопленном домике, где ожидали своей очереди на вылет летчики.
- Мне уже звякнули! - в сердцах сказал майор. - Объясняй им про снег… Отправить, и точка! Буквоеды!
- Клава! - раздалось вдруг за спиной у Таракановой. Голос был знакомый, но уж очень давно забытый. Клава обернулась. На нее из-под теплого, на меху, летного шлема глядели удивительно знакомые карие глаза.
- Дуська… Чавела… - неуверенно произнесла Клава.
- Я-a! - басом взвизгнуло коренастое существо в комбинезоне, с кобурой на ремне и планшеткой у бедра. - Сколько лет, а? Ты чего тут? Партизанишь?!
- Не орите, гражданка, - косясь на играющих в шахматы летчиков, строго сказал майор. - Вы кто? Документы!
- Младший лейтенант Евдокия Громова! - сказало существо и вытащило из комбинезона удостоверение…
С Дуськой Чавелой Клава последний раз виделась еще в детдоме. А знала она ее лет с четырех. Обе они остались без родителей в двадцать первом году, после великого голода в Поволжье. И обе были с одного года, с 1917-го. Только Клава родилась в марте, а Дуська - в ноябре. Их даты рождения почти совпадали с февральской и Октябрьской революциями, и заведующий детдомом даже хотел их в целях политического воспитания переименовать в Февралину и Октябрину, но потом почему-то раздумал. Они жили в одной группе, их койки стояли рядом - четырнадцать лет. Они знали все друг о друге, и не было такой девчачьей тайны, которую Клава не могла бы поведать Дуське или наоборот. Пути их разошлись, когда Клава поехала на Метрострой, а Дуська - в Комсомольск. Дуська в детстве мечтала сбежать к цыганам и путешествовать с ними в кибитке. Она прямо-таки бредила этой цыганской жизнью, и ее прозвали Чавелой. Сбежать она, конечно, не сбежала, но, видимо, страсть к перемещению в пространстве у нее осталась и взяла верх над привязанностью к подруге. Клава сильно обиделась, что Дуська не поехала за ней на Метрострой, и с тех пор не писала ей писем. Дуська тоже писем не писала, потому что, как и у Клавы, у нее было мало времени на выяснение отношений с подругами. Она решила стать летчицей, записалась в аэроклуб и действительно летать научилась.
Когда началась война, Дуська долго пыталась добиться направления в действующую армию, но ей отказывали - налет часов у нее оказался мал, а доучивать было некогда. В конце концов, во время очередного безуспешного посещения штаба, унылую Дуську встретил веселый, энергичный и бесшабашный подполковник и предложил отправиться с ним на фронт. Этот авиатор был из той славной породы сталинских соколов, которые пролетали под мостами, делали "мертвые петли" вокруг крыла "Максима Горького", крутили по двести пятьдесят "бочек" за один вылет, летали, не пристегиваясь к сиденьям, и вообще считали себя бессмертными. Подполковник принял командование остатками полка "И-16", в трех эскадрильях которого было семь машин. Дуську подполковник хотел было пристроить в штабе, но не тут-то было. Она потребовала самолет. Самолетов в полку было семь, а летчиков - двенадцать, не считая Дуськи, поэтому, разумеется, подполковник сделать этого не смог. С большим трудом выкрутился он из щекотливого положения (Дуська обещала ему крупный скандал, вплоть до письма к жене, которая у подполковника жила в Новосибирске). Он посадил Дуську на связной самолет, знаменитый "У-2", аттестовал на младшего лейтенанта и распрощался с ней, поскольку она со своим аэропланом оказалась в распоряжении командира авиакорпуса. Дуська возила офицеров связи, почту, военных корреспондентов, а один раз даже связанного по рукам и ногам фашистского аса. Летала она и за линию фронта, к окруженным немцами частям, к партизанским отрядам, расположенным близко от линии фронта.
После неудачного опыта с подполковником, который здорово разочаровал ее, Дуська принципиально перестала следить за своей внешностью, подстриглась под полубокс, редко умывалась и вечно ходила в замасленном комбинезоне. Она деловито, по-мужски материлась, вставляя матюги для связи слов в предложении. Летчики стали именовать ее Евдокимом и даже в докладах начальству, хоть и устно, но вполне официально, называть ее - Громовым. Поскольку летный состав обновлялся часто, то некоторые новоприбывшие пилоты месяцами не догадывались, что "младший лейтенант Громов" - женщина. Узнав же, произносили сакраментальную фразу из оперетты "Давным-давно": "Корнет, вы - женщина?!" - и удивлялись, как это можно дойти до жизни такой.
Зимой 1942/43 года у Дуськи появился странный "ухажер". Однажды, когда она везла в штаб корпуса документы, за ней увязался "мессер". Такое уже бывало не раз, хотя и не часто. Один раз немца отогнали "ястребки", в другой раз спасли сгущающиеся сумерки, в третий - выручил лес, которым прикрылась Дуська, удрав на бреющем полете. А в этот день Дуська подумала, что ей хана. Небо было морозное, чистое, до темноты далеко, своих самолетов близко нет, внизу ровная, как стол, заснеженная степь. "Ой, мамочка! - пискнула Дуська в ларингофоны. - Пропала!" Мальчишеский басок, которым она говорила в нормальных условиях, превратился в самый что ни на есть девичий писк. Видимо, приемник у пилота "мессера" донес до ушей фашиста этот крик души, потому что Дуська услышала в наушниках раскатистый хохот и сытый, сочный баритон:
- О-о-о! Медхен! Фрейлейн! Девошка, ком цу мир! Вильст ду мит мир флиген? Давай, давай! Одер верде их пупу! Ха-ха-ха-ха! Ком цу мир, плен… Водка, музик, танцен, яа? Ха-ха-ха! "Мессершмитт" - гут, "Поликарпофф" - капут!
- Хоть бы пулемет был! - сказала Дуська. "Мессер", не открывая огня, промчался над самым "кукурузником", развернулся и, описав круг по горизонтали, снова вышел в хвост Дуськиному аэроплану.
- И я тибья луплю! - сказал немец на втором заходе.
- Да лупи ты, идол! - с отчаяния сказала Дуська, чтобы кончилось наконец это издевательство. Но немец опять не выстрелил. Гогоча, он пролетел над ней, да еще выпустил зачем-то шасси. Обутое в синтетическую резину колесо просвистело всего в паре метров над верхним крылом биплана.
- Их гее нах хаузе, - сказал немец, - бензин малё… Абер их ком видер!
И "мессер" отвалил. Дуська заметила на его фюзеляже пикового туза.
Всего полмесяца спустя Дуська встретилась на аэродроме со своей детдомовской подругой.
Майор, сопровождавший Клаву, устал слушать болтовню на детдомовские темы и отправился еще раз побеседовать с командиром полка.
- Четыре часа до света осталось, - сказал он скорее уныло, чем настойчиво.
- Дорогой ты мой партизан! - проворчал комполка, у которого была перевязана голова, а на скуле был налеплен пластырь, закрывавший пулевую ссадину. - Я не баба, рожать не умею… Да и бабы тоже самолетов не рожают.
- Ты пойми, мне же трибунал будет! - взвыл майор.
- Если всех разгильдяев судить, воевать будет некому! - буркнул комполка. - Получишь строгача, да и только. Ну, может, вместо одной большой звезды четыре маленькие дадут… Всего и делов-то! Что у тебя за телуха в полушубке? Разведчица?
- Не твое дело, - буркнул майор. - Ну найди тарахтелку, а?
- У меня "Дугласы", едрить тебя некуда, а не тарахтелки! За них золотом уплачено, не как-нибудь… Подарок доблестных союзников. У ребят и так по три-четыре вылета в сутки. На коньяке и шоколаде держатся, понял?!
- Вон у тебя дуреха сидит, с моей треплется.
- А, Евдоким… Ну, это не мое хозяйство. У нее через пять минут вылет в штаб штурмового полка. Почту везет из штаба корпуса.
- Секретную? - спросил майор.
- Нет, домашнюю. Газеты еще из политотдела. В задней кабине тесновато будет, но доехать можно.
- Ну а черта мне в этом штурмовом полку?
- Туда два часа лету на "У-2", а оттуда еще пара часов до твоих партизан… Возвращаться, конечно, придется засветло… Ну, поговори с ней.
- Погоди, а как же штаб корпуса?
- Ну, тут я не хозяин. Тебе как, приказ выполнять надо или по инстанциям бегать? Хочешь - бегай…
Майор решительно вышел из комнаты комполка и подошел к девушкам.
- Товарищ Громова! - сказал он официально. - У меня есть к вам предложение. Если вы хотите продолжить разговор с подругой, заберите ее с собой на этот вылет…
- Я бы забрала, - удивленно сказала Дуська. - А зачем?
- Карта есть?
- Есть. - Дуська подтянула планшетку и, расстегнув ее, развернула перед майором.
- Вот мы, - майор царапнул грязным ногтем по целлулоиду. - А вот райцентр. Километров шестьсот… Напрямую ведь не долетите?
- Ни Боже мой… - ухмыльнулась Дуська. - А потом, мне во-от сюда надо, в Горынцево. Туда-то еле-еле горючего хватает!
- Прекрасно! - просиял майор. - А оттуда хватит?
- Оттуда… - Дуська прикинула. - До райцентра, может, и хватит…
Она не успела сказать, что обратно придется идти на соплях и к тому же засветло, так как время три часа утра, на дворе март и светать будет совсем скоро. Не успела сказать, потому что явился техник и доложил:
- Товарищ младший лейтенант, машина к полету готова!
- Ну, все! - сказала Дуська, хватая мешок с письмами. - Я пошла… Догоняйте, что ли…
…"Ушка" стояла на слабо расчищенной площадке, обутая в смешные самолетные лыжи. Морозец был еще февральский, хоть март уже кончался, ветер тоже был достаточно колючий, и поземка струилась по взлетной полосе.
- Бр-р… - сказала Дуська, ставя на крыло обутую в унт ногу и забрасывая другую в кабину. Перекинула мешок с письмами и крикнула Клаве:
- Ну, чего стала? Садись! Довезу как-нибудь… Не чужая ведь.
Клава, одетая в дубленый "романовский" полушубок, валенки и ватные штаны, толстый пуховой платок и ушанку на три размера больше, неуклюже вскарабкалась на самолет и втиснулась в кабину. Ей бы это не удалось, если бы майор галантно не подпихнул ее под зад. Затем подал ей вещмешок, укутанную в чехол снайперскую винтовку, пожал руку. Техники взялись за винт, послышались команды: "Контакт!" - "Есть контакт!" - "От винта!" - и мотор "ушки" радостно затарахтел. Дуська махнула руками, чтобы освободили лыжи, и дала газ. "Ушка" встрепенулась, заскользила по снегу, разбежалась и словно бы подпрыгнула в небо…
До штурмовиков они долетели без приключений и даже раньше, чем думала Дуська. Еще в воздухе подруги условились, что и как говорить. Впрочем, врать не пришлось. Штурмовики, едва получив письма, были готовы расшибиться в лепешку. Баки "ушки" залили до отказа и даже не спросили, куда она отправляется. Перед самым отлетом явился пожилой оружейник и притащил пулемет "ДП" с четырьмя дисками.
- На вот, Евдокея, - сказал он, по-вологодски окая, - кавалеров-то отгонять… Бронебойно заряжено, и зажигательно есть. Просила раз, дак я и сделал…
"ДП" пришлось взять не Дуське, а Клаве, у которой освободилось место сданного штурмовикам мешка.
- Эх, успеть бы до света! - прямо-таки помолилась Дуська, поднимая "ушку" в воздух, который стал заметно светлее…
…Партизаны тщетно ждали самолет до самого рассвета. Где-то неподалеку что-то гудело и тарахтело, они разжигали костры, но напрасно. Самолет не пришел. Вместо него уже утром пришла радиограмма из Центра, просили подтвердить прибытие инструктора. Ответ был разочаровывающий: "Скрипач не прибыл". Майор, вынужденный доложить все, как было, был понижен до капитана и отправлен на фронт командиром разведвзвода; командирам полков штурмовиков и транспортников навесили по строгачу. Штаб стал спешно искать нового инструктора по снайперской подготовке… В землянке связной эскадрильи сняли занавеску, которой была отгорожена от мужских глаз Дуськина койка. Пилоты открыли тощенький чемоданчик "Евдокима", увидели весь нехитрый девичий скарб: довоенное в горошек летнее платье, туфли, открытки, флакончик "Тэ-жэ", нетронутый тюбик помады - и не смогли удержать слез…
Похоронки, как выяснилось, ни на Дуську, ни на Клаву посылать было некуда.
Глава III
Зоя и Юрка ехали неторопливо. Серко был старый конь, он впрягся в работу еще во времена коллективизации и рысаком никогда не был. К нему цепляли косилку, плуг, дровни, розвальни, телеги, брички, "сорокапятки", "эмки", оставшиеся без бензина, и все это он тянул, вытаскивал из грязи, волок куда велели. У него было несколько легких ранений, его много и нещадно нахлестывали и вожжами, и кнутом, натирали хомутом холку, а он все таскал и таскал, тянул и тянул, неторопливо, но неуклонно.
Дорога круто свернула вправо. На ней стали попадаться свежие клубочки конского навоза и сенная труха.
- Ездят мужики… - заметил Юрка, легонько подтолкнул Серка по крупу вожжами и причмокнул:
- Н-но! Не спи, милай!
- По-моему, самолет гудит, - прислушавшись, сказала Зоя, - наверно, в Дорошино пошел…
- Командиру Дорошино давно надоело. Все время "рамы" оттуда летают.
- Это "мессер", по-моему…
- Ух, гад! Они, сволочи, иногда просто так пуляют… Хорошо - дорога узкая.
Внезапно в вой "Мессершмитта" вплелось знакомое стрекотание "У-2". Над деревьями очень низко и очень медленно шел зеленый самолетик с далеко заметными красными звездами.
- Да что же он, псих? - ахнул Юрка. - Чего же он днем-то?! Собьют ведь!
Словно в подтверждение его слов намного выше советского самолета мелькнул крестообразный, узконосый силуэт "Ме-109". Он хищно, по-змеиному сверкнул в воздухе, обогнал биплан, и гул его стал удаляться.
- Ушел, что ли? - с надеждой произнесла Зоя, но в это время гудение истребителя вновь стало приближаться.
"У-2" ушел за кромку леса, и почти сразу же вслед за ним туда же унесся "Мессершмитт". Оттуда, из-за леса, донеслось усиленное и размноженное эхом "та-та-та-та" пулеметных очередей.
- Сшибет, - тоскливо вздохнул Юрка. - Впустую съездим, угробит "мессер" твои микстуры…
- Бух! - гулко ухнуло за лесом, земля вздрогнула, и стало тихо.
- Ух, сволочь! - скрипнул зубами Юрка. - Гад фашистский, дерьмо вонючее, с-сука!..
Из-за леса в небо поднимался черный бензиновый дым…
- Юрка! - воскликнула Зоя. - Надо туда! Скорее! Может, он только ранен…
- Ты что, - испуганно сказал Юрка, - а задание? Туда же сейчас фрицы понаедут… Да и не по дороге нам, туда километра два в сторону…