- Это точно, - согласилась Зоя, - только мне кажется, что танк этот на разведку ходил, проверять, хорошо ли остров водой отгорожен. На грузовике сейчас не проедешь, даже бронетранспортер застрянет, пожалуй, а на санях медленно и опасно… Только танк, такой, как этот, пройдет…
- Вот он и прошел - буль-буль! - сказала Дуська.
- Это он не рассчитал, - пояснила Клава. - Мы-то как на лед съехали? По снежному козырьку, что к берегу намело. А так-то, без козырька, тут обрыв метра три высотой… Танкист на козырек выкатился, а козырек под ним поехал… Он уж и рад бы назад, а снег его на лед вывез… Вот и вышел буль-буль… Еще тремя фрицами меньше… Богатый день у нас сегодня: один самолет и один танк да четыре ганса…
- После считать будем, - заметила Зоя.
- Послали разведчика! - проворчала Дуська. - Сопляк ведь… его мать! Чего он там разведает? Это не в пионерах: "красные" против "синих"!
- Не суйся, - сказала Клава, - он, по-моему, уже не ребенок…
- Нет, - возразила Зоя, - он дитя еще, только уж очень много насмотрелся… При нем стариков убили, женщину изнасиловали… Сам уже убивал…
- А ты убивала? - спросила Дуська, и перед глазами у нее возник образ Эриха Эрлиха…
- Одного убила… - сказала Зоя. - Он в землянку ворвался и из пулемета по раненым… Я стрельнула, он и упал.
- А я вот только сегодня первого… - сказала Дуська, хмурясь, чтобы прогнать навязчивую картину.
- Неужели? - удивилась Клава. - А я-то думала, что ты уж десяток фрицев сбила! Я, честно говоря, чуть не обделалась со страху, когда на нас "мессер" навалился… И стрельнуть, думаю, не успеешь, как срежет… Целилась долго, а нажать не успела. А ты его с руки - р-раз! - и вдрызг! Ну и нервы у тебя, Чавела! Я-то, когда первого финна тенькнула, ревела… Хоть и далеко, а в оптику его лицо видно было. Белобрысый такой был, совсем как русский…
- Не наше это дело, убивать… - тихо сказала Зоя. - Я вот фашистов терпеть не могу, убью - плакать не буду, но радости от этого никакой… Вот если мне раненого отходить удается, тогда радуюсь. В прошлом году Вальку Хомутова навылет в грудь прошило, в трех местах… Синел уже было, а ожил…
- А ты что, военврач? - спросила Клава.
- Сестра медицинская… Врача у нас нет. Обещали прислать, но пока нет. Надо, чтоб он с парашютом прыгать умел. Аэродром у нас немцы отбили в феврале еще.
- Да, если вам врача будут так же, как меня, отправлять, то вы его долго ждать будете. Дурак какой-то в штабе, чинуша, приказал на чем хошь отправлять. Ну подождали бы дня три, подумаешь, спешка! А вот теперь еще неизвестно, доберусь я до этого Сергеева или нет…
- Что-то Юрка задерживается… - сказала Зоя.
- А тебя-то как зовут? - вспомнила Дуська.
- Зоя.
- Партизанское у тебя имя… - заметила Клава. - А меня Клавдия. Тараканова…
- Ух ты! - удивилась Зоя. - Я такую картинку видела: стоит женщина в черном, в темнице, а в окошко вода заливается. Называется "Княжна Тараканова". Она в восемнадцатом веке жила и говорила про себя, что дочка императрицы Елизаветы. А Екатерина ее арестовала, посадила в тюрьму, и там она утонула. Наводнение в Петербурге было, а ее из камеры не вывели…
- Ну, это не про меня… - сказала Клава. - Хотя я в прошлом году тоже чуть не утонула. Мы через Волгу под Сталинградом переправлялись на барже. "Лапотник" спикировал - шарах! - и наших нет… Октябрь, водичка уже та… На бревне доплыла почти от середины.
- Сидят как курицы, квохчут! - раздалось сердитое шипение Юрки, неслышно появившегося из-за кустов. - Ляля разводят! А если б я немец был?
- Ты как черт из коробочки, - с заметным удивлением сказала Клава, - не учуяла…
- В общем, так, - сказал Юрка, - я приглядочку сделал. Они тут целую оборону поставили. Болото все чистое, они только начали кусты срубать, берег расчищать. Свежая рубка, вчера рубили, может, и сегодня придут… Но рубят лениво, понемногу, видно, их никто не подгоняет… Они от леса кусты всего шагов на десять порубили, и огрехов еще полно. По самой опушке у них проложена проволока с колючками, как пружина. Климыч говорил, такая штука называется… Зой, как того мужика звали, что попы сожгли?
- При чем тут он? А потом, попы много кого сожгли, ты о ком?
- Ну, он говорил, что на других планетах люди живут…
- А, Джордано Бруно!
- Вот-вот! Вот эта штука называется спираль Бруно! Так Климыч говорил… А за этой самой спиралью, наверно, мины поставлены.
- Почему ты так думаешь?.. - спросила Клава.
- Потому что следов на той стороне не видно. Все следы фрицевские идут вдоль спирали, с внешней стороны… А уже в самом лесу, метров тридцать вверх по склону, еще проволока, и не простая, а электрическая. Она прямо между деревьями натянута, а изоляторы прямо в стволы ввинчены, с ихней стороны, от нас их не видно…
- А как же ты увидел?
- Проволока-то вокруг всего острова идет, поворачивает… Прямо посмотришь - не видно, а вбок, если приглядеться, разглядеть можно. Дальше склон круче и деревья пореже, там простая проволока, на кольях, в три ряда, без электричества. От этой проволоки еще пятьдесят метров вверх по склону лес вырублен под корешок, и вокруг всей верхушки - траншея. Но с берега озера ее не видать, у сосен верхушки пышные - закрывают. Отсюда тоже не видно, кусты мешают, только от самого края кустов можно рассмотреть. С этой стороны в траншее видел три бронеколпака, вроде бы для пулеметов, а выше их - дот, он почти весь в землю закопан, сеткой замаскирован, а выхода из него не видно, должно быть, он на самой верхушке холма. Этот дот построен уголком, амбразур штуки четыре, наверно, тоже для пулеметов, строчить можно и на восток, и на север…
- Так что же они по нас не стреляли? - удивилась Клава.
- А их там нету никого, - сказал Юрка. - В бетоне просто так сидеть холодно, надо топить, да и не протопишь… Да и чего бояться? Лед тонкий, как они думают, три проволоки да мины… Они днем небось и ток в проволоку не включают. Горючего им не завозят, а если завозят, то бочками, понемногу, зачем зря движок гонять? Ночью они наверняка еще прожектора светят, так что солярки много тратится… Сейчас ночи еще долгие.
- Ну, что-то это на немцев непохоже… - сомнительно покачала головой Клава. - Они же знают, что тут партизаны поблизости!
- Знают, - кивнул Юрка, - только они всегда на свою технику надеются. И потом, они партизан днем не ждут… Вот это-то и плохо…
- Ты думаешь, ночью они нас засекут? - с полуслова поняла Клава.
- Как пить дать! На ночь они наверняка дежурных в доты выставляют и прожекторами светят… На открытом льду даже ночью можно и без прожектора заметить. Маскхалатов у нас нет… Не успеем добежать, скосят…
- Значит, сейчас надо уходить?
- Надо бы… - сказал Юрка нерешительно, словно бы сомневаясь.
- Так чего ж мы ждем? - встрепенулась Дуська. - Пошли!
- Сиди ты, торопыга! - проворчала Клава. - Мы сюда-то бежали, весь лед потрескался… Надо вдоль острова пройти, может, где лед покрепче…
- Нет, - сказала Зоя, покачав головой. - Крепче нигде не будет. Мы ведь с южной стороны холмом закрыты, тут солнца меньше всего бывает. Да и ключи холодные, я же говорила…
- Тихо! - вдруг прошипел Юрка, указывая пальцем на противоположный берег. Оттуда доносился слабый отдаленный гул мотора. Через пять минут гул усилился, превратился в рев, и еще через несколько минут на обрыве у полыньи, в которую провалился танк, остановился полугусеничный транспортер. Из его кузова высыпало человек пятнадцать немцев с автоматами. Офицер в кожаном пальто с меховым воротником и каске с подшлемником подошел к краю обрыва и расстроенно покачал головой. К офицеру подошел один из солдат, указал на полынью и что-то сказал. Офицер каркнул что-то, отрицательно покачал головой и повелительно рявкнул. Солдаты рассыпались в цепь и углубились в лес.
- Прочесывают, - сказал Юрка. - Тут нам не пройти… Там, наверно, не одна эта группа… Вот влипли так влипли! Ни туды и ни сюды…
- Так и будем тут сидеть? - прошептала Дуська.
- Подумать надо, - сказала Клава. - Это тебе, Чавела, не "Цыганочку" бацать!
- Додумаемся, пока ночь настанет…
- Еще и полудня нет, между прочим. - Клава поглядела на свои хромированные часы, полученные еще от Осоавиахима за отличную стрельбу.
- Скрипит… - сказал Юрка, хватая с саней какую-то тряпку и заматывая Серку морду. - Не захрапел бы…
- Что скрипит?
- Снег. Немцы сюда идут! - Юрка передернул "вальтер". Зоя просяще посмотрела на Дуськин "ТТ", пристегнутый к поясу комбинезона. Дуська расстегнула кобуру и подала ей пистолет. Сама она сменила диск на пулемете, откинула сошки, легла в снег. Клава тоже залегла с винтовкой на изготовку. Теперь уже отчетливо слышался шорох шагов по подтаявшему, шелушащемуся снегу. Долетали обрывки разговора, невнятного и непонятного. Шорох шагов приблизился, затем послышался плюхающий звук, кто-то ступил в лужу и ворчливо рявкнул:
- Химмельхерготт! Вассер…
- Мюлля, эс ист хальб эльф, вир мюссен арбайтен шнеллер!
- Унд дас вассер ин майнен шуе?! Их виль нихт реуматизмус криген!
- Арбайтен, швайншмерц, одер кригст ду айн апперкот!
- Найн, найн, ротенфюрер!
- Бегиннен!
Звонко ударили топоры о твердые, еще не начавшие набухать ветви. Затрещали кусты.
Юрка неслышно переместился к Клаве и прошептал:
- Тетя старшина, они сейчас кусты рубят, значит, автоматы либо за спину надели, либо вместе с шинелями положили. Двое их всего…
- Это ж эсэсовцы, - шепнула Клава, - с ними врукопашную - как с нашими сибиряками… Здоровые кабаны, откормленные… Они нас четверых скрутят вдвоем.
- Надо того, что орет, пристукнуть, а второй у них разгильдяй. По голосу слышно.
- Ну, положим, сниму я его… Услышат ведь, винтовка жахает громко… А тут тишина. Набегут…
- А вы финочкой… Есть она у вас?
- Финкой я не умею… Дали мне ее, конечно, - сказала Клава, подтягивая к себе валенок и вынимая из его голенища длинный тонкий нож с наборной рукоятью из трехцветного плексигласа, упакованный в ножны из толстой кожи. - Но резать не умею…
- Дадите? - спросил Юрка.
- Ты что! - Клава испуганно поглядела на Юрку. Она два раза или три видела рукопашную на фронте, где дрались лопатами, прикладами, ножами здоровенные мужики. Видела она издали; ужаснее, как ей казалось, быть ничего не могло.
- Тебя, как цыпленка, придушат! - сказала Клава. - И думать не смей…
Она всего на секунду отвернулась от Юрки, а тот уже сцапал финку и бесшумно отбежал от нее. Клава ругнулась про себя, но пошевелиться боялась. Дуська, Клава и Зоя, сжимая оружие, напряженно следили за тем, как Юрка, прислушиваясь к стуку топоров, осторожно продвигается вдоль берега, обходя немцев с фланга. "Господи! - думала про себя Клава. - Да куда ж ему с ножом против этих громил! Дура я набитая! Зачем финку ему показала? Немцы же звери, изрежут его этой финкой самого…"
Между тем немцы работали споро.
- Нун гут, Якоб! - сказал ротенфюрер. - Фюнф минутен раухен, унд данн вайтермахен!
- Гебен зи мир, битте, айне цигаретте, ротенфюрер!
- Ди дритте цигаретте, каналие! Альзо, гут… Раухен, майн швайнхен!
Юрка отошел вдоль берега метров на десять, а затем осторожно приблизился к краю кустов, ползком, по-змеиному, подобрался почти к самим немцам. Немцы сидели на куче срубленных кустов и курили. Оба были крупные, массивные мужики, килограммов на восемьдесят каждый. Ремни надвинутых на лбы тяжелых касок глубоко врезались в грубошерстяные подшлемники. Шинели были надеты внапашку, а на черных петлицах ярко выделялись серебряные молнии (Юрка не знал, что это молнии древнегерманского бога Вотана) - СС. Автоматы их были повешены на куст, а в руках, точнее, на коленях, немцы держали небольшие стальные топорики с резиновыми рукоятками. Немцы сидели к Юрке спиной и мирно пускали колечки сигаретного дыма.
- Фрюлинг… - задумчиво произнес тот, у кого одна петлица была просто черная, без всяких обозначений. Юрка по голосу определил, что это и есть Якоб Мюллер, разгильдяй, как он его определил.
- Оне сентиментен, керль! - сказал другой. - Эс ист руссише фрюлинг, доннерветтер! Эс шнейт - эс регнет, эс шнейт - эс регнет… Найн, дизер фрюлинг ист дреклих! Их либе айн францёзишер фрюлинг: айне блонде - айне брюнетте, айне брюнетте - айне блонде… Дас ист гезунд, нихт вар?! Охо-хо-хо!
- Ха-ха-ха-ха! - засмеялся и другой.
Пока они ржали, Юрка прикидывал, как их взять. Ротенфюрера надо было убить первым. Можно было, конечно, дотянуться до автоматов, беспечно повешенных на куст. Обоих Юрка изрешетил бы в секунду. Да и из "вальтера" с трех метров промахнуться было нельзя. Но шум во всех случаях будет большой. Надо бить ножом, тихо. Было бы два ножа да два парня, хотя бы такие, как Колька Марьин или Сашка Сидоров… Юрка несколько раз видел, как они режут фашистских часовых. Бесшумно подскакивают сзади, левым локтем за горло, валят на себя и - нож под кадык… Чисто, ни один не пикнул… Но у Сашки рост почти как у этих фрицев, а Колька хоть и не сильно рослый, но коренастый, как бык. Его не стряхнешь… А вот его, Юрку, с его тридцатью девятью килограммами, каждый из этих Гансов одной рукой может на дерево закинуть… Одна надежда - на испуг и на удачу! Юрка уже хотел было очертя голову прыгнуть из-за кустов, ткнуть ротенфюрера ножом в медно-красную бычью шею, торчащую из-под воротника шинели, а потом - будь что будет… На такое, конечно, мог бы пойти этот мальчик, привыкший жить среди смерти и с безрассудством, истинно детским, готовый отдать жизнь, которая, по сути, еще не началась… Но тут его взгляд зацепился за один, ничем вроде бы не примечательный предмет. Примерно на полпути между ним и немецкими спинами лежала срубленная под корень немецким топором молодая гибкая березка, которой уже не суждено было распуститься в эту весну. У нее был довольно длинный - метра в три - ствол толщиной с Юркину раскрытую ладонь и густые гибкие ветви, от комля до верхушки. План родился мгновенно, как это бывает у мальчишек в игре. Юрка встал, сделал осторожный шаг. Немцы не услышали, они по-прежнему гоготали. Ротенфюрер рассказывал Мюллеру о том, как он веселился в парижских борделях и спал с тремя проститутками одновременно. Юрка сделал еще шаг, потом еще и был уже на совершенно открытом месте. Он осторожно, чтобы не лязгнуть зубами о металл, взял финку в зубы, тихонько нагнулся и плавно, нежно, чтобы не зашуршать ветками, приподнял березку на руки. Потом он сделал еще шаг, подойдя к эсэсовцам так близко, что уже чувствовал не только запах дыма, но и тяжелый шинельный дух от их вспотевших тел. Ветви березы едва-едва не касались их спин…
"Ну, мать вашу!.." - Юрка, не выпуская березку из рук, перебросил ее через немецкие каски и изо всех сил рванул березку на себя. Ротенфюрер и его подручный, не успев ничего сообразить, полетели с кучи хвороста на снег. Накинутые на плечи расстегнутые шинели не свалились с них, а сковали движения. Юрка не давая опомниться, верхом уселся на березку и всей слабой тяжестью своих почти сорока килограммов вдавил березку в бычьи шеи здоровяков эсэсовцев.
- Х…хильфе… - прошипел ротенфюрер, дико выпучив от удушья бесцветные глаза, ощущая, как на кадык его навалилась смертная тяжесть. Он еще пытался выпростаться из-под шинели и ветвей, когда Юрка, животом лежа на березке, поперек ее гибкого прогнувшегося ствола, изо всех сил вонзил ему нож в шею, в промежуток между квадратным подбородком и корой деревца.
- У-х-х-кл… - то ли икнул, то ли заклохтал немец, и едва Юрка выдернул нож, как яркая кровь фонтаном плеснула вверх, почти в лицо Юрке. Он уже через секунду сместился налево, где барахтался Мюллер. Юрка правильно определил его как разгильдяя. Самая нижняя толстая ветка, придавленная березкой и Юркой, обогнула шею эсэсовца и захлестнула ее как петлей. Этого даже Юрка не ожидал. К тому же Мюллер, оказывается, не только накинул на себя шинель, не продев руки в рукава, но и застегнул несколько пуговиц. Должно быть, боялся застыть… Его ноги угодили в кучу хвороста, и он беспомощно дрыгал ими, пытаясь выдернуть, но только стащил с себя один сапог. Наконец, на груди у него, поверх шинели, лежал его же собственный топорик с острым лезвием, который от судорожных движений скатывался к горлу и уже давно бы вонзился в него, если бы не комель березки. Топор схватил Юрка. Он вдруг решил, что этого немца можно взять как "языка". Он с силой хватил обушком топора по каске, и этого хватило, чтобы и без того полузадушенный Мюллер потерял сознание.
- Сюда! - полушепотом крикнул Юрка, и девушки, треща кустами, подбежали к нему. Втроем ухватились за бессильно обмякшую тушу и выволокли из хвороста. Финкой Юрка отхватил полу шинели ротенфюрера и, разжав Мюллеру рот, запихал туда скрученное в трубку эрзац-сукно. Руки Мюллеру скрутили его же собственным поясным ремнем, а ноги - ремнем ротенфюрера.
- К саням его! - скомандовал Юрка, и ему подчинились, словно он был командиром разведгруппы. Пока девушки, пыхтя, тащили немца через кусты, Юрка наскоро завалил труп ротенфюрера хворостом, снял с куста оба автомата и подобрал топорики - в хозяйстве все сгодится. Подобрал и подсумки - в них было шесть магазинов. Когда он, более-менее убрав бросающиеся в глаза следы схватки, вернулся с трофеями к саням, немца уже уложили в сено и привязали веревкой к розвальням. Мюллер уже очнулся, но то ли еще не совсем понял, что произошло, то ли, наоборот, уже поняв, что сейчас лучше не рыпаться, лежал тихо и только вертел испуганными, поросячьего образца глазками и хлопал белесыми ресницами.
""Язычок"! - размышлял про себя Юрка. - Как бы его в отряд переправить? Климыч небось на сахарок расщедрится! Ведь он наверняка больше про всю эту систему знает… Эх, если б на том берегу фрицев не было… Уж давно бы ушли! Ведь вся драка была на глазах, что называется… Никого в доте нет! А что, если сейчас уйти как-нибудь за проволоку?" Юрке стало немного страшно и одновременно весело, как в довоенное время, когда он затевал какое-нибудь баловство. "Проволока, дот - это все ерунда! - рассуждал Юрка. - Вот если там мины, то это плохо… А за спиралью Бруно наверняка мины! А может, еще и силки…" Силками Юрка именовал так называемые МЗП - малозаметные препятствия - проволочные петли-удавки, которые летом прячут в траве, а зимой - в снегу. Попади в них ногой - и застрянешь, а пока будешь выкарабкиваться - наступит каюк…
С того берега, где у воды все еще стоял бронетранспортер, долетело несколько автоматных очередей. Юрка подобрался поближе к выходу на лед, пригляделся. "Так, друг друга пугают!" - решил он. Офицер, стоявший у бронетранспортера и куривший сигарету, поманил пальцем солдата с радиостанцией за спиной и что-то ему приказал. Тот поднес ко рту микрофон и забубнил в него, должно быть, вызывал ушедшую в лес группу. Из леса долетело еще несколько автоматных очередей, и, как показалось Юрке, в кашляющий стрекот "шмайссеров" ворвался глуховатый низкий говорок "ППШ". "Кого же это они прищучили? - подумал Юрка. - Климыч сегодня никого на озеро посылать не хотел… Может, Сергеев кого-то послал?" Через секунду он услышал еще одну очередь из "ППШ", потом другую. И снова закашляли многочисленные "шмайссеры". И вдруг откуда-то издалека послышался нарастающий шелест летящей мины, постепенно переходящий в оглушающий свист. Бу-бух! - рванула мина совсем близко. М-я-а-у! - по-кошачьи мяукая, разлетелись осколки, срезая крупные ветки и кусты.