Физически дагестанец был готов к убийству, но сильно нервничал, и никак не мог решиться начать свою работу. Он видел горло русского, тому было жарко, он расстегнул на испачканной кровью рубашке две пуговицы. И вдруг Алибеку нестерпимо захотелось посмотреть на тот самый, легендарный, вырезанный крест на груди этого парня. Ему показалось, что он обязательно должен его увидеть, и тогда эта решимость проснется в нем. Алибек осторожно расстегнул на рубашке еще одну пуговицу, потом одним пальцем отогнул полу рубашки. Он увидел верхушку креста, но когда Алибек решил, что достаточно насмотрелся на это творение легендарного Шаха, то поднял голову и встретился глазами со взглядом Астафьева. Тот проснулся за секунду до того, как дагестанец начал расстегивать пуговицу. На секунду они оба замерли, а потом Али с горловым рычанием навалился на Астафьева, стараясь сжать руками его горло. Но, тот уже успел подставить свои руки, так что замысел террориста не удался. Плохо было то, что после суточного висения в подвале руки Астафьева ни как не могли обрести свою силу. При малейшей нагрузке они буквально выворачивались в суставах, болезненно и неприятно. Вот и сейчас кисть левой его руки выбилась из сустава, и, болезненно вскрикнув, Юрий пустил в ход то, что у него было в запасе. Сначала он укусил дагестанца за его длинный нос, тот вскрикнул от боли, а потом резким толчком ног попытался сбросить его с себя. Это ему не удалось, зато они покатились по нарам, собирая в один клубок всех его обитателей. Шум мгновенно возрос до небес. Матерился по-своему, по-испански, помятый Сальвадор. Не остался от своего куска драки и притихший грек. По его голове хорошо стукнул своим ботинком кавказец.
Через минуту и он, и испанец, и даже Фред пробовали разнять дерущихся. Это было трудно. Алибек просто озверел. Не обращая внимания ни на кого, он сумел сломить сопротивление второй руки Юрия, и снова подмять его под себя, окончательно добравшись до горла Астафьева. Еще несколько секунд, и он бы задушил Юрия. В коридоре уже звучали возбужденные голоса полицейских, гремели проворачивающиеся в замочной скважине ключи. Так что ворвавшиеся в камеру полицейские застали такую картину: один из задержанных явно душил другого, а третий при этом бил его ногами по голове. Остальные два "квартиранта" обезьянника с ужасом рассматривали все происходящее чуть со стороны. И тут Астафьев почувствовал, что напор рук кавказца иссяк. Он по-прежнему сжимал его горло, но это был уже не тот звериный напор, а уже закоченевшие судороги парализованного тела. Полицейские пустили в ход дубинки против всех, но лишь через несколько минут смогли оторвать закоченевшее тело Алибека от Астафьева. Они даже не поняли, что с тем происходит что-то не то, просто бросили на пол, и долго били его ногами и дубинками. Только потом до копов начало доходить, что заключенный как-то странно не реагирует на все их усилия. Вот тогда они всполошились. Толстый охранник закричал что-то в сторону дежурной части, и вскоре оттуда прибежало столько полицейских в форме и без, что камера для них стала мала. Одни бестолково рассматривали тело Алибека, другие пробовали его тормошить, один из охранников пробовал даже сделать ему искусственное дыхание, но ему самому стало плохо, и он, зажав рот, торопливо выскочил на улицу. А еще через несколько минут в камере появились люди в фирменных костюмах скорой помощи, которые долго и громко кричали на полицейских, светили фонариками в зрачки Алибека, слушали стетоскопом его сердце. Кончилось это тем, что они положили Алибека на носилки и унесли его на улицу. Вместе с ними схлынул и весь этот полицейский прибой.
К этому времени пришел в себя и Астафьев. Когда он отдышался, и со стоном, с болью в больных руках смог сесть на нарах, держась за горло, то первый, кого он увидел в дверях камеры, был Янгелос Папандреу. Сейчас его некрасивое, встревоженное лицо показалось Юрию милей облика самой красивой из женщин этой планеты.
ГЛАВА 18
Астафьева выпустили утром, в десять часов. За ним приехал Зверев с личным адвокатом Олега Батова, и с русским консулом. Они устроили заместителю прокурора Григору Костадиносу такую выволочку, что, казалось, тот растает от пота, как снеговик в июле. Много было сказано слов о попранных демократических свободах, о запятнанной репутации Кипра как мирового курорта. К этому времени на столе зампрокурора уже лежало заключение баллистиков о том, что стреляные гильзы на месте преступления не совпадают с гильзами, отстрелянными из пистолета Астафьева. Это так удивило Грегора Костадиноса, что тот чуть было, не стал сразу звонить Сократосу. Но, тут нагрянули эти проклятые русские, и ему пришлось подписать акт об освобождении Астафьева. Прежде Юрия бы позабавило лицо следователя, но сейчас ему было не до торжества. Он устал, а еще сильно болели выбитые кисти рук. Но еще сильнее болело горло. Этот молодой идиот так его намял, что Астафьев сейчас говорил с трудом и в стиле Высоцкого, с глубокой хрипотцой.
У выхода они встретили Папандреу.
- Спасибо вам, Янгелос, - поблагодарил Юрий. Именно Янгелос по просьбе Юрия позвонил Батову, и тот включил в дело все свои немалые возможности. Так что вытащить Астафьева из кутузки адвокату и консулу уже не составило труда. Просто в своем рвении киприоты так много нарушили законов, что уже побоялись переполнить эту чашу.
- Как там чувствует себя этот кавказский дурак? - спросил у Янгелоса Юрий.
- Умер. Врачи подозревают паралич сердца, но непонятно отчего. Все наши трясутся, и пытаются свалить вину на того матроса.
Юрий, все так же машинально потирая горло, отрицательно помотал головой.
- До того, как он вошел в камеру, он был очень здоров. Просто возмутительно здоров, чересчур здоров. Ладно, спасибо вам. И подумайте над моим предложением насчет Сократоса.
За те четыре часа, что они провели этой ночью в разговорах в кабинете следователя, Юрий много рассказал ему о своих взглядах на борьбу с преступностью.
- Их невозможно взять традиционными методами. Законы, к сожалению, больше на их стороне. Вы никогда не сможете посадить этого Сократоса, да и при чем тут он? Не будет его, будет кто-то другой. Лучшее, что можно придумать в таких случаях, это стравить пару таких банд, и оставить на поле битвы пепелище.
Папандреу от таких речей просто потел, несмотря на все усилия кондиционера.
Около машины Юрия ждал еще один знакомый человек.
- Нет, ты просто невозможный тип! - С ходу начала выступать Ольга. - Стоит тебя отпустить на пару часов, как ты попадаешь либо в госпиталь, либо в полицию, либо еще в какой-нибудь застенок. Я уже все на свете передумала, до тех пор, пока Янгелос нам не позвонил! Спасибо ему.
Юрий поцеловал жену в щечку, а потом нашел в себе силы пошутить: - Чтобы избежать этого в будущем, мне придется тебя убить, засушить и повесить на шею, как амулет.
- Боже, что с твоим голосом? - ужаснулась Ольга.
- Да, один дагестанец решил меня почему-то задушить.
- Боже мой!
Она начала его допрашивать обо всем происходящем еще в машине, потом это продолжилось на вилле, в компании с Олегом Батовым, Зверевым, и Мишкой Юдиным. Во время рассказа Ольга бинтовала ему кисти рук эластичным бинтом. В конце он сказал главное.
- Самое странное, что этот маломерный грек под шумок исчез из камеры, вместе с полицейскими, да так тихо, что его хватились только когда уже начали допрашивать меня и морячка об этой драке.
- И какой он из себя? - спросил Зверев. Ему, как профессионалу, нужно было знать, от кого может исходить угроза.
Юрий начал припоминать.
- Невысокий, рост примерно метр шестьдесят пять, полноватый, но не чересчур. Ноги коротковатые, руки так же чуть меньше, чем надо. Густые, черные волосы, зачесанные на бок, усы скобкой, пышные.
Тут заволновался Мишка Юдин. Он как-то дернулся с места, потом метнулся к своему ноутбуку, и, развернув его монитором в сторону остальных, сказал: - Юрий Андреевич, помните, вы как-то просили меня залезть в полицейскую сеть и вытащить оттуда записи из отеля "Афродита"?
- Ну, помню, - согласился Юрий, - было такое.
- Я это еще той же ночью сделал, это оказалось так просто. Защита у них так себе, для профанов. Я хотел уже вам ее показать, но только как раз в тот момент наш отель рванули. А потом все было не до этого. Вот эта запись.
На экране монитора был пустынный коридор отеля. Потом появился невысокий, прихрамывающий человек в фирменном комбинезоне. Он открыл своим ключом дверь, и исчез в комнате. Судя по часам в углу экрана, он был внутри больше пятнадцати минут. Затем он появился в коридоре, и, закрыв дверь на ключ, пошел по коридору. Мишка был готов поклясться, что его хромота при этом прошла, и только сделав несколько шагов, он снова начал хромать. Не успел он скрыться за углом коридора, как в нем появилась филиппинка с ведрами и швабрами, начал рыться по карманам в поисках ключей. Она открыла дверь, и исчезла внутри номера. Из него она просто вылетела, как пробка, и убежала туда же, за угол. И лишь потом в кадре появилась кутающаяся в халатик Ленка Зубрилина.
- Занятное кино, - пробормотал Зверев.
- Черт, это он! - сказав это, Юрий даже вскочил на ноги. - Это он, тот самый грек в камере. Другой зачес волос, даже цвет другой, другие усы, он вчера ночью не хромал, но это был он!
- Откуда ты знаешь? - не поверил Батов.
- Пропорции тела. Большое туловище, крупная голова, короткие руки и ноги.
Потом он на секунду задумался, хлопнул себя по лбу ладонью, и тут же зашипел от боли.
- Подай-ка мне те бумаги, - велел он Ольге, сам баюкая выбитую кисть руки.
- Какие бумаги? - не поняла она.
- Простые. Ты на них сидишь.
Ольга смутилась, но, приподнявшись, собрала с кресла, и отдала Юрию самую интересную часть досье Харымова.
- Вот, почитайте! - он протянул одну из бумаг Звереву. Тот вслух поведал всем про отравление атомного академика, особенно выразительно выделив при этом приметы загадочного столяра.
- Да, похоже, это он, - согласился Зверев. - Судя по всему это киллер со стажем. И какое разнообразие методов убийства! Это вам не малолетка с перепиленным газовиком в подъезде.
- Я насчитал восемь нераскрытых убийств со схожим почерком, - пояснил Юрий. - Либо выстрелы в затылок, с двумя дырками рядышком, либо яд, либо автокатастрофы. Но как я после этого мог лопухнуться, и пропустить его там, в камере!? - Астафьев просто негодовал на самого себя. - Я же его вычислил, все его приметы. И после этого у меня даже мысли не шевельнулось, что он это тот самый, случайный грек.
- Значит, хороший артист этот ваш киллер, - сделал вывод Батов.
Но еще больше в этом момент досадовал сам Мареш. Ему стоило таких трудов попасть в одну камеру с этим проклятым русским, дождаться, когда все уснут. После этого он вытащил из своих волос тонкий, трехмилимитровой толщины стеклянный пенал с заключенной в ней иглой, не более сантиметра в длину. Игла эта была смазана сильнейшим нервно-паралитическим ядом. Он уже вытащил иглу из пенала, и тут началась эта заваруха дагестанца с попыткой удушения этого проклятого мента. Первые секунды драки были настолько хаотичны, что Мареш потратил все усилия, чтобы не уколоться самому. Он уже не мог в таких условиях вставить иглу обратно, как и не мог просто ее выкинуть. Это все было очень опасно, прежде всего, для него. Он мог уколоться и сам, один толчок, и все будет для него кончено. Игла автоматически обламывалась, когда входила в тело. Все еще больше запуталось, когда матросик вскочил на ноги, и начал бить ногами обоих дерущихся. Тут еще этот лязг ключей, крики полицейских. Мареш понял, что у него в запасе осталась какая то доля секунды, чтобы избавиться от ручной смерти. Он провернулся на месте и вонзил иглу в мягкое место… Алибека. Ей богу, Мареш не хотел смерти этого парня, просто за миг до этого на этом месте были ягодицы Астафьева. Тот буквально за три секунды до этого жуткого укола, собрав все силы, со стоном победив боль в руках, сумел крутануться, и подмять под себя дагестанца. Но силы молодого парня были гораздо более обширны. Он крутанулся, оказался наверху и сдавил горло своего врага, как уже казалось, окончательно, наверняка! Именно в этот момент игла вонзилась в ягодицу Алибека. И тут же руки, ноги, тело дагестанца закаменело в последнем, жутком ступоре. Этим своим вмешательством Мареш невольно сохранил Астафьеву жизнь. Именно от этого чех и выходил из себя. Он не только не убил свою жертву, но и, выходит, спас ее от смерти!
Смыв весь грим, и смотря на свое настоящее лицо, Мареш еще раз отметил, насколько он в последнее время постарел.
- Пятьдесят два, - пробормотал он, - ни семьи, ни покоя.
Словно нарочно, как раз в это время зазвонил его мобильник, тот самый. Мареш, открыв бар, и достав мобильник, поднес его к уху, болезненно скривившись. Он уже знал, что сейчас услышит этот булькающий голос Юркаса.
- Да, что скажешь?
- Нет, ты чего творишь, птичка певчая?! На нас уже косяки со всех сторон. Нас скоро все заказчики возьмут за жабры!
- Тебя, а не меня.
- Ну-ну! Ты только не думай, что я перед своей кончиной не расскажу, как и где тебя можно найти. Не думай, что ты такой хитрый, что сможешь обрубить все концы. Знаешь что, делай что хочешь, но чтобы эти три заказа ты выполнил.
Юркас отключился, и Мареш, положив мобильник, потянулся к стоящей рядом бутылке водки. К ней он пристрастился еще тогда, почти тридцать лет назад, во время той проклятой стажировки в России.
ГЛАВА 19
На сон себе Астафьев отпустил два часа. Как это часто бывало, ему приснилось за это время много разной чепухи, но что запомнилось, это запрокинутое назад, бледное лицо покойного священника. Приснился при этом еще один человек, которого там находиться не должно было. Проснувшись, Юрий несколько секунд раздумывал над этим феноменом, потом пошел в ванную, и через пять минут, бодрый и решительный, был уже в том самом, импровизированном штабе. Зверева не было, зато Мишка во всю шуровал в своем ноутбуке.
- Мишка, ты разбираешься в этой ерунде? - спросил он, кивая на чемоданчик спутниковой связи.
Юдин в последнее время охамел. Оставшись единственным программистом, он уже изображал из себя второго Билла Гейтса.
- А что тут разбираться то? - небрежно откинув крышку кейса, спросил он. - Тут все просто.
Подключив телефон, он вопросительно посмотрел на Юрия.
- Сколько у нас в Москве сейчас время? - поинтересовался тот.
- На час меньше.
- Ага, это хорошо. Ну-ка, набери-ка мне один московский номер.
- Стационарный?
- Нет, мобильный.
С недавнего времени Юрий начал учить номера мобильных телефонов наизусть. В прошлое свое приключение в Москве один такой телефон он постоянно забывал, и это ему дорого стоило. Именно этот номер он и продиктовал Юдину. Когда шли сигналы дозвона, Астафьев загадал, что если нужный ему человек не сменил за это время оператора, и будет на месте, и, то все в его этой чертовой поездке кончиться хорошо. Наконец раздался характерный щелчок, и знакомый голос спросил:
- Да, Жохов слушает.
С Жоховым Юрий познакомился во время все той же Московской заварухи. Именно этот полковник ФСБ руководил операцией, во время которой Астафьев послужил "живцом" для чеченцев. Несмотря на то, что та операция едва не стоила Астафьеву жизни, он остался хорошего мнения о Жохове. Очень умный, хороший аналитик и очень обаятельный человек.
Астафьев невольно представил себе моложавое лицо полковника ФСБ, его зачесанные назад волосы, привычку что-то рисовать на бумаге во время разговора. Этим летом он невольно помог сделать Жохову большой скачек по карьерной лестнице, так что полковник был ему многим обязан.
- Приветствую вас, Андрей Андреевич. Это Астафьев вас беспокоит.
- А, Юрий Андреевич, добрый день! Вы в Москве? Какими судьбами? Как, зайдете ко мне?
- Нет, не зайду, но не потому, что так на вас обиделся. Я сейчас с женой на Кипре.
- О-о! Поздравляю Вас! Там, сейчас, наверное, хорошо. Погода, море и все прочее.
- Лучше посочувствуйте. У меня словно дежа-вю, слыхали вы про такое чудо психики?
- Да, и в чем оно выражается?
- Просто повторяется Москва этого лета. Меня снова пытаются убить, причем заказы идут сразу с нескольких сторон. Вы что-нибудь слыхали про такого Мансура?
Жохов несколько нервно засмеялся.
- Более чем. Сейчас он по значимости идет на третьем месте после Бен Ладена и Ар Заркаури.
- Так вот, этот ваш "призер" почему-то хочет меня убить.
- Ну, вообще-то, его можно понять. Он ведь сводный брат Шаха.
- Ах, вот в чем дело! - Юрий не обрадовался, просто для него многое встало на место.
- Да, у них один отец и разные матери. Мансур гораздо моложе своего сводного брата, так что ему сейчас где-то под тридцать. Мы не знаем даже как он выглядит сейчас, он часто меняет внешность, но это большой стервец! Досье у него длинное, несколько раз он совершал такие страшные теракты, что сам чудом оставался живым. Он буквально умудрялся выходить живым из огня. После этого Мансура соратники начали считать живым Святым. Его подручные называют его не иначе, как эмир.
- Час от часу не легче! Со святыми мне еще сталкиваться не приходилось. Андрей Андреевич, у меня есть еще одно к вам дело. Один местный киллер устроил за нами охоту. За мной, и Олегом Батовым. Ну, вы помните такого? Наш золотой король. Мы передадим вам приметы этого мужичка, может, поищите там в своих архивах. Судя по стилю, этот человек прошел школу вашей конторы. Только давно, еще в застойные времена. Еще меня пытался убить некто Алибек Нахушев, двадцатилетний парень из Махачкалы. Имя, может быть, не его, но то, что он с тех мест, это точно. Фото его, и еще одного парня из их бригады мы сможем предоставить вам по сети. Кстати, второй был в Москве, он ушел из того подвала.
- Заур Вахидов?
- Именно он.
- Вот бы его допросить!
- Не удастся, я его случайно подстрелил.
- Значит ты кончил последнего из группы Хаджи.
- Ладно, это уже не в счет. Так вы пришлете мне нужные материалы?
- Хорошо, попрошу заняться этим Рустама. Он расшибется, но найдет этого вашего киллера и все, что вам нужно.
Юрий улыбнулся. Пылкий абхазец, Рустам Саная, аналитик из группы Жохова, до смерти влюбился в его жену. Хотя встретились они совсем неласково, и Ольга чуть не подстрелила своего невольного "телохранителя".
- Передавайте ему привет, от меня, и особенно от Ольги.
- Поцелуй от меня! - добавила Малиновская.
- Хорошо, он будет рад. Куда вам скинуть информацию?
Юрий протянул трубку Мишке, и тот быстро надиктовал емейл своего ноутбука.
Положив трубку, Жохов несколько минут сидел, что-то соображая, потом решительно встал, достал из сейфа одну из папок, и отправился на прием к начальству.
- Да, отдых кончился. Если Мансур на Кипре, то это уже серьезно, - пробормотал он себе под нос, идя по длинному кабинету Лубянки. Через полчаса он вернулся, но лицо его не было особенно довольным.
- И что значит, не наше дело? - пробормотал он с досадой, оттолкнув в сторону синюю папку. - Ждать, когда они приползут к нам?
Зато у Астафьева разговор с полковником поднял настроение, но его тут же постарался испортить Мишка.
- Так, только не рассчитывайте, Юрий Андреевич, что я буду на вас работать, - заявил Мишка. - До тех пор, пока вы не вытащите Светку из борделя, я до клавиш больше не дотронусь!
Юрий переглянулся с женой, вздохнул, и посмотрел на часы.