- Ты слышал! - презрительно повторил доктор Мубута. - Ты видел людей, на которых он подействовал. Ты шептался, выспрашивал, шпионил за моими клиентами с того самого дня, как я вернулся из Африки.
- Мне стыдно за тебя, мистер Сэм! - негодующе воскликнул Джонсон Икс. - Ты всегда был известен как человек, живущий в свое удовольствие. Ты никогда никому не завидовал. А теперь ты сидишь на мешке денег, какой заработал на том, что другие совершали грех, и так завидуешь всем остальным, кто получает плотские удовольствия, что готов отдать свое состояние, лишь бы снова получить возможность грешить, хотя ты стар, как не знаю кто…
- Дело не в этом, - возразил мистер Сэм. - Просто я хочу снова жениться.
- А я его невеста, - вдруг сообщила белая девочка-подросток. Это хладнокровное сообщение, переданное голосом с интонациями, вызывающими в памяти хлопковые поля Юга, произвело эффект разорвавшейся гранаты и удивило присутствующих не меньше, чем чудодейственный спермоэлексир.
Виола так побагровела, что стала похожа на огромного насосавшегося крови клопа.
- Ты дрянь! - взвизгнула она, но кого именно имела в виду, не уточнила.
- Не волнуйся, это он просто так говорит, - попытался успокоить ее Ван Рафф, хотя сам взволновался не на шутку.
Что касается Анни, то она вдруг страшно застыдилась. Заметив это, Дик резко сказал:
Он, значит, помолодеет, и сделается слишком хорош для своей расы.
Внезапно маска отрешенности упала с лица доктора Мубуту. Вид у него сделался чрезвычайно глупый.
- Ха, значит, ты решил жениться на этой молодой особе?
- А что в ней плохого? - с вызовом спросил мистер Сэм.
- С ней-то все в порядке, а вот с тобой, не знаю. - Боюсь, тебе понадобится куда больше эликсира, чем я предполагал.
- По-твоему, я об это не подумал?
- Более того, - продолжал доктор Мубута, - если Гарлемская молва не врет, а с чего ей тут врать, то у тебя, насколько я понимаю, уже есть одна жена. А на двух жен тебе этого эликсира будет маловато.
- Ну так дай эликсиру и моей старухе, - предложил мистер Сэм. - Глядишь, помолодеет и пойдет торговать собой.
Белая девочка-подросток снова истерически захохотала.
Тут Виола выхватила из своей сумочки кнопочный нож, щелкнула лезвием и двинулась к девочке. Ван Рафф так опешил, что не смог пошевелиться. Девочка бросилась за кровать мистера Сэма, словно он мог ей помочь. Но Виола изменила направление атаки и двинулась на мистера Сэма. Доктор Мубута обхватил ее сзади за талию. Джонсон Икс двинулся в их сторону. Ван Рафф вскочил на ноги. Виола попыталась ударить ножом доктора Мубуту, он подставил руку, и его ладонь обагрилась кровью. Он попытался завладеть саквояжем, но тут Ван Рафф со словами "Нет! Не выйдет" выхватил саквояж у него из руки. В этот момент Виола ударила доктора Мубуту ножом в спину. Но этого оказалось недостаточно, чтобы помешать ему перейти в наступление. С налитыми кровью глазами, он протянул окровавленную руку и выхватил у нее из руки нож, словно сосульку. Ее серые глаза расширились от гнева и ужаса, рот раскрылся было в крике, обнажив розовую глотку, но крикнуть она не успела. Доктор Мубута ударил ее ножом в сердце, а затем сразу же ударил и Ван Раффа, на сей раз в голову. Лезвие сломалось о череп: Ван Рафф вдруг на глазах постарел лет на сто, лицо его исказилось гримасой боли и ужаса, и саквояж выпал из его разжатых пальцев на пол.
Кровь текла из спины и руки доктора Мубуты, словно открылись все его вены и артерии, но он схватил саквояж и ринулся к двери. Дик и Анни исчезли, а Джонсон Икс стоял, крестообразно раскинув руки лицом к выходу. Доктор Мубута ударил его в спину сломанным лезвием и тот полетел в столовую, словно ракета. Доктор Мубута оставил нож в спине Джонсона Икса и бросился к кухонной двери. Дверь открылась сама собой и на пороге появился невысокий черный человек в красной феске.
В руке у него был нож с длинным лезвием. Доктор Мубута остановился, как вкопанный, но это ему не помогло. Черный человек в красной феске умело обращался с холодным оружием: не успел доктор Мубута и пикнуть, как нож вошел ему в сердце.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На перекрестке 135-й улицы и Седьмой авеню на перевернутой бочке стоял человек и монотонно взывал:
- Власть черным! Власть черным! Так или не так? Так или не так? Мы пройдем сегодня… Когда святые в рай. Да мои дорогие. Сегодня мы пройдем маршем…
С его губастого рта во все стороны летели брызги слюны. Вислые щеки ходили ходуном. Коричневая кожа покрылась каплями пота. Красные глаза смотрели устало.
- Мистер Чарли боялся власти черных с сотворения мира. Потому-то Ной во времена потопа и отвез нас в Африку. И мы смеялись, чтобы не плакать..
Он вытер лоб красным платком, рыгнул и судорожно сглотнул, застыв с опустошенным взглядом и открытым ртом, словно ожидая, когда придут нужные слова.
- Не могу, - прошептал он. - Нет сил. - Но никто его не услышал, никому до него, собственно, не было дела. Он еще раз судорожно сглотнул и завопил: - Сегодня или никогда. Вперед в охоту на белого кита. Вы понимаете меня, ребята?
Это был большой, полный мужчина. Была ночь, но жара стояла как днем, разве что было не так светло. Его белая рубашка с короткими рукавами промокла насквозь. Его черные шерстяные брюки промокли у пояса, словно его большой живот начал вдруг таять или плавиться.
- Хотите хороший дом? Идите охотиться! Хотите хорошую машину? Идите охотиться! Хотите хорошую работу? Идите охотиться. Его курчавые волосы взмокли. Для такого крупного полного мужчины, которому самое место за покерным столом, он был чересчур взбудоражен. Он размахивал руками, словно мельница крыльями. Он приплясывал, он боксировал с тенью. Он вопил, брызгая слюной:
- Охота на кита! На кита! На кита! Эй, белые, сила за нами! Мы черные, мы сила!
Вокруг собралась толпа гарлемцев, одетых по-праздничному. Они стояли и на тротуаре, кое-кто вышел на мостовую, мешая движению. Их цветастые наряды напоминали по колеру южноамериканские джунгли. Казалось, дело происходит на берегах Амазонки, усеянных экзотическими цветами, орхидеями всех видов. Впрочем, в отличие от орхидей, гарлемцы не безмолвствовали.
- О чем это он? - спросила высокая желтая цыпочка с рыжими волосами и в зеленом халате, едва прикрывавшем ягодицы, у высокого худощавого чернокожего с чеканными профилем.
- Помолчи, дай послушать, - прикрикнул он на нее, и в его миндалевидных глазах вспыхнула ярость. - Он говорит о том, что такое власть черных.
Она удивленно посмотрела не парня большими зелеными в коричневую крапинку глазищами.
- Власть черных? А мне-то что до нее. Я не черная.
Его красивые губы сложились в презрительную усмешку:
- Ну и кто же в этом виноват?
- Черные - это сила. Вперед же, в бой!
Когда миловидная шоколадная мисс подошла к группу весельчаков у отеля "Парадайз" повторяя: "Пожертвуйте на борьбу, джентльмены, один курчавый шутник в красной шелковой рубашке с длинными рукавами нахально спросил: "На какую, дьявол, борьбу? Если у черных та-; кая сила, то зачем же еще воевать. Почему бы. черной силе не пожертвовать что-то мне?
Коричневая мисс оглядела шутника и его друзей с головы до пят и невозмутимо ответила:
Ступай к своим белым шлюхам. Мы, черные женщины, будем драться.
- Ну, так и давай, дерись, - буркнул шутник, отворачиваясь. - В этом-то ваша беда. Вы, черные бабы, только и знаете, что деретесь.
Но другие молодые женщины, занимавшиеся сбором пожертвований, действовали успешнее. Среди отдыхающих было достаточно людей серьезных, сознающих важность фонда борьбы. Они верили в лозунг "Власть черным". По крайней мере ни во что другое они уже давно не верили. Все остальное успеха не принесло. Они бросали в корзинки монеты и бумажки. В конце концов мало ли на что уходят деньги: на квартплату, церковь, еду, выпивку. Так чем хуже "власть черным"? Что они от этого потеряют? Ничего. А глядишь, вдруг что-то и выиграют. Кит проглотил Иону. Моисей сделал сушею Красное море. Христос восстал из мертвых. Линкольн освободил рабов. Гитлер убил шесть миллионов евреев. Африканцы пришли к власти - по крайней мере, кое-где в Африке. Русские и американцы запускали спутники на Луну. Какой-то чудак изготовил искусственное сердце. Так что ничего невозможного нет.
Молодые сборщицы опрокидывали содержимое своих корзинок в позолоченный бочонок с флажком "власть черным". Он стоял на столике рядом с бочкой оратора. За столиком восседала полная, суровая седовласая матрона в черном форменном платье с золотыми пуговицами и золотой оторочкой. Казалось, платье вот-вот загорится. Опустошив корзинки, сборщики снова возвращались собирать пожертвования,
Оратор же продолжал неистовствовать: черная сила. Опасная, как темнота, загадочная, как ночь. Наше наследие. Наше прирожденное право. Хватит нам мыкаться на привязи в большом коралле.
- Парень что-то совсем зарапортовался, - шепнул один черный собрат другому.
Те немногие белые, что с трудом продвигали свои автомобили через толпу, высыпавшую на Седьмую авеню, приоткрывали окна, но услышав слова "Власть черным", спешно нажимали на акселераторы.
Впрочем, толпа вела себя дисциплинированно. На улице виднелись полицейские патрульные машины, но блюстителям порядка пока делать было нечего, разве что уклоняться от испепеляющих взглядов. Большинство полицейских было белыми, хотя многие из них заметно покраснели, слушая вопли оратора с монотонными заклинаниями "Власть черным".
Черный сверкающий кадиллак подъехал к тротуару и остановился там, где парковка была строго запрещена и находилась остановка городского автобуса, в двух шагах от бочонка оратора. Впереди сидело двое грозного вида чернокожих в черных кожаных куртках и фуражках, какие носили боевики организации "Власть черным". Они сидели неподвижно, с каменными лицами. На заднем сиденье расположился статный пожилой седовласый чернокожий. Он сидел между двумя худощавыми коричневыми молодыми людьми, одетыми, как одеваются священники. У седовласого была гладкая бархатистая черная кожа, которую, казалось, недавно обработал массажист. Седые курчавые волосы были коротко подстрижены, светло-карие глаза смотрели из-под тяжелый черных бровей на удивление по-молодому. Длинные черные ресницы придавали взгляду сексапильность. Но тем не менее ни в его внешности, ни тем более в поведении не было ничего, что напоминало бы томную расслабленность. Он был одет в темно-серый летний костюм. На нем были черные ботинки, темный галстук, белая рубашка и ни каких украшений - цепочек, колец, перстней. Часов и тех не было. Он держался спокойно, властно, в глазах мелькало что-то напоминавшее снисходительность, но губы были плотно сжаты.
Одетый в кожу негр выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу. Сначала вышел одетый как священник, за ним седовласый.
Оратор оборвал свою речь на полуслове и спустился с бочонка. Он подошел к седовласому с таким почтительным видом, что просто не верилось, как он мог минуту назад громогласно прославлять власть черных. Он даже не осмелился обменяться с седовласым рукопожатием.
- Доктор Мур, - забормотал он, - меня надо бы сменить. Я весь выдохся.
- Поработай еще, Джей, - отозвался доктор Мур. - Скоро тебя сменит Эл. - Голос у него был ровный, произношение четкое, манера говорить приятная, но за этим стояла непреклонная властность.
- Я жутко устал, - пожаловался Джей.
Доктор Мур резко посмотрел на него, потом смягчился и похлопал по плечу.
- Мы все устали, сын мой, - сказал он, - потерпи еще немного, и сможешь отдохнуть. Если еще хоть одна живая душа, - тут для выразительности он поднял палец, - уяснит что к чему, труды наши не пойдут прахом.
- Есть, сэр, - кротко отозвался толстяк и опять взгромоздился на бочонок.
- Так, а что у вас, сестра Зет, - обратился доктор Мур к матроне в черном, восседавшей у золоченого бочонка с флажком "Власть черным".
Она улыбнулась, и во рту ее вспыхнуло золото.
- Бочонок полон почти доверху, - сообщила она.
Доктор Мур с каким-то сожалением поглядел на ее золотые зубы, затем кивнул своему похожему на духовное лицо спутнику. Тот открыл багажник машины и вынул большой кожаный чемодан. Кожаный тип взял бочонок и высыпал из него пожертвования в чемодан, в котором уже имелся достаточный запас монет и купюр.
Гарлемцы взирали на эту процедуру в полном молчании.
Полицейские из участка на 135-й улице бросали на чемодан любопытные взгляды, но оставались на местах. Никто не обратил внимания на то, что лимузин нарушил правила парковки. Никто не поставил под сомнение право доктора Мура забирать деньги. Никто не заподозрил во всем этом чего-то странного. И тем не менее очень многие черные и все до единого белые полицейские понятия не имели о том, кто такой доктор Мур и чем он занимается. У него был такой убедительный авторитетный вид, что никому и в голову не приходило оспаривать его право забирать пожертвования, да и черный лимузин кадиллак, заполненный людьми в черной форме - даже если двое выглядели как священники, - сразу ассоциировался с движением "Власть черным".
Когда доктор Мур снова занял место в машине, он сказал водителю через переговорное устройство:
- Поезжай в центр, Би. - Потом, глянув на затылок водителя, поправился. - Нет, кажется, ты Си.
- Шофер обернулся и сказал:
- Да, сэр, я Си. Би умер.
- Умер? Когда же? - в голосе доктора сквозило легкое удивление.
- Два с лишним месяца назад.
Доктор Мур откинулся на подушки сиденья и вздохнул.
- Жизнь коротка, - заметил он.
Остаток пути они провели молча. Они остановились на Ленокс-авеню в квартале, где жили представители среднего класса. Дом был высокий, семнадцатиэтажный, из красного кирпича, в форме буквы U. Сквер перед домом был разбит так недавно, что трава еще толком не выросла, а у только что посаженных деревьев и кустов был увядший вид, словно они выдержали страшную засуху. В центре скверика была детская площадка с горками, качелями и песочница. Все было такое новенькое, что, казалось, никаких детей тут не было и быть не могло.
На той стороне Ленокс-авеню в направлении Седьмой тянулись традиционные трущобы с квартирами, полными крыс и без горячей воды. На первых этажах размещались супермаркеты, грязные витрины которых были украшены плакатами выполненными от руки: "ОКОРОК КОПЧЕННЫЙ 55 центов/фунт - разреш. правом США", "Дезодорант "Голубой лед" - 79 ц.", "Калифорнийский виноград без косточек 49 ц/ф", "Королевские крабы" 49 ц/ф", "Мороженые потроха и прочие деликатесы". Галантерейные магазинчики с россыпями ниток, иголок, булавок, парикмахерские, табачные магазины. Рекламы виски и пива, париков и политических деятелей, баллотирующихся в Конгресс. Похоронные бюро, ночные клубы, объявления: "Преподобный Айк: не упустите возможность послушать этого молодого посланника Всевышнего. Он молится за здравие болящих и успокоение скорбящих. Приходите с горестями, уходите с песней". Черные гарлемцы, сидящие на лавочках у своих убогих жилищ… бездельники, ошивающиеся у баров и покуривающие марихуану. Пыль, грязь, мусор, которые разносят порывы ветра и шаги прохожих. Такова жизнь в трущобах, но состоятельные обитатели домов по другую сторону Ленокс-авеню никогда не глядят в том направлении.
Черный кадиллак затормозил у чахлого газона, находившегося на богатой стороне улицы. Странным образом лозунг сзади, на котором раньше было написано "Власть черным", теперь гласил: "Братство!" Двое в черной коже, что сидели спереди, вылезли и встали у задних дверей.
Вдали от пестрой шумной толпы 135-й улицы и Седьмой авеню, в этом тихом респектабельном районе они выглядели крупнее, крепче и гораздо опасней. Выпуклости под пиджаками слева обозначились еще отчетливей. На этой тихой спокойной улице в них безошибочно угадывались телохранители. Хорошо одетые люди, входившие и выходившие из подъезда, посматривали на них не без удивления. Впрочем, и без враждебности. Доктора Мура здесь знали и почитали. Все ценили его усилия по интеграции людей разного цвета кожи, одобряли его разумные, чуждые насилию методы. Когда из машины появился и сам доктор в сопровождении двух "священников", жители дома приподнимали шляпы и заискивающе улыбались.
- Пойдемте со мной, мальчики, - сказал он и двинулся к подъезду быстрой походкой. Свита устремилась за ним. В том, как он держался, чувствовались уверенность в себе и умение повелевать. У него был вид человека, который ставит цели и добивается их осуществления. Жильцы дома, встречавшиеся на его пути, кланялись. Он любезно улыбался. Лифтер держал для него лифт. Доктор Мур поднялся на третий этаж. Там он отпустил телохранителей, оставив с собой двух "священников".
Холл квартиры был роскошен. На полу лежал огромный фиолетовый ковер. У вешалки висело зеркало в полный рост, рядом была стойка для зонтиков. По другую сторону от входной двери имелся низкий столик для шляп. На концах его стояли лампы-близнецы с абажурами. С каждого конца стояло по креслу из какого-то экзотического дерева, со стегаными, ручной вышивки сиденьями. Но доктор Мур не задержался в холле. Мельком глянув в зеркало, он отправился в большую гостиную, окнами на улицу. Священники двинулись за ним. Если не считать белых венецианских жалюзи, прозрачных занавесок и фиолетовых гардин, в комнате ничего не было.
Не задерживаясь там, доктор и его свита проследовали в столовую. Там были точно такие же жалюзи, занавески и гардины и так же точно ничего другого не имелось. Доктор Мур и там не задержался. Молча он и его свита проследовали дальше, на кухню. На кухне, по-прежнему молча, священники сняли черные сюртуки, воротнички, надели белые куртки и поварские колпаки. Доктор Мур открыл холодильник и заглянул в него.
- Есть шейные позвонки, - объявил он. - Сделайте их с рисом. Кроме того, где-то тут должен быть желтый ямс и капуста.
- А как насчет кукурузного хлеба, Эл? - осведомился один из поваров-священников.
- Ладно, пусть будет кукурузный хлеб, если, конечно, есть масло.
- Есть маргарин.
Доктор Мур скривился от отвращения.
- Человеку надо что-то есть, - сказал он. - Поищите как следует.
Он быстро прошествовал назад в холл и открыл дверь в первую спальню. Там тоже было пусто, если не считать двойной кровати, а также некрашенного стенного шкафа.
- Люси! - позвал он.
Из ванной высунула голову женщина. Лицо молодое, с гладкой коричневой кожей. Черные распрямленные волосы косо пересекали лоб и закрывали правое ухо. Лицо было красивое: прямой широкий нос, широкий рот с полными, мягкими, упругими, коричневыми губами. Карие глаза, казавшиеся особенно большими за стеклами очков без оправы, напоминали об эротических утехах.
- Люси нет, зато есть я, - сообщила женщина.
- Барбара? С тобой кто-то есть? - его голос упал до шепота.
- Нет, конечно. Ты думаешь, я таскаю их сюда? - произнесла она хорошо поставленным голосом, имитирую крайнее изумление.
- А что ты тогда, твою мать, тут делаешь? - спросил он громко и грубо, сразу превратившись совершенно в иного человека. - Я же отправил тебя работать на коктейль в "Американец.