Порта и Легионер, бранясь, яростно отбивались автоматами, словно дубинками.
- Вот тебе, красная сволочь! - выкрикнул Порта и ударил сибиряка по голове в меховой шапке.
- Аллах акбар! - раздался клич Легионера.
Малыш бросился в кучу невысоких сибиряков, размахивая, будто косой, казачьей саблей. Он наточил ее с обеих сторон.
Полегло больше треги роты, прежде чем мы заставили сибиряков отступить. И снова поплелись по белому аду. Боевая группа медленно, но верно редела. Большая ее часть лежала мерзлыми трупами по всей белой пустыне. Над ними постепенно вырастали сугробы, похожие на могильные холмики.
Село Джурдженджи представляло собой забытое Богом место с колхозом и железнодорожной линией с северной стороны. Там приходилось взрывать каждый холмик и сражаться за каждый дом. Никто из сибирских стрелков не сдавался. Все они полегли в рукопашном бою. Ни один не отступил ни на шаг.
В Джурдженджи погиб Мёллер, наш святоша. Умер он на руках у Малыша и Порты за штабелем железнодорожных шпал. По иронии судьбы "Отче наш" прочел над ним Порта. Мы забросали его снегом и снова пустились в тяжелый путь.
Мы до того устали, что бросали товарищей в снегу, если они не могли устоять перед искушением зарыться в него и уснуть навсегда.
Почти ослепшие от белизны снега, плачущие от усталости и укусов мороза, мы вышли к чему-то похожему на дорогу, отмеченному длинной вереницей телеграфных столбов. И вдруг увидели один, два, три, четыре, о Господи, пять, нет, гораздо больше танков, глядящих на нас из метели. Командир каждого сидел на открытой башне, напряженно вглядываясь сквозь канитель несущихся снежинок.
Смертельно усталые, молчаливые, мы залегли и в страхе уставились на громадные, окрашенные в белый цвет чудовища. Они с рычанием двигались, стволы пушек торчали из башен, словно обвиняюще указующие персты.
Унтер-офицер Краус из Сто четвертого артиллерийского полка встал и хотел бежать к ним. Старику пришлось рывком снова уложить его в снег.
- Осторожно, по-моему, это Иван. Эти машины определенно не "тигры" и не "пантеры". Думаю, не особенно ошибусь, сказав, что это КВ-2.
Снег слепил нас, неотрывно глядевших на рычащие танки.
- О, клянусь своим бандажом для грыжи! - выкрикнул Порта. - Это выехали на пикник ребята дядюшки Сталина. У них звезды на всех машинах, Адольф на такую хитрость не пойдет. Так что танки определенно русские.
Убедившись в этом, мы принялись лихорадочно зарываться в снег. Разгребали его даже пальцами, лишь бы спрятаться от сидящих на башнях командиров.
Мы насчитали пятнадцать Т-34 и два больших КВ-2. Возможно, еще сколько-то скрыла от нас метель.
Мы нервозно смотрели, как они скрываются, будто призраки.
Потом, несмотря на весь ужас, до нас дошло, что они едут к Лысенке. Там стояла вся наша Первая танковая дивизия: она готовилась пойти в наступление и вызволить нас из кольца, в котором мы оказались.
Мы снова пошли на запад сквозь все усиливающуюся метель, несущуюся нам в лицо. Нелегко пройти по ней двенадцать километров с грузом боеприпасов и тяжелого пехотного оружия. Даже если она мешала танкам противника, им было легче первыми добраться до своей цели.
Видимость сократилась примерно до двух метров. Вдруг по нам затарахтел пулемет. Моторы танков на первой скорости выли, словно испуганные дети.
Сквозь летящий снег проступили очертания тяжелых машин. Наши артиллеристы и пехотинцы с воплями стали разбегаться. Размахивали руками, падали и гибли под тяжелыми гусеницами. Кто-то останавливался и поднимал руки в знак того, что сдается, но их тут же скашивал хлещущий пулеметный огонь.
Нам в лицо холодно, беспощадно засверкала красная звезда.
Я и Штеге бросились в укрытие за кустами и отчаянно прижались к земле. В нескольких метрах от нас пронесся Т-34, вздымая густой тучей снег. Газы из выхлопной трубы обожгли нас, будто горячий поцелуй. По коже у нас шли мурашки.
Остальные члены боевой группы носились, словно испуганные зайцы. Их с невероятной меткостью снимали одного за другим.
Четверть часа спустя мы услышали лишь несколько выстрелов вдали. Побрели, шатаясь, на запад и снова наткнулись на танки. Они преследовали пехотинцев из Семьдесят второго полка.
Мы побежали со всех ног. У обоих была только одна мысль: удрать от этих изрыгающих огонь стальных убийц!
В одном месте нам пришлось броситься на землю и предоставить танкам проехать над нами, как предписывалось в наставлениях по боевой подготовке.
Мы испуганно прижались к земле. С бряцаньем, стуком, рокотом многотонные Т-34 загромыхали над нами. Они ласково гладили нас брюхом по спине, а визжащие, лязгающие гусеницы проходили мимо по обе стороны.
После такого переживания уже не будешь нормальным. Тебя бьет дрожь. Речь становится невнятной, сбивчивой. Тебе не верится, что ты еще жив.
Пройдя несколько километров на юго-запад, мы нагнали остатки боевой группы гауптмана фон Барринга. Из пятисот человек уцелела всего сотня. Среди уцелевших, к громадному облегчению, было большинство наших лучших друзей.
У Плутона осколком оторвало ухо.
Порта перевязал его с почти материнской нежностью.
- Как хорошо, что этот осколок не угодил тебе в попку, лапочка. А ухо, мой птенчик, было тебе ник чему. Ты все равно никогда не слушал умных людей. Разве не говорил тебе старый отец, что война - неприятное дело? Но вам, недоумкам, надо было отправиться на завоевание "жизненного пространства". Видишь, что из этого выходит, жалкая деревенщина?
Фон Барринг снова связался со штабом и доложил, что все роты понесли тяжелые потери. К нашему удивлению, он получил следующий лаконичный приказ:
"Боевой группе фон Барринга объединиться с остатками Семьдесят второго пехотного полка. Вернуться к селу Джурдженджи. Если село заняли русские, отбейте его".
- Боже, какие идиоты! - выкрикнул Порта. - Прямо-таки игра в "стулья с музыкой". Почему им, черт возьми, не наладить регулярное трамвайное сообщение?
Без разведданных, без фланговой поддержки мы вяло повернули обратно. Порта клялся, что если снова придется бежать, он не остановится до самого Берлина.
Наступило утро с лютым морозом. За ночь семеро солдат замерзли насмерть. Трупы выбросили за снежный парапет. Первым делом мы проверили, имеет ли смысл снимать с них сапоги. У одного из замерзших была почти новая пара валенок. Они превосходно подошли Легионеру. Он, сияя, надел их.
- Смерть одному - сапоги другому, - усмехнулся он и с восторженной улыбкой зашагал прочь.
Мы пытались зарыться поглубже, но лопаты и кирки не брали скованную морозом землю.
Во второй половине дня нас снова атаковала русская пехота. Громадная масса неслась вперед с дикими криками "Ура!"
Мы открыли сосредоточенный огонь из автоматов и минометов. Как ни странно, русские быстро откатились и вернулись на свои позиции.
За двое суток мы отбили восемь атак.
Но хуже атак, мороза, голода, бомб и снарядов было охватившее нас чувство: боевая группа направлена в то место, которое оставила - сдала противнику.
На просьбу о помощи из штаба полка ответа не последовало. После четырнадцатой атаки фон Барринг позволил радисту отправить отчаянное SOS:
"Боевая группа фон Барринга почти уничтожена. В живых осталось только два офицера, шесть младших командиров и двести девятнадцать солдат. Пришлите боеприпасы, бинты и продукты. Положение безнадежно.
Ждем приказов".
Ответ из штаба был кратким:
"Помочь не можем. Держитесь до последнего человека.
Командир корпуса".
Теперь русские пытались разбомбить нас. Двенадцать самолетов сбрасывали на деревню бомбы с малой высоты.
На другую ночь, несмотря на приказ умереть, но не отходить, гауптман Барринг с риском угодить под трибунал и получить смертный приговор приказал боевой группе покинуть деревню, бросив минометы и тяжелое пехотное оружие.
Покидая позиции, мы сложили на снеговом валу своих многочисленных убитых. Мертвые артиллеристы из Сто четвертого полка, танкисты из Двадцать седьмого и старые седые пехотинцы из Семьдесят второго смотрели остекленелыми глазами на русские позиции, где сидели сибирские стрелки.
Человек за человеком падал, как зрелое яблоко с дерева в осеннюю бурю. Но нас уже не интересовало, кого окончательно доконает мороз.
Что там приближается? Танки? Истеричные от усталости, совершенно измотанные, мы бросились в ледяные сугробы, плача от отчаяния. Для защиты от этих стальных чудовищ у нас были только ручные фанаты.
Моторы хохотали и выли. Пели погребальную песнь. Погребальную песнь над Двадцать седьмым (штрафным) танковым полком.
Мы молча сделали из гранат связки. Если нас ждет смерть, нужно продать жизнь подороже.
Было сумасшествием продолжать сражаться - и таким же безумием прекращать. В любом случае нас ждало одно и то же. Смерть под гусеницами или от пулеметного огня.
- Вот и конец нашей войне, - прорычал Порта. - Всего в грех тысячах километров от Берлина. Что ж, ничего не поделаешь. Порта ждет вас в аду. Мне эта беготня надоела.
- Долго ждать тебе не придется, - хрипло сказал Малыш. - Я скоро последую за тобой, только прихвачу одного из красных ублюдков.
- Аллах велик, но что тогда сказать об этих чудищах? - произнес Легионер и указал на множество кативших к нам окрашенных в белый цвет танков.
- Осторожно! - крикнул фон Барринг. - Вот они!
Штеге хотел вскочить и побежать, но мы со Стариком удержали его.
Заработали пулеметы. Солдаты начали гибнуть. Ефрейтор из Сто четвертого полка сел, держась за голову, потом сложился пополам, как перочинный нож.
Лейтенант Бендер выбежал вперед и бросил в ближайший танк связку гранат, но она не долетела, и он погиб под гусеницами.
Несколько человек пустились наутек. Фон Барринг в отчаянии закричал:
- Лежите наподвижно, пусть они проедут над нами. Забросаем их сзади гранатами. У них нет защитных приспособлений от пехоты!
Но страх перед танками охватывал все больше и больше людей. Они неуклюже бегали взад-вперед, пока их не скосили русские пулеметы.
Порта приготовил свою самодельную бомбу, поцеловал ее и бросил. Она попала под гусеницы ближайшего танка. Танк дернулся и остановился.
За ним бросил свою бомбу Малыш, она тоже попала в цель. Он восторженно хлопнул Порту по плечу.
- Теперь пусть нас давят. Мы заслужили у дьявола самый теплый прием!
Старик закричал:
- Стойте, стойте, это немецкие танки! Смотрите, на башнях кресты!
Мы, разинув рот, уставились на них. Старик был прав. Необузданная радость. Мы замахали маскхалатами и касками. Башенные люки открылись. Танкисты замахали нам в ответ.
Мы, плача, принялись обниматься.
От всей боевой группы уцелели тридцать четыре рядовых вкупе с младшими командирами и всего один офицер, гауптман фон Барринг.
Генерал-майор Беке, невысокий, кряжистый, спрыгнул с танка и подошел к нам. Крепко пожал всем руки, потом махнул, и Первая танковая дивизия двинулась к Черкассам, чтобы расширить брешь, проделанную нами в кольце. Внутри него все еще отчаянно сражались девять дивизий.
Обер-лейтенант Вебер погиб. Его раздавил немецкий "тигр". Никогда уже он не будет никому угрожать трибуналом.
Мы словно заводные куклы поплелись по дороге к селу, где надеялись получить подкрепление.
16
- Дам я вам этот рецепт, неотесанная деревенщина, - великодушно пообещал Порта. - Это настоящая амброзия олимпийцев.
И тут, разумеется, русские прервали нашу прекрасную гастрономическую фантазию.
Картофельное пюре со свининой
Двадцать седьмой полк отвели на спокойную позицию в нескольких километрах от Попельны на опушке леса. По ней велся лишь легкий артогонь, о котором не стоит упоминать.
Наше отделение отправили в лес на разведку; мы шли, дымя сигаретами и небрежно взяв автоматы на ремень.
Порта предложил немного отдохнуть.
- Эта проклятая война никуда не денется, если мы ненадолго остановимся здесь.
Легионер и Малыш радостно поддержали его.
Старик пожал плечами.
- Мне все равно. Здесь нет никаких русских, иначе б мы их давно увидели.
Мы, двенадцать человек, уселись на стволе упавшего дерева, будто ласточки на телеграфном проводе.
Порта принялся объяснять, как готовить его любимое блюдо - картофельное пюре с нарезанной кубиками свининой.
- Самое главное - готовить это достойное богов блюдо с чувством. Без чувства ничего не получится.
Его перебил Малыш.
- Секунду, Порта, я хочу записать этот рецепт.
Он попросил у Штеге карандаш и бумагу, тот с усмешкой удовлетворил его просьбу.
Малыш улегся на живот, послюнил карандаш и сказал Порте, что он может продолжать дальше.
- Прежде всего отбирается хорошая картошка. Ее можно украсть в поле или найти в погребе. В общем, когда отберешь, садишься на хороший стул. Если заднице жестко, подложи подушечку. Потом начинаешь картошку чистить. Плохие места, если такие окажутся, вырезаются аккуратно и любовно.
- Что плохого можно найти на картошке? - спросил Малыш.
- Неужели ни разу не видел картошку с сифилисом?
- Нет, я не знал, что картофелины трахаются.
- Ну, ты много чего не знаешь, - снисходительно ответил с раздражением Порта. - Но делай, как я говорю. Вырежи сифилис. Налей в кастрюлю прекрасной холодной ключевой воды и опусти туда очищенные картофелины с игривым всплеском, какой издают девушки в речушке весенним вечером, когда комары резвятся в кустах.
- Господи, Порта, да ты поэт, - засмеялся Старик.
Порта зажмурился.
- Что значит "поэт"? Это имеет какое-то отношение к бабникам?
- Среди бабников возможно найти поэта, - ответил с усмешкой Старик. - Но ладно, продолжай свою кулинарную лекцию.
- Когда вся картошка будет в воде, варить ее. Потом аккуратно, по всем правилам толчешь, пока она не превратится в кашу. А теперь слушайте внимательно. Это очень важно. Идите в поле или в деревню, к скотине, которую найдете по аромату. Отыщите корову. Думаю, вы знаете разницу между коровой и быком. Если нет, поднимите хвост, только отверните при этом нос. Потому что из-под хвоста выходят выхлопные газы.
Когда найдете нужное животное, надоите пол-литра молока из молочного резервуара. Это аппарат под животом, похожий на электрический штепсель. Вылейте молоко в толченую картошку, только во имя святой Елизаветы смотрите, не подоите ослицу или козу. Налить молоко ослицы в прекрасную картошку будет трагедией, потому что его используют для мытья в ванне.
- Тьфу ты, черт, - выкрикнул Малыш. - Ив обычной воде мыться скверно, а в молоке, должно быть, и вовсе ужасно. Лучше я буду ходить в грязи, пока ее не соскоблит с меня похоронщик. Порта, ты врешь. Откуда ты это взял?
- Прочел, мой мальчик. Некогда жила-была шлюха по имени Поппея Сабина. Итальянская красотка. Она увела императора Нерона у старой ведьмы по имени Октавия. Эту Поппею император нашел в каком-то борделе. У нее, само собой, появилась мания величия, и она стала мыться в ослином молоке. Так что смотрите: в картошку ослиное молоко не должно попадать ни в коем случае. Картошка - не канализационный коллектор. Когда выльете чистое коровье молоко в толченую картошку, хорошенько все размешайте. Потом возьмите щепотку соли и аккуратно ее посолите, но, ради Бога, с чувством, и, ради святой Гертруды, все время помешивайте деревянной ложкой. Если такой ложки нет, можно воспользоваться штыком. Не забудьте стереть с него кровь или смазку. Потом разбейте десяток яиц и старательно размешайте их с сахаром. Сахар стащите у интенданта, но - ради голубых глаз святого Моисея! - мешайте медленно, дорогие друзья, медленно!
- Почему медленно? - поинтересовался Малыш.
- Тебе что до этого, тупой плоскостопый стервятник? Мешай медленно, как я говорю, и больше не перебивай. Вечно ты поднимаешь шум. Варите все на медленном огне. Только не используйте в качестве топлива кизяк. От него идет вонь!
Порта умолк и свирепо посмотрел на Малыша, поднявшего руку, будто школьник.
- Что тебе еще? - спросил он сердито.
- Я только почтительно спрашиваю, герр великий повар Порта, можно ли топить березовыми дровами, смоченными в бензине, украденном из машинного парка Гитлера?
- Конечно, можно! Еще вопросы есть? Если да, спрашивай сейчас.
Малыш покачал головой.
Мы, лежавшие поблизости от него, увидели, что он записывает большими детскими буквами: "Можно использовать березовые дрова и краденый бензин".
- Свинина жарится на березовых углях, - быстро добавил Порта и взглянул на Малыша, высунувшего язык в усилии сосредоточиться на этой трудной конторской работе. - Потом старательно нарезается кубиками и кладется в пюре. Делать это нужно с любовной тщательностью и с чувством. Самое главное - вкладывать свою католическую душу в эту работу.
Малыш заорал:
- Нужно быть католиком, чтобы готовить картофельное пюре?
- Конечно, - ответил Порта. - Это установленный со времен Тридцатилетней войны факт.
- Ладно, - сказал Малыш. - Найду католика, чтобы он делал мне пюре по моим указаниям.
- Напевая русскую осеннюю песню, - продолжал Порта, - нарезаете немного зеленого лука и с победной улыбкой посыпаете им пюре. Немного паприки тоже будет очень кстати. И не пренебрегайте половиной гильзы перца. Но, ради святого Иосифа, не оставляйте кастрюли на огне слишком долго. Видите ли, мальчики, это блюдо называется "Пылающая любовь". - Он предостерегающе посмотрел на Малыша. - Не смей говорить никаких непристойностей во время этого священнодействия!.. Перед тем как станете есть эту манну, как следует вымойте ложку в горячей воде. Есть такое пюре грязной ложкой будет поистине смертным грехом. Для кубиков непременно используйте мясо белой свиньи; перчите черным перцем, ни в коем случае не красным. Это было бы кощунством.
Он приподнял зад и, громко испортив воздух, положил конец лекции. Лесная тишина усилила впечатление.
Немного погодя Старик отбросил окурок сигареты, и мы поплелись дальше.
Дорожка перешла в узкую тропинку, вьющуюся между елями и соснами.
Мы подошли к крутому повороту. И внезапно оказались лицом к лицу с группой русских. Для них это явилось такой же неожиданностью, как и для нас.
Несколько секунд мы стояли и таращились друг на друга, изо рта у нас свисали сигареты, автоматы были на ремне.
Никто из нас не подумал о стрельбе. Изумление было слишком сильным. Обе группы повернулись и побежали - русские в одну сторону, мы в другую.
Порта намного опередил нас.