Когда мы были готовы устремиться к цели, из бункера между деревьями появился свет, кто-то открыл дверь и отдал несколько приказаний. Потом дверь закрылась снова.
- Порта и Малыш, займитесь этим бункером, - приказал Старик. - Только без выстрелов, иначе нам конец.
Мы вынули ножи, саперные лопатки и все как один пошли вперед. Сопротивление успел оказать только один из расчетов.
Дело заняло всего несколько минут, не прозвучало ни единого выстрела. Русские лежали в окровавленном снегу.
Мы сели, потные после короткой, но ожесточенной схватки. Заметно дрожавший Мёллер сидел, раскачиваясь, и негромко читал молитву.
Порта взглянул на него.
- О чем бормочешь, братец?
Мёллер вздрогнул и нервозно обернулся, потом неуверенно прошептал:
- Я молился Тому, Кто господствует над всеми нами.
- Хмм, это наверняка поможет. Почему не попросишь Его прекратить войну?
- Прекрати поносить единственно прекрасное, что осталось, - ответил фанатичный Мёллер. И гневно взглянул на Порту.
- А если не прекращу, то что будет? - с вкрадчивой угрозой спросил тот.
- Ты чересчур самоуверен, - вышел из себя Мёллер, - но есть предел тому, что может сойти тебе с рук, и если будешь богохульствовать, придется иметь дело со мной.
Порта приподнялся.
- Смотри, святоша, чтобы мы не понесли на этом пикнике лишней потери.
Старик вмешался в своей спокойной манере, которая всегда нас образумливала.
- Порта, оставь святошу в покое. Он не делает никакого вреда.
Порта высокомерно кивнул и плюнул через голову Мёллера.
- Ладно, святоша, то, что говорит Старик, имеет смысл. Только, ради своего же блага, не приближайся слишком к Йозефу Порте. И своему Богу скажи, пусть тоже соблюдает дистанцию.
Приблизясь вплотную к первой русской позиции, мы обнаружили тело немецкого унтер-офицера с отрубленными кистями рук и воткнутой в зад колючей проволокой. Глаза ему выкололи.
- Проклятые мерзавцы! - выкрикнул Легионер. - Они превосходят в жестокости даже риффов, а это говорит о многом. Только бы добраться до этих ублюдков!
У нас по коже поползли мурашки при мысли о русском плене и о том, что там с нами будет…
Мы лежали в подлеске, дожидаясь, когда вернутся Порта с Легионером, которые поползли разведать, откуда лучше всего атаковать.
Оба вернулись через полчаса. Свое дело они сделали превосходно. Порта утверждал, что смять позиции русских будет детской игрой.
Со свисавшей с губ сигаретой Порта шепотом объяснил свой план атаки. Начертил на снегу схему всего сектора и объяснил, где стоят часовые.
- Когда спустимся в траншею, здесь, слева, будет ротный бункер или что-то вроде. Во всяком случае, там внутри четверо офицеров. Постараемся взять их живыми. В нескольких ста метрах оттуда резкий поворот, и вот туг-телефонный бункер. Не удивлюсь, если комиссар сидит там.
- Хорошо бы, если б ты знал это наверняка, - вмешался Старик.
Порта совершенно забыл о необходимости соблюдать тишину и заорал:
- Тоже мне умник! Мне что, надо было спуститься, постучать в дверь и спросить: "Иван, прошу прощенья, ты не комиссар? Если да, мы берем тебя в плен!"
- Тихо ты, Порта. Я не в буквальном смысле.
Чуть погодя мы тронулись. У всех нас были русские
меховые шапки, которые мы сняли с мертвых артиллеристов.
Тишину нарушил легкий предсмертный хрип. Малыш задушил часового удавкой из тонкой стальной проволоки.
Потом началось столпотворение. Из автоматных стволов сверкали вспышки. Трое наших были убиты на месте.
Старик бросил мину в первые увиденные силуэты, и в воздух полетели гранаты. В промежутках между взрывами слышались возгласы изумленных русских: "Немцы, немцы!"
Порта со смехом бежал по траншее, поливая огнем носившиеся в полном смятении темные фигуры. За ним следовали Легионер и Малыш с отрывисто лающими ручными пулеметами.
Старик и я выбили ногами дверь бункера, несколько русских скатились с коек, но не успели они понять, что произошло, как мы скосили их из автоматов.
По траншее со всех ног бежал громадный офицер. Шинель его была расстегнута, полы развевались. Когда мы бросились на него, с его головы упала фуражка с зеленым околышем. Я вонзил нож ему в пах и резко дернул вверх. Из раны хлестнула кровь.
Старик побежал за Портой и остальными. Они уже почти закончили свою жуткую работу.
Я потерял в бою автомат, но с саперной лопаткой в одной руке и пистолетом в другой продолжал яростно сражаться. Рубящий удар по голове упавшего солдата, который пытался сесть. Выстрел из пистолета. Вперед, вперед. Ноги двигались автоматически. Потом все было кончено.
На прощание мы бросали в бункеры мины. Они взлетали на воздух, словно тонкий слой земли при извержении вулкана. Старик выпустил красную и зеленую ракеты, подавая нашим сигнал, что мы возвращаемся.
Подталкивая в спины пятерых пленных, мы с тяжелым дыханием вернулись на свою исходную позицию.
Обер-лейтенант Вебер высокомерно приказал нам отправить пленников в полковой штаб, чтобы от них получили нужные сведения.
Порта рассмеялся ему в лицо.
- Нет, герр обер-лейтенант, эти русские останутся здесь. Это наша частная добыча. Но сведения вы получите, герр обер-лейтенант - сколько вам угодно.
Вебер принялся орать о бунте и специальных трибуналах, но на него никто не обращал внимания. Мы были очень уж заинтересованы нашими пленными.
Порта схватил ближайшего, запустил большие пальцы ему в ноздри и быстрым движением разорвал их. Пленник взвыл.
Порта наклонился к его уху и прорычал:
- Кто отдал приказ на представление той пьески, которую мы видели вечером?
Пленник, капитан с золотыми шевронами на рукаве, отчаянно пытался вырваться из этого дьявольского захвата.
- Отвечай, ублюдок! Кто распял наших товарищей? И что вы сделали с остальными?
Он с бранью выпустил перепуганного капитана и швырнул на пол бункера, а Малыш пнул его.
- Давайте следующего, - заревел Порта. Малыш с Легионером вытолкнули вперед майора к
Порте, тот, указав на вопящего комиссара, сказал:
- Посмотри на него, скотина, и поторопись с ответом, пока я не выколол тебе глаза!
Пленник отскочил назад с криком:
- Нет, нет, я все скажу! Порта насмешливо захохотал.
- А, ты знаешь этот метод, товарищ! Я раньше думал, что на такое способны только эсэсовцы. Кто распял наших друзей?
- Сержант Бранников из первого взвода.
- Хмм. Его счастье, что он мертв. Кто отдал приказ? Только на сей раз не называй фамилию убитого, скотина!
- Ком… комиссар Топольница.
- Где он?
Майор молча указал на пленного, стоявшего среди остальных, за которыми наблюдал Легионер.
Порта медленно подошел к комиссару и несколько секунд смотрел на маленького офицера, прижавшегося к стене бункера. Потом плюнул ему в лицо и сбил с его головы фуражку с зеленым околышем.
- Значит, это ты любишь разыгрывать из себя Сатану? Я освежую тебя заживо, но сперва ты у меня заговоришь, тварь!
- Я невиновен! - выкрикнул комиссар на беглом немецком.
- Конечно, - усмехнулся Порта, - но только в дюссельдорфских убийствах.
Он повернулся и подошел к бледному майору, стоявшему посреди бункера, - там, где Порта его оставил.
- Теперь отвечай быстро, или будешь расстрелян, советская мразь. Кто воткнул колючую проволоку в зад нашему товарищу и отрубил ему руки? Будешь говорить, или нам придется оставить тебя без ушей?
- Я не знаю, о чем вы, герр обер-ефрейтор…
- Какими вежливыми вдруг вы стали, псы. Должно быть, ты впервые обращаешься к нечиновному обер-ефрейтору как подобает. Твою память нужно слегка освежить?
Он ударил майора по лицу рукояткой пистолета, сломав ему нос.
Малыш подошел и с дьявольской усмешкой зашептал:
- Предоставь Малышу разобраться с ним. Я помню все пятьдесят пять фокусов, которые проделывали над нами в Фагене, пока я был там в полосатой робе. Черт возьми, Порта, дай Малышу заняться этим советским типом. Клянусь, он сознается во всем меньше чем через минуту.
- Слышишь, жалкий слюнтяй? - усмехнулся Порта. - Малыш хочет попрактиковаться на тебе. Что скажешь о нашем товарище? Кто воткнул ему в зад колючую проволоку? Кто отрубил ему руки? Отвечай, дрянь паршивая!
Он почти незаметно кивнул Малышу, тот бросился к майору с радостным криком, схватил его за сиденье брюк и перебросил через голову, словно куклу, потом швырнул через весь бункер, и он с силой ударился о стену.
Малыш тигром бросился на него. Мы услышали негромкое потрескивание, словно ломались сухие палочки.
Майор закричал так, что волосы у нас встали дыбом.
Старик застонал:
- Нет, нет, я уйду. Что бы они ни сделали, я не могу на это смотреть.
Вместе с ним вышли еще несколько человек, в том числе обер-лейтенант Вебер, бледный как полотно.
Малыш делал свое дело старательно, результативно. Накопленные за много лет ненависть и жажда мести изливались на представителя той системы, которая не особенно отличалась от "коричневого" режима.
Мы находили этому какое-то оправдание, напоминая себе, что майор принимал участие в тех зверствах, которые теперь выпали на его долю.
Когда Порта остановил Малыша, майор был неузнаваем. Мундир его был изорван. Казалось, его топтала яростная горилла.
При виде его один из пленных повалился ничком в обморок. Легионер пнул его. Это не подействовало; пленник был полумертвым от ужаса.
Майор, заикаясь, заговорил разбитым, теперь уже беззубым ртом. Упавший в обморок пленный был зачинщиком пыток наших товарищей. Приказ насчет колючей проволоки отдал он.
Когда к нему вернулось сознание, Легионер спросил:
- Как твоя фамилия?
- Я капитан Красной армии Бруно Царштейн.
- Имя похоже на немецкое, так ведь? - задумчиво спросил Легионер.
Ответа не последовало.
- Ты немец, поганый висельник?
Молчание, испуганное молчание.
- Черт возьми, - заревел Малыш, - ты что, не слышал вопроса Грозы Пустыни? Хочешь, чтобы Малыш превратил тебя в месиво?
- Слышал? - со злобным смехом спросил Легионер. - Ты немец, гнусный комиссар?
- Нет, я советский гражданин.
- Ребят такой ответ не устраивает, - усмехнулся Легионер. - Я французский гражданин, но при этом немец. Я стал французским подданным, потому что умел убивать врагов Франции, а ты - советским, чтобы убивать врагов Советского Союза.
Он осторожно запустил руку в нагрудный карман бледного капитана, достал удостоверение личности и бросил Порте; тот полистал документ, не понимая в нем ни слова.
Русский майор горел желанием перевести все на немецкий. Оказалось, что капитан Бруно Царштейн родился в Германии седьмого апреля девятьсот первого года и с тридцать первого года жил в Советском Союзе. Учился на политических курсах для комиссаров и был назначен комиссаром батальона Тридцать второй сибирской стрелковой дивизии.
- Хо-хо, ублюдок, - снова усмехнулся Легионер. - Придется наказать тебя с особой строгостью по статье девятьсот восемьдесят шесть пункт два уголовного кодекса. Она гласит, что каре подвергается каждый, кто оставит свою страну и примет иностранное гражданство, не уведомив об этом национал-социалистическую Генеральную прокуратуру. А ты не уведомил ее, так ведь, вошь?
- Хороший пункт, - вмешался Порта. - Вынеси ему приговор, Гроза Пустыни. Какой сочтешь справедливым.
- Скажи, - любезно обратился к комиссару Легионер, - знаешь ты, что делали со мной, когда я вернулся в Германию из Иностранного легиона? Попробуй догадаться, товарищ комиссар. Меня били по почкам стальной цепью. Приходилось когда-нибудь мочиться кровью?
Порта перебил Легионера, прорычав на ухо немецко-русскому комиссару:
- Отвечай, черт возьми, а то выдавим глаза и заставим их съесть!
Малыш кольнул Царштейна штыком. Тот прыгнул вперед, но приклад винтовки Бауэра заставил его отскочить.
- Отвечай, пес. Ты что, не слышал вопроса? - продолжал Порта. - Спрашиваю еще раз. Приходилось?
- Нет, нет, - хрипло прошептал комиссар и как зачарованный уставился на Легионера, который чуть ли не отечески улыбался ему.
- Хочешь попробовать, что это такое?
- Нет, герр солдат.
- Я тоже не хотел, приятель. Но твои собратья из Фагена заставили. Слышал о Фагене?
- Нет, герр солдат.
- Как думаешь, попробуешь теперь?
- Отвечай, мразь! - рявкнул Порта.
Царштейн с трудом сглотнул слюну. Когда заговорил, каждое слово причиняло ему боль.
- Нет, не думаю.
- Я тоже не думаю. Мне наносили удар цепью по почкам за каждые четверть года, что я прослужил в Иностранном легионе. Могли бы избрать каждый месяц, неделю или каждый день. Но тогда я бы умер, а ты только представь мою горечь, если б мы не встретились - ты и я. Унтершарфюрер Вилли Вейнбрандт находил очень забавным смотреть, как я вылизываю плевки. Пробовал когда-нибудь, герр комиссар? Нет? Но ты пробовал распинать людей. Не думал, что распинаемому больно?
Царштейн в отчаянии прижался к стене, пытаясь спастись от фанатичных глаз Легионера.
- Ты не ответил. Пробовал?
- Нет, герр солдат.
Малыш плюнул на пол.
- Вылижи.
У Бруно Царштейна закружилась голова. Казалось, он вот-вот упадет в обморок. Он как зачарованный смотрел на слизистый комок на полу бункера. Нам всем приходилось вылизывать плевки. Мы знали, что шевелится в теле Царштейна.
Малыш схватил его и швырнул на пол.
- Лижи, товарищ комиссар-убийца!
Легионер кольнул его штыком в шею.
- Ищите и обрящете, - хрипло сказал он. - Аллах велик.
Царштейна начало рвать. Казалось, его желудок выворачивается наизнанку.
- Черт возьми, - спокойно сказал Легионер. - За такие вещи в Фагене сурово наказывали!
Он пнул энкаведиста в бок, и тот покатился по полу.
Легионер с доверительным видом наклонился над ним.
- Твои собратья-эсэсовцы кастрировали меня кухонным ножом в сортире. Видел когда-нибудь что-то подобное?
- Нет, герр солдат.
- Господи, до чего ж ты невинен! - Голос Легионера резал, как нож. Звук его я помню по сей день. - Скольких ты кастрировал в своих концлагерях?
- Ни одного немца, герр солдат. Только антисоциальных элементов.
Воцарилось зловещее, почти дьявольское молчание. Комиссар пополз к остальным пленным, но они, его товарищи, попятились в ужасе.
- Значит, только антисоциальных элементов, - сказал Легионер, словно думая вслух. Слово "антисоциальных" он произнес со смаком. Потом яростно закричал: - Вставай, отродье шлюхи, а то освежую заживо!
И стал пинать комиссара, который пытался защищаться вытянутыми руками.
- Говоришь "антисоциальных", проклятый ублюдок? В глазах твоих собратьев-эсэсовцев мы все здесь антисоциальные. Думаешь, это дает тебе право считать нас полулюдьми? Снимите с него брюки! - рявкнул он.
Малыш и Плутон буквально содрали одежду с комиссара, который громко вопил, будто испуганное животное.
Легионер достал боевой нож и попробовал большим пальцем остроту лезвия.
Тут бункер огласила отрывистая команда:
- Отделение, смирно!
Мы, вздрогнув, повиновались.
В дверях бункера стояли гауптман фон Барринг, лейтенант Бендер и Старик. Неторопливо стряхивая снег с шинели, фон Барринг сделал несколько шагов вперед. Равнодушно посмотрел на пленных и полуголого, пытавшегося спрятаться комиссара.
- Кончайте, ребята. - Фон Барринг повернулся к нам. - Пленных нужно отправить в штаб полка. Забыли?
Порта начал объяснять, но фон Барринг оборвал
его.
- Ладно-ладно, Порта, я знаю, что ты скажешь. - Указал на пленных. - С этими людьми разберутся, будьте уверены, но мы не палачи. Запомните это, и чтоб я больше не видел ничего подобного. На сей раз оставим случившееся без внимания.
- Неужели мы не можем их наказать? - упорствовал Порта.
- Нет, предоставьте это штабу. - Фон Барринг кивнул Старику, тот подозвал нескольких пехотинцев из Шестьдесят седьмого полка. - Отведите пленных в тыл, - приказал фон Барринг унтер-офицеру. - Головой отвечаешь за их безопасность.
Когда пленные выходили, Малыш ткнул комиссара штыком в бедро. Тот громко вскрикнул.
- Это что такое? - угрожающе спросил фон Барринг.
- Один из пленных наступил на гвоздь, - с невинным видом ответил Порта.
Фон Барринг и Бендер, не сказав ни слова, вышли из бункера.
- Черт возьми, - выругался Легионер, - мы только вошли во вкус. Почему фон Барринг вечно вмешивается в наши развлечения?
- Тут нечестное соперничество, - объявил Порта и злобно посмотрел на Старика. - Твоя работа? Ты донес фон Баррингу, так ведь?
- Да, я, - твердо ответил Старик. - Вы все сделали бы то же самое, если б не лишились рассудка.
- Следующий комиссар, который попадется мне в руки, сразу же получит пулю в затылок, - объявил Малыш, потрясая пистолетом.
- Может, нам позволят разделаться с этими грязными псами, когда Хинка побеседует с ними частным образом, - задумчиво произнес Легионер.
Боевая группа с громадным трудом шла по непроходимой местности. Мы стонали, спотыкались, шатались в снегу, который словно бы всасывал нас при каждом шаге.
Вскоре самые слабые стали бросаться с плачем в снег и отказывались идти дальше. Их колотили прикладами, пока они не поднимались. На заснеженном ландшафте мы походили на отряд маленьких, черных муравьев.
Нам приходилось сражаться за каждое село. Когда мы думали, что выбили противника, русские снова набрасывались на нас, как волки.
Пятая рота вошла в колхоз чуть южнее Джурджен-джи. Мы совершенно выбились из сил. Сняли шинели, снаряжение и повалились на солому. Потом раздались выстрелы. Яростные очереди из русских автоматов. Послышались крики и вопли.
- Иван, Иван, тревога, тревога! - закричали часовые. Мы бросились в укрытие, стреляя по сибирским стрелкам, которые надвигались со всех сторон.
- Выходи! - крикнул Старик, схватив автомат и несколько гранат. И выскочил из дома без шинели и кепи.
Мы беспорядочно засуетились, но через несколько секунд были снаружи, в темноте.
Искавший вшей Плутон выскочил голым до пояса. Побежал с автоматом вокруг дома и наткнулся на трех русских. Те повисли на нем, пытаясь заколоть его ножами. Заревев по-бычьи, он стал отбиваться ногами, кусаться и стрелять. Один из русских пополз по двору на брюхе. Двух других он схватил за горло и отшвырнул. Одному располосовал грудь автоматной очередью, другой упал в снег с ножом по рукоятку в груди.