Буддийская философия и тайны восточных единоборств, политические авантюры и низменный экономический шантаж - все сплелось в один тугой узел для профессионального убийцы Киллера и бывшего спецназовца Волкодава, призванных не побеждать, а ликвидировать своих противников.
Содержание:
-
Киллер 1
-
Опер 4
-
Киллер 6
-
Опер 8
-
Киллер 10
-
Опер 11
-
Киллер 13
-
Опер 15
-
Киллер 17
-
Опер 19
-
Киллер 21
-
Опер 24
-
Киллер 25
-
Опер 27
-
Киллер 30
-
Опер 32
-
Киллер 33
-
Опер 35
-
Киллер 37
-
Опер 38
-
Киллер 40
-
Опер 42
-
Киллер 45
-
Опер 48
-
Киллер 51
-
Примечания 53
Виталий Дмитриевич Гладкий
Чужая игра
Киллер
Долгожданная встреча с родиной оказалась горше полыни. Вместо теплой встречи, пусть и не с фанфарами, я угодил в тюрьму.
Вернее, даже не в тюрьму, а в куда более нехорошее заведение, где немедленно начали сбываться мои самые мрачные предположения, которые я таил в глубине души не только от себя, но и от своих новых друзей - спецназовца ГРУ Волкодава и бывшего "солдата удачи" Сидора. (Мы вместе возвратились из Греции домой на теплоходе, естественно под чужими именами.)
И зачем только я поддался на уговоры шефа Волкодава, полковника Кончака, сулившего мне свою защиту и покровительство? Мог бы давно сообразить, что место такому изгою, как я, если и не в зоне, то в могиле точно.
Человеку моей "специальности" - будь она трижды проклята! - нечего делать в мире людей. Нельзя ни простить, ни понять, а тем более оправдать подобных мне отверженных, готовых в любой момент совершенно хладнокровно нажать на спусковой крючок пистолета или винтовки, чтобы отправить на небеса чью-нибудь, пусть и очень грешную, душу.
Наемный убийца - не бич Божий. Киллер - это исчадие ада, пусть и попал он туда не по своей доброй воле, а по велению случая или по прихоти судьбы. Как, например, я.
А потому убийца всегда должен знать, что за чужую жизнь, которую он у кого-то отобрал насильно, ему придется отдать свою. Притом очень скоро. В наше быстротекущее время возмездие если и опаздывает, то весьма редко…
Новороссийск мне понравился с первого взгляда. Уж не знаю почему. В принципе город как город, ничего особенного. Разве что за исключением моря, будившего ностальгические воспоминания.
Легкий бриз пенил волны, гоняя по морю белые барашки, а соленая синь у горизонта растворялась в голубом мареве, пронизанном мириадами золотых солнечных нитей. В итоге над морем трепетала на ветру полупрозрачная ткань невиданной красоты. Хорошо…
Я так соскучился по родине, что мне в Новороссийске нравилось все. Даже трубы цементного завода, дымившие днем и ночью.
С каким наслаждением я прислушивался к звукам родной речи! Разговоры случайных прохожих казались для меня настоящей музыкой. Да что там музыкой - величественной симфонией.
И я купался в ее незримых волнах, наслаждаясь каждой ноткой…
В Новороссийске мы поселились в ведомственной гостинице Министерства обороны. И пока Волкодав и Сидор где-то пристраивали наши деньги, я валялся в номере, обложившись газетами и журналами, - запоем читал все, что только попадалось под руку.
В дверь номера постучали резко и требовательно. Я сразу заподозрил неладное, но иного выхода, как впустить посетителей, у меня не было.
Едва щелкнул замок, как в номер ввалились крепкие ребята в маскировочной униформе с автоматами на изготовку.
Вслед за ними вошел офицер в чине капитана, чересчур молодой и исполнительный, чтобы с ним можно было спорить.
- У меня приказ, - отчеканил он. И кивком указал на выход. - Вам необходимо ехать с нами.
Он смотрел на меня сурово и требовательно. Что с него возьмешь - зеленка. Приказ получен и - ура. Без страха и сомнений. Мне бы его заботы…
Сопротивляться я не стал.
И вовсе не потому, что был не в состоянии. Что такое для меня три человека, пусть и вооруженные до зубов, но в тесной комнате, где им просто негде развернуться?
Я решил не конфликтовать с военными. И все из-за теплившейся в душе надежды на полковника Кончака, который обещал мне не только свое покровительство, но и помощь в поисках семьи.
Меня под конвоем доставили на аэродром. Правда, ехал я туда не в "воронке", а на мягком сиденье "Газели". А затем военно-транспортным самолетом вывезли в неизвестном направлении.
Я знаю лишь то, что летели мы четыре часа и двадцать восемь минут. Мне всегда удавалось после соответствующих тренировок определять время с точностью до секунды, словно внутри меня тикал хронометр.
Еще в воздухе на меня надели наручники, а когда приземлились, на голову напялили колпак из плотной черной материи, закрывший глаза.
Потом меня везли в машине, еще почти два часа, а точнее - час и пятьдесят семь минут. А затем запихнули в камеру-одиночку размером с просторную могилу.
Там была лишь железная койка без матраса, застеленная тонким одеялом, откидной столик и параша, похоже числящаяся на инвентарном учете со времен культа личности. Но стены недавно покрасили, и едкий запах растворителя еще витал в воздухе, вызывая неприятные ассоциации.
Я не стал терзать себя размышлениями, а просто лег и уснул.
Что поделаешь - карма…
После завтрака - несмотря на то что камера оказалась настоящим каменным мешком без единого окна, я точно знал, который час, - меня, снова в наручниках, повели на допрос.
Комната, куда меня доставили, запросто могла служить камерой пыток в еще недавние по историческим меркам времена.
Но теперь здесь стоял обычный письменный стол, кресло, медицинская кушетка и нечто наподобие электрического стула, но без обязательных кабелей для подачи напряжения и металлического колпака, надевающегося на голову смертника во время исполнения приговора.
Я, конечно, никогда не видел такой стул в натуре, но смотрел американские фильмы и кое-что читал по этому поводу.
Комната оказалась достаточно освещенной и даже проветривалась, но на окнах были решетки. Сводчатые потолки подталкивали на мысль, что когда-то здесь находилась монашеская трапезная. Мне даже показалось, что сквозь густой слой побелки проглядывают лики святых.
Но скорее всего, я ошибался. Просто разыгралось воображение. Иногда со мной такое случается…
Усадив меня на стул, сопровождавшие, судя по форме десантники, удалились.
Я поднял голову и настороженно уставился на двух человек в гражданских костюмах, которые смотрели на меня с любопытством.
Один из них, постарше, уже с проклюнувшейся лысиной на крутолобой русой голове, сидел в кресле. В его взгляде просматривалась уверенность человека, привыкшего командовать.
Второй, рослый и, судя по распирающим пиджак мышцам, очень сильный и хорошо тренированный, стоял чуть сзади первого, прислонившись к стене, окрашенной белой масляной краской.
Этот был здорово похож на "быка", коих нанимали мафиозные структуры. Впрочем, парней с такой крепкой статью хватало и в специальных подразделениях.
Это был вполне определенный человеческий тип, способный лишь на минимум мыслительного процесса. Такие люди, образно говоря, различают всего два цвета - белый и черный. И никаких полутонов. Свой или чужой - вот и вся их философия…
У меня создалось впечатление, что я попал на консилиум к известным медицинским светилам. Оно еще больше усиливалось странными запахами, витавшими в воздухе, - хлорка, валериана и еще что-то, мне незнакомое, но неприятное.
- Здравствуйте, Карасев, - негромко сказал сидевший в кресле.
Я смотрел спокойно и невозмутимо, будто и не прозвучала только что моя настоящая фамилия.
Дело в том, что по паспорту, полученному из рук полковника Кончака в Пирее перед самым нашим отправлением на родину, я значился как Алексей Листопадов.
А по другим бумагам был мелким бизнесменом, недавно открывшим частное предприятие и теперь ищущим контакты с греческими коллегами. Кажется, на предмет импорта оливкового масла и еще чего-то.
Меня даже снабдили печатью предприятия и уставными документами. Имел я и командировочное удостоверение с отметками "прибыл - убыл".
Я знал, что и паспорт, и остальная часть моей легенды были подлинными.
Пока мы с Волкодавом и Сидором были в Греции, нашли и детский дом, где я по идее воспитывался до шестнадцати лет, и техническое училище, куда меня направили, чтобы я продолжил свое образование, и завод, на котором мне довелось работать около трех лет, пока не уволился в связи с уходом в армию, и воинскую часть, где я дослужился до прапорщика-сверхсрочника, а затем попал под сокращение.
Все соответствовало действительности, за исключением одного: прапорщик Листопадов погиб в Таджикистане под обломками взорванного "борцами за свободу" дома вместе с семьей - женой и двумя малышами.
Просветили меня и насчет других деталей легенды: все мои фотографии, у кого они сохранились, были изъяты, родителей жены прапорщика тайно переселили за Урал, а сослуживцев, помнящих Листопадова, перевели в другие части, вымарав из послужных списков данные о их совместной службе.
Правда, товарищей по оружию осталось всего ничего: многие, как и прапорщик, были погребены под обломками того же злосчастного дома.
Скорее всего, документы готовились для кого-то другого - уж больно оперативно сработали подчиненные Кончака в России.
Но меня это не касалось. Мне нужно было легализоваться. А моя ксива и впрямь была железной. Если, конечно, не сильно глубоко копать.
Так что сидевший в кресле гражданин начальник, как и полковник Кончак, скорее всего, работал в военной разведке. И возможно, выполнял его поручение. А иначе откуда бы ему знать мои установочные данные?
Но, наученный горьким опытом, я не верил никому и ничему. А потому решил повременить с откровениями.
- Неплохо, неплохо… - сказал лысоватый. И добродушно ухмыльнулся. - Вас невозможно застать врасплох, - продолжил он. - Для военного разведчика это огромный плюс.
- Во-первых, к военной разведке я не имею никакого отношения. А во-вторых, я не понимаю, о чем вы говорите.
- Ладно, я не буду вас больше провоцировать, прочитайте ваше досье сами.
Лысоватый кивнул, и здоровяк передал мне тощую папку с грифом "Совершенно секретно". При этом он не упустил момента поиграть своими внушительными мышцами.
Чудак-человек… Он думает, что сила в больших мышцах. Это опасное заблуждение.
Настоящая сила состоит из многих компонентов. И главный из них - твердость духа. А следующий - бесстрашие. И так до бесконечности. Без масла в голове это трудно понять…
Немного помедлив, я недоуменно пожал плечами и раскрыл папку. Притом с обидой: могли бы для меня и расстараться, купить что-нибудь получше.
А я держал в руках обычный канцелярский ширпотреб с ботиночными тесемками.
Данных было немного; по объему - несколько машинописных листов. Всего ничего. Кое-что из того, что находилось в досье, я уже знал - мне рассказали Волкодав и Сидор.
В общем, ничего нового о себе я не узнал. За исключением некоторых предположений. Которые, как говорится, к делу не пришьешь.
А ведь на теплоходе нас могли и подслушивать, так как, опьяненные воздухом свободы, мы болтали, совершенно не таясь и не стесняясь в выражениях.
Конечно, беседовали мы не среди пассажиров, и даже не вблизи их, а в уединенных местах, чаще всего на верхней палубе, у борта. Но при современном уровне специальной техники подслушать нас было раз плюнуть.
- Вы меня с кем-то путаете, - сказал я невозмутимо. И положил папку на стол. - Мои документы у вас?
- У нас, у нас… - развеселился старший. - Нет, вы и впрямь мне нравитесь… прапорщик Листопадов, ха-ха-ха… Меня зовут Евгений Викторович.
- Очень приятно… - вежливо буркнул я.
- Ну, предположим, это пока не совсем соответствует истине. Пока. А чтобы вы больше не сомневались, что попали куда нужно, для начала посмотрите мое удостоверение личности. - Он достал из нагрудного кармана красную книжицу, и она таким же макаром, как и досье, перекочевала в мои руки.
"Абросимов Евгений Викторович… полковник…" Дата выдачи, печать, подпись командующего. Ксива серьезная.
Ну и что? Мне-то какое дело до полковника Абросимова? Я имею дело с другим служивым, принадлежащим к другой конторе. А у них там четкое разделение функциональных обязанностей. Это я уже знал.
- Вы служите во внутренних войсках? - спросил я, возвращая удостоверение.
Спросил, лишь бы что-нибудь сказать. Будь этот полкан хоть фельдмаршалом, мне он до лампочки.
- Это такая же липа, как и ваш паспорт, - ответил, явно рисуясь, Абросимов. - Мы служим - и все.
- И зачем я вам понадобился?
- Хе-хе… Вас передал мне полковник Кончак. Надеюсь, вы еще не забыли его?
"Передал… мне…" Блин! Меня это слово резануло по душе как бритва. Ты, паря, чеши языком, да знай где. И кого.
Сволочи! Передал… Будто я вещь.
Однако внешне я все так же был невозмутим. Эмоции лучше спрятать подальше. Чересчур много странностей в этом "приглашении на беседу".
- Я и не знал его.
- Это неправда.
- Вы ошибаетесь, товарищ полковник. Вы меня с кем-то путаете. Я - Алексей Листопадов. И в армии уже не служу. У меня сейчас есть маленький бизнес.
- Да-а, вы крепкий орешек, Карасев.
Полковник как-то странно глядел на меня, будто чего-то ждал.
- Очень крепкий орешек…
Я заметил, что здоровяк то и дело украдкой посматривает на наручные часы. Тоже чего-то ждет? Чего или кого?
- Как вы себя чувствуете? - вдруг спросил Абросимов.
- Нормально, - ответил я осторожно.
Мне был непонятен смысл вопроса. Что он задумал? По настороженному пытливому взгляду полковника я вдруг понял, что он готовит мне какую-то пакость.
И в это время у меня в голове будто взорвалась бомба. Видимо, мне что-то подмешали в утренний кофе - какую-нибудь пакость, изобретенную в засекреченных лабораториях спецслужб.
Я сжал виски, пытаясь избавиться от все усиливающегося грохота в черепной коробке. Но из глаз, куда, казалось, проник дым от взрыва, вдруг бурно полились слезы.
Фигуры Абросимова и здоровяка начали расплываться. А затем и вовсе растворились в сером колеблющемся тумане.
Он постепенно вливался в уши, рот, ноздри и затапливал тщетно бьющуюся в отчаянной схватке с мраком угасающую искру сознания…
Очнулся я крепко привязанным к "электрическому стулу". Это я понял сразу, едва ко мне начало возвращаться сознание.
Еще не открыв глаза, я пошевелил руками и убедился, что вязали меня на совесть и со знанием дела. Это понятно - даже тот мизер фактов, что фигурировал в моем досье, предполагал при работе со мной повышенную степень безопасности.
Я поднял тяжелые веки. Злость грызла мое сердце, но я решил не подавать виду.
А ведь я сразу почуял, что кофе имеет какой-то странный привкус. Но списал это на тюремные условия. Идиот!
Рядом со стулом, напротив, стоял Абросимов, с нездоровым интересом наблюдая за моими попытками сесть ровно.
Позади него находились здоровяк и еще один человек с невыразительным землистым лицом и пронзительными синими глазами; они казались покрытыми ледяной скорлупой.
- Вот и ладушки… - сказал Абросимов. И довольно ухмыльнулся. - Мы проснулись… - Он сказал это как заботливая нянька.
Ути-пути, ути-пути… мать твою!.. Урод плешивый.
- Что… что вы со мной сделали? - спросил я непослушным языком.
Спросил, а сам уже все понял. Наверное, в кофе подмешали сильнодействующее снотворное нового поколения, о котором мне говорил Волкодав.
Его можно было дозировать таким образом, что человек засыпал точно в рассчитанное время и на столько, насколько необходимо.
Снотворное не применялось в медицинской практике из-за побочных эффектов, но охотно использовалось спецслужбами. Как нашими, так и зарубежными.
- Маленький эксперимент… хе-хе… - засмеялся Абросимов.
Он просто лучился от предвкушения удовольствия. Паскудник…
Полковник довольно потирал руки. Теперь я точно знал, что меня будут пытать. Притом с применением запрещенных разными международными конвенциями ноу-хау… чтоб им дрын в глотку, этим ученым умникам, разрабатывающим всякие пакости.
Скоро из-за их извращенных умов Земля полетит в тартарары, а они все изобретают.
- Успокойтесь, Карасев. Вы просто ответите на наши вопросы. Честно и без утайки. - Он снова противно хихикнул.
Я хотел возмутиться, но тут со мной что-то случилось. Мне вдруг стало весело и безумно захотелось болтать о чем угодно и до бесконечности.
Наверное, у меня был совершенно глупый вид, потому что Абросимов насмешливо покачал головой и приказал:
- Ливенцов, ты свободен. Баркасов, принимайся за дело.
Здоровяк поспешно удалился. Синеглазый Баркасов подошел ко мне вплотную.
- Фамилия! - отрывисто спросил он.
- Карасев… Так мне сказали.
- Кто сказал?
- Полковник Кончак.
- А сами разве не знаете?
- Я забыл.
- Черт возьми, что он болтает! - подскочил Абросимов. - Сколько ты ему вколол?
- Как обычно, два кубика. И прошу вас, товарищ полковник, не мешайте. Время…
- Ладно, продолжай… - буркнул Абросимов.
- Откуда вы приехали?
- Из Греции.
- Что вы там делали?
- Искал Сеитова.
- Кто такой Сеитов?
- Это несущественно, - перебил Баркасова полковник. - Сеитова мы и без него знаем.
- Вы встречались в Греции с Толоконником?
- Кто такой Толоконник?
- Да или нет!
- Нет.
- Но вы о нем что-либо слышали?
- Да.
- Что именно?
- Точно не помню…
Я уже все понял - меня "прокачивали". И пытался изо всех своих сил противиться действию "сыворотки правды".
О Толоконнике я и впрямь мало что знал.
Волкодав и Сидор не посвящали меня в свои секреты, хотя по обрывкам их разговоров я составил некоторое представление об этом человеке.
Этот человек был бандит, кажется киллер мафии, и работал на спецслужбы. Он сбежал в Грецию, откуда принялся шантажировать своих работодателей. Вот и все, что я знал.
Волкодав получил задание на ликвидацию Толоконника. Так вышло, что я помог ему.
Правда, Толоконник попал в руки полковника Кончака живым. Но я бы не поручился, что киллер, этот трижды глупец, надумавший сразиться со спецслужбами, проживет слишком долго.