Где-то здесь был кабинет Ильи. Хмель пинал ногами двери наугад. Одна из них от удара распахнулась. Здесь! Хмель втолкнул Суворкина в кабинет, изнутри закрыл дверь на задвижку, но этого ему показалось мало, и он подпирал дверь всем, что было в кабинете: в ход пошли столы, стулья и даже шкаф. Хмель орудовал в темноте, не смея зажечь свет.
За окном в ночи угадывалось зарево. Видимо, где-то огонь уже вырвался наружу.
Минут через десять примчалась первая пожарная машина.
* * *
Хмеля допрашивали в одном из вскрытых кабинетов офисного здания. Огонь уже потушили, но помещения успели пропитаться запахом гари.
С Хмелем беседовали и оперативники в штатском, и люди в милицейской форме: народу было много, несмотря на то что за окном царила глубокая ночь, – двойное убийство в сочетании с таким обширным пожаром было событием неординарным.
Рассказывая обо всем подробно, Хмель о пожаре как раз говорил скупо. Ну, загорелось. Вижу – дым, потом огонь стал прорываться. О причинах, мол, не знаю. Может, это убийца хотел замести следы? Или нас выкуривал из укромного местечка? Он надеялся, что и Суворкин догадается лишнего не говорить о поджоге. Потому что посадят. И никому не объяснишь, что ты просто спасался таким варварским и недешевым способом. Что очень жить хотелось.
Часа через полтора приехал человек, которого, в отличие от всех прочих здесь, Хмель знал в лицо. Тот самый дядя, который, посулив Хмелю всяких неприятностей, вынудил его стать живой приманкой для Грибника. Это из-за него Хмель согласился какое-то время пожить в своей квартире под присмотром похожего на кавказца опера Шурика.
Мужчина бросил хмурый взгляд на Хмеля, здороваться не стал, взял в руки стопку листков с показаниями и прочитал их от начала до конца, не убирая со своего лица хмурой гримасы.
– Ты его видел? – спросил он, не глядя на Хмеля.
Про Грибника речь, не иначе.
– Только силуэт, – ответил Хмель.
– Опознать сможешь в случае чего?
– Нет. Лица я не видел.
– Ну как же так! – сказал в сердцах собеседник.
А вот так, хотелось ответить Хмелю, но он благоразумно промолчал.
Мужчина долго смотрел Хмелю в глаза, и что-то в его взгляде было. Может, неприязнь к Хмелю?
– Ты ведь не случайно оказался здесь, рядом с этим Оганезовым? – спросил милиционер.
– Разумеется.
– Почему ты вышел на него? Ты его в чем-то заподозрил?
Собеседник взмахнул листками с показаниями Хмеля. Там действительно ничего не было о том, почему Хмель решил встретиться с Оганезовым. Начинался рассказ Хмеля с того, что он попросил Суворкина устроить ему встречу с Ильей. А по какой причине – ни слова. Об этом Хмеля опера не расспрашивали – он и не говорил.
– Просто смутная догадка, – ответил Хмель. – Я увидел в подъезде… там, где я жил… надувной шар…
– Шары, – поправил милиционер.
– Шар. Один.
– Их было много, – сказал милиционер и посмотрел внимательно, словно силился понять, отчего это собеседник так чудит.
Что-то происходило.
Хмель замялся.
– Когда ты убегал из квартиры, – сказал милиционер, – где погиб наш сотрудник…
Хмель заерзал на стуле.
– Ты видел там шары?
– Я видел шар.
– Где?
– На первом этаже.
– На первом? Точно?
– Да.
– Где он был?
– Под потолком.
– Правильно, – сказал милиционер. – А на том этаже, где твоя квартира, прямо над входной дверью, целая гроздь таких шаров…
– Нет, – покачал головой Хмель. – Я не видел.
– Возможно, – не очень уверенно сказал милиционер.
Парень пребывал в шоке. Вышел из квартиры, как лунатик. Не в себе был сильно. Хотя как можно было такое не заметить?
– На него почему не среагировали, – сказал милиционер. – Он же сказал, что завезет подарки ко дню рождения внучки. Вот подъезжает, вышел из машины, гроздь шаров такая, что лица не видно…
– Но это кто был? – силился понять Хмель.
– Убийца.
– Хозяин моей квартиры?
– Почему хозяин?
– Я по телефону с хозяином говорил. Я его голос знаю.
– Он с тобой и говорил, – подтвердил милиционер. – Под контролем. Убийца его нашел. Заставил позвонить тебе, договориться о встрече. А потом убил. И приехал сам.
– Как же можно было хозяина найти?
У Хмеля уже ехала крыша.
– По базам данных, – сказал милиционер. – Которые в Москве продаются на каждом углу. Квартира, которую ты арендовал, приватизирована и записана на Пустовойтенко М.Ю. Правильно?
– Да.
– Он по адресу мог это вычислить через базу данных БТИ. Потом взял другую базу данных – по прописке. А там уже видно, что Пустовойтенко М.Ю. прописан по другому адресу. Там и искал. Если бы ты знал, насколько все мы беззащитны. Как легко получить информацию на каждого из нас.
– Зачем вы мне это говорите? – зло прищурился Хмель.
Этот мужик снова пытался его подмять, растоптать его волю.
Собеседник невесело усмехнулся.
В груди Хмеля закипала злость.
– В общем, он вошел в подъезд, прикрываясь этими шарами, – сказал милиционер. – И пока поднимался наверх, никто его лица не рассмотрел. Ему наш сотрудник дверь открыл…
Что было дальше, Хмель уже знал.
– И там эта связка шаров так и осталась – под потолком над входной дверью, – вздохнул милиционер. – А ты, значит, уже на тот шар среагировал, который он у лифта упустил.
Вполне возможно. По крайней мере многое здесь совпадало. Да и зачем Хмелю лукавить?
– Оганезов вас привез сюда, – вернулся к интересующей его теме милиционер. – И вызвал своего сообщника. Так?
– Да.
– Как вызывал? Слова Оганезова сможешь воспроизвести?
Хмель повторил все, что говорил Илья.
– Как думаешь, это был действительно кто-то из его сотрудников? – спросил милиционер.
– Я не уверен.
– Почему? – быстро спросил сыщик, будто боялся, что Хмель сейчас забудет что-то важное.
– Потому что в том, что говорил Илья, была вся самая важная информация для его сообщника. Для этого Грибника.
Милиционер глянул непонимающе.
– Я так называю убийцу, – пояснил Хмель. – В общем, там все было понятно – независимо от того, со своим коллегой Илья говорит или просто с подельником. Илья дал знать, что он меня нашел, что он будет в офисе и что надо подтягиваться туда.
– Какой у него коллектив? – спросил собеседник Хмеля, обращаясь к местным пинкертонам. – Установлено количество?
– Шесть или семь человек.
– Адреса?
– Главбуха адрес выяснили. За ней уже поехали. Через нее всех остальных…
– Поторопитесь, – сказал милиционер. – И всех выдергивайте одновременно.
Снова повернулся к Хмелю.
– Про Оганезова ты догадался, когда он закурил сигарету, – ткнул он пальцем в листки с показаниями Хмеля. – Только из-за сигарет ты всполошился?
– Угу, – Хмель судорожно вздохнул. – У меня в мозгах сразу так бабахнуло! Перевернулось все. И я по-другому увидел то, что происходит. Разговор этот, когда Илья звонил, я понял иначе. И вообще…
– Прозрел, одним словом.
– Типа того, – кивнул Хмель.
– Значит, Оганезов мог быть там, в лесу?
– Мог. Я ведь не знаю, их там трое было или четверо. Но он мне сказал, что сигареты – не его.
– Какие сигареты?
– "Голуаз". Их наверняка курил Грибник.
– Но Илья с ним заодно? – продирался к истине милиционер.
– Заодно, это точно. Я не знаю, каким он боком. Может, он с этими отморозками вместе по лесу бегал. А может, организовывал параллельную игру. Он, а не толстый Жора. Такое тоже может быть. У Ильи клиентура, кстати, подходящая. Он праздники организовывал для богатых буратин. Для тех, кто уже от всего устал: от Парижа, от Багамских островов, от круизов всяких. Им уже экстрим настоящий подавай. Так что, возможно, это кто-то из его клиентов.
Хмель прикинул кое-что в уме.
– И еще есть вариант, – добавил он после паузы. – Грибник – это такой сопровождающий. Ну вот как Виталик и Серега были. Они клиентов сопровождали в лес, организовывали там все, присматривали, в общем, за игрой. Так что Илья тоже мог кого-нибудь послать вместе со своими игроками. Мало ли что.
– В любом случае это кто-то, кого он хорошо знал, – подытожил милиционер. – Кто-то из его окружения.
Он взял в руки мобильник и набирал телефонный номер.
– Я хочу уехать, – сказал Хмель.
– Куда? – спросил невнимательно милиционер.
– Из Москвы.
– Куда? – повторил милиционер.
– Не скажу.
Милиционер невесело рассмеялся, хотел ответить Хмелю, но не успел, его абонент откликнулся.
– Это я, – сказал милиционер. – Ну, где вы? Подтягивайтесь, я тут жду, на Профсоюзной. В общем, прояснилось. Нет, его тут нет, но уже понятно, где искать. Ага. Подъезжайте.
Спрятал мобильник в карман, долго смотрел на Хмеля, будто силился вспомнить, что хотел сказать, потом произнес:
– Мы можем успеть его взять, а можем не успеть – так тоже бывает.
– Не надо угрожать! – зло ответил Хмель. – Я все равно уеду!
– Ты не уедешь, – сказал милиционер. – Тебе сейчас выпишут повестку на допрос. На девять утра. Так что надо быть. А иначе мы объявим тебя в розыск. А до утра тебе лучше здесь побыть, среди людей. Мало ли что…
– Давайте повестку! – требовательно протянул руку Хмель.
Милиционер не шелохнулся, смотрел вопросительно.
– Давайте! – повторил Хмель. – Но до девяти утра я все-таки свободен? Нет оснований меня задерживать?
– Выпишите ему повестку! – со вздохом распорядился милиционер.
Через четверть часа он лично проводил Хмеля к выходу из здания.
– Может, все-таки останешься? – спросил он напоследок.
– Нет.
– Как знаешь. Но в девять я тебя жду.
В девять, как надеялся Хмель, он будет уже далеко от Москвы.
В разгромленном, наполовину выжженном вестибюле пожилой мужчина с трясущимися руками что-то втолковывал молодому. Молодой выглядел не лучше: лицо как маска. Он пребывал в шоке. Доносились обрывки фраз пожилого:
– Ну, так получилось… Радуйся, что не в твое дежурство… Ты живой, ты будешь жить…
– Может, ему врача? – предложил милиционер, отвлекшись на мгновение от Хмеля.
– Не надо, – замотал головой пожилой. – Отоспится, в себя придет.
У входной двери милиционер расстался с Хмелем. Ничего не сказал напоследок, только похлопал покровительственно по плечу. После этого направился в зал, заставленный рядами кресел. Здесь следственная бригада организовала подобие временного штаба. Суеты не было. До утра осталось совсем ничего. Все были медлительны, как сонные мухи.
– Помещения в здании все осмотрели? – спросил милиционер.
Ему ответили, что все.
Это означало, что никого больше найти не удалось. Ушел Грибник. Исчез, воспользовавшись суматохой. Оставил после себя два трупа, частично сгоревшее здание да троих чудом спасшихся людей: Хмеля, Суворкина и второго охранника, проспавшего все страшные события в запертой дежурке.
– Показания снять удалось? – спросил милиционер. – Парень совсем никакой.
– Охранник?
– Да.
– Он тормознутый малость. А показания какие? Спал.
– Ну, давай, я почитаю, – сказал милиционер, садясь за стол.
– Вообще не его смена была. Дома поссорился, пришел на работу…
– Окурки чьи? – спросил милиционер. – Кто курил?
Взял служившую пепельницей жестяную банку, вытряхнул окурки прямо на столешницу.
– Кто?! – повторил так громко, что окружающие пришли в замешательство.
– Охранник.
"Голуаз". Четкая надпись читалась на окурках.
* * *
Пожилой все еще был в вестибюле. Осматривал пожарище и печально вздыхал. Он был тут по хозяйственной части, и ему предстояло это все восстанавливать.
– Где охранник?! – рявкнул милиционер.
– Ушел, – вздрогнув, отвечал завхоз. – Сразу за этим вот товарищем, которого вы провожали.
* * *
– Да, такая вот фигня, брат, – говорил Хмель. – Это и есть настоящий страх – то, что мы пережили. Все остальное – это детский лепет на лужайке, а не страх.
Они вдвоем с парнем шли по пустынной ночной улице.
Парень молчал. Он все время молчал. Хмель от него до сих пор не услышал ни единого слова. Все, что о нем знал Хмель, краем уха услышал от ментов, что это был охранник, коллега того бедолаги, которого Хмель увидел мертвым в туалете. И ему этого парня было искренне жаль. Стоит только представить себе: ты дрыхнешь в дежурке, в ус не дуешь, вдруг просыпаешься, а тут такие страсти. Бр-р-р!
– Бывает много круче, – сказал Хмель. – Как у меня, к примеру. Прикинь: меня сначала в лесу хотели убить, гоняли там, как загнанного зайца, я сбежал оттуда, повезло, так меня и тут достали! Тебе хорошо, ты спал, а я в это время бегал по этажам, опять как заяц. Вот это страсти! Это тебе не пузыри во сне пускать!
Он хотел приободрить своего спутника, но получалось не очень.
– Как звать вообще? – спросил Хмель и протянул руку. – Меня – Александр. Саша, в смысле.
Парень руку пожал, но не ответил. Странный он, конечно.
– Слушай, я бы к тебе не обращался, – сказал Хмель. – Но мы вроде как не чужие теперь, – он даже засмеялся. – После такой бурной ночи. Мне перекантоваться где-то надо. Домой возвращаться не могу. Ну, там фигня такая, долго объяснять. А мне себя в порядок привести, перекусить…
На самом деле ему надо было где-то отсидеться. Решить, что делать дальше. Куда бежать. Исстрадавшийся Хмель чувствовал близкую опасность всем своим перепуганным нутром. Он даже озирался время от времени по сторонам, страшась увидеть крадущегося в предрассветной темноте Грибника.
Спутник Хмеля закивал часто-часто. Хорошо, мол, я согласен.
– Спасибо! – сказал Хмель. – Ты меня выручил! А далеко вообще? Что за район? Метро какое?
Его спутник только махнул рукой в ответ. Пойдем, мол, тут недалеко, я покажу.
Они вышли на ярко освещенный перекресток, где, несмотря на практически полное отсутствие покупателей, призывно подмигивали огоньками никогда не закрывающиеся торговые палатки. Здесь Хмель увидел знакомый автомобиль. Серебристый "Лендровер". Глянул на номерной знак – Суворкина машина! Тут и сам Суворкин вышел из палатки.
– Ба! – сказал счастливый Хмель. – Какие люди!
Суворкин тоже обрадовался – его радость была искренней.
– Тебя только отпустили? – спросил он.
– Да, – ответил Хмель. – Приехал мент, который меня еще раньше допрашивал… когда в моей квартире застрелили их опера… и я застрял тут, как видишь. Тебя допрашивали?
– Да.
– Ты про пожар сказал?
– А что про пожар?
– Что я поджигал.
– А разве ты? – спросил Суворкин и выразительно посмотрел на спутника Хмеля.
Не при посторонних, мол.
Значит, он Хмеля не выдал.
– А Грибник ушел, – сказал Хмель. – Ты слышал?
– Слышал. Плохо дело.
– Не то слово. Я уезжаю.
– Куда?
– Еще не придумал, – признался Хмель. – Мне вообще кажется, что я приеду на вокзал, возьму билет на ближайший поезд…
– Лотерея, – понимающе сказал Суворкин.
– Ага. И одновременно гарантия того, что меня потом не вычислят. Если уж я сам до последнего не буду знать, куда поеду, так кто-нибудь другой – тем более. А ты уедешь?
– Ты думаешь, надо?
– Ты его видел. А он свидетелей не оставляет.
– Ну, как я его видел? – пожал плечами Суворкин. – В темном коридоре. С пятидесяти метров.
– Ты его не знаешь, – сказал Хмель. – Это такой урод! Он ни перед чем не остановится.
Суворкин все это время тяготился присутствием здесь третьего. Никак не мог понять, кто такой.
– Это свой, – сказал понятливый Хмель. – Собрат по несчастью. С нами там чуть не сгорел.
– В здании был, что ли?
– Ага. Дрых в дежурке у охранников. Он сам охранник.
– А-а, понятно, – кивнул Суворкин. – Ну надо же.
Отпустило его. Ушло волнение.
– Я сейчас к нему еду, – сообщил Хмель.
– Зачем?
– Помыться, поесть. И водки выпить, если честно. Перетрясся я. Что-то слишком много страхов мне досталось.
– Тогда – ко мне! – решительно сказал Суворкин.
Хмель не поверил. Промолчал.
– Ко мне! – повторил Суворкин. – Мы с тобой теперь имеем право!
А прозвучало так, будто они теперь чуть ли не братья по крови.
– Непривычно, – хмыкнул Хмель.
– В смысле?
– Я уже давно у тебя не работаю, и ты мне не шеф. А все равно как-то… Непривычно!
– Садись! – вместо ответа Суворкин решительно распахнул дверцу внедорожника.
Хмель бы сел, но оставался еще этот охранник. Неловко как-то. Только что к нему в гости набивался, и вдруг такой кульбит. А парень тоже настрадался. До сих пор немой.
– Слушай, может – втроем? – сказал неуверенно Хмель.
– Конечно! – великодушно согласился Суворкин.
Он бы сейчас, наверное, любое количество народа в свой внедорожник посадил – всякого, в кого ткнул бы пальцем Хмель. Так широко развернулась на радостях душа Суворкина.
Понятливый охранник не заставил себя уговаривать, споро взобрался на переднее сиденье. Суворкин услужливо захлопнул за ним дверцу и, обогнув машину, сел за руль. И Хмель готов был сесть. Распахнул дверцу. Да, эти буржуины – люди странные. Внедорожник, да? По пересеченной местности гарцевать – такое предназначение, ведь верно? По грязюке прохватить, по лужам полуметровым, где-то и засесть по брюхо самое, не без того, а потом машину из этой засады вызволять, и таким вот грязным и чумазым – в салон, за руль, а в салоне там что? Светлый беж и кожаные сиденья цвета слоновой кости. И грязными ботиночками – на эту вот красотищу?
Хмель замешкался и даже под ноги себе глянул – не слишком ли грязно. А под ногами и вправду была грязь. И в той грязи отпечатался след ботинка охранника. След Грибника. Этот рисунок подошвы Хмель помнил во всех подробностях. Как в лесу увидел, так и запомнил. На всю жизнь, наверное.
Он мог захлопнуть дверь и дать деру. У него было несколько секунд форы для того, чтобы скрыться в скупо освещенных дворах.
Суворкин уже сел за руль и обернулся, не понимая, почему замешкался Хмель.
И Хмель тоже сел в машину. Захлопнул дверцу. Он видел глаза Суворкина в зеркале заднего вида. И, обращаясь к тому Суворкину, который в зеркале, Хмель произнес таким беззаботным тоном, какой только смог изобразить:
– А вообще у меня все в порядке!
Их взгляды встретились. Суворкин что-то понял. Нервным движением завел двигатель. Излишне нервно. Хмель подумал, что Грибник наверняка это уловил. Спина Грибника сейчас была – как у мраморного дискобола. Одни мышцы. В страшном напряжении. Только пикни – он тут всех порвет.