Из приоткрытой дверцы джипа появилась сначала коротко стриженная голова, что совсем не шло тридцатидвухлетнему мужчине, потом высунулся АКМ с отпиленным прикладом, а потом вылезло само тело. Это тело подошло к "восьмерке" и расположилось в пяти метрах от лобового стекла. Еще секунда понадобилась на то, чтобы Фома передернул затвор и направил дульный срез автомата на переднее пассажирское сиденье "Жигулей".
– Мне конвой не нужен, Мартынов, – объяснил суть пертурбаций Рома. – Меня тоже в зоне не жаловали. Но учили там, судя по всему, лучше, чем тебя.
У Мартынова дернулось веко.
– Ладно… Артур Мальков – сын известного советского боксера Виктора Малькова, который оставил на счету одного из зарубежных банков крупную сумму денег на имя своего сына. Две третьих этой суммы Малькову-младшему не принадлежат в соответствии с неким договором. Я ищу Артура, чтобы удостоверить его личность, привести в банк, отдать треть и забрать две трети. Этого достаточно?
Гулько поморщился.
– Как этого может быть достаточно, когда я ничего не понял? "Некий договор", "две трети", "крупная сумма"… Ты что, руководитель пресс-службы ФСБ перед телекамерой общественного канала? Какой, блин, договор? Кого с кем? Что за "крупная сумма"? Откуда она взялась? Ты скажи, а я уж сам посчитаю. Слава богу, делить на три я умею.
– Мне нужен Метлицкий, – сказал Андрей, скосив взгляд на Фому с автоматом.
– Не понял…
– Мальков – один из вас. Мне нужно собрать вас вместе, чтобы разом решить проблему, кто из вас есть кто! Ты говорил, что в твоем дворе детства растет огромная сосна. Так оно и есть, черт возьми!
– Так в чем же проблема?
– Проблема в том, что Метлицкий помнит собаку, которая была привязана около его дома двадцать пять лет назад, и помнит, что дом был оранжевый! И это также правильно.
– Экая невидаль! Собак с каменного века к дому привязывают! А кирпич всю жизнь оранжевый, мать твою!
– Вообще-то, и сосны с палеозойской эры на Земле растут!! – хрипло закричал Мартынов. Ему сейчас нужен был шум. Было бы еще лучше, если бы раздалась автоматная очередь. При данных сложениях рельефа стрельбу слышно за три километра, а больше и не нужно…
– Так как же ты найдешь Малькова? Андрей, я теряю терпение. – Гулько поводил головой, как конь, у которого затекла шея. – Ты знаешь что-то важное и пялишь меня тут, на солнышке, как лоха! Шняга какая-то – сосны, собаки!.. Фома!
За время стояния у Фомы отяжелели руки, и ствол автомата опустился вниз. После вскрика Гулько тот сморкнулся в землю и снова поднял АКМ. Андрей увидел, как Маша в полумраке тонировки прижала к груди кролика. В памяти всплыл тот темный подъезд, из которого он уходил однажды ночью. И вспомнил, как в таком же полумраке ее рука, не давая двери захлопнуться, лежала на замке… Как и тогда, сейчас в темноте блестят ее глаза. Только уже не от тоски, а от дикого ужаса…
Американец почувствовал, как у него пересохло в горле.
– Ты избил свою шестерку, который поднял руку на женщину, а сейчас хочешь эту женщину убить? – Он не узнавал своего голоса. – Я не верю.
– Ты сам разрешил. Забыл? Фома…
Очередь из нескольких патронов заставила Мартынова дернуться всем телом…
Гильзы уже давно замерли в траве, а в воздухе до сих пор стояли клубы серой пыли. "Восьмерка", присев и шипя, стала наклоняться к правому переднему колесу.
– Дождя давно не было, – поморщился Гулько. – Дышать нечем. У вас там как с погодой, в Америке?
– Засуха, – кашлянув, выдавил Андрей, разглядывая взбугренную калибром 7,62 землю перед машиной. Поймав на лету опускающуюся травинку, сунул в рот и перевел взгляд на женщину. – Гулько, ты только что заработал "кровника". Посмотри на женщину.
Маша сидела, прижав ладони к груди, и кролика в ее руках уже не было видно. Наверное, он лежал на коленях или скатился под ноги.
– Мария мужественная женщина, – склонясь к стеклу, заметил Рома. – Она вела себя достойно, Мартынов. И даже не плакала, когда мой врач обрабатывал ей на лице рану перекисью водорода. А ты знаешь, как бывает больно, когда рану обрабатывают перекисью водорода? Андрей, ты должен был заметить, что я сделал с человеком, прикоснувшимся к твоей даме. И так я всегда делаю со всеми. Я не бью женщин, но вот пугать… иногда пугаю. Про запрет этого в законе нет ни слова. Или ты про мусорские законы речь ведешь?
Он еще хотел что-то добавить, но, бросив взгляд на трассу, осекся на полуслове. Его лицо перекосила волна ярости, и Мартынов заметил, как тот лихорадочно обдумывает дальнейшие действия. Трассу, мигая проблесковыми маячками, на огромной скорости пересекали две "шестерки" и "девятка", получасом раньше стоявшие на той стороне дороги…
– Гад!.. – рванулся Гулько к Андрею.
Не давая тому закончить разворот и твердо стать на землю, Мартынов обрушился на него всем телом и сбил с ног. Запутавшись в переплетении собственных конечностей, стокилограммовый Рома всем весом рухнул на Фому.
Машины были совсем рядом…
Первым на ноги вскочил Фома. Вскинув автомат, он тут же направил его в сторону американца. За эту очередь его, Фому, простят в любой зоне мира…
Сделав длинный выпад вперед, Андрей носком мокасина выбил защелку, и магазин с остатком патронов, сверкнув в воздухе стертыми гранями, завертелся в воздухе. Заканчивалась секунда его рывка, и Мартынов, падая уже почти на шпагат, ударил подошвой того же правого мокасина по затвору автомата. Латунный блестящий патрон, отражаясь из приемника, описал в воздухе параболу и врезался в траву. Нажимая на спуск, Фома опоздал на тысячные доли секунды. Все, что ему оставалось, это глупо смотреть на спусковой крючок, который под нажимом его пальца без усилий ходил взад-вперед… В войсках связи, где он когда-то служил, учили заряжать и разряжать автомат, чтобы охранять державу от посягательств вероятного противника. Но он впервые в жизни увидел, как оружие в его руках разряжает сам вероятный противник.
Оказавшись на земле и слыша топот, сопровождаемый криками, Мартынов привычно лег на землю и положил на затылок руки. Уже никто не тронет. Эти, которые орут, как чайки: "УБОП!", "На землю!", бить теперь будут тех, кто в машинах.
– Ты гад, Мартынов, – шепнул Гулько, лежа неподалеку от Мартынова. – У меня чувство какое-то было, что ты ссученный…
– Я тут ни при чем, – так же тихо заверил Андрей Петрович. – Это у тебя в бригаде говоруны у ментов харчуются.
– Мои люди слова не скажут!
– Лежать!!! Пасть закрыли!!! – раздалось над головой обоих.
– Особенно толстяк у тебя молчаливый, – выждав паузу, продолжил разговор Мартынов. – Так напрягся для молчания, аж обоссался…
В бок Андрея врезалась кроссовка.
– Дай ему еще, – попросил Рома невидимого Андрею борца с оргпреступностью и щелкнул на затылке пальцами. – Сделай "почки два раза"…
По всей видимости, тот чего-то недослышал в просьбе, или понял неправильно, но через мгновение Гулько заработал точно такой же удар.
За все время захвата прозвучало три одиночных выстрела и длинная автоматная очередь. По всем направлениям "розы ветров" слышалась возня, мат, перемежаемый вскриками, и глухие удары. Когда дыхание, доносившееся со всех сторон до Гулько и Мартынова, стало реже и тише, над ними прозвучал знакомый обоим голос:
– Те же, без азербайджанцев. Кто из вас пчелка, а кто медом намазан? Или это просто я – муха навозная?
"Метлицкий, – усмехнулся про себя американец. – Все правильно, значит, с телефоном я не ошибся".
– А ты почто, Рома, людей бьешь и стрельбу устраиваешь? – подал голос с земли Гулько и даже осмелился приподнять голову. – Что за беспредел? Я жаловаться буду, блин.
– Ну да, ну да, – неопределенно выразился Рома Второй. – Не засыпь прокуратуру бумагой. Андрей Петрович, кто сидит в этих белых "Жигулях"?
– Моя приятельница, – уложив подбородок на руки, как на пляже, буркнул Мартынов. – Где, кстати, консул? Или он среди этих, в масках?
Метлицкий вздохнул и развернулся к свободным от контроля за задержанным операм:
– Значит, так, этого – в мою "шестерку", этого – в "девятку". Пацанву растасовать по тачкам и – в Управление.
– Роман Алексеевич, вы закон нарушаете, – заметил Мартынов, пытаясь рассмотреть с земли сидящую в машине Машу.
– А я всегда нарушаю закон, потому что это один из способов борьбы с организованной преступностью.
– Не льсти мне, – попросил Гулько, которого поднимали с земли, как мешок картошки. – Скажешь тоже – "оргпреступность"… Адвоката давай, безотцовщина! Андрюха, тебя куда? Меня – в "девятку"…
И тут произошло непредвиденное. Иначе говоря, об этом и подумать-то никто даже не мог. Воспользовавшись тем, что является "хорошим знакомым" Метлицкого, оставленный без наручников и приучивший своего преследователя к смиренному поведению, Гулько сорвался. Струна, которая все это время натягивалась внутри него, разорвалась в самый неожиданный для всех, включая, наверное, и его самого, момент. Одним движением выхватив из открытой оперативной кобуры одного из оперативников двенадцатизарядный пистолет Макарова, он так же молниеносно выбросил руку в сторону Метлицкого.
И только сейчас, посмотрев на убоповца, Мартынов увидел, что тот уже держит свой пистолет у головы Гулько…
– Лихо, – заметил Андрей, довольный тем, что не нужно повторять это слово дважды. – И что теперь?
– Не слишком ли глупое расстояние для дуэли? – спокойно промолвил Метлицкий. – Может, разойдемся? Андрей Петрович у тебя секундантом будет, я зама к себе приставлю. Разойдемся и – к барьеру?
– Ты Мартынова к себе приставь, – подрагивая от напряжения, огрызнулся Гулько. Кажется, он уже сам жалел о том, что сделал. – Уведи своих псов к машинам, нам поговорить нужно.
– Заберите его людей и отойдите на двадцать метров, – громко произнес Метлицкий.
Выворачивая руки подельникам Гулько, ошеломленные нестандартной ситуацией оперативники удалились. Пистолеты дрожали в десяти сантиметрах от головы каждого из врагов, и не один из них не соглашался на компромисс.
– И что теперь? – повторил мысль Мартынова Метлицкий. – Гражданин Гулько, ваше поведение не соответствует обстановке. С таким темпераментом можно даже до предварительного следствия не дожить. Вы на зоне активистом не были?
– Заткнись и послушай своего стукача! – рыкнул авторитет.
– Почему ты решил, что Мартынов – мой стукач? – Пистолет в руке Метлицкого еле заметно дрогнул. Это было не что иное, как желание обернуться к Андрею и найти там ответ на свой вопрос.
Гулько на одном дыхании предъявил неоспоримые подтверждения своей версии. В ресторане Мартынов появляется – через десять минут туда УБОП влетает.
В поле, уже за городом, с ним встретишься – через десять минут УБОП с неба валится.
– А может, это ты мой стукач, раз ты всегда появляешься там, где я выхожу на Мартынова?
Гул, оценивая каждый сантиметр движения, вынул из кармана платок и так же медленно вытер испарину на носу. Неоспоримые доказательства рассыпались в прах. Теперь пистолет дрогнул в его руке.
– А что он там за тему поднимает? – поинтересовался Метлицкий.
– О наследстве. Он тебе что, не говорил? Метлицкий признался, что слышит об этом впервые в жизни.
– А о каком наследстве? – добавил он.
– Я, конечно, страшно извиняюсь, – вмешался Мартынов, закуривая сигарету, – но коль скоро я неподалеку, может, будет лучше, если я сам расскажу? По всей видимости, в пылу социальной борьбы вы просто не заметили, что я в метре от вас, поэтому спрашиваю: кто из вас выстрелит первым, чтобы второй не узнал, кто из вас двоих является владельцем состояния в десять миллионов долларов?
Гулько сглотнул сухой комок, его пистолет нарисовал перед носом Метлицкого маленькую восьмерку, а Метлицкий стоял неподвижно, словно был глух. Легкое волнение угадывалось лишь по слегка порозовевшим скулам.
Небо заряжалось грозой. Прибавляя в силе, как и неделю назад, ветер стал обволакивать всех присутствующих холодком. Двое под этим ветром по-прежнему сжимали в вытянутых руках по килограмму металла, словно пытались перестоять друг друга, а американец с загадочным выражением на лице продолжал наблюдать за антагонистами.
– Да опустите вы оружие!.. – не выдержал наконец Мартынов. – Все равно стрелять уже не будете.
Или дайте пистолет мне, я вас обоих застрелю к чертовой матери и домой поеду!.. Я новую работу себе, в отличие от вас, всегда найду.
Первым опустил пистолет Гулько. Он был уверен, что Метла с подобной инициативой не выступит, даже если ему придется так стоять до начала августа. Этот упрямый мент никогда не пойдет на попятную. И никогда не пойдет на сделку. А люди Гула… его люди поймут. Их хозяин никогда не дырявит ментов и не бьет женщин. А с теми, кто это делает, он поступает весьма сурово. Так что нет ничего странного в том, что Гул сдался первым.
Щелкнул предохранитель, и оружие полетело к ногам опера, у которого было изъято. Не убирая Макарова от лица Ромы, Метлицкий вынул наручники и толкнул его на капот "восьмерки". Когда дело было закончено, он повернулся к американцу:
– У вас "запаска" есть, мистер Мартенсон?
Еще бы. Чтоб в новом авто, да не было запасного колеса? Не на рынке брали…
Метлицкий свистнул и крикнул своим, чтобы они забирали все машины, людей, оружие и направлялись в Управление. Выискивая подозрительное среди очевидного, те не торопились. Метлицкому пришлось повторить приказ.
– Вот теперь поговорим, – сообщил "убоповец". – На американского гражданина я наручники надевать не стану. Во-первых, тот чего доброго международный скандал учинит, во-вторых, он самый разумный среди двоих, стоящих передо мной, и вызывает некоторое доверие, а в-третьих, второй пары наручников у меня нет. Итак, господа блатные, зеки, иностранцы, спортсмены и просто знакомые, я очень хочу знать, что за ерунда происходит в моем городе. Что за наследство, кто его завещал, при чем тут не самые лучшие люди Америки и России и при чем тут я?
Ни слова не говоря, Андрей вынул руки из карманов и направился к своей машине. Распахнул дверцу и посмотрел в лицо Маши.
– Что происходит, Андрюша?..
Наконец-то она заплакала. Беззвучно, без истерики. Увидев это, Мартынов расслабился и с тяжелым вздохом поднял лежащего на коврике кролика.
– Я никогда не прощу себе, что забрал тебя с собой. Простишь ли ты?
Женщина прижала его голову к своей мокрой щеке.
– А по… по телевизору совсем другое показывают… – шмыгая носом, говорила она. – И в кино, и… в новостях…
– Я сейчас отвезу тебя домой, – сказал Андрей. Она вцепилась в него, потянула к себе. – Нет!.. Я с тобой!
– Она никуда не поедет, – сообщил Гулько и Метлицкому Мартынов.
Гул сделал плечами такое движение, что, если бы руки не были скованы за спиной, они оказались бы разведенными.
– А я тебе говорил, что она мужественная женщина, – сказал он оперативнику и пояснил: – Это я их так породнил.
– Ага, – неопределенно выразился Метлицкий. – Андрей Петрович, поскольку времени на торг и уговоры у нас нет, дай даме успокоительного из аптечки. У тебя есть аптечка?
– Безусловно. И огнетушитель. И знак аварийной остановки.
Говорил потом Андрей около получаса. Изредка его повествование прерывалось уточнениями сторон, изредка – прикуриванием очередной сигареты. Погода грозила сорваться, как совсем недавно Гулько, ветер кружил по дороге буруны пыли и приминал пахнущую молодостью траву. Мартынов говорил и незаметно для собеседников вдыхал этот родной запах. Он помнил его первые два года, когда жил в Штатах. Потом память притупилась. И все последние годы, проведенные за океаном, он ждал того момента, когда можно будет вот так просто войти перед дождем в лес или постоять по колено в траве. Эта трава пахла его молодостью, а еще она пахла вечностью и домом. Ушла тяжесть, голову покинула боль, и он думал лишь о том, как, надышавшись, увезти этот воздух с собой…
– Значит, у одного из нас при идентификации отпечатков пальцев с имеющимися образцами в банке должно произойти полное отождествление, – то ли спросил, то ли еще раз, чтобы до конца понять, произнес Метлицкий. – А что за банк, Андрей Петрович?
– Так он тебе и сказал, – отвернувшись от лобового стекла, чтобы не было видно, что он делает, Гулько сплюнул на землю и пояснил: – Быкует.
– Конечно, не скажу, – подтвердил Мартынов. – Просто я еще не обдумал способ, как заставить одного из вас, получившего десять миллионов, отдать семь.
– А в чем проблемы? – удивился Рома Метлицкий.
– Проблема в том, что если Артуром окажусь я, – вклинился Гулько, – то я не намерен делиться с американскими козлами бабками, которые заработал мой отец.
Мартынов указал на него пальцем:
– Вот именно поэтому я и быкую.
– А там точно сосна была?.. – ядовито осведомился Метлицкий.
– Да, была! – взвился Гулько. – И сейчас есть, в отличие от собаки! Ты посмотри на себя, Метла. Ну можешь ты быть сыном боксера? От апельсинки осинки разве вырастают?
Метлицкий пообещал Гулько, что не довезет его до Управления, и это несколько разрядило ситуацию.
Маша совершенно не понимала, что происходит, хотя через опущенное стекло слышала каждое слово каждого из трех мужчин. Выражение "десять миллионов долларов" для нее звучало столь же бессмысленно, что "триста тысяч долларов", или "три миллиарда долларов", то есть эта сумма просто не укладывалась у Маши в голове. Но она уже пришла в себя, поняла, что никто не станет убивать ни ее, ни Мартынова, и успокоилась. Теперь, коротая время на переднем сиденье машины, она сжимала в руках кролика и развлекалась тем, что умножала в уме десять миллионов долларов на двадцать восемь рублей и двадцать пять копеек. Получалось плохо, поэтому она, скорее от скуки, нежели от необходимости, проникла рукой в "бардачок" в поисках калькулятора. Рука наткнулась на нечто похожее, но это оказалось ничем иным, как… подаренным ей телефоном. Вспоминая инструкцию по пользованию, она включила его и вдруг вспомнила, что перед уходом ставила камеру на запись. Содрогаясь от неприятного чувства, Маша включила воспроизведение…
Глава 9
ДЕЛО О ТРЕХ МИЛЛИОНАХ
То, что она увидела и услышала, оказалось отнюдь не картиной ее избиения. Просмотрев запись, она дрожащей рукой уложила телефон на место и закрыла крышку ящика.
– Под воздействием услышанной суммы у вас поднялось давление, – заключил Мартынов. – И похожи вы сейчас не на взрослых мужиков, а на двух недоумков. Вместо того чтобы рассуждать о еще не случившемся, советую отвлечься и посмотреть на меня. Поймайте меня в фокус. Так вот, теперь парадом командовать буду я. Вы что думаете, эта встреча в безлюдном месте случайна? Это я вас собрал. И пока все идет так, как я рассчитывал, если, конечно, опустить эпизод с сумасшествием Гулько.
– Ты нас собрал? – насмешливо бросил Метлицкий. – Скорее это я вас собрал.
– Черта с два, – возразил Андрей. – Самым трудным было найти двух неоперившихся орлят, которые, не успев вывалиться из гнезда детского дома, разлетелись в разные стороны. И случайность помогла лишь единожды: когда я набил морды двоим халдеям Гулько на дороге, и тот организовал на меня охоту. Меня привезли в "Садко", и там я познакомился с Гулько. Так был найден первый. Со вторым я встретился двадцать минут спустя. А как вас собрать в кучу для разговора, если вы, увидев друг друга, тут же хватаетесь за оружие?