В небольшой комнате, разместившись на мягких диванчиках, сидели друг против друга два человека. Разница в их возрасте составляла два десятка лет. Старший вот уже почти три года являлся председателем Комитета госбезопасности СССР, а до этого тридцать лет проработал начальником разведки, ему пришлось терпеливо, ступенька за ступенькой, подниматься по лестнице власти.
Его более молодой визави хотя и проскочил быстро несколько этих скользких и крутых ступеней, но сейчас находился не на очень высокой должности: он был просто депутатом Верховного Совета РСФСР, то есть, хотя и самой влиятельной, самой большой, но все же только одной из республик, входящих в Советский Союз.
Однако нынешний статус собеседника председателя КГБ вводил в заблуждение последнего. Его вообще трудно было ввести в заблуждение в силу его профессиональной ориентации. Крючков знал, что нынешний депутат очень скоро станет фигурой очень значительной, точно так же, как пешка становится ферзем.
В свое время Владимир Александрович проглядел начало продвижения этой пешки. А теперь депутату оставалось несколько ходов по полям, где он ни одного раза не оказывался под боем. Что же, проход был просчитан не плохо. Любивший и понимающий шахматы Крючков не мог не отмстить данного факта.
А все началось с того самого момента, когда центр тяжести во внутренней и внешней политике стал двигаться с идеологии на экономику. На практике для очень многих это означало накопление средств любыми методами и способами.
Было время - настолько долгое, что его следовало бы охарактеризовать словом "всегда" - когда ПГУ добросовестно передавало "золото КПСС" дружественным партиям, чтобы те подрывали и расшатывали устои в стане противника, в странах, где социализм не строился или строительство оного не намечалось в ближайшие сроки.
Но вот подули новые ветры. С начала 1990 года практика передачи ПГУ денег зарубежным партиям, просуществовавшая чуть ли не семь десятилетий, была упразднена. КПСС стала заниматься коммерцией. Разные органы на самом ее верху, начиная от Академии общественных наук при ЦК КПСС и заканчивая Управлением делами оного, стали создавать разного рода СП, при создании которых доля заграничного партнера почему-то всегда оказывалась значительно меньше доли советской стороны.
Конечно, на это обратил внимание Шебаршин, но все сводилось к обычной констатации фактов - ведь все свершалось "руководящей и направляющей". И Крючков, видевший, что средства переправляются за рубеж, минуя теперь ПГУ и даже во многих случаях Международный отдел ЦК, среагировал тоже достаточно индифферентно, все по той же причине - он слишком долго был партийным функционером, чтобы усомниться в правоте и рациональности действий вышестоящих.
Но скоро - это было начало девяносто первого года - Владимир Александрович понял, что, во-первых, не только
Горбачев, но и подчиненное ему, Крючкову, грозное ведомство не контролирует ситуацию как в собственной стране, так и за рубежом.
Откололась Прибалтика, исчезла ГДР, ширились волнения в Закавказье. Все это были очень неприятные события, но они не являлись самым большим злом.
А самым неприятным для главы передового отряда партии являлся тот факт, что КГБ в ближайшем будущем рисковало остаться вообще без средств. Оставалось рассчитывать на деньги, выделяемые из бюджета, но и этот ручеек при таком мягкотелом президенте и генсеке, которым являлся Горбачев, мог быть стараниями левых сил вообще перекрыт до минимума.
Нужно было идти на компромисс - но не с левыми же силами, естественно. Надо было договариваться с теми, кто стоял за кулисами, манипулировал общественным мнением и за год-полтора сумел аккумулировать нешуточные средства.
Разведке не составило большого труда определить, что за очень многими операциями по перекачке средств из Союза за границу стоят люди, очень тесно связанные с этим не самым заметным пока депутатом ВС РСФСР, хотя внешне, надо сказать, депутат всем вышел - и ростом, и статью.
И Крючков поговорил с Бурейко в марте девяносто первого года.
Тот был предельно откровенным:
- Владимир Александрович, вы не можете не понимать, что Союз трещит по швам. Я не пророк, но думаю, не ошибусь, если скажу, что усиление центробежных тенденций приведет к тому, что уже через год от нас, то есть от России, уйдут все. Сейчас спасение СССР - в России, а спасение России, естественно, в СССР. Понятно, это должен быть совсем иной союз, в первую очередь без Горбачева на посту Президента. Вы же понимаете, что нельзя не считаться с мнением масс - идеология сейчас не работает, а силовое воздействие на них будет малоэффективным. Лучше всего сделать ставку на популярную личность, на харизматического лидера. Нам не надо тратить слишком большие средства на его избирательную кампанию - он и так станет Президентом России.
Но - это еще не все. Нам нужны особые права в составе нового Союза, созданного вовсе не на основе уже существующих соглашений.
Крючков понял, что этот очень серьезный крупный мужчина с несколько мальчишеским выражением лица - из-за оттопыренных ушей, наверное - пойдет очень далеко. Он не будет предлагать себя кандидатом на пост Президента - он предпочитает полутень яркому свету. Хотя высокие посты, дающие настоящую, реальную власть, наверняка будет занимать. Он не станет суфлировать первым лицам в государстве, как Бурбулис, понимая, что ошибки и просчеты первых лиц очень даже запросто могут быть списаны на суфлера. Но он более сговорчив, чем Бурбулис. С последним Крючков тоже встречался, и современный российский Макиавелли показался главе КГБ в чем-то даже слишком прямолинейным.
На Бурейко можно будет положиться - тот сумеет подобрать кандидатуры "влиятелей".
В общем, тогда, в марте, они пришли к соглашению. КГБ должен был отстаивать геополитические интересы России, подчиняя ей все республики, которые можно подчинить. Он же, комитет, находит пути устранения Горбачева, его отставки. За это госбезопасность получает свой прежний статус и средства, которые она сочтет необходимыми для своего нормального функционирования.
Но при теперешней, августовской встрече выяснилось вдруг, что каким-то странным образом не был решен самый главный - или чуть ли не самый главный вопрос - о месте и роли Коммунистической партии.
- Владимир Александрович, - Бурейко улыбнулся широкой мужской улыбкой, - а почему вы, собственно, придаете этому такое уж большое значение? Я вот партбилет еще на стол не клал и делать этого не собираюсь. Я вынужден напомнить вам то, о чем говорил раньше - в верхах как-нибудь мы все уладим.
Но Крючков прожил слишком много лет в той системе, где все решала партия власти, точнее, партия, целиком и полностью представляющая собой власть. Он не мог представить себе, как что-то может делаться без ведома и позволения достаточно небольшого отряда людей, спаянных жесточайшей дисциплиной. Предельно трезвый, начисто лишенный всех слабостей, присущих людям, не знающим, что такое холод вершин власти, на которых нет места ни дружбе, ни доверию, ни преданности, ни благодарности, он все же находился в плену старых схем - ведь он сам был немолодым человеком.
Конечно, он рассчитывал на союз с "партией Бурейко" на период смещения Горбачева. А после он найдет средства и методы для того, чтобы восстановить статус кво, хотя и в обновленной, реформированной державе.
Крючков не ошибался, верно предугадав, что пройдет каких-то пару лет, и прежние демократы станут приверженцами авторитаризма - они собственно, всегда ими оставались, но в первый, переломный момент надо было изобразить из себя демократов.
Так что председатель КГБ СССР не представлял себе достаточно ясно схему сотрудничества с "партией Бурейко" после свержения Горбачева, он только понимал, что за этой партией будущее. Понимание зиждилось на очень хорошем знании создавшейся ситуации.
Крючков был душой заговора, его мозговым центром. Но не только его колебания предопределили неудачу переворота. Его партнеры, которых он, вообще-то, собирался переиграть, повели себя не совсем предсказуемо. Что ж, они могли себе такое позволить - политическая ситуация работала на них.
Сразу же после провала путча была распространена версия, будто группа "Альфа" и другие подразделения КГБ СССР отказались арестовать Ельцина и штурмовать Белый дом. Никто ни от чего не отказывался, никто не посмел ослушаться приказа - по той простой причине, что приказа такого НЕ БЫЛО. Крючков не отдавал его.
Более того, спецподразделениям КГБ (в том числе спецподразделению разведки в составе двух групп ее учебного центра) был отдан приказ первыми в бой не вступать, только ожидать ответной реакции противника. О том, кто именно окажется противником, Крючков мог предполагать только достаточно приблизительно.
Крючков знал одно - руководство России в целом не нарушит достигнутой ранее договоренности. Поэтому на совещании на Лубянке в девять тридцать утра девятнадцатого августа, на которое председатель КГБ созвал начальников управлений комитета и членов коллегии, им настоятельно подчеркивался тезис, по которому они пришли к полному согласию с Бурейко - "Россия - оплот СССР, и СССР - оплот России". Хотя и было отмечено, что российское руководство призывает страну к всеобщей забастовке, но вместе с тем Крючков заявил, что с ним, российским руководством, можно будет договориться - как же, ведь он не далее как два дня назад получил гарантию поддержки.
Но как могут нарушить договоренности стороны, которые с самого начала только и думали, как перехитрить, как обыграть друг друга? И Крючков хотел поставить руководство России перед фактом, сделав несколько опережающих шагов - ведь он не сообщил им дату переворота - и те разыграли спектакль совсем не по запланированному сценарию.
И они обыграли Крючкова, свалив его руками Горбачева - нельзя не признать, что из форосского заточения был освобожден политический труп - а потом заточив его самого в Матросскую Тишину.
Конечно, арест выглядел в глазах главы КГБ вероломством, но он должен был признать - иначе его друзья-враги и не могли поступить. Как же еще поступать с главарями "красно-коричневого путча"?
Однако заточение в то же время было данью условности: и длилось оно не так уж долго, и обращались с высокопоставленными зеками куда как деликатно. Их участь явно несравнима с участью Кирова или даже с участью Цвигуна и Майорова. Мавр сделал свое дело, мавр должен был удалиться, предварительно немного посидев. Мавр не очень тронул высшее российское руководство, а оно не очень тронуло его, превратив суд над ним в то, что иначе как термином по "фене" "отмазкой" - и назвать-то нельзя.
И на предварительном следствии, и на суде-балагане Крючков четко выдержал установленную линию - Горбачев был информирован о готовящемся введении чрезвычайного положения, следовательно, именно Горбачеву нужно разделить ответственность с членами ГКЧП. Попробовал бы он хотя бы заикнуться о том, что вел переговоры с людьми, которым было очень выгодно свалить Горбачева!
Естественно друзья-враги Крючкова здорово похозяйничали в его вотчине, теперь уже бывшей вотчине. Партия победителей посылала туда свои лучшие кадры - лучшие в том смысле, что они являлись лучшими друзьями людей, захвативших власть.
И эти лучшие кадры должны были делать все, чтобы никто другой, кроме представителей "партии власти" (хотя от данного термина открещивались и политики, и говоруны политические обозреватели), не имел доступа к миллиардам в валюте, надежно осевших за границей.
Однако процесс накопления капиталов не был простым и не нарушаемым извне.
В феврале 1992 года Бурбулис подготовил распоряжение Президента и сам завизировал его - это распоряжение давало хитрой фирме "Промэкология" из Екатеринбурга, имеющей в штате не более полутора десятков человек, право продать десять тонн "красной ртути" по цене от 150 до 400 тысяч долларов за килограмм (!).
В прокуратуре имелись люди, не разделявшие официальную версию. Эти люди раньше допрашивали Бурбулиса, и он дал им кое-какие показания, проливающие свет на события, произошедшие в период с конца девяносто первого года по настоящее время.
Именно Бурбулис сообщил о "якобы имевшем место совещании в Люксембурге" и о переговорах с Крючковым непосредственно перед августовским путчем.
Вот эта информация ни в коем случае не должна была выходить из под контроля.
Разумеется, прокуратура могла предъявить тому же Бурейко обвинение по той же сто семидесятой статье - двух-трех громких дел, о которых знала даже общественность, хватило бы для того, чтобы "раскрутить на полную катушку". Но в том-то и состояла вся сложность, что подобраться к Бурейко в этот период было совершенно невозможно - люди Коржакова наглухо прикрыли его от работников прокуратуры. А общественное мнение, как ни странно, не очень-то склонялось в пользу Степанкова, благосклонно прощая душке Владимиру Филимоновичу воровство - на Руси издавна правители не правили, а кормились.
Если бы удалось документально доказать стратегическую подготовленность разграбления России и роль "реформаторов" в смещении Горбачева, то общественное мнение, пожалуй, удалось бы заметно изменить.
Десять дней в сентябре - начиная с того времени, когда Бурейко наконец-то милостиво разрешил следователям прокуратуры задавать ему вопросы, и заканчивая днем появления знаменитого Указа № 1400 были временем высшего напряжения, кульминационным пунктом. И в то же время это были потерянные дни...
Степанкова очень успешно водил за нос давний его приятель "генерал Дима", то обещал дать показания на Бурейко, то вдруг забывая о своих обещаниях. Кончилось тем, что он, используя адвоката Макарова, бывшего сексота КГБ, известного в кругах гомосексуалистов под кличкой "Таня", спровоцировал Степанкова - тот сказал Макарову по телефону, что Якубовский доставляет ему слишком много хлопот. Макаров сразу же задал явно провокационный вопрос: "Так что, может быть, убрать его?" Тот, кого следовало убрать, радостно хихикнул, сидя рядом с Макаровым. Степанков пробормотал в ответ на предложение адвоката нечто неопределенное.
* * *
Констанц, земля Баден-Вюртемберг.
18 сентября,суббота.
- Так что же насчет "во-первых"? - спросил Дитер фон Зюлов.
- А во-первых - общественное мнение на Западе. Деловые круги, ведущие политики - их всех устраивает команда, создавшаяся при Президенте России или даже создавшая его самого. А то, что эта команда создала, по существу, такой же режим, как в годы застоя, мало кого интересует. Я, конечно, имею в виду режим внутри страны и силовые министерства. Они ни в коем случае не допустят, чтобы пострадал кто-то из их команды.
- Позвольте, но ведь команда эта довольно часто обновляется, - пожал плечами "человек из Гамбурга".
- Это заднескамеечники. Там есть люди, которые никогда никуда не уходили и не уйдут, хотя время от времени и происходит рокировка - я имею в виду Коржакова, Бурейко, Шахрая.
- И опять-таки, насколько мне известно, Бурейко временно отстранен от выполнения им своих обязанностей.
- Это не более чем маневр, та же самая рокировка. Кость, брошенная общественному мнению. Нет, сейчас те, кто удерживает власть, слишком сильны, чтобы их можно было сшибить каким-то досье.
- И все же надо это делать во имя спасения будущего страны.
- Разве я что-то говорю против, - Петцольд пожал массивными плечами.
Когда Петцольд и высокий мужчина, расплатившись с официантом, покинули ресторанчик, официант, обслуживающий их только что, поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Здесь, в небольшом служебном помещении, запертом на ключ, находился человек, которого официант впустил незадолго до прихода в зал на первом этаже высокого худого мужчины.
- Итак мой друг, - приятно улыбаясь, сказал человек, освобожденный официантом из своего добровольного заточения, - долги у порядочных людей принято отдавать вовремя.
Он открыл спортивную сумку и извлек из нее несколько плотных пачек.
- Вот ваши пять тысяч марок, - он аккуратно положил деньги на столик.
- Вам удалось... наблюдение? - спросил официант.
- Да, друг мой, - человек опять широко улыбнулся. - Конечно, это все выглядит не очень-то красиво - со стороны. Но если партнеры обманывают тебя чуть ли не на каждом шагу, то надо делать выбор - оставаться щепетильным и разориться или принять некоторые меры предосторожности и сохранить свои деньги. Теперь я точно знаю, что останусь с деньгами - благодаря вам. Следовательно, часть этих денег должна принадлежать вам. Желательно, чтобы о нашем соглашении не знал никто. Или вы заявите об этой статье дохода в федеральную налоговую службу?
- Нет, - официант радостно улыбнулся в ответ на шутку, - до такой степени, надеюсь, я никогда не поглупею.
- Вот и хорошо, - незнакомец крепко пожал ему руку, - прощайте, друг мой.
После этого незнакомец, среднего роста мужчина с фигурой бывшего спортсмена - то ли гимнаста, то ли борца - быстро спустился по лестнице, бесшумно, словно он был бесплотным и невесомым, пересек зал и вышел на улицу. Здесь он огляделся по сторонам, потом подошел к припаркованному в углу небольшой площади бордовому "Альфа-ромео", сел в него, поставив на сиденье рядом с собой сумку, и уехал.
Минут через десять он остановил автомобиль около увитой плющом виллы, позвонил, нажав на кнопку, вмонтированную в массивный гранитный столбик рядом с калиткой. Услышав характерное щелканье автоматического замка, человек с фигурой бывшего гимнаста или борца открыл калитку и прошел во дворик, аккуратно замощенный сероватой плиткой с гладкой поверхностью и обсаженный с боков яркими осенними цветами.
В доме его ждали. Мужчина, внешность которого заставляла вспомнить Шварценеггера, только более сухощавый и с еще более высоким из-за залысин лбом, встретил гостя на веранде, залитой лучами щедрого еще солнца.
- Шпрехен зи дойч, Иван Васильевич? - гость радостно осклабился.
- Все бы тебе дурачиться, Елисеев, - беззлобно проворчал тот, кого он назвал Иваном Васильевичем. - Но чувствую, что у тебя полный порядок.
- Вестимо, - гость перестал улыбаться. - Зря вы беспокоитесь, зря самолично все хотите проконтролировать. Ведь в этих местах, да в эту пору года, русских, даже "новых", не густо бывает. Могут, знаете ли, обратить внимание.
- Кто?
- Да та же БНД.
- Ладно, пусть себе обращает. Я есть лицо официальное, представитель солидной державы, с которой они, хотят или не хотят, должны считаться. Что удалось сделать?
- То, что и задумывали. Аудиозапись не удалась, как и предполагалось. А вот с видео - полный порядок. Есть у меня специалист, к завтрашнему дню по артикуляции губ подробнейшую "распечатку" сделает. Но, похоже, этот длинный тип был не единственным - кроме меня, естественно - кто интересовался "Угрюмым". Там, на озере, пара дилетантов задумала убрать моего друга Детлефа Петцольда. Вам эти люди известны?
- Откуда? - вид Ивана Васильевича давал возможность предположить, что он говорит правду.
- Нет, "Угрюмого" и в самом деле глупо было бы убирать. Он очень способный, очень толковый агент. А потом он мне почти что друг уже - я столько за ним следил, что вроде как сроднился с Петцольдом уже.
- Это ваши дела. Вы из одной с ним лавочки, вот и разбирайтесь друг с дружкой. Мне же важно, чтобы теперь гонец от "Угрюмого" не оказался более прытким, чем мои люди.