В романе Анатолия Афанасьева - история человека, который волей роковых обстоятельств обрел богатство и власть, попал туда, где льется кровь, торжествует обман, бушуют самые низменные страсти и выживает лишь сильнейший.
Однако жизнь устроена так, что не всё в ней можно купить за деньги…
Содержание:
-
Часть первая 1
-
Часть вторая 10
-
Часть третья 25
-
Часть четвертая 39
-
Часть пятая 58
-
Вместо эпилога 73
-
Анатолий Афанасьев 73
Анатолий Афанасьев
Радуйся, пока живой
Часть первая
1. Лева Таракан - человек будущего
На дворе январь, а у Левы в кармане ни гроша. Вдобавок одежонка износилась. Лева бомжевал третий год, но впервые попал в поистине затруднительное положение.
Последнюю, особенно морозную неделю ночевал в подвале детского сада на Профсоюзной, немного обогрелся возле теплых труб, соорудив удобное ложе из листа фанеры и картонных ящиков (хоть даму приглашай), но накануне, когда, надыбав бутылку ханки и приличной закуски, готовился в блаженном одиночестве справить Крещение, наверху, как назло, полопались батареи и за ночь, успевший употребить бутылку, он чуть не околел в заледеневшем помещении. Под утро ему привиделся чудный сон. Будто он лежал не в подвале на фанерной подстилке, а на высоком царском ложе, и по мраморным плитам к нему подкатилась незнакомая, удивительно красивая баба в солдатском ватнике на голое тело, груди из-под него топорщились наружу подобно пушечным ядрам; и ласково спросила: "Это ты, Таракан?" Обмерев от сладкого предвкушения, Лева независимо ответил: "Хоть бы и я, так что?" После чего красавица выхватила из-за спины железный крюк, вроде тех, на которых подвешивают мясные туши в магазинных подсобках, и, не говоря худого слова, опустила железку ему на темечко.
От удара Лева проснулся и обнаружил, что в беспамятстве соскользнул с фанеры и уперся башкой в отверделый, подмерзший кусок глины.
Выбрался из подвала на поверхность, как шахтер из рухнувшего забоя, - чумазый, злой и остолбенелый.
Как минимум градусов двадцать ниже нуля. Знатный морозец распустил в предутреннем сумраке хрусткие, слюдяные звуки, словно под каблуком взрывались маленькие хлопушки.
Лева заглянул в каморку к сторожу Михалычу, с которым у них сложились доверительные отношения: за ежедневную бутылку пива тот делал вид, что не замечает подселившегося квартиранта.
- Михалыч, - из дверей окликнул Лева. - Чего с трубами сделалось? Померзли совсем.
Михалыч пил чай и не повернулся на голос.
- Померзли, значит, так надо… Ступай отсюда, скоро начальство нагрянет.
- Какое начальство, Михалыч? Семи нету.
На это старик вообще не ответил.
Ох как муторно было выходить на промысел, в стужу, в подбитом ветром пальтеце, но делать нечего, пожрать и похмелиться было необходимо. Утренний маршрут пролегал по задворкам трех магазинов, а также по пустырю на улице Дмитрия Ульянова, где ночами кучковался пьяный молодняк. Территория не ахти какая богатая, но освоенная и как бы узаконенная. Меньше чем за час Лева натолкал две вместительных полотняных сумки "хрусталя" - сорок с лишним бутылок, в основном, из-под пива, - и у первой же помойки удачно отоварился слегка надорванной упаковкой красной рыбы и здоровенным кусярой фруктового рулета. Плюс к этому палкой с гвоздем на конце выудил из груды мусора какой-то приборчик - металлическую коробочку с блестящим циферблатом и с двумя медными усиками по бокам. Непонятная вещь при правильной раскрутке могла потянуть не меньше чем на полсотни зеленых: чутье редко подводило Леву Таракана.
Со всем уловом, до костей продрогший, около восьми явился к Дарье Степановне в подсобку коммерческого продмага. Знакомством с этой женщиной он очень дорожил, но сегодня пожилая вакханка с борцовскими грузными статями встретила его неприветливо, на что у нее была своя, чисто женская причина. Дарья Степановна исправно подкармливала его уже с полгода, все это время он клубился вокруг нее с кудрявыми, задорными обещаниями, но ни одного из них не выполнил. Третьего дня под вечер, когда забежал за обещанным блоком "Явы", Дарья Степановна прямо его спросила: "Скажи, Левчик, ты мужик ли вообще? Или только языком треплешь?" Лева геройски ответил: "Что ж, Дарьюшка, вот мы завтра и проверим". "Почему не сегодня?" - смягчаясь, поинтересовалась дама. "Сегодня никак нельзя, - смалодушничал Лева. - Сегодня день поминовения".
Трагическая интонация, темный блеск Левиных глаз и его тихий, грустный голос заворожили Дарью Степановну, и опять она поверила в его благие намерения, но на другой день он даже не заглянул. Само собой, бедняжка затаила на него горькую женскую обиду.
- Явился? - проворчала с гримасой презрения, - Подперло, видать? Ну, и что дальше?
Лева, закряхтев, опустился в глубокое, продавленное кресло. В подсобке было тепло, чадно, щеки мгновенно налились истомным жаром, в глазах защипало.
- Еле сумки донес, - пожаловался он. - Ночью чуть не околел. Батареи отключили. Страдаю, Дарьюшка.
- Ишь ты, - Дарья Степановна встала напротив, уперла руки в бока - ох какие мощные бока! - Расселся, страдает… Катись отсюда со своими бутылками, обманщик чертов.
Катиться ему было некуда: Дарья Степановна принимала у него посуду по шестьдесят, а то и семьдесят копеек за пузырек, в хорошем настроении отстегивала и по рублю, тогда как в других местах бутылки шли по сорок копеек, да и где эти другие места?
- Трубы лопнули, - протянул он еще жалобнее. - Башка как кочерыжка. Прости, любовь моя, если что не так.
Вот это "любовь моя" было верной отмычкой к ее нежному сердцу, и если не сработает… Но отмычка сработала и на этот раз. Ярость возмущенной женщины утихла, истаяла - да и была ли она?
- Одного не пойму, - Дарья Степановна присела на стул, накрыла его, как гора мышь. - Почему ты такое трепло?
- Ты о чем, родная?
- Левчик, посмотри на себя. Ты когда последний раз мылся?
- Вчера, - с достоинством ответил Таракан, с ужасом чувствуя, что если немедленно не примет чего-нибудь горячительного, то своими ногами из подсобки уже не выберется.
- Разве можно так опускаться? Тебе же, наверное, сорока нету.
- Тридцать пять. Я не сам опустился, Дарьюшка, подтолкнули. Судьба подтолкнула. Я же тебе рассказывал свою историю.
- Судьбу человек сам себе строит, - наставительно заметила Дарья Степановна, продемонстрировав, что когда-то читала хорошие советские книжки. - Такой, как сейчас, ты никому не нужен, Левчик. Ты даже всем людям немного противен.
- И тебе тоже, родная?
- Ох, какой же ты несерьезный! Может, хоть побреешься? Бритва в туалете на полочке, где всегда.
Лева понял, что наступил решительный момент.
- Налей, пожалуйста, - произнес с такой умильной гримасой, с какой, вероятно, юная девушка умоляет насильника отпустить ее домой. - Хоть глоточек, Дарьюшка. А то помру!
Горестно качая головой, Дарья Степановна прошла к стенному шкафу и достала с полки бутылку. Налила в граненый (тоже из прежних времен) стакан доверху, подала страдальцу. В свободной руке держала наготове кусок черняшки.
Пока пил, давясь и перхая, не отрывал от женщины благодарных глаз, улыбался, жмурился. И она не выдержала, зарделась, первая отвела взгляд.
- Господи, несчастный алкаш… И чего я с тобой хлопочу? Своих, что ли, забот нету?.
Оторвавшись от стакана, как от мамкиной титьки, Лева солидно объяснил:.
- У нас, Дарьюшка, родство душ. Это намного выше примитивного секса.
Через двадцать минут с сорока рублями в кармане Лева вышел на улицу. Мороз не слабел, напротив, кажется, прибавил: снежок под башмаками стеклянно хрустел, но пара стаканов взбодрила кровь, в глазах прояснилось, Лева наконец-то проснулся окончательно. То, что он увидел, не вызывало раздражения. Солнце на небе, люди на тротуарах, спешащие по разным делам, потоки машин, сомкнутые в причудливые железные гирлянды, - и он сам посреди хорошо знакомого мира - одинокий странник.
С его лица не сходила печальная усмешка. На прощание пришлось-таки слегка приласкать Дарью Степановну, промять, сколько хватило сил, тугие телеса, и от ее внезапного, задышливого, вырвавшегося откуда-то из сумеречной глуби: - Ах, зачем ты меня мучаешь, Левчик! - до сих пор пискляво ныло сердце.
Но в общем день начался удачно. Дай Бог, чтобы так и закончился: лишь бы батареи в детском саду к ночи починили.
Покурив в затишке, двинул на Черемушкинскую барахолку, где всегда можно раскрутить какого-нибудь чайника, пожрать и выпить на халяву (подмогнул хачикам, потряс лопатой - вот тебе и обед) и вообще скоротать день до вечера, пообщаться с добычливым народцем.
На барахолке сунулся туда-сюда, погрелся в двух-трех магазинчиках, погулял по рядам, но подолгу нигде не задерживался: неподвижный бомж бросается в глаза и вызывает подозрения.
Никак не подворачивался подходящий клиент, но в конце концов углядел господина - в меховой роскошной шапке, в бобровой шубе, изрядно поддавшего. Господин приценивался к аккумуляторам в автолавке. По внешнему облику и яростно выпученным глазам - гость Москвы, бухает с ночи, где-то неподалеку ждет тачка, в ней, возможно, телка, которой праздный гуляка приготовил гостинец: бутылку шампанского и букет прихваченных морозом алых роз в пластиковом пакете. Шестое чувство подсказало Леве: это он.
Пересекся с "шубой" на выходе из автолавки.
- Извини, дружище, задержись на минутку.
Увидел вытаращенные пьяные глаза, выдал коронную фразу:
- Буду краток. Инженер из Питера. Отстал от поезда. Одна шалава подмешала в водку яду. Чуть не подох. Положение безвыходное.
Господин попытался молча его обойти, но клюнул на "шалаву" и "яд". В подобных ситуациях Лева ставил на свою совковую внешность: худое лицо, высокий, чистый лоб, осмысленный, честный взгляд придурка. Такому человеку трудно не поверить.
Господин выгреб из кармана мелочь.
- На, бери и проваливай. Инженер!
Лева приосанился.
- Вы не поняли, дружище. Я не прошу милостыню. У меня есть вещь, которую могу оставить в залог.
- Какая вещь?
- Отойдемте, пожалуйста, в сторонку.
Напустив на себя таинственность, какую изображают мафиози в боевиках, Лева отвел клиента за ближайший ларек и там, пугливо озираясь, показал блестящий приборчик с медными усиками.
- Что это?
- Опытный образец. Последняя новинка из "Титана". Слыхали, надеюсь, про такую организацию?
- И для чего она?
- Антикиллер. Реагирует на малейшую опасность. Никаких аналогов. Выдвинут на Нобелевскую премию.
Господин в шубе смотрел ошарашенно, от умственного напряжения на красную рожу выкатилась кривая ухмылка. Лева ответил таким искренне-простодушным взглядом, какого, в принципе, не бывает у нормальных людей. Он уже не сомневался, что клиент не соскочит. Теперь чем чуднее, тем вернее. Бодрящий холодок удачи щекотал ноздри.
- Как действует?
- Видите - стрелка? Прибор улавливает эманацию агрессии. Если с вами заговорит человек, испытывающий недобрые чувства, стрелка резко уйдет вправо. Но это не все. Вот эти антенны, видите?.. настроены на космос. Так называемые "сберегатели". Посылают в мозг нападающего импульс тоски, страха, растерянности. В зависимости от фона… Практически с этой штукой любой человек может чувствовать себя в полной безопасности. Тем более бизнесмен… Увы, пока действует на расстоянии не больше ста метров. Образец в стадии доводки. Но даже при такой мощности… Опытный снайпер всегда подбирается к цели как можно ближе. Со ста метров будет палить только идиот. Вы согласны?
- И как проверить?
- Пожалуйста, - сказал Лева. - Замахнитесь на меня.
- Я могу и врезать.
- Нет, только поднимите руку.
Господин угрожающе размахнулся пакетом с шампанским. Лева незаметно нажал пальцем нижнюю панель, и стрелка послушно скакнула на середину, при этом, чего не ожидал и сам Лева, прибор внезапно ожил и слабо пискнул. Эффект получился потрясающий. У клиента детским восторгом вспыхнули пьяные глаза.
- А ну-ка, дай мне!
Лева спрятал прибор.
- Извините, деньги вперед.
- Сколько за него хочешь?
- Нисколько, - Лева смущенно потупился. - Продать не имею права. Мне за него, сами понимаете, башку оторвут. В залог оставлю. На несколько дней. Смотаюсь в Питер и обратно.
- Сколько?
- Пятихатка меня устроит. И пожалуйста, вашу визитку.
Через минуту расстались, оба довольные, что одурачили друг друга. На глянцевой карточке Лева прочитал: Хитрук Михаил Иванович, генеральный директор ТОО "Солитер". Чего-то подобного он и ожидал. Непонятно, грозно и многообещающе. Как вся нынешняя жизнь.
С хорошими деньгами Лева еще в охотку пошастал по рынку, с некоторыми знакомцами перекинулся словцом, авторитетно поприценялся к продуктам, снял пробу с сала, с творога, с меда. Запил все это доброй кружкой капустного рассола у бабки Матрены, торгующей всегда на одном и том же углу.
- Дрожжи, что ли, в бочку кладешь? В нос шибает, как бражка.
- Пей, сынок, квасок-то полезный, - улыбнулась старуха, и от ее приветливости какая-то струнка счастливо тенькнула в Левиной душе.
Он решил, что заслужил сегодня полноценный обед, с первым и вторым блюдами и с качественной водярой. Неподалеку было приятное местечко, где все это можно получить за сравнительно небольшую цену, - харчевня "У Казбека" в двух шагах от бензоколонки. Заведение славилось пловом и шашлыком, а также острыми специями, выгонявшими слезу, стоило только поднести их ко рту. Хозяин харчевни, добродушный рыжий Казбек, каждого гостя встречал, как родного, к завсегдатаям подсаживался за стол и выпивал бокал вина. Злые языки болтали, что плов у Казбека дешев потому, что окрестные мальчишки поставляют на кухню бродячих собак и кошек, но Лева Таракан в это не верил. Они не раз вели с хозяином задушевные, философские беседы, насколько позволяло короткое застолье, и Лева полагал, что вряд ли мудрый и отчасти даже православный человек опустится до позорного, хотя и популярного в Москве промысла.
До харчевни не дошел буквально двадцати метров. Здесь произошла встреча, которая круто изменила его жизнь. У кирпичной стены, огораживающей кооперативную автостоянку, трое рослых черногривых парней волтузили маленького, верткого человечка, одетого в яркую малиново-зеленую куртку с капюшоном. Парней Лева узнал: братья Арслановы с рынка из бакинской группировки. Специализация - наркота и стволы. Все трое принадлежали к неприкасаемым. Лева мог с легким сердцем поставить сто против одного, что если они возьмутся кого-то колошматить, то не успокоятся, пока не забьют до смерти. Он намерился прошмыгнуть мимо, но привлекла внимание жертва братанов. Это был не хачик и не россиянин, а маленький китайчонок неопределенного возраста, скорей юный, чем пожилой. Непонятно, что ему вообще понадобилось в Черемушках, районе, контролируемом исключительно кавказцами. Китайцы уже года три назад надежно обосновались на Варшавке, там их зона, а не здесь. Территориальное разделение Москвы по этническому признаку соблюдалось достаточно строго, напоминая размежевание банковских интересов в экономике: там, где кормился, допустим, грузин, хохлу делать нечего - и наоборот. Хотя до сей поры сохранялись участки смешанного влияния (Центр, Марьина роща), но в тех-то районах и царил беспредел и не смолкали ночные перестрелки. Вполне возможно, маленького китайчонка наказывали, учили уму-разуму как раз за неосторожное нарушение границы чужой территории.
А тот порхал, как мотылек, и - чудеса да и только! - ни один из сокрушительных ударов могучих Арслановых, кажется, не покалечил его всерьез. Им никак не удавалось по-настоящему припечатать китайчонка к асфальту, чтобы приступить к обработке ногами, и это, Лева видел, сильно нервировало братанов. Удивительное зрелище! Их кувалды со свистом рассекали воздух, они дружно, по-мясницки кхекали, сходились в круг и размыкались - и по-прежнему легкий китайчонок летал между ними, как пестрая молинка, уворачивающаяся от хлопающих ладоней. Наконец одному из братанов, Илхаму-старшему посчастливилось ухватить китайчонка за ворот куртки, приподнять, подцепив за локти, - и, пока он держал его на весу, помощники поочередно начали вколачивать в жертву тяжеленные плюхи, потом Илхам с брезгливой гримасой бросил обвисшего китайчонка на землю и средний брат Айхан для верности обрушил поверженному на череп брусок красного кирпича. Китайчонок затих, возможно, навсегда, а братья пустили по рукам пачку "Кэмела" и с облегчением задымили
Тут Илхам и заметил зазевавшегося Леву.
- Гляди-ка, - с усмешкой обратился к братанам, - кажись, Таракан приполз… Тебе чего, Таракаша? Нюхнуть хочешь?
- Ты же знаешь, уважаемый бек, - вежливо ответил Лева, - я не по этому делу.
- Тогда ступай, куда шел, - посоветовал Илхам. - Или дохлых китайцев не видел?
Лева побрел прочь, но вдруг бес толкнул его под руку и он совершил один из самых чудных поступков в своей жизни. Зная, что придется раскаиваться, вернулся к братанам.
- Продайте его, ребята, а?
Арслановы не удивились, они вообще ничему не удивлялись с тех пор, как прибыли в столицу.
- Сколько дашь? - спросил Илхам.
- Пятьсот рублей. Больше нету.
Илхам зычно гоготнул, и братья поддержали его сдержанным ржанием.
- Ты, Таракаша, мой тебе совет, думай иногда, чего говоришь, а то попадешь в беду. На нем куртка дороже стоит.
- Куртку можете забрать.
- Не наглей, Таракан, - предупредил азер и на всякий случай пнул лежащую тушку ногой. В китайчонке что-то жалобно чмокнуло, но он не шевельнулся.
- Зачем он тебе? - поинтересовался средний брат Айхан.
- Для коллекции. Я их коллекционирую. Китайцев, вьетнамцев и японцев.
- Он же жмурик, не видишь?
- Тем лучше, - глубокомысленно заметил Лева.
Поторговались еще немного и сошлись на том, что Лева отдает пятьсот рублей в задаток и еще сотню баксов принесет завтра. На слабый протест, что он, дескать, таких денег никогда в руках не держал, Илхам спокойно объяснил, что сделка уже состоялась и обратного хода не имеет.
- Законы ты знаешь, Таракаша.
- Знаю, - согласился Лева.
Братаны Арслановы удалились в сторону рынка, а Лева уселся возле китайца на корточки. Приложил пальцы к теплой, худенькой шее: пульса не было. Бомж видел много смертей, неожиданных и нелепых, но эта взволновала как-то по-особенному. На грязном московском снегу приплюснутое нежное личико китайца, с закрытыми глазами, с кровоподтеком на скуле выглядело совершенно инородным предметом, графической миниатюрой с выставки восточного искусства. А как изящно, энергично он прыгал, летал несколько минут назад! Надо же, одолеть такое расстояние, примчаться из Поднебесной на край земли лишь затем, чтобы уткнуться носом в пропитанную соляркой северную жижу, скованную льдом. Все же когда погибали, осыпались целыми гнездовьями землячки-русаки, это было более естественно.