Но, даже отъехав уже порядочно от ее дома и выворачивая на Комсомольский проспект, чтобы ехать к Садовому кольцу, он все никак не мог успокоиться. Ну разве не стерва? Разговаривала с ним, будто мать родная, посмеивалась, даже сочувствовала! Искреннюю заботу проявляла! А сама тем временем с кем-то уже договаривалась о подмоге… И теперь, решил Багор, повторись ситуация, он уже не станет думать о том, чтобы доставить ей изысканное удовольствие, которого она, разумеется, давно уже лишена, а просто задушит ее. А сам станет с наслаждением наблюдать, как она будет извиваться и корчиться под ним, выпучив глаза и испуская дух.
И эти суки еще в чем-то винят мужиков?! Багрова просто трясло от лютой ненависти к этой проклятой бабе. Олечки-Лелечки? Ну он им всем еще покажет ули-люли!..
- А чего ж ты тогда сбежал, - откровенно презрительным тоном спросил Игорь Петрович, которому Багров, хмуро глядя в стол, пересказывал свою одиссею. - Может, это все туфта обыкновенная! Может, она тебя просто пугануть решила? Ты невольно проговорился, прокололся, а она с ходу просекла. Да и старуха та наверняка ей скажет, что ты поднимался, потом топтался у двери, сам говоришь, минут тридцать и сбежал. И ни адреса, ни букета, как я велел! Ты мне скажи, Багор, у тебя со слухом в последнее время стало плохо? Или это я что-то неясно объясняю?
Багров услышал металл в голосе босса и внутренне подобрался - такой тон не предвещал ничего хорошего. А ведь Владимир Харитонович шел к Игорю Петровичу, чтобы покаяться в своем промахе. Хотя если честно, то он новой вины за собой не видел - никого ж не тронул, нигде не засветился, да и сам телефонный разговор с Ириной никакой другой информации, кроме его собственных сожалений и извинений за причиненные ей неприятности, в сущности, не выдал. Так что, может, еще и пронесет. Ну а его личное отношение к тому, что произошло, - чего об этом рассуждать? Личное - оно и есть личное.
И еще, но это когда злость уже схлынула и он немного успокоился, Багров подумал, что, вернув ей права и пообещав сделать любой необходимый ремонт пострадавшей машины, он тем самым как бы снял общее напряжение. И тон у нее в конце стал скорее доброжелательным, хотя и остался язвительным. Но это у всех баб одинаково, не могут, чтоб свой норов не показать. А Брусницын отреагировал иначе:
- Ну так чего ты явился? Каяться? Так я тебе еще вчера все сказал. Чистой бумаги нет? Найдем… - Босс выдвинул ящик стола и, вынув оттуда лист белой бумаги, протянул через стол Багрову. - На, держи. Ручка есть? Или тоже нету? Вон возьми в стаканчике. - Непонятно было, издевается, что ли? - Слышь, Багор, а как она тебе сказала-то, насчет твоего заявления? Повтори-ка!
- Ну, типа того, что давай помогу, чтоб ошибок грамматических не было… - недовольно повторил он обидные для себя слова.
- Молодец девка! - усмехнулся Брусницын. - И чего ж ты сразу-то не согласился? Вот и был бы повод встретиться. И решить все свои проблемы, а?
- Да она ж нарочно…
- Хоть это понял, - хмыкнул босс. - Чего ждешь? Пиши! Генеральному директору и так далее… Прошу уволить меня по собственному, так сказать, желанию в связи с семейными обстоятельствами… Хотя нет, у тебя ж ни семьи, ни обстоятельств. Ввиду необходимости длительного лечения и невозможности выполнения мною моих служебных обязанностей, - невозмутимо диктовал Брусницын. - Точка. Подпишись. И число поставь, сегодняшнее… Давай сюда. - Он взял заявление, прочитал, аккуратно сложил пополам и уставился на Багрова. - Ну чего ждешь? Чтоб я свой автограф поставил? Поставлю, когда надо будет. А ты вот что, - ухмыльнулся босс, откидываясь на спинку кресла, - напомни-ка мне, как она тебе сказала… ну когда ты пожаловался, что тебя уволят?
- Да чего сказала? "Бычарой" обозвала и сказала, что я вам, типа, такой и нужен. Мол, никто меня поэтому не уволит… - мрачно ответил Багров.
- Ай умница! - захохотал босс. - Смотри-ка, и тут просекла! Ну да, при таком муже… Ладно, - он спрятал заявление к себе в стол и, не глядя на Багрова, добавил: - Иди работай. А заявление твое будет пока у меня. С Мамона я тебя снимаю. Джип передашь Смолянинову и сам поступаешь в его распоряжение, а он уже знает, куда тебя направить. Свободен.
- Игорь Петрович, - пробурчал, поднимаясь, Багров, - товарищ полковник…
- Ну чего, чего? - Босс нахмурился, но глаза на него поднял.
- Спасибо. Век не забуду, - произнес Багор, стоя уже у двери.
- Я сказал: иди. - И когда подчиненный вышел, пробормотал скорее уже самому себе, поднимая телефонную трубку: - Ну что ж, если этот залупаться не будет, оставим без последствий… - Он имел в виду помощника генерального прокурора, Александра Борисовича Турецкого.
Глава вторая
Завязка
1
Турецкий, сидя в кабинете Фролова, попросил его:
- Федор Александрович, когда у тебя появится возможность или желание устроить "разбор полетов", ты позови меня. Ирку - не надо. Во-первых, она еще не в себе, а после прочих наездов…
- Что, и такое уже было? - обеспокоенно спросил генерал милиции Фролов.
- Все было, Федя, но не будем копаться в подробностях, которые к конкретному делу отношения прямого могут и не иметь. Хотя вряд ли. Но ты же очных ставок устраивать не станешь. Нужды в них нет, если виновный готов признать свою ошибку и оплатить ремонт пострадавшего транспортного средства. Я верно излагаю твою мысль?
- Да, в общем… - неопределенно как-то ответил Фролов. - Есть, понимаешь, некоторые аспекты, нюансы, мать их… А если по существу, то у пустякового дела оказалось вдруг столько радетелей, что прямо голова кругом. Мне казалось, что проблем с оплатой не будет, как и встречных претензий. Ну ладно, давай тогда так и договоримся. Но ты Ирину Генриховну все-таки предупреди, ведь фактически пострадавшая - она, а не ее супруг и защитник. Я думаю, мы увидимся где-нибудь завтра, во второй половине, если не возражаешь. Нет? Тогда привет, до встречи.
До встречи так до встречи, решил Турецкий, а Ирине сказал:
- Ты сегодня времени не теряй и вызови представителя своей страховой компании, пусть произведет оценку повреждений. Скажи, что виновник ДТП сам оплачивает ремонт и нужно на основании оценки выставить счет. А будут звонить тебе, приглашать куда-то, отвечай, что простудилась, перенервничала, короче, приболела. Врачи прописали постельный режим. Я сам поеду к Фролову, мы уже договорились.
- Здрасте вам! - раздраженно воскликнула Ирина. - А как же работа? Мне теперь что, и занятия в училище отменять? Это в конце-то учебного года?!
- Такси возьми, если у тебя нет выбора. Но оценку необходимо провести сегодня, до конца дня. Да там у тебя, я смотрел, немного. По "жестянке" - одна небольшая вмятина на дверце, а остальное - грунтовка да окраска. Больше шума, чем серьезного дела.
- Так, может, вообще отказаться от претензий? Подумаешь, копеечное дело! - с вызовом сказала Ирина.
- Нет, отказываться совсем не надо, чтоб они полностью не обнаглели. А что наказание для них выглядит чисто символическим, ну так слава богу, что хоть "выглядит". Короче, занимайся делом, а я поехал служить Отечеству…
И он "служил" до самого вечера, пока не позвонила Ирина и не сказала, что оценщики приезжали, осмотрели машину и составили акт. По их оценке, ремонт влетит "в копеечку", в рублевом исчислении, на сумму десять с лишним тысяч, а говоря современным языком - на триста пятьдесят баксов. Турецкий примерно так и предполагал: игра не стоит свеч, но дело в принципе.
Одновременно возник и другой вопрос: а нужно ли вообще устраивать разборку, да еще в кабинете главного начальника московского ГИБДД? Не выстрел ли это из пушки по воробьям? Ну передать им акт - и пусть оплачивают! Может, действительно не стоит разводить церемонии и восстанавливать справедливость?
Своими сомнениями Александр Борисович поделился с Вячеславом Ивановичем Грязновым. А тот прямо взвился:
- Да ты что, Саня?! Хочешь вовсе оставить этих говнюков безнаказанными?! Они же эти три сотни баксов проституткам по дороге на работу швыряют, пока те их в служебных автомобилях обслуживают!
- За триста баксов? - тоном знатока усомнился Турецкий.
- Ну это я так… - сообразив, что перебрал с суммой, поправился Грязнов. - Суть, Саня, в самом факте!
- Аналогии у тебя, однако, старик, - хмыкнул Турецкий.
- Чего? А-а, извини, Саня, как-то не подумал. Но я бы на твоем месте им не спускал. А что, давай вместе к Феде подъедем? Говоришь, он ужом крутится? Нюансы у него вдруг появились? А вот и поглядим, что это за нюансы! Ох Федя, ох жук!.. Давай потом заедем куда-нибудь, вольем в него приличную дозу и расколем, а? Не станет же он врать близким своим приятелям?
- А если станет? - скептически усомнился Турецкий.
- Тогда будем знать, с кем дело имеем! - словно обрадовался Грязнов. - Помнишь анекдот про еврея, который изобрел машинку для печатания червонцев? Одному приятелю показывает, другому. А после того как продемонстрировал станок третьему, к нему является НКВД. Предъявляйте, говорят, ваш печатный станок. Еврей им: нате, смотрите. Вот сюда я тихо кладу червонец, а с другой стороны он же выпадает на лоток. Я кладу, он выпадает. Те: значит, он ничего не печатает? Еврей: не-а. Те опять: а зачем вам эта херня? И тут мудрый еврей изрекает: но я ведь должен знать, с кем дело имею!.. Слушай, чего я рассказываю? У тебя же точно такое дело было!
- Было, в Люберцах слушали. Только не у меня, а это Юрка Гордеев защищал студентов, которые кавказцев "обули" на подобном своем "изобретении". А Юрка так поставил вопрос, что присяжные хохотали, и те босяки, по-моему, вообще условным сроком отделались.
- Ну верно! А чего тогда смеялся?
- А чего ж мне, плакать, что ли? Да и "бэсэду паддэржать!" - с кавказским акцентом добавил Турецкий, напомнив Вячеславу другой анекдот.
Едут два "лица кавказской национальности" в купе, молчат. День молчат, другой. Наконец один спрашивает: "Слюшай, куда едем, а?" Второй отвечает: "В Бакы едем". Снова вопрос: "Слюшай, в Бакы сито есть?" Ответ после длительной паузы: "В Бакы есть сито. В Бакы каждый семья имеет свой сито… Зачем спросил, а?" Вот тут любопытный и отвечает: "Просто так спросил - бэсэду паддэржать…"
Хоть и знал анекдот Грязнов, но расхохотался. И, отсмеявшись, твердо заявил, что обязательно будет присутствовать у Фролова. А вдруг и в самом деле понадобится беседу поддержать?
Федор Александрович не удивился, увидев друзей вдвоем, будто заранее знал об их приезде. Поинтересовался настроением, посетовал на погоду. Мол, синоптики обещали жару, а пока все дождит, и на даче делать нечего, не отдохнешь путем…
А дача у него была в "генеральском месте" - под Звенигородом. Поближе к Москве, конечно, было бы лучше, но именно это "поближе" - уже не генеральское, а, считай, маршальское место - Барвиха, Успенское, всевозможные там Горки и тому подобное. Не тянул пока на владения в тех "райских угодьях" главный московский гаишник. Хотя, надо сказать, некоторые коллеги как-то устраивались. Да и он давно уже не прочь поменять добротный бревенчатый дом с усадьбой на коттедж из красного кирпича и потому старается проявлять повышенную "гибкость" в решении некоторых вопросов, вызывающих неоднозначную реакцию "наверху". Но опять же эти вечные нюансы, будь они прокляты…
Вот, видимо, по этой причине и оставался "хороший приятель и честный мужик" Федор Александрович Фролов не в друзьях, а все-таки в приятелях у Грязнова с Турецким. И большего душевного сближения им как-то не требовалось. Приятельство обязывает к одному типу отношений, а дружба - это, насколько известно, нечто большее. А вот тональность разговоров не менялась, всегда оставаясь в высшей степени доброжелательной.
- О, какие люди! - изобразил искреннюю радость генерал при виде посетителей, входящих в его кабинет.
- Добавь традиционное: и без охраны, - хмыкнул Грязнов, пожимая Федору руку. - Ты на него, - он ткнул пальцем в Турецкого, - не греши, я тут не в качестве группы поддержки, а исключительно затем, чтобы вы потом, после вашего высокого заседания и прений сторон, если таковые состоятся, не разбежались в разные стороны, а составили бы мне компанию. Есть мысль поужинать. Нет, надеюсь, возражений?
- Чего это вдруг? - Фролов взглянул на Грязнова с подозрением.
- Ну если ты ужинаешь вдруг, а не как все люди, по необходимости, сделаю для тебя исключение. Посоветоваться хочу. По личному делу. А где ж с тобой еще можно пересечься? Не на Житной же. Вот и повод.
- Да? - как-то недоверчиво произнес Фролов. - А что за дело-то?
- Как говорила когда-то моя бабка, на сто тысяч целковых.
- Ну да, откуда твоя бабка могла такие числа знать? - натянуто улыбнулся Фролов.
- Барнаул, дорогой, - нравоучительно заметил Грязнов, - откуда моя бабка родом, всегда на золоте сидел. Для них это - не суммы, понял? В школе надо было не пропускать уроков, тогда б не задавал глупых вопросов.
- Ох ты, гляди, какие мы! - Фролов даже руками развел.
- Такие! - Грязнов погрозил потолку указательным пальцем и показал на один из стульев у длинного стола для заседаний. - А это что за перец? - Всем было ясно, кого он имел в виду.
- Ах этот? - небрежно спросил Фролов, почему-то тоже глядя на пустой стул. - Это, мужики, забавный тип.
- В цирке работает? - наивным голосом спросил Турецкий.
- Почти, - горько усмехнулся хозяин кабинета. - Есть у нас такой мало известный милицейский Благотворительный фонд. Оказывает вспомоществование сотрудникам МВД, пострадавшим в Чечне. Ну вот и…
- И что, всем помогает? - изумился Грязнов. - Так на это же целого государственного бюджета не хватит, а ты - какой-то фонд!
- Там хитрая ситуация, - начал объяснять Фролов. - Есть учредители, есть члены фонда, разовые взносы, процентные отчисления, прочие доходы. А в сумме получается вполне солидно, хорошее дело делают, - вздохнул главный московский гаишник.
- Это ты сам знаешь или тебе сказали, Федя? - не отставал Грязнов.
- Славка, да что с тобой? - засмеялся генерал, но несколько натужно. - Хочешь подробней узнать, спроси. Он сейчас подойдет. Бывший полковник вэвэ по фамилии Брусницын. Зовут Игорем Петровичем. Нормальный мужик, так мне кажется.
- Погоди, Федор, - встрял Турецкий, - а какое отношение он имеет к моему делу? То есть к тому наезду?
- Он как бы представитель ответчика.
- А кто ответчик? - продолжал интересоваться Турецкий. - И имеет ли он право?..
- Имеет, - ответил Фролов. - Я поинтересовался, мне доложили, что по этой части вопросов к нему не возникало. И оценит, и оплатит.
- Оценку уже произвели. - Турецкий вынул из кармана акт и протянул Федору.
Тот развернул, посмотрел и… заразительно захохотал. На вопросительные взгляды, продолжая смеяться, ответил наконец:
- Ну, мужики, ну, ей-богу, цирк! Триста баксов, а мы!..
- Да вот и я ему говорил. - Грязнов быстро взглянул на Турецкого и едва заметно подмигнул ему. - И на кой тебе хрен возиться, Саня? Ну были бы еще хоть бабки приличные, а то? Не слушает старых друзей, принципиальный, блин! Не знаю, может, по-своему и прав… А чей он представитель, этот, как его, Брусницын, да? Не он же наехал? Ему-то чего? Какая радость?
- Наехал там один мудак, - поморщился Фролов, будто его заставляют говорить о чем-то чрезвычайно неприятном. - Да вот транспорт был не его.
- Привет! - перебил Вячеслав, спокойно усаживаясь у длинного стола. - Ты ж сам помогал мне пробить номер. Депутат Госдумы, за что ж ты его так неуважительно, старик?
- Да не депутат совсем наехал! Его машиной воспользовался один его знакомый. Предприниматель. Земляк, что ли. Хрен их всех разберет. Короче, там у них уже целый скандал, понимаете?
- Ничего не понимаю, - продолжал настаивать Грязнов. - Машина одного, ездит другой, ДТП устраивает третий, а угрожает пострадавшей вообще четвертый! Федя, либо я сам уже тот, кого ты только что назвал красивым именем на букву "эм", либо… Черт его знает, что…
- Вот именно, - подтвердил Федор, - об том, как говорится, и речь. Сплошной "кроксворд", мужики, если разобраться, - засмеялся он неестественно. - С одной стороны, депутат, уважаемый человек, который ни сном ни духом, с другой - тот Мамонов…
- Постой! - насторожился Грязнов. - Это какой такой Мамонов? Как его зовут?
- Его? - даже растерялся Фролов, будто случайно оговорился. - Его… зовут… а как его зовут?
- Не Гришкой случайно? Григорий Семенович - не он?
- Кажется. А что, он тебе знаком? Сейчас придет этот… уточнит.
- А чего уточнять? Кто ж в Москве не знает Мамона Каширского? "Законник", две судимости по статьям сто шестьдесят третьей, сто семьдесят третьей, сто семьдесят девятой - вымогательство, лжепредпринимательство, принуждение и так далее, - перечислял Грязнов. - Хороший уголовный букет. И чего он хочет?
- Откуда я знаю. Думаю, хочет, чтоб было тихо. Помнишь, как еще при Брежневе говорили? На три "ша" - штоб штало шпокойно. Но это, надо понимать, не он и хочет, а те, кого он невольно втянул в разбирательство. - Фролов снова взглянул в акт: - Какие-то триста баксов, а вони поднялось!..
- Черт с ней, с вонью, - небрежно отмахнулся Турецкий, - ты лучше скажи, Федор, полковник-то какое к ним всем имеет отношение? Что-то я никак не пойму!
- А полковник… - словно маленькому, стал едва не по слогам объяснять Фролов, - бывший полковник, а ныне президент Благотворительного фонда "Юпитер" и одноименного охранного предприятия с благотворительными, естественно, целями выделяет органам милиции хорошие иномарки, которые используются нами и в собственных служебных целях, и в качестве сопровождения. Кстати, и этот самый ЧОП, который при фонде, он тоже "Юпитер", охраняет в основном вип-персон, крутых бизнесменов, ну и прочих, кто может себе позволить охрану на машинах с милицейскими номерными знаками. Понимаешь теперь? Поэтому и возникший шум, как я могу себе представить, сразу нескольких важных персон с ходу задел! Мы ж начали расследование, а куда оно приведет?
- Логично, Федя. - Грязнов с сумрачным выражением лица покачал головой. - Действительно, трудно представить - вор в законе в "мерсе" с депутатским номером и в сопровождении милицейской охраны! Тебя ж первого и спросят, - Слава взглянул на приятеля, Фролов помрачнел, - куда смотрел? Почему бандит с "мигалкой" раскатывает? А если дальше копнуть? К примеру, а кого это наш якобы милицейский Благотворительный фонд на самом-то деле ублаготворяет? Так не взять ли нам его за причинное место и не пощупать ли на этот самый предмет, а, как считаешь?
Тяжко вздохнул Фролов, но ответил:
- Так тебе и позволили…
- А если не спрашивать позволения, тогда что?
- Авантюрист ты, Вячеслав Иванович. Мне, между прочим, по этому поводу уже второй день с твоей Житной звонят. Знаешь, зачем?
- А то! "Закрой ты это дело, Федя, к едреной матери! Надорвешься". Так?