* * *
На другом конце Москвы бывший "важняк" Александр Борисович Турецкий стоял перед точно такой же дверью. Стоял и жал на кнопку электрического звонка, надеясь, что из этого выйдет какой-то толк. Однако звонок, судя по всему, не работал. Звонка, по крайней мере, слышно не было.
Александр Борисович занес уж было кулак, чтобы долбануть по двери костяшками пальцев, но тут дверь распахнулась сама собой.
- А, сам пришел! - проревел в лицо Александру Борисовичу кряжистый, чернявый, небритый мужик с совершенно бандитской физиономией, одетый в трико и майку.
Не успел Турецкий ответить, как мужик схватил его за ворот пиджака и вволок в прихожую. Силища у него была непомерная.
- Попался! - торжествовал хозяин квартиры.
Александр Борисович попробовал высвободиться от хватки незнакомца, но тот вдруг легко, почти без усилий, швырнул Турецкого на пол и захлопнул за ним дверь.
- Давно тебя жду, - зловеще ухмыляясь, заявил небритый.
- Вы меня с кем-то спу…
Небритый монстр наклонился, быстро схватил Турецкого за руку и легко, как куклу, швырнул его в другой конец прихожей. Александр Борисович даже опомниться не успел.
- Теперь поговорим, - с кавказским акцентом произнес хозяин квартиры.
В закрытую кухонную дверь кто-то ударился с той стороны, и женский голос визгливо прокричал:
- Вахтанг, не смей! Я вызову милицию!
- Не вызовешь! - проревел в ответ Вахтанг. - Я оторвал трубку от телефона!
Воспользовавшись заминкой, Турецкий вскочил на ноги и бросился на незнакомца. Однако тот легко увернулся и, не прилагая никаких усилий, использовав лишь инерцию Турецкого, вновь повалил его на пол. Затем сел Турецкому на спину и заломил ему руку.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал он. - Теперь отвечай. Ты - Саша?
- Александр… Борисович, - морщась от боли, ответил Турецкий. - Какого черта здесь… происходит?
- Ты ходишь к моей Верке?
- Вахтанг! - снова крикнули из-за кухонной двери. - Вахтанг, немедленно отопри дверь, или я выброшусь в окно!
- Выбрасывайся, пожалуйста! - заорал в ответ небритый мужик. Потом повернулся к поверженному Турецкому и, коварно усмехаясь, пояснил: - Не выбросится. Я заклинил окна.
- Черт… - прорычал Александр Борисович. - Не знаю, что здесь происходит, но ты за это ответишь. Я следователь прокуратуры.
- Следователь? А я думал римский папа! Отвечай, если не хочешь смерти: давно это у вас?
- Что?
- С Веркой! - грозно рявкнул Вахтанг.
- Не знаю никакой Верки.
- Это я Верка! - крикнули из-за двери. - Вахтанг, болван, ты не того схватил! Я не знаю этого человека!
- Как же - не знаешь, - презрительно усмехнулся небритый. - Лучше сама признайся, если не хочешь, чтобы я оторвал ему руку!
Услышав про руку, Турецкий вновь предпринял отчаянную попытку вырваться, но снова безуспешно. Небритый монстр лишь усилил нажим.
- Не дергайся, не поможет, - небрежно сказал он. - Я чемпион России по вольной борьбе.
"Это многое объясняет, - с некоторым облегчением подумал Турецкий. - Вот откуда у него эта мертвая хватка. А я думал, что это я - полная развалина. А это он - герой. Поди совладай с таким медведем".
- Чего это ты там бормочешь? - подозрительно спросил Вахтанг.
- Я говорю, права твоя подруга. Болван ты, Вахтанг.
- Не подруга - жена!
- Тем более, - усмехнулся Александр Борисович. - Я пришел сюда не просто так. Я выполняю важное задание. И если из-за тебя мы упустим опасного преступника, ты, дурак, за это ответишь. Получишь по полной катушке за противодействие властям. Ясно выражаюсь, генацвале, или тебе по-грузински повторить?
Уверенный тон Турецкого, похоже, привел неистового грузина в недоумение.
- Гм… Так говоришь, следователь?
- Старший следователь прокуратуры по особо важным делам, - сказал Александр Борисович таким холодным голосом, что даже чемпион России по вольной борьбе невольно поежился.
- Вахтанг, он говорит правду! - прокричала из-за двери жена. - Я не знаю этого человека!
Небритый монстр явно колебался.
- Решай, - сказал ему Александр Борисович. - Либо отправишься на нары, либо извинишься, и я обо всем забуду.
- Ну… Тогда извини.
Вахтанг выпустил руку Турецкого и слез с его спины. Александр Борисович медленно поднялся на ноги, повернулся к борцу и коротко, без замаха, ударил его кулаком в челюсть. Вахтанг рухнул на пол, будто его срезали. Приподнялся и обалдело тряхнул головой.
- Чистый нокаут, - сказал Турецкий насмешливо. - Этому вас в борьбе не учили?
Прошло с полминуты, прежде чем борец пришел в себя. Александр Борисович помог ему подняться. Вахтанг смотрел на него угрюмо.
- Я просто не ожидал, - буркнул он.
- Я тоже, - ответил ему Турецкий.
Чемпион подумал, усмехнулся и кивнул:
- Это правда. Так ты правда не любовник моей жены?
- Не могу утверждать этого точно, пока не взгляну на твою жену, - усмехнувшись, ответил Турецкий. Однако по потемневшему лицу Вахтанга он понял, что шутка не прошла, и поспешно пояснил: - Это была шутка. Нет, я не любовник твоей жены. Я пришел сюда по делу.
- Тогда помиримся, - резюмировал Вахтанг. - Пойдем в комнату, дорогой, угощу тебя настоящим грузинским вином!
- Эй! - крикнула из-за двери женщина. - Куда это "пойдем"? Ишь, умный какой нашелся, пойдет он! А ну-ка, быстро выпусти меня отсюда!
Вахтанг презрительно фыркнул и произнес несколько слов по-грузински.
- А за это ты мне еще ответишь! - крикнула из-за двери жена. - И ты, и твой дружок-алкаш!
Вахтанг повернулся к Турецкому:
- Не обращай внимания, дорогой. И не слушай эту глупую женщину. В этом доме всегда рады гостям.
Александр Борисович потер вывихнутое запястье и ответил:
- Я это понял. Извини, генацвале, но я сюда не вино пить пришел. Кто из вас художник - ты или жена?
- Я художник, - ответил Вахтанг. - Хочешь, нарисую твой портрет? Бесплатно!
- Хочу, но не сейчас. Скажи, в каком магазине ты покупаешь краски и холсты?
- В "Пикассо". Это в Жулебино. Но я обычно не сам езжу, а заказываю по Интернету. Это удобнее и дешевле. А что?
- Могу я осмотреть квартиру?
Вахтанг подозрительно прищурился:
- Это зачем?
- Нужно для дела. Ты сам сказал, что я твой гость. А разве гостям принято отказывать?
- Нет, не принято, - смирился Вахтанг. - Что ж, смотри. У меня тайн нет.
И он широким жестом пригласил Александра Борисовича в гостиную.
12
Оставался еще один адрес. Дом располагался всего в нескольких кварталах от дома, в котором жили неистовый Вахтанг и его сумасшедшая жена.
Плетнев в компании оперативников медленно пробирался по перегруженной транспортом Москве, скача от пробки к пробке, о чем и сообщил Турецкому по телефону. Впрочем, Александр Борисович не расстроился.
- Сам зайду, - сказал он Плетневу. - Мне тут пешком минут пятнадцать.
- Но что, если он - там? - тревожно спросил Плетнев.
- Ничего, справлюсь как-нибудь. Тем более что вы вполне можете добраться раньше меня.
- Что-то голос у тебя кисловат, - заметил Плетнев. - Ты что, уже не веришь в свою версию?
- Скажем так - она вызывает у меня все больше сомнений, - сухо сказал Александр Борисович.
- А мне она кажется идеальной, - возразил Плетнев. - О, мы, кажется, тронулись! Если больше не будет заминок, минут через десять-пятнадцать будет на месте.
Дверь как дверь. Деревянная. Почти новая. Старый "сталинский" дом, третий этаж. Лифта, понятное дело, не было и в помине. Пришлось Турецкому одолеть несколько пролетов пешком, попутно благодаря судьбу за то, что не нужно ползти на самый верх.
Остановившись перед дверью, Александр Борисович машинальным жестом оправил одежду, выждал с полминуты, чтобы успокоить дыхание, и лишь после этого нажал на кнопку звонка.
Пара аккордов из "Подмосковных вечеров" эхом прокатилась по квартире. Александр Борисович прислушался. Ни шагов, ни покашливания, ни бормотания под нос, ничего…
Турецкий позвонил еще раз. И еще. Результата не было.
"Надо было сперва послушать, а потом уже жать на звонок", - с досадой подумал Турецкий и обозвал себя идиотом. Он хотел еще раз позвонить, но передумал. Вместо этого он повернулся и, громко топоча ногами, стал спускаться вниз. Дойдя до первого этажа, он прикинул, куда выходят окна квартиры. Получалось, что не во двор. И на том спасибо.
Александр Борисович заспешил обратно, на третий этаж, стараясь ступать как можно тише. Остановившись перед квартирой, он осторожно приложил ухо к двери и прислушался. В какой-то момент ему показалось, что он слышит женский голос, но секундой спустя Турецкий понял, что это лишь отголосок какой-то фразы, долетевшей со двора (окна подъезда по случаю жары были открыты настежь).
Турецкий вслушивался минуты две. Но так ничего и не услышал. В подъезде чем-то сильно воняло. Вероятно, где-то поблизости делали ремонт (время от времени не то наверху, не то внизу начинала противно жужжать дрель). Продолжая вслушиваться, Турецкий поднял руку и нажал на кнопку звонка, надеясь, что "эффект внезапности" даст свои результаты.
Но в квартире и на этот раз никто не отозвался. Александр Борисович выпрямился и подумал - не попробовать ли взломать дверь? Он уже готов был решиться на это безрассудство, но телефонный звонок отвлек его от отчаянных мыслей.
- Алло, - сказал в трубку Турецкий.
- Александр Борисович? - молодой мужской голос.
- Да.
- Это Василий. Системный администратор из магазина "Пикассо". Тут у меня был сбой в программке, но сейчас я все отладил.
- И что?
- Помните, вы спрашивали про пятнадцатое число?
- Ну да.
- Так вот, был еще один заказ. Из-за сбоя он "выпал". Но теперь я все восстановил. Один мужчина заказывал несколько рам. Он тоже наш постоянный клиент.
У Турецкого вспотела ладонь.
- Как зовут этого мужчину? - спросил он, скрывая волнение.
- Имени нет. Клиент числится у нас под кликухой Художник. Продиктовать вам его адрес и телефон?
- Давай!
Сисадмин продиктовал и поинтересовался:
- Записали?
- Запомнил. Если что, я могу позвонить тебе на этот телефон?
- Запросто. Труба постоянно при мне. Понадоблюсь - сигнальте.
Поговорив с Василием, Александр Борисович быстро набрал номер Плетнева.
- Алло, Антон! Ты где?
- Подъезжаю к дому. Минут через пять-семь буду на месте. Ты уже там?
- Поворачивай оглобли! - приказал Турецкий. - Сисадмин накопал еще одного клиента, который отоваривался у них пятнадцатого числа. Пиши адрес и номер.
Записав, Плетнев скомандовал оперативникам:
- Парни, поворачиваем назад. Наш адрес на Сущевке. - И снова обратился к Турецкому: - А ты как же? Может, забрать тебя?
- Нет времени, Антон. Гони туда! Только будь осторожен, мерзавец наверняка вооружен.
- А если не отзовется?
- Ломай дверь!
- Да, но… последствия?
- Плюнь! - жестко сказал Александр Борисович. - Для нас сейчас главное - спасти женщину. Я всю ответственность возьму на себя.
- Ох, не знаю, Александр Борисыч… Подведешь ты себя под монастырь. И меня заодно.
- Не тушуйся, все будет хорошо, - сказал, бодрясь, Турецкий. Но голос его, несмотря на все усилия, прозвучал не слишком бодро.
- Ладно, - нехотя, ответил Антон. - Сделаю.
* * *
Поговорив с Плетневым, Александр Борисович сел на скамейку и достал из кармана сигареты. Спешить больше было некуда. До Сущевки он в лучшем случае доберется минут через сорок. Парни домчат быстрее.
Турецкий вставил сигарету в рот и чиркнул колесиком зажигалки. Некоторое время он наблюдал за тем, как дым расплывается в воздухе, и ни о чем не думал. Ноги после пробежки по этажам немного ныли, но в голове была приятная пустота. Как будто все проблемы остались за плечами.
"От меня больше ничего не зависит", - с мертвым спокойствием подумал Александр Борисович и тихо прошептал одними губами:
- Полный штиль.
Он даже прикрыл глаза, наслаждаясь абсолютным бездействием. Перед глазами возникло лицо Марины Соловьевой. Такое, каким Турецкий в первый раз увидел его "вживую", в тот миг, когда они столкнулись в темном зале вьетнамского ресторанчика. Растерянное, смешливое…
Потом он вспомнил ночь, которую они провели вместе. Ее гибкое, стройное тело, негромкий, хрипловатый голос. Ее глаза, тихо мерцающие в полумраке комнаты.
Турецкий ощутил в сердце укол тоски. Все-таки он здорово привязался к этой девчонке. Если бы Александр Борисович был посмелее и пооткровеннее с собой, он бы, пожалуй, сказал иначе. И вместо глагола "привязался" использовал бы другой. Возможно, ему в голову пришли бы мысли о поздней любви или еще что-нибудь в этом роде.
Однако Турецкий был Турецким. Как только нахлынули теплые воспоминания, он лишь плотнее сжал зубы, и на переносице его четко прорезалась суровая вертикальная складка. Больше всего он сейчас боялся расслабиться и предаться сантиментам.
Он швырнул окурок на ступеньки и закурил новую сигарету. Теперь Александр Борисович вспомнил другое лицо. Лицо жены. И новая тоска засаднила в его сердце. До сих пор у него просто не было времени обдумать эту ситуации. Да и желания особого не было. Но теперь…
Турецкий сидел на ступеньках, хмурил брови и думал. Мысли ворочались в голове тяжело, как железки.
"Неужели придется развестись? - думал он. - После стольких лет… А как же Нинка? Как ей сказать об этом?… Да она с ума сойдет от горя. И не захочет слушать никакие объяснения. Посмотрит на нас своими яркими глазами и скажет: "Ну что же вы, родители? А обо мне вы подумали?"… И что мы ей ответим? "Прости, дочка, папе с мамой было не до тебя. Как всегда".
Александр Борисович невесело усмехнулся.
"Н-да, ситуация… И самое неприятное, что это только начало грядущих бед".
В этот самый момент на другом конце Москвы, в квартире подруги Ларисы, сидела Ирина Генриховна Турецкая. И мысли у нее были еще тяжелее и тревожнее, чем у Александра Борисовича.
И так же, как Турецкий, Ирина пыталась выдумать слова, которые она скажет дочери. Ей было горько и мучительно стыдно за то, что она довела ситуация до такой отвратительной развязки. Она всегда была уверена, что забота о крепости брачного союза лежит целиком и полностью на плечах жены. Долгие годы Ирина ставила дела мужа выше своих собственных дел. При внешней независимости и даже строгости у нее и в мыслях не было сравнивать все то, чем она занималась до сих пор, с работой мужа.
Вот он - работал. Вот он - делал важное дело. А она была чем-то… вспомогательным, что ли. Глупое слово, но другое на ум не приходило. Она чувствовала себя кем-то вроде подмастерья при великом мастере.
И вот мастер оказался не у дел. И выяснилось, что он больше не мастер. А кто? Такой же смертный, как другие, со скучными буднями, типовой квартирой, стареющей женой и с этим вечным русским желанием утопить грусть в стакане с водкой.
Как такое вынести? После всего, что было, после нескольких десятилетий опасных и захватывающих приключений, после того, как достиг в своем ремесле головокружительного мастерства… И вдруг оказаться просто выброшенным на улицу…
Ирине вдруг стало мучительно жаль мужа. Хотя она понимала, что жалостью лишь унижает его, но ничего не могла с собой поделать. Из глаз ее катились слезы, и она понимала, что никуда не сможет от него уйти. Никуда и никогда. Что бы ни случилось, и в какую бы развалину он не превратился.
- Знаешь, чего я хочу больше всего на свете? - сказал ей как-то муж.
- Чего? - спросила она.
Он провел ладонью по ее густым волосам и ответил:
- Состариться вместе с тобой и умереть в один день.
Когда же это было? Лет пять назад? Или меньше?… Не важно. Важно лишь то, что она на всю жизнь запомнила эти слова. Тогда муж открылся ей с новой стороны, и это было неожиданно. Неожиданно и приятно.
- А знаешь, чего больше всего хочу я? - спросила она тогда.
Турецкий весело на нее посмотрел и предположил:
- Молодого любовника?
Ирина легонько стукнула его ладонью по лбу и насмешливо проговорила:
- Дурень. Я хочу, чтобы когда мы с тобой умирали, нас окружали бы внуки. Много внуков! Человек десять! Маленькие такие "Александры Борисычи Турецкие". И чтобы у всех у них были такие же серые глаза, как у тебя, и такая же улыбка.
- Десять маленьких "турчат"? - усмехнулся Александр Борисович. - Да они бы с ума тебя свели.
Ирина вздохнула.
- Это точно. Хотя, с другой стороны, не сошла же я с ума от одного большого Турецкого! А это дорогого стоит.
И они рассмеялись, глядя друг другу в глаза и наслаждаясь этим трогательным моментом.
И вот теперь они врозь. Ненавидят друг друга и хотят развестись. Хотя…
- Кого я обманываю? - тихо проговорила Ирина Генриховна. - Ведь я знаю, что он меня любит. И знаю, что он скорее даст отрубить себе руку, чем захочет разводиться. Тогда какого черта я делаю?
Ирина Генриховна вскочила с дивана и подошла к зеркалу. Из зеркала на нее глянуло худощавое, заплаканное лицо. Веки слегка припухли, волосы были растрепаны. Но если привести это лицо в порядок, то оно еще вполне и вполне…
Ирина улыбнулась и отправилась в ванную.
13
- Ну вот, - сказал он, откладывая кисть. - Наш с тобой шедевр готов! Хочешь посмотреть?
Пленница не пошевелилась. Он насмешливо вскинул брови:
- Не хочешь? Ну я все равно тебе покажу.
Он снял картину с мольберта и прошел с ней к столу, на котором лежала распятая девушка. Повернул холст к ней и сказал:
- Полюбуйся! Я назвал картину "Пробуждение Венеры"! По-моему, получилось неплохо. И название классное. Как ты считаешь?
Пленница приоткрыла опухшие глаза и посмотрела на полотно безразличным взглядом.
- Эге, да тебе пора вколоть витаминов, - тихо воскликнул он и отнес картину обратно на мольберт.
Затем достал из шкафчика шприц и пару флаконов. Заправив шприц витаминами и глюкозой, он подошел к женщине и сделал ей укол в руку. Рука пленница слегка дернулась.
- Ну-ну-ну, - мягко произнес он. - Не выдумывай, это совсем не больно. Больно будет потом. Больно так, что ты позабудешь, кто ты и как тебя зовут. В твоем теле, в твоем мозгу не останется ничего, кроме дикой, невыносимой боли. Это будет настоящий ад, я тебе обещаю! - Он вынул иглу и швырнул одноразовый шприц в мусорное ведро. Затем склонился над женщиной и приподнял ей пальцами веко.
- Ничего, ничего, - сказал он. - Часа два-три ты еще протянешь. Мне этого хватит с лихвой.
Он вынул из стола маленькую аккумуляторную дрель и нажал на кнопку. Дрель тихо и тонко взвизгнула в его руке. Лицо его осветилось довольной улыбкой.
- Ну, приступим! - радостно произнес он и склонился над пленницей.
Пленница застонала и забилась, словно через ее тело пропустили разряд электрического тока. И в этот момент в дверь снова позвонили. Он выключил дрель и на всякий случай зажал женщине рот ладонью.