14
Несколькими минутами раньше Антон Плетнев прижал ухо к двери и прислушался. Теперь он четко это услышал - тихий, отвратительный звук, словно кто-то работал бормашиной и тихое, приглушенное постанывание. Так стонет человек, рот которому заклеили скотчем.
Ждать больше было нельзя. Плетнев нажал на кнопку звонка. Механический звук за дверью прекратился. Но открывать никто не спешил.
- Не хочет, - напряженно усмехнулся стоящий рядом оперативник.
Плетнев снова нажал на кнопку звонка, а потом забарабанил по двери кулаками и крикнул:
- Откройте! Вы нас залили!
Он надеялся, что прием с "сердитым соседом" сработает и на этот раз, и убийцу удастся взять без стрельбы.
Дверь никто не открывал.
- Откройте, или я вызову милицию! - гневно закричал Плетнев, начиная уже волноваться.
Но и на этот раз никто не откликнулся. Плетнев повернулся к операм.
- Ну что, парни, надо ломать.
Оперативники переглянулись.
- Нас за это по головке не погладят, - сказал один из них. - Надо бы согласовать.
Плетнев дернул щекой.
- Нет времени согласовывать. Если будут проблемы - валите все на меня. Я ломал дверь один, ясно? Вы даже не успели понять, что я собираюсь сделать. А теперь давайте, парни! Девчонка может умереть из-за нашей медлительности.
Оперативники нехотя подтянулись к двери, но тут раздался щелчок открываемого замка и дверь слегка приоткрылась. Плетнев сделал знак рукой, и опера успели спрятаться за угол.
- Что такое? - раздался негромкий, испуганный мужской голос.
Плетнев заглянул в щель и увидел худое носатое лицо и огромные "булькатые" глаза, с тоской взирающие на окружающий мир.
- Вы меня залили, - выпалил Плетнев.
- Как залил? Почему залил? Кто вы?
- Сосед снизу. У меня из-за вас штукатурка с потолка сыпется! На полу лужа размером с Тихий океан!
- Позвольте, - пробормотал носатый мужчина. - Но у меня ничего не капает. Голову даю на отсечение. Это, должно быть, у соседей за стеной.
- Нормальное кино, - саркастически хмыкнул Плетнев. - У него не капает, а у меня капает. Давай, мужик, открывай, если не хочешь проблем. К соседям я уже заходил, у них все в порядке.
- Но позвольте…
- Ты откроешь или нет?
- Да не собираюсь я вам ничего открывать! - сердито произнес носатый и попытался закрыть дверь, но Плетнев ему не дал.
- Или ты меня впустишь в квартиру, или я туда въеду на тебе верхом, - свирепо сказал он. - Ну!
- Убирайтесь! - воскликнул носатый. - Убирайтесь, или я сам вызову милицию.
Он снова попытался закрыть дверь, но тут у Плетнева сдали нервы и он что было мочи вдарил по двери плечом. Цепочка порвалась и дверь распахнулась, сбив носатого с ног.
- Берите его за жабры, парни! - крикнул Плетнев и ринулся в квартиру.
Оперативники ввалились в прихожую следом за ним. Носатый попытался встать, но один из оперов положил мужчине ладонь на голову, толкнул его на пол и, покачав головой, произнес:
- Не стоит.
- Я буду жаловаться, - тихо и испуганно пробормотал носатый. - Я дойду до самого верха!
- Дойдешь, - согласился с ним оперативник. - Если ноги по пути не обломаешь.
Вбежав в квартиру, Плетнев огляделся по сторонам и рванул в одну из комнат. Однако комната была пуста. На стенах висели картины в основном в стиле "ню". Причем некоторые из них были настолько откровенны, что больше годились для какого-нибудь порнографического журнала, чем для музейного каталога.
Плетнев побежал в другую комнату, но и здесь не нашел ничего подозрительного.
- Антон! - услышал он голос одного из оперов. - Иди сюда!
Плетнев метнулся на голос. Он вбежал в небольшую комнатку и замер на пороге. На резном, обтянутом красным атласом диванчике сидели две девушки и испуганно кутались в красные шелковые простыни. Судя по их голым бедрам и плечам, а также по стоявшему рядом с диваном фотоаппарату на высоком штативе, девушки были моделями.
- Мы здесь ни при чем, - испуганно пробормотала одна из девушек. - Мы только позировали.
- С вами все в порядке? - спросил на всякий случай Плетнев, хотя уже предвидел ответ.
- Д-да, - ответила дрогнувшим голосом вторая девушка. И так же, как несколько секунд назад ее подруга, пробормотала: - Мы здесь ни при чем. Честное слово! Он сказал, что позировать нужно для картины. Мы не знали, что он будет фотографировать.
Плетнев посмотрел на зеркальный фотоаппарат и протянул к нему руку. Помедлив секунду, нажал на кнопку, и фотоаппарат с тихим жужжанием сделал несколько снимков.
- Вот тебе и бормашина, - тихо пробормотал он.
- Антон, ты только посмотри на это, - сказал оперативник, протягивая Плетневу несколько фотографий. Посмотреть тут, и впрямь, было на что. Сцены соитий были сняты беззастенчиво, в самых немыслимых ракурсах и позах.
Плетнев чертыхнулся и вышел из комнаты.
Носатый мужчина все еще сидел на полу в прихожей.
- Что это значит? - визгливо спросил он. - Какого черта здесь происходит?
- Мы накрыли порнопритон, вот что здесь происходит, - со злостью в голосе ответил Плетнев.
- Какой к черту порнопритон! Я художник! Это - мои модели. Имейте в виду, у вас всех будут больши проблемы!
Плетнев и оперативник, караулящий художника, переглянулись. На физиономии оперативника появилась грустная усмешка, как бы говорящая, - "ну вот, нарвались".
Плетнев перевел взгляд на хозяина квартиры, и взгляд его стал недобрым и угрожающим.
- Соседи сообщили, что у вас в квартире публичный дом, - сухо сказал он. - То, что мы здесь увидели, подтверждает эту информацию.
- Да какая к черту информация! - продолжил возмущаться носатый художник. - Это просто сплетни! Я…
- Пойдешь по статье, как сутенер и притоносодержатель, - холодно перебил его Плетнев. - И за распространение порнографии получишь по полной катушке.
Взгляд носатого художника стал испуганным.
- Господа… Товарищи… Но я не сутенер. Честное слово! Просто у меня нет денег, чтобы работать с моделями сутки напролет. Я фотографирую, а потом использую эти снимки в качестве натуры. Это мой метод!
- То есть? - не понял оперативник.
- Он сперва фотографирует, а потом копирует фотографии на холсты, - пояснил Плетнев.
- Ловко, - похвалил оперативник, с интересом разглядывая носатого художника. - Что будем делать с этим Врубелем?
- Даже не знаю. - Плетнев задумчиво нахмурил брови. - По-хорошему, его нужно забирать, но возиться не хочется.
В глазах художника мелькнула догадка. Он быстро и цепко глянул по сторонам, затем перевел взгляд на Плетнева и, понизив голос до хриплого шепота, сказал:
- Я все понял. Сколько?
- Чего сколько?
- Ну сколько я вам должен?
Плетнев посмотрел на оперативника, тот пожал плечами. Плетнев вздохнул.
- Ладно, Врубель. На первый раз прощаем. Но если от соседей поступит еще хоть один сигнал…
- Не поступит, - заверил его художник. - Я съеду отсюда. Сниму под мастерскую другую квартиру! Честное слово, друзья мои! Меня завтра же здесь не будет!
Плетнев и оперативник снова переглянулись.
- Что ж, - сказал Плетнев. - Это разумно. А сейчас, милый друг, дай-ка мне свой паспорт. Я лично буду за тобой следить.
15
Александр Борисович поднялся со ступенек и отряхнул брюки. На душе у него было беспокойно. Успеет ли Плетнев предотвратить страшное? А может, они уже опоздали, и Марины Соловьевой давно нет в живых?
Турецкий старался об этом не думать. Однако, несмотря на то, что Александр Борисович гнал от себя жуткие мысли, перед глазами у него начали вставать фотографии изуродованных девушек. Тициан, Рембрандт… Что этот ублюдок придумает на этот раз? Перенесет с холста в реальность картину Пикассо? Или Рубенса?
Надо позвонить Плетневу и узнать, как дела!
Александр Борисович достал из кармана телефон, да вдруг остановился. Внезапно он понял, что за запах витал в подъезде. Более того, он понял, откуда этот запах исходил. Не сверху и не снизу - запах шел из квартиры. Из той самой квартиры!
Это был запах растворителя для красок. Запах сильный и свежий. Сегодняшний запах! - со всей отчетливостью понял Александр Борисович. Будто в прихожей разлили банку с растворителем.
Он повернулся к двери. Запах растворителя для красок… И еще этот тихий звук дрели, который он слышал. Да ведь это же… Турецкого прошиб пот.
Александр Борисович одним прыжком перепрыгнул через три ступеньки и нажал на кнопку звонка.
* * *
Он повернулся к двери, потом перевел взгляд на пленницу и тихо спросил:
- Ты это слышала? Кому же там неймется?
И снова по квартире прокатился перезвон на мелодию "Подмосковных вечеров". Он посмотрел на женщину и приложил палец к губам.
- Лежи тихо, - прошептал он пленнице на ухо. - Будешь лежать тихо - останешься жить. Обещаю.
В дверь снова позвонили.
- Черт, - досадливо поморщился он и стянул с рук перчатки. Затем снял испачканный кровью фартук и повесил его на спинку стула. Пригладил ладонью волосы и двинулся в прихожую. Кухонную дверь он плотно прикрыл за собой.
В дверь опять позвонили.
- Кто же это у нас там такой настойчивый? - тихо пробормотал он, шагая к двери. Страха у него не было. Он был абсолютно уверен в собственной безопасности. Об этой квартире не знала даже жена, не говоря уже про всех остальных. Тихий островок независимости и покоя посреди бушующего океана столичной суеты.
Это сравнение показалось ему удачным и он улыбнулся.
Он подошел к двери и выглянул в глазок. Лица стоящего перед дверью человека было не разобрать. Только темные очертания фигуры. Дверной глазок был препоганый и давно нуждался в замене.
- Кто там? - спросил он, слегка изменив голос.
- Я из МГЖТ, - откликнулся хрипловатый мужской голос. - Снимаю показания счетчиков.
Счетчиков! Да разве счетчики находятся не в коридоре?
Прежде чем ответить незваному гостю, он завертел головой и увидел, что в углу прихожей действительно висит счетчик. Черт бы побрал эти старые квартиры!
Неужели придется открывать?
Он приник губами к двери и на всякий случай уточнил:
- Я сейчас очень занят. Вы не могли бы прийти завтра?
- Могу, - ответил хрипатый голос. - Но только с начальником ЖЭУ и бланками для составления акта. Вы этого хотите?
"Черт!.. Неужели от этого парня не отделаться? Но, с другой стороны, он же не пройдет дальше прихожей. Запишет показания счетчика и уйдет. Может все-таки впустить?"
- Ну! - поторопили из-за двери. - Вы открываете или нет? Мне еще полдома обходить, а у меня скоро обед!
- Ладно, ладно, - проговорил он и протянул руку к ручке замка. Щелкнул раз, щелкнул другой.
В это время из кухни донесся едва различимый стон. Он отдернул руку от замка и испуганно оглянулся. Стон повторился. Чертова кукла! Просил же не возникать! Нет, этим женщинам решительно нельзя доверять! Ни в чем!
- Приходите завтра! - рявкнул он в дверь, повернулся и зашагал на кухню.
Незваный гость еще что-то возмущенно кричал из коридора, но он его уже не слушал. Он шел к кухне, гневно бормоча под нос:
- Сука… Дрянь… Я тебе покажу, как не слушаться…
Он открыл дверь и замер на пороге кухни. Пленница каким-то образом сумела высвободить руку и теперь пыталась негнущимися пальцами ослабить ремень, стягивающий вторую руку. Кляп валялся на полу.
Он не верил собственным глазам. Ее пальцы давно должны были омертветь, но они шевелились. Шевелились! Эта баба была вынослива, как зверь.
За спиной у него загрохотала, затряслась под ударами дверь.
Опомнившись, он прыгнул к столу и, чтобы оглушить пленницу, ударил ее кулаком по голове. Потом схватил ее свободную, окровавленную руку и прижал к столу. Женщина попыталась приподнять голову. Он поискал глазами, чем бы воспользоваться, и взгляд его упал на шило.
Судорожным движением выхватил он шило из брезентового "патронташа" и занес его над головой пленницы.
16
- Откройте! - кричал Турецкий, уже не пытаясь изменить голос. - Открой!
Он принялся молотить руками и ногами по двери, и дверь затряслась под его ударами. На мгновение он остановился, чтобы прислушаться, и услышал тихий женский вскрик. Медлить нельзя было ни секунды.
Он выхватил из кармана швейцарский перочинный нож, который всегда носил с собой, выщелкнул лезвие и склонился над замком. Замок был закрыт на "собачку". Александр Борисович вставил лезвие в зазор между дверью и косяком, поддел "собачку" и дернул дверь на себя. И дверь приоткрылась!
Теперь уже Турецкий отчетливо слышал голос девушки. Если это можно было назвать голосом. Он ворвался в квартиру и побежал на голос. Пробежал узким коридорчиком, распахнул дверь кухни, и в этот момент что-то больно ужалило его в шею, словно неведомая рука ткнула ему в шею горящей головней.
Однако это не остановило Турецкого. Увидев краем глаза окровавленную женщину, он бросился на высокую фигуру, стоящую на фоне окна. Оба мужчины повалились на пол. Турецкий бил кулаками и рвал зубами, как дикий разъяренный зверь. Кровь лилась из раны на шее, он чувствовал ее запах, и этот запах приводил его в еще большую ярость. Боли он уже не чувствовал.
Противник еще несколько раз ударил его шилом. Один раз в плечо, два раза в грудь, но удары прошли по касательной и не остановили Турецкого. Он почувствовал, как его зубы впились в запястье противника. Тот с воплем выронил нож, сбросил с себя Турецкого и попытался откатиться, но Турецкий схватил его за горло и сжал что было сил. Огромное, мускулистое тело забилось в его руках, удары градом посыпались на его лицо и грудь, но Турецкий продолжал сжимать горло врага, и сжимал до тех пор, пока тот не перестал биться и не затих.
Александр Борисович тяжело поднялся на ноги и повернулся к столу, на котором лежала женщина. Лицо ее было залито кровью. Турецкий высвободил ее руку и ее ступни из кожаных оков. Затем прижал ухо к ее груди. Некоторое время он молча слушал.
Потом выпрямился, заглянул женщине в лицо, силясь различить ее черты. Но лицо женщины было похоже на кровавую маску, и Турецкий ничего не разглядел. Он прижал пальцы к ее шее, простоял с минуту молча, потом убрал руку и опустился на стул.
Марина Соловьева была мертва.
Александр Борисович почувствовал такую нечеловеческую тоску, что готов был завыть волком. Слезы покатились по его испачканным кровью щекам. Он посмотрел на Плотникова. Тот лежал на полу без сознания. Однако был жив. На полу была разбросана груда никелированных инструментов. Турецкий наклонился и поднял небольшой разделочный топорик.
Этот урод не должен жить на свете. Не должен, и все.
17
Больничная палата была небольшая, но чистая и комфортно обставленная. Турецкий сидел в кровати. Выглядел он скверно - опухший, с зашитой щекой.
- Значит, она работала в группе "Зеро", - не столько спросил, сколько задумчиво повторил Александр Борисович.
Шея бывшего "важняка" была перевязана бинтом. Говорил он сипло и тихо.
Полковник Маршалл, сидевший на стуле возле кровати, кивнул.
- Да, Александр. Марина Соловьева работала на нас. Мы несколько месяцев пытались выйти на след московского маньяка, но он чертовски умело заметал следы. За все время ни одного отпечатка пальца, ни одного образчика спермы или слюны. Он вычищал свои жертвы до стерильности. Пять месяцев назад Марина заявила, что больше не хочет "возиться в этой грязи", и написала рапорт об уходе. Мы некоторое время следили за ней, потом оставили в покое. Посчитали, что девушка просто устала.
- Просто устала, - вновь тихим эхом отозвался Турецкий.
Маршалл кивнул:
- Да. Ты ведь знаешь, такое случается. После ухода она недели две провела в итальянском городке Иджея-Марина. На берегу Адриатики. Потом перебралась на Лазурный Берег. Там у нее закрутился роман с одним английским букинистом. Дело шло к счастливому браку. Даже помолвка была. Ну и мы решили больше ее не дергать. В общем, девушка целиком и полностью отошла от дел.
- Отошла, - снова повторил Турецкий.
Полковник взглянул на него с тревогой.
- Александр, с тобой все в порядке?
Турецкий усмехнулся.
- Не бойся, с ума я не сошел. Выходит, расследование Марины было чистой воды "самодеятельностью"? Она больше не выходила с вами на связь?
Полковник покачал головой:
- Нет.
Взгляд Александра Борисовича стал сухим и колючим.
- Тогда объясни мне, ради Бога, почему она этим занималась? Какого черта ей понадобился этот урод?
Маршалл отвел взгляд.
- Я не…
- Ведь понятно же, что это личные счеты, - перебил его Александр Борисович.
Маршалл некоторое время молчал, потом сказал:
- Ты прав. Мы допустили ошибку. Мы… - Голос полковника дрогнул. - Мы кое-что упустили.
Турецкий молчал, выжидательно глядя на полковника.
- Одна из жертв Плотникова была подругой Марины, - сказал полковник Маршалл.
Турецкий смотрел на него с нескрываемым изумлением.
- И вы этого не знали? Как такое может быть!
- Видишь ли, - вновь замялся Маршалл, - они дружили, но дружили в детстве. - Полковник помолчал и нехотя добавил: - Нельзя знать про человека все, Александр. У каждого человека есть свои тайны, скелеты в шкафу, о которых он никому не сообщает.
Александр Борисович холодно и пристально смотрел на Маршалла, и тот поморщился. Полковник не привык к таким взглядам.
- Об университетских связях и знакомствах Марины Соловьевой мы знали все или почти все, - спокойно продолжил он. - Но что касается детских лет… Подруга Марины еще в шестом классе перевелась в другую школу. Потом вышла замуж, сменила фамилию. Потом развелась и снова вышла замуж… - Полковник поморщился. Он терпеть не мог оправдываться, даже тогда, когда считал себя виноватым. - Да что я тебе объясняю? - закончил он, слегка повысив голос. - От ошибок никто не застрахован, даже мы.
Взгляд Турецкого не потеплел ни на градус.
- Грубая ошибка, тебе не кажется? - холодно спросил он.