4. Кто третий?
Юрий Валерьевич Ремизов был человеком солидным, толстым и вальяжным. Во время беседы с Турецким он откинулся на спинку кожаного кресла и с видимым удовольствием курил толстую кубинскую сигару.
Турецкий от предложенной сигары отказался, тем самым, сам того не подозревая, нарушив светский и деловой этикет. Впрочем, Турецкому на это было плевать. Дело в том, что этот Ремизов являлся одним из бывших сотрудников "Юпитера", сбежавшим с "тонущего корабля" задолго до того, как появились первые признаки катастрофы.
Разговор Ремизов вел медленно и деловито, как и подобало человеку его комплекции. Об объединении двух компаний - "Юпитера" и "Дальнефти" - он знал очень мало, так как переговоры об объединении начались уже после его ухода из "Юпитера". И вообще, Юрий Валерьевич был "страшно далек от всех этих нефтяных дел", поскольку у него имелись "дела поважнее, чем совать нос в чужой бизнес", с которым сам Ремизов "покончил давно и бесповоротно". Он вообще был очень категоричен в своих оценках и суждениях и всем своим видом показывал, насколько ему скучно, да и неприятно говорить о фирме "Юпитер" и ее главе - Генрихе Боровском.
- Значит, вы не виделись с Боровским полгода? - переспросил Александр Борисович.
Ремизов кивнул, тряхнув толстыми, как у бульдога, щеками и пробасил:
- Именно так. Кстати, удивительно, что он до сих пор жив. Я имею в виду Боровского.
- То есть? - не понял Александр Борисович.
Ремизов отвел от лица сигару и выпустил в пространство синеватое облако пахучего дыма. Затем лукаво посмотрел на Александра Борисовича и сказал:
- Лично я бы на его месте давно уже повесился.
- Это почему же?
Ремизов пожал покатыми круглыми плечами:
- Ну посудите сами: он потерял все, что имел. Бизнеса его почти лишили, да и дела у "Юпитера" идут из рук вон плохо. Еще полтора года назад это было - я не побоюсь такого слова - самое успешное предприятие в России. А теперь что? Одно только название.
Однако Турецкий не согласился:
- Не думаю, что это повод свести счеты с жизнь. Никогда не поздно начать заново.
- Для кого? Для Боровского? - Ремизов откинул голову и зычно хохотнул. - А вы фантаст! Нет, Александр Борисович, для этого человека все кончено. Он не только в считанные дни стал банкротом, он потерял и своего лучшего друга. Причем сам же его и убил. И тем самым, заметьте, обрек себя на полный жизненный крах. Я имею в виду тюрьму и все, что из этого проистекает.
- А вы не можете предположить, зачем он это сделал? - осторожно спросил Турецкий.
Ремизов развел руками:
- Тайна, Александр Борисович, сущая тайна! Конечно, я слышал о том, что в последнее время у них с Риневичем появились какие-то конфликтные ситуации. Но это… как бы это попонятнее… простая утряска интересов. В наше время за такое не убивают. Тем более лучших друзей. И тем более публично. В конце концов, если бы Генрих захотел разобраться с Риневичем, он бы его просто "заказал". Недостатка в киллерах нынче нет.
- К сожалению, это так, - со вздохом подтвердил Турецкий. - А в личной жизни у них не было поводов для ссоры?
Ремизов отрицательно покачал головой:
- Что вы! Уверяю вас, более дружных людей вы днем с огнем не сыщете. Ну, конечно, я говорю о бизнес-сообществе. В бизнес-сообществе вообще не принято тесно дружить. Знаете такую поговорку: дружба дружбой, а денежки врозь? Ну вот, а эти двое некоторым образом нарушали это неписаное правило.
- И все-таки у Боровского появился повод выстрелить в Риневича, - напомнил Турецкий. - Несмотря на личную дружбу и совместный успешный бизнес.
- Это верно, - неохотно признал Ремизов.
Александр Борисович достал из пачки сигарету, но вместо того чтобы закурить, принялся задумчиво перекатывать ее в пальцах.
- А может, в этой связке был и кто-то третий? - все так же задумчиво предположил он.
- Что вы имеете в виду? - сощурил набрякшие веки Ремизов.
- Некто третий, кому было выгодно убрать Риневича и сделать это руками Боровского. Ведь он, таким образом, убил сразу двух зайцев.
- Гм… Оригинальная мысль. Впрочем, не лишенная здравого зерна. И кто же, по-вашему, этот таинственный третий?
Турецкий вставил в рот сигарету и усмехнулся:
- Я думал, вы мне это скажете.
- Вот как? Вы точно фантаст. - Ремизов задумчиво пососал сигару, затем сказал: - Если искать третьего, то прежде всего нужно тщательно проанализировать проекты, которые Боровский и Риневич собирались совместно реализовывать. Простите за громоздкую фразу.
- И кому же, по-вашему, было невыгодно объединение "Юпитера" и "Дальнефти"?
Ремизов вздохнул:
- Так сразу и не скажешь. Ну, в первую голову, это было не очень выгодно нашему горячо любимому… - Ремизов осекся, как будто внезапно вспомнил о чем-то важном.
- Кому? - нетерпеливо спросил Турецкий.
- Э-э… Александр Борисович, давайте-ка мы с вами выпьем по чашечке кофе, а? - Толстое лицо Ремизова залоснилось дружелюбием. - Так и беседовать приятнее. Не возражаете?
- А почему я должен возражать?
- Вот и славненько. Вам какой?
- Черный.
Ремизов снял телефонную трубку и сказал в нее:
- Элиночка, душа моя, принеси нам, пожалуйста, два черных кофе. - Затем положил трубку на рычаг, откинулся на спинку кресла, сложил руки на толстом животе и весело посмотрел на Турецкого.
Глава девятая
Не самые лучшие воспоминания
1. Скользкая тема
У Генриха Игоревича теперь было достаточно времени на воспоминания. Прежде его никогда не хватало. А теперь полились, словно из рога изобилия. И все далеко не самые приятные.
Да вот хоть и та журналистка…
Она была так юна и так свежа, что Боровский проникся к ней симпатией. По молодости лет она явно бравировала своей независимостью и смелостью и вела себя довольно вызывающе, поэтому Генрих Игоревич покровительственно ей улыбнулся и произнес менторским тоном:
- Леночка, вы должны быть тактичней, общаясь с людьми, подобными мне. Я считаю, что утверждения нашей прессы о решающем влиянии банкиров на власть являются сильно преувеличенными. Я уверен, что власть не должна обслуживать бизнес. Этого и не происходит.
- Вот как? - подняла брови журналистка и ответила Боровскому такой же холодновато-покровительственной улыбкой. (Боровский, усмотрев в этом издевку, нахмурился.) - Но ведь идея залоговых аукционов как раз и означает то, что правительство идет в услужение к нескольким крупным банкирам. И вы в их числе. В сущности, вы даете правительству кредит в обмен на акции лучших российских предприятий. Вы уже практически приобрели в свою собственность недавно созданный холдинг "Юпитер". Этак вы и весь сырьевой бизнес России приберете к рукам.
На этот раз Боровский решил не скрывать своего раздражения:
- Милая моя, вы сводите весь этот сложнейший процесс к простому разделу сфер влияния между крупнейшими российскими банками. А это неверно.
Но журналистка не сдавалась. Похоже, она тоже была крепким орешком.
- Генрих Игоревич, - спокойно и четко произнесла она, - но ведь то, что вы сейчас говорите, абсолютная неправда. В политической элите курсируют сведения о том, что вы оказывали давление на президента через его дочь. В свое время вы вместе с вашими друзьями-банкирами осыпали ее бесконечными подарками. Покупали ей драгоценности и автомобили. И тем самым добивались особого расположения президента. Разве это не так?
Журналистка явно зарвалась. Некоторое время Боровский молчал, затем ответил очень холодно, почти жестоко:
- Ну раз наш разговор перешел на уровень слухов и сплетен, я считаю, что пора его закончить.
- Да, но…
- Я же сказал: разговор окончен. - Боровский глянул на журналистку таким испепеляющим взглядом, что на ее красивых свежих щечках проступила бледность. - До свидания, - добавил он с металлом в голосе. - И мой вам совет: поменьше слушайте и распространяйте сплетни, иначе из-за вас могут пострадать невинные люди.
Журналистка вскочила со стула. Она тяжело дышала, губы ее слегка побелели. Девушка явно была взволнована. Когда она заговорила, голос у нее дрожал и срывался, но она не замолчала, пока не высказала Боровскому все, что думала:
- Мне кажется, из-за вас они уже пострадали! И еще настрадаются. Вы, бизнесмены и банкиры, губите и обкрадываете Россию. И вам еще придется за это ответить. Пусть не скоро, пусть через десять или пятнадцать лет, но ограбленный вами народ ответит вам тем же.
- Убирайтесь вон, - устало сказал ей Боровский.
Девушка развернулась и выскочила из кабинета.
"Офис Генриха Боровского расположен в старом особняке, в одном из самых мрачных переулков Москвы. По периметру постройка обнесена высоким забором с колючей проволокой. Во внутренним дворе - масса охранников в черном обмундировании или в дорогих темно-серых костюмах. Прямо как из фильмов про ФБР или ЦРУ…"
Боровский вспомнил, как оторвался от чтения статьи, взял с журнального столика бокал с коньяком, отпил глоток, поставил бокал на место и продолжил читать:
"Этот тридцатидвухлетний молодой человек, держащийся с подчеркнутой скромностью, входит в число самых богатых бизнесменов России и возглавляет настоящую империю. Холдинг Боровского включает в себя банки, заводы по производству титана и магния, пищевые комбинаты и т. д. и т. п. На какие деньги воздвигнута эта империя, спросите вы? Ответ прост. На наши с вами".
Если бы кто-то посторонний увидел лицо Боровского, бесстрастное, как у статуи, он бы просто поразился, как оно вдруг исказилось, словно у Генриха внезапно заболел зуб.
"Давайте проследим основные этапы карьерного роста этого нувориша российского розлива. Начав свою карьеру с работы в московском комсомоле, в 1987 году Боровский основал торговый кооператив на деньги, которые ему дала партия. А всего год спустя он создал собственный банк.
В начале девяностых Боровский работал в правительстве, он занимал пост экономического советника премьер-министра. Потом совершил очередное карьерное восхождение и стал уже заместителем министра топлива и энергетики России. Тем временем банк Боровского богател не по дням, а по часам. Он наживался на всем и продолжает наживаться. Обслуживает счета московского правительства и федеральных структур. Вместе с тем торговые компании, основанные Боровским, получают весомую прибыль от торговли нефтью, зерном и металлами.
На мой вопрос: "Кто вы, господин Боровский?" - Боровский ответил просто: "Я всего лишь менеджер. Менеджер, который делает все, чтобы холдинг, в котором он работает, добился успеха". Говоря это, г-н Боровский имел в виду холдинг "Юпитер" - вторую по величине нефтяную компанию России, полноправным владельцем которой он фактически является…"
Генрих Игоревич отложил газету.
- "Карьерное восхождение", - неприязненно проговорил он. Затем поморщился и добавил: - Какая чушь! Да и деньги на первые сделки мне дали цеховики, а не партия. И откуда она только это взяла?
Он взял бокал и одним глотком допил коньяк.
Дверь спальни распахнулась, и на пороге появилась жена. Она была одета в крикливо-красный халат с золотыми драконами и цветами. Влажные волосы жены были замотаны полотенцем. Ее лицо, на котором по причине позднего часа и принятия душа не было макияжа, показалось Генриху Игоревичу блеклым и невыразительным.
Жена прошла в спальню и села на край кровати.
- Что ты читаешь? - спросила она.
- Газету, - ответил Боровский.
- Ту самую?
- Угу.
Жена протянула руку и ласковым движением погладила Боровского по упитанной щеке.
- Охота тебе портить себе настроение? - с улыбкой сказала она. - Плюнь ты на эту гадость. Большим людям всегда завидовали.
- Значит, я "большой"? - усмехнулся Боровский.
Жена весело кивнула:
- Еще какой! Для меня ты такой большой, что заслоняешь собой весь мир!
Непонятно почему, но пафос жены вызвал в душе Боровского острый приступ раздражения. Он знал, что жена обожает его и что каждое его грубое слово больно ранит ее, но не сдержался и сказал резковатым голосом:
- И почему только тебе нравятся такие слова?
- Какие? - все еще улыбаясь, спросила жена.
- Да вот такие. - Боровский скорчил гримасу и передразнил тонким голосом: - "Заслоняешь собой весь мир". Ну что это за выражение? Мы с тобой что, в мексиканском сериале?
- Не понимаю, почему ты сердишься, - тихо сказала жена (улыбка уже сошла с ее губ). - Тебе испортила настроение эта девчонка-журналист, а ты вымещаешь зло на мне. Что ж, это очень по-мужски. Может, еще ударишь меня?
Боровский поморщился:
- Не говори глупости.
- Глупости? Послушать тебя, так я вообще, кроме глупостей, ничего не говорю. С утра до вечера одни только глупости! Тяжело тебе, должно быть, живется с такой тупоголовой дурехой.
Боровский разозлился. Упреки в отсутствии мужественности (а чем еще была эта мерзкая фразочка - "Очень по-мужски"?) бесили Генриха Игоревича, и жена это знала. Он был уверен, что она нарочно сказала это, чтобы вывести его из себя.
- Слушай, - с угрозой произнес Боровский, - не начинай. А то я начну, и мало не покажется.
Жена хотела что-то сказать, но вместо этого лишь пренебрежительно махнула рукой.
Этот жест окончательно взбесил Генриха Игоревича, но он сделал над собой усилие и, чтобы не доставлять удовольствия жене, притворился спокойным и невозмутимым.
- Заткнись, если не хочешь проблем, - сказал Боровский.
Жена фыркнула:
- Герой, нечего сказать. Ты бы по ночам в постели был таким героем.
Ладони Боровского сжались в кулаки.
- Что ты сказала? - тихо, с угрозой переспросил он.
- Что слышал, - бесстрашно ответила жена. - Ты перестал обращать на меня внимание. Я не привлекаю тебя как женщина. Я только одного не могу понять: это я такая страшная или тебя женщины вообще не интересуют?
Сердце у Боровского учащенно забилось, так, словно его уличили в грехе, который он тщательно скрывал и до сих пор считал, что никто этого не замечает. Генрих Игоревич нарочито поморщился и произнес усталым, почти равнодушным голосом:
- Что за чушь ты несешь?
- Раньше я думала, что у тебя есть любовница, - продолжила, не обращая внимания на его реплику, жена, - но теперь знаю точно - никакой любовницы нет.
- Знаешь точно? - усмехнулся Боровский.
Она кивнула:
- Да. Я… Я нанимала частного детектива.
Генрих Игоревич засмеялся:
- Частного детектива! Придумает же! Золотце, а у тебя все в порядке с головой? По-моему, ты насмотрелась фильмов с Бельмондо и у тебя поехала крыша.
Однако лицо жены было серьезным и сосредоточенным.
- Нет, Генрих. Это правда. Я наняла человека. Он бывший мент. Он следил за тобой - с утра до вечера. Целых две недели.
Боровский открыл рот. Он был удивлен, так удивлен, что даже забыл разозлиться. Наконец он сказал:
- Ты сама до этого додумалась или кто подсказал?
- Сама, - кивнула жена. - И теперь я знаю точно, что любовницы у тебя нет. Но лучше мне от этого не стало. - Она внимательно посмотрела на мужа и слегка прищурилась. - Скажи, Генрих, зачем ты ездил в больницу два дня назад?
- Зубы лечил, - машинально выпалил Боровский.
Но жена покачала головой:
- Ложь. Ты был на приеме у врача-психиатра. Зачем ты к нему ходил? У тебя какие-то проблемы? Что это за проблемы? Прошу тебя, расскажи мне, и я попытаюсь тебе помочь.
Боровский сдвинул черные брови и глухо проклокотал:
- Дура.
Жена усмехнулась:
- Опять ложь. Я, в отличие от тебя, к психиатру не хожу. Скажи мне, дорогой, почему ты не хочешь детей? Мы ведь женаты уже несколько лет.
Боровский растерялся. Жена никогда еще не позволяла себе разговаривать с ним в таком тоне, и поэтому он не знал, как себя с ней вести. Вместо того чтобы взорваться и обрушиться на жену со всей яростью, он лишь пожал плечами и ответил:
- Я тебе говорил это тысячу раз - я еще не готов стать отцом.
- Ну вот, - ухмыльнулась жена. - Опять ты отделываешься пустыми пошлыми фразами.
Ответить Генрих не успел, неожиданно жена положила ему руку на грудь и сказала мягким и даже ласковым голосом:
- Милый, пожалуйста, скажи мне, что ты от меня скрываешь? Почему ты перестал со мной разговаривать? Почему не хочешь заняться со мной любовью? Почему ты стонешь во сне?
- А я стонал во сне? - поднял брови Боровский.
Жена кивнула:
- Да. И очень часто. Я просыпаюсь по ночам от твоих стонов, но я боюсь тебя разбудить. Боюсь твоего пустого взгляда. Ты знаешь, у тебя по ночам бывает такой взгляд, как будто ты только что воскрес из мертвых. Ты смотришь на меня и не узнаешь. Господи, мне так страшно смотреть на тебя по ночам.
- Ну так не смотри. Какого черта ты на меня вообще пялишься? Может, ты ведьма, а? Ну скажи, ты ведьма? Что ты делаешь со мной по ночам, когда я сплю? Что ты мне внушаешь?!
Боровский схватил жену за плечо и сильно тряхнул. Она вскрикнула и, с трудом высвободившись от его хватки, вскочила с кровати.
- Не смей меня трогать, импотент проклятый! - крикнула она и тут же осеклась от ужаса, увидев, какой чудовищный эффект эти слова произвели на Боровского. Лицо его было бледным как полотно, налитые кровью глаза пылали.
Жена повернулась и кинулась вон из спальни. Боровский не смог совладать со своей яростью. Он откинул одеяло и одним прыжком настиг жену, схватил ее за плечо, развернул и наотмашь ударил ее ладонью по лицу. Жена вскрикнула и отлетела к шкафу, ударившись спиной об дверцу. Боровский снова бросился к ней и ударил ее еще два или три раза. Жена упала на пол и завыла, прикрыв голову руками. Лишь услышав этот испуганный вой, Генрих Игоревич пришел в себя. Он стоял над скулящей женой тяжело дыша и сжимая кулаки.
Боровский посмотрел на жену, потом поднял руки и в некотором удивлении посмотрел на свои ладони. Казалось, он никак не мог взять в толк, как получилось, что жена лежит на полу, а он, уважаемый бизнесмен Боровский, интеллигент и добряк, как говорили о нем друзья, стоит над ней, и его ладони еще чувствуют тяжесть и огонь ударов.
- Черт… - смятенно проговорил Генрих Игоревич. - Кажется, я немного… Я… С тобой все нормально? - хрипло спросил он жену.
Жена перестала выть и теперь лишь тихонько поскуливала, как побитая собака, глядя на мужа расширившимися от ужаса глазами.
- Прости. Я не… Я не знаю, что на меня нашло.
Он протянул ей руку, чтобы помочь встать, но жена отпрянула, словно он поднес к ее лицу нож. Боровский убрал руку.
- Прости, - снова сказал он, затем развернулся и вышел из спальни.