Однако одного его сердитого взгляда оказалось недостаточно, чтобы "бумажки" воспылали адским огнем. Они по-прежнему лежали на своих местах и ждали, чтобы чья-нибудь заботливая и ответственная рука подшила и подклеила их на нужное место.
Через пару минут Александр Борисович слегка успокоился.
"А собственно, чего ты нервничаешь? - выговаривал он себе. - Что, думал тебя по головке погладят за твои неуемные розыски? Дело-то и в самом деле плевое. Встретились два мужика, и один другого шлепнул. У всех на виду. Бери убийцу за уши и давай ему срок. Чего рассусоливать? А не возьмешь - возьмут за уши тебя самого. Стоп! Кто возьмет?"
Этот вопрос и мысли, возникшие по его поводу, заставили Турецкого поморщиться. Перед его глазами соткалось смуглое лицо Гафурова с неизменной златозубой улыбкой, а вслед за ним - широкое, одутловатое лицо Колесова.
Турецкий тряхнул головой, словно прогонял наваждение. "Черт, и занесло же меня!" - с досадой подумал он, вздохнул и снова занялся текущими бумагами.
4. Тема, достойная Шекспира
Через двадцать минут Турецкий сидел в кабинете Константина Дмитриевича Меркулова. Сидел, нахохлившись и яростно посверкивая глазами, как обиженная и рассерженная птица.
Меркулов, наоборот, был нарочито спокоен и сдержан.
- Что ж, - задумчиво проговорил он, - у генерального есть все основания быть недовольным тобой…
- Не соглашусь. Мотив до сих пор неясен. Боровский прошел экспертизу - он вменяем. Я должен выяснить, что стоит за этим убийством.
Меркулов посмотрел на Турецкого с сожалением.
- Не понимаю я тебя, Саня. Сентиментальным ты каким-то стал с возрастом. Мы ведь не общество милосердия. Мы - карающий орган.
- Чтобы карать, надо знать за что, - возразил Турецкий. - Не с болванками имеем дело, а с людьми. К тому же, Костя, хоть убей, но не встану я на сторону тех, для кого главное - поскорее усадить человека на нары. И тем самым выслужиться перед теми, кто…
Меркулов прищурился:
- Ну, договаривай, чего замолчал?
- Кто заказывает музыку, - договорил Турецкий. - Дело об убийстве Риневича напрямую связано с делами, которые плодятся, как грибы, вокруг Боровского и его людей. Складывается ощущение, что это убийство - последний и самый надежный гвоздь в могилу Боровского. А сам выстрел - как заключительный аккорд симфонии: па-ба-ам!
- Ну уж и гвоздь, - пожал плечами Меркулов. - Ведь не убили же твоего Боровского.
- Не убили, - согласился Александр Борисович. - Сделали эффектней и проще. Некогда самая успешная компания в стране погибает на его глазах. Фирму банкротят, акции падают "до пола", рабочие остаются без работы. Боровский теряет свои миллиарды. Из самого богатого человека России бывший олигарх превращается в самого нищего и несчастного человека в России. Это уже достойно пера Шекспира!
Меркулов поморщился:
- Ну, знаешь ли, пистолет ему в руку никто не вкладывал.
- Откуда ты знаешь?
Меркулов усмехнулся:
- Умеешь же ты задавать дурацкие вопросы. Ну хорошо. Изложи мне свою версию происшедшего. Кто, на твой взгляд, заказывает музыку в этом деле? Под чью дудку пляшет Гафуров? Ты ведь на него намекаешь?
- Я не намекаю, я прямо говорю, - хмуро ответил Турецкий. - Боровский неугоден власти. Во-первых, из-за слияния "Юпитера" и "Дальнефти", которое он готовил. Новая огромная компания стала бы неуправляемой. А это власти невыгодно. Во-вторых, Боровский полез в политику. Он спонсировал несколько оппозиционных партий на парламентских выборах. И если бы его не загнали в угол и не упекли, он бы протащил в Думу своих людей. Не знаю, правда, сумел бы он на равных противостоять партии власти, но лоббировать свои интересы - вполне.
- Гм… - Константин Дмитриевич задумчиво выпятил нижнюю губу. - Гладко излагаешь… Ну а что, если ты прав? Что, если Гафуров и… - Меркулов на мгновение замялся, подыскивая нужное слово, - …и те, кто повыше его, - продолжил он, - выполняют политический заказ? Ты понимаешь, что тебе нужны не просто веские доводы, а неоспоримые доказательства. Повторяю - неоспоримые. Ты вообще понимаешь, куда тебя заносит твоя логика? Ведь, в сущности, ты собираешься обвинить человека в должностном преступлении.
- Да понимаю я все. Поэтому и тяну с делом Риневича. Факты ведь на блюдечке никто не приносит. Их нужно добывать.
Меркулов долго молчал, обдумывая все сказанное, затем негромко сказал:
- Не знаю, Саня. С одной стороны, ты все правильно говоришь. А с другой…
- Чувствуешь какую-то неловкость? - насмешливо спросил Турецкий.
- Вот именно, - спокойно ответил Меркулов. - В любом случае времени у тебя совсем немного. Потянешь еще недельку, и тебя просто отстранят от дела, надают по заднице и отправят в отставку. За то, что не справляешься со своими служебными обязанностями. Генеральный, кстати, решил самолично тебя теперь контролировать.
Турецкий вздохнул:
- Я знаю, не сыпь мне соль на рану. Думаешь, я не понимаю? - Он покосился на Меркулова и добавил: - Ты-то хоть мне палки в колеса не ставь. Знаешь ведь, на пустом месте я все это болото не взбаламутил бы.
Меркулов посуровел.
- Да что я, совсем подонок, что ли? - с легкой обидой в голосе сказал он. - Чем могу, помогу. Но дай бог, чтобы все твои подозрения оказались напрасными.
- Я и сам буду рад, - пожал плечами Турецкий.
Меркулов надел очки и придвинул к себе бумаги. Посмотрел на Турецкого поверх очков и сказал с напускной строгостью:
- Ну, чего расселся? Иди работай. У тебя сейчас каждая секунда на счету.
- Слушаюсь, команданте, - ответил Турецкий и шутливо козырнул.
5. Второй звонок
- Александр Борисович, здравствуйте.
Звонок застал Турецкого в машине.
- День добрый, - ответил он, прижимая трубку к уху и следя за дорогой. - С кем имею честь?
- Мы с вами уже когда-то встречались. Я дал вам ключ к "литовскому делу".
- А-а. "Агент в бейсболке"?
- Вы меня так прозвали? - Собеседник Турецкого выдержал паузу, вероятно, для того, чтобы улыбнуться (если он вообще когда-нибудь улыбался). - Смешно. Хотя могли бы придумать и что-нибудь поэффектнее.
- Я знаю о вас только две вещи, - сказал Турецкий. - Первая - что вы агент. Вторая - что ходите в надвинутой на глаза бейсболке. Отсюда и прозвище.
- Логично, - согласился собеседник. - Александр Борисович, простите, что потревожил вас своим звонком. Я вас уважаю и хочу дать вам полезный совет.
- Да ну? Тогда излагайте скорей. До сих пор мне ваши советы помогали. Буду рад выслушать.
- Александр Борисович, - голос "агента в бейсболке" стал тихим и вкрадчивым, - оставьте ваши изыскания.
- О чем вы?
- Вы прекрасно понимаете, о чем я. Они заведут вас в такие дебри, из которых нельзя выйти. Вам ведь уже угрожали, правда?
Турецкий усмехнулся:
- До вас? Да, было дело. Вы уже второй.
- Я не угрожаю, - возразил собеседник. - Я советую. По-дружески.
- Чем давать советы, лучше бы дали какую-нибудь зацепку, - ворчливо ответил Турецкий. - Контора, в которой вы служите, кичится тем, что знает все и обо всех. Вот и помогите. В конце концов, мы оба работаем на государство. И, если я не ошибаюсь, на одно и то же.
"Агент в бейсболке" немного помолчал. А когда заговорил, в голосе его послышались нотки сожаления:
- Я так и думал. Вы очень упрямы, Александр Борисович. Это хорошее качество, но оно не всегда доводит до добра. Если вам удастся дойти в ваших изысканиях до конца и при этом остаться в живых, я буду просто рад.
- Да ну? Что ж, это вселяет в меня уверенность. Это все?
- Вы просили помощи… Скажу лишь, что дело Боровского - это сигнал.
- Сигнал для тех, кто решится нарушить установившийся порядок? - уточнил Турецкий.
- Понимайте как хотите, Александр Борисович. И еще: все, что произошло, - это своего рода игра. Но не та игра, в которую играют вдвоем. Это все, что я могу вам сказать. Почаще оглядывайтесь по сторонам, Александр Борисович. Помните, как говорили в старых романах? Отныне я не дам за вашу жизнь и ломаного гроша.
- Помню, помню.
- В таком случае - прощайте.
"Агент в бейсболке" повесил трубку.
- Прощайте… - машинально сказал Турецкий. Затем бросил телефон на сиденье и в сердцах добавил: - Сволочь. Нет бы сказать "до свидания". А то "прощайте". Черт бы побрал этих ребят, как они все любят каркать!
Выпустив пар, Турецкий стал размышлять над словами "агента в бейсболке".
Это не та игра, в которую играют вдвоем, - сказал агент. Что он имел в виду? Если два игрока - это Боровский и Риневич, то кто же в этой игре может быть третьим? И насколько хорошо осведомлен "агент в бейсболке", чтобы делать такие предположения?
Дорога отвлекала внимание Турецкого, поэтому он свернул в переулок, припарковал машину к обочине и заглушил мотор. Затем закурил.
"Итак, третий игрок. Кто он? - Турецкий посмотрел на облачко дыма, расплывающееся в воздухе и ускользающее от взгляда. - Государство? Гм… Как-то сомнительно. Для "агента в бейсболке" государство - это хозяин, которому он служит, а уж никак не игрок. Нет, он имел в виду кого-то другого. Того, кто вмешался в игру Боровского и Риневича и постепенно изменил ее правила. По крайней мере, финал изменил точно. Вряд ли в этой игре изначально предполагался летальный исход одной из сторон. Не нужно забывать, что Риневич и Боровский были друзьями с детства. Кто мог вмешаться в их отношения? Вероятно, тот, кому они оба доверяли так же, как друг другу. Или даже больше, чем друг другу, раз он сумел посеять в их сердца раздор и ненависть".
Турецкий стряхнул пепел, закрыл глаза и немного посидел так, пытаясь сосредоточиться.
"Я с самого начала знал, что нужно искать того, кому было выгодно убрать со сцены Риневича и Боровского. Я с самого начала подозревал, что тут должен быть третий игрок. А что, если допустить, что кто-то мстил Боровскому и Риневичу? Они оба были очень успешными и удачливыми бизнесменами. Все у них в жизни было хорошо, и это могло кому-то сильно не понравиться. Кому-то, кто преуспел в жизни меньше, чем они. Но кто он, этот неудачник? Человек из их прошлого? Гм… Прошлое у этих ребят самое что ни на есть заурядное. И путь, который они прошли, вполне зауряден. Другое дело, что двигались они по этому пути намного быстрее, чем их товарищи по партии и комсомолу. Что ж, пожалуй, стоит покопать в этом направлении. Вот как глубоко стоит копать - это вопрос. Но начинать пора. Давно пора!"
6. Домыслы
Председатель совета директоров МФО "Город" и крупнейший акционер компании "Юпитер" Антон Павлович Ласточкин, обвиняемый в хищении двухсот миллионов долларов, выглядел подавленным и уставшим. Лицо его осунулось, под глазами пролегли тени. Губы были бледными, и вообще он стал сильно похож на измотанного жизнью старика.
На Турецкого он смотрел, как забившийся в нору кролик - затравленно и испуганно, но с тайной и слабой надеждой на спасение.
Турецкий, до сих пор глядевший на Ласточкина строго и холодно, поняв, в каком положении находится обвиняемый, решил сменить гнев на милость и заговорил с ним нарочито вежливым и мягким голосом:
- Как вы уже знаете, Антон Павлович, я веду дело об убийстве бизнесмена Риневича.
- Да, да, я в курсе, - кивнул Ласточкин.
Турецкий сдвинул брови и заговорил серьезно, вдумчиво и веско, как - в представлении большинства обывателей - и должен говорить строгий, но справедливый и мудрый следователь:
- У меня есть основания считать, что убийство Риневича связано с другими делами. В том числе и с вашим. Не стану вдаваться в объяснения, это отнимет слишком много времени. Скажу лишь, что я не уверен, что вы замешаны в тех преступлениях, которые вам вменяют в вину. И если мне удастся разобраться во всех этих делах, возможно, я смогу вам помочь.
Губы Ласточкина тронула слабая улыбка:
- Это было бы чрезвычайно любезно с вашей стороны. Но я не уверен, что у вас получится. Механизм подавления уже запущен, и тягаться с ним - пустая трата времени.
- Я думал, у бизнесменов вашего масштаба должна быть железная воля, - заметил Турецкий. - А вы что-то рано сдались.
- Воля-то у меня есть, - со вздохом ответил Ласточкин. - Но она не рассчитана на то, чтобы бороться с репрессивными органами. В конце концов, я не диссидент, не революционер и не правозащитник. Я могу составить бизнес-план и подсчитать возможную прибыль, но я не готов отстаивать свои интересы на баррикадах.
Турецкий прищурился:
- Что вы имели в виду, когда сказали, что механизм уже запущен?
- Все, что связано с "Юпитером" и Боровским. Его обложили, как волка. А флажками стали мы - его бывшие коллеги и партнеры.
- Расскажите мне все, что вы знаете об отношениях Риневича и Боровского, - попросил Турецкий.
- Ну, Генрих и Олег с самого детства… - начал было Ласточкин, но Турецкий остановил его жестом:
- Только не говорите мне, что они дружили с детства и занимались общим бизнес-проектом. Я не хочу ничего слышать про их дружбу. Я хочу знать, кому было выгодно столкнуть их лбами? И что могло заставить их вступить друг с другом в схватку?
Лицо Ласточкина стало задумчивым.
- Вы… Простите, запамятовал, как вас по имени-отчеству?
- Александр Борисович.
- Александр Борисович, вы задали мне сложный вопрос. Я практически не участвовал в подготовке проекта по объединению "Юпитера" и "Дальнефти". Но знаю, что объединение это сулило обоим компаниям большие выгоды.
- Это вы про нефтепровод в Китай? - уточнил Турецкий.
- В том числе, - кивнул Ласточкин. - Перспективы открывались вполне глобальные. Если бы эта четырнадцатимиллиардная сделка состоялась, то объединенная компания стала бы четвертой по величине в мире и соответственно стала бы обладать колоссальным политическим весом. Не уверен, что это могло понравиться представителям государственной власти.
Ласточкин вдруг побледнел, покосился на дверь кабинета, в котором проходил допрос, и сказал, понизив голос:
- Александр Борисович, вы должны понять, я никого не обвиняю. Это всего лишь мои предположения.
- Я понимаю, - кивнул Турецкий. - Но каким образом все это могло отразиться на взаимоотношениях Боровского и Риневича? Ведь, исходя из ваших слов, получается, что они должны были сплотиться еще теснее перед лицом общей опасности. Опасности, исходящей от наших российских властей.
- Так-то оно так, но… - Ласточкин еще больше понизил голос. - Дело в том, что наше государство умеет действовать не только грубо и в лоб, оно умеет действовать тонко и умно. В тандеме Боровский - Риневич их больше всего не устраивал Боровский. Собственно, явная опасность для наших властителей исходила только от него. Последние месяцы Генрих Игоревич находился в открытой оппозиции Кремлю. Тогда как Риневич никогда против власти не выступал. Наоборот, он всегда давал понять, что он - лицо послушное и готовое прийти на помощь, если того потребует Кремль. Понимаете? Уверен, что Генриху это не нравилось.
- Думаете, между ними могли возникнуть разногласия на этой почве?
Ласточкин пожал плечами:
- Не знаю, как насчет разногласий, но они… - Антон Павлович показал пальцем на потолок, - …вполне могли на этом сыграть. Риневич был человеком чрезвычайно амбициозным. Мне кажется, он всегда втайне завидовал Боровскому. Тот был не только богаче Риневича, но и умнее, и интеллигентнее. К тому же… - Ласточкин замолчал, словно не решался заговорить о чем-то очень деликатном.
- Продолжайте, - властно потребовал Турецкий.
Ласточкин, немного смутившись, продолжил:
- У Боровского есть красавица жена. И мне кажется… повторяю, мне кажется, что Риневич был к ней неравнодушен. Свечку я ни над чьей постелью не держал, поэтому утверждать не берусь.
- Н-да, жена у Боровского действительно красивая, - признал Александр Борисович.
- Вы ее видели, да? - Ласточкин прикрыл глаза и с улыбкой покачал головой: - Это не женщина, это жар-птица! Риневич, помнится, так и говорил: "Ты, Геня, настоящий счастливчик - поймал жар-птицу. Но сумеешь ли ты ее удержать - вот в чем вопрос!"
- И что отвечал на это Боровский?
- Да ничего. А что он мог ответить? Мне кажется, ему слова Риневича льстили.
- Как вы думаете, жена Боровского могла изменить ему с Риневичем?
Во взгляде Антона Павловича мелькнула неприязнь.
- Александр Борисович, прошу вас, увольте меня от предположений на этот счет, - холодно ответил он. - Я и так рассказал вам больше, чем следовало. В том смысле, что из области фактов невольно перешел в область грязных слухов и домыслов. Больше мне нечего вам сказать.
- Уверены?
- На все сто.
После беседы с Ласточкиным Александр Борисович позвонил жене Боровского - Ляле. Однако ее телефон молчал.
Глава одиннадцатая
Тени из прошлого
1. "Розовый бутончик"
Вечер выдался теплый. Машину Александр Борисович сдал в ремонт, поэтому ближайшие три дня ему предстояло передвигаться с работы и на работу исключительно на собственных ногах и с помощью общественного транспорта. Турецкого это не сильно огорчило. Он любил прогуливаться пешком: во время пешей прогулки в голову часто приходили интересные мысли. К тому же всегда была возможность зайти в магазин, купить бутылочку пива и выпить ее по дороге домой.
Однако в этот вечер Александру Борисовичу не суждено было насладиться одинокой раздумчивой прогулкой. Едва он вышел на улицу и отправился по Столешникову переулку в сторону Тверской, как к нему подошла молодая темноволосая женщина с симпатичным, однако несколько смущенным и растерянным личиком.
- Простите, вы ведь Турецкий?
Александр Борисович оглядел ее снизу доверху и лишь затем ответил:
- Да, я Турецкий. А с кем имею…
- Простите, что не захотела прийти к вам в кабинет, - не дала договорить ему незнакомка, нервно теребя в пальцах носовой платок, - поскольку ваше здание действует на меня угнетающе.
- Бывает, - отозвался Александр Борисович. - Простите, а откуда вы знаете, что я - Турецкий? Мы с вами встречались раньше?
Женщина улыбнулась:
- Нет, не встречались. Но я видела вас по телевизору. Вы давали интервью. Правда, все ваше интервью состояло из нескольких слов, но я вас хорошо запомнила.
Турецкий вспомнил, как с неделю назад у проходной Генпрокуратуры к нему пристали телевизионщики.
- Господин Турецкий, как продвигается расследование убийства бизнесмена Олега Риневича? И продвигается ли оно вообще? - прижав его к стене микрофоном, визгливо приставал журналист.
- Хорошо продвигается, - хмуро ответил Александр Борисович, чувствуя раздражение от одного только вида направленной на него видеокамеры.
- У вас уже есть версии, почему это произошло?
- Есть.
- Вы можете поделиться с нами?
- Только после окончания следствия, - отрезал Турецкий.
- А что, если…
- Извините, мне пора.
Еще некоторое время журналист бежал рядом с Турецким, но затем, не получая ответов на свои вопросы, отстал с выражением крайнего разочарования на лице.
При воспоминании об этом "интервью" Турецкий досадливо поморщился. Смазливая брюнетка протянула ему руку в тонкой лайковой перчатке.