- Генрих - профессионал в своем деле, а я - в своем.
- Согласен, - кивнул Риневич. - Значит, он обратился к вам как к профессионалу. А потом?
- А потом все как обычно. Телефонные звонки, свидания.
- Никогда не думал, что Геня может быть таким тихушником. Обычно я знал обо всех его увлечениях. Хотя, к чести его нужно сказать, что увлечений у него было не так уж и много.
- Сомнительный комплимент для мужчины, - заметила Ляля.
Риневич покачал головой:
- Геня не мужчина. Он - ангел в штанах. И физиономия у него такая благообразная, что с нее только иконы писать. Вы не находите?
- Генрих очень красивый мужчина.
- Нет, не красивый, а благообразный. А это две большие разницы.
Некоторое время они танцевали молча. Потом девушка спросила:
- Ну а вы? Я знаю, что вы знакомы с детства.
- Да уж, со времен нашей юности безусой. Можно сказать, дружим уже лет двадцать.
- Не надоело? - насмешливо спросила Ляля.
- Сам удивляюсь, - в тон ей ответил Риневич. Он чуть отстранился и глянул девушке в лицо. - Послушайте, а мы с вами нигде не могли встречаться раньше?
- А я вам кого-то напоминаю? - улыбнулась Ляля.
- Нет, но… У меня такое ощущение, что я вас откуда-то знаю. И чувство это очень приятное.
Ляля засмеялась:
- Вероятно, я вам напоминаю сразу всех красивых девушек, которых вам удалось охмурить за вашу долгую жизнь.
- Ну не такая уж она и долгая, - парировал Риневич. - Но возможно, вы и правы. Так или иначе, все красивые женщины похожи друг на друга. Не лицом, а каким-то облаком, которое их окружает. Флером, так, кажется, говорят?
- Дыша духами и туманами…
Риневич кивнул:
- Да. Что-то в этом роде. Знаете что… Если когда-нибудь соберетесь уйти от Генриха, позвоните мне, ладно?
- Зачем?
Риневич усмехнулся усмешкой коварного соблазнителя:
- Я хочу использовать этот шанс.
- Боюсь, вам слишком долго придется ждать, - ответила Ляля.
- Ничего, я терпеливый. Итак?
- Что? - не поняла девушка.
- Вы обещаете мне?
- Позвонить вам, если я уйду от Генриха?
- Да.
Несколько секунд Ляля молчала, потом сказала:
- Обещаю, что вы узнаете об этом первым.
- Отлично, - кивнул Риневич. Он втянул носом тонкий аромат, исходивший от девушки, и не выдержал - прикоснулся губами к ее ушку. - Отныне, - прошептал Риневич, - вся моя жизнь превращается в ожидание. И поверьте мне - я не шучу.
3. Покушение
Руководитель службы безопасности компании "Юпитер" Андрей Андреевич Поляков держался намного лучше Ласточкина, хотя тяжелые обстоятельства последних недель сказались и на нем. Его худое лицо стало еще более худым. Загар сошел, а морщины стали еще более глубокими и резкими. Но голову Поляков держал гордо, смотрел прямо и смело, а щеки его были гладко выбриты.
- Я вас знаю, - сказал он Турецкому, когда тот представился. - Я видел вас по телевизору. Это ведь были вы?
- Вполне может быть, - отозвался Турецкий. - Андрей Андреевич, я расследую дело об убийстве Олега Риневича. И хочу…
- Расследуете? - перебил его Поляков. - До сих пор? - Он чуть приподнял брови. - Странно.
- Что тут странного?
Турецкому показалось, что Поляков усмехнулся, но в следующее мгновение лицо его вновь было строгим и серьезным.
- Такие дела не расследуются, - сказал он. - Виновный схвачен. Осталось только подшить необходимые бумажки к делу и отправить его в суд. У вас что, бумаги не хватает или клей кончился?
- Значит, вы считаете, что расследовать тут нечего?
- Это не я так считаю. Это вы так считаете. По крайней мере, должны считать.
Обмен колкостями не входил в планы Александра Борисовича, поэтому он сказал четко и сухо:
- Давайте перейдем к делу.
- Давайте, - согласился Поляков.
- Вы сознались в том, что убили Михаила Голикова и его жену. Вы также сознались, что устроили взрыв в квартире помощницы мэра Натальи Коржиковой. Вы сообщили следствию, что сделали все это по приказу вашего шефа Генриха Боровского. Но затем вы отказались от своих показаний. Так?
Поляков усмехнулся:
- У вас все правильно записано. Зачем же спрашивать?
- Вы сказали, что подписали показания под действием психотропных веществ, которые вам вкалывали во время допросов.
- Именно так.
Взгляд у Полякова был прямым, открытым и немигающим, как у змеи. Турецкому стало неприятно.
- Я встречался с вашей дочерью Катей, - сказал он.
- Вот как? И что она вам сказала?
- Она сказала, что вы в курсе многих дел Боровского. В частности, вы кое-что знаете о совместных проектах Боровского и Риневича.
- Это она вам так сказала?
Турецкий кивнул:
- Да. И я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете об отношениях Боровского и Риневича.
Несколько секунд Поляков молчал, затем спросил:
- А зачем вам это?
Турецкий ответил:
- Я не знаю, убивали вы Голикова или нет. Я надеюсь, что следствие это выяснит. Но я знаю, что Боровский не сумасшедший и не такое исчадие ада, каким его пытаются сейчас представить. Я знаю, что ваш босс занимался благотворительностью, что сделал свою компанию прозрачной. Я уверен, что выстрелить в Риневича его побудили чрезвычайные обстоятельства. И я хочу выяснить, что это были за обстоятельства.
- Начальство вас за это по головке не погладит, - заметил Поляков.
- Скорей всего, да.
Поляков отвел наконец свой змеиный немигающий взгляд от лица Александра Борисовича. Он задумчиво посмотрел на свою руку, лежащую на крышке стола. Рука была сухая, темная и вся перевитая синеватыми венами. Продолжая изучать свою руку, Поляков заговорил глуховатым, негромким голосом:
- Я возглавлял службу безопасности "Юпитера". И по долгу службы мне не полагалось влезать в дела Генриха Игоревича. Но, конечно, будучи при Боровском, мне приходилось многое видеть и слышать. Не уверен, что я понимал все правильно. Ручаться не могу. - Он поднял взгляд на Турецкого и спросил: - Это вас не смущает?
- Не знаю, - пожал плечами Александр Борисович. - Начните рассказывать, а там я сам определюсь.
Турецкий достал из кармана сигареты. Поляков проследил за его движением и спросил:
- Вы собираетесь курить?
- Угу.
- Я не переношу табачного дыма. Если можно, повремените с этим.
- Как скажете, - сказал Турецкий и убрал сигареты обратно в карман. - Ну вот, видите, убрал. Теперь можете начинать. Я весь внимание.
- Это случилось пару месяцев тому назад. У шофера Боровского разболелся зуб, и Генрих Игоревич отпустил его в поликлинику. Мы с ним столкнулись в холле, и он предложил мне сесть за руль. Сказал, что давно хочет со мной поговорить, а это вроде как прекрасный повод. Ну вот и поехали. А по дороге разговорились…
Его дальнейший рассказ выглядел так.
Настроение у Боровского было хорошее. Видно, он был чрезвычайно рад тому обстоятельству, что за рулем машины сидит сам начальник службы безопасности компании. Генрих Игоревич настолько доверял ему, что даже машине сопровождения дал отбой, несмотря на все возражения Полякова.
Они отъехали от офиса, и Боровский спросил с явной симпатией в голосе:
- Ну как поживаешь, Андрей Андреич?
- Нормально, Генрих Игоревич, - ответил Поляков. - Жаловаться не на что.
- Как дочка? Учится?
Поляков кивнул:
- Уже на втором курсе.
- Она ведь на факультете журналистики, да?
- Точно.
- Это хорошо, - одобрил Боровский. - Перспективная работа. Правда, тяжелая.
- Я не хотел, чтобы она туда шла, - сказал Поляков.
- Правда? - удивился Боровский. - Почему?
- Да подлости в этой профессии много. И не люблю я, честно говоря, журналистов. По-моему, есть в этом что-то унизительное - бежать с микрофоном за "звездой". Что-то шакалье.
Боровский заметил с улыбкой:
- Ты слишком строг к журналистам.
- Может быть, - пожал плечами Поляков. - По мне, так уж лучше бы она пошла в актрисы. Свет софитов и юпитеров, красивые наряды, поклонники, слава - такую мечту можно понять. А что хорошего она нашла в журналистике - убей бог, не понимаю.
- Ну-ну, не нагнетай, - весело урезонил его Боровский. - В конце концов, ей не обязательно работать по профилю. Пусть получит образование, а там посмотрим.
Они обменялись еще парой ничего не значащих реплик, после чего Боровский неожиданно спросил:
- Слушай, что ты думаешь о Риневиче?
- Об Олеге Александровиче? - Поляков пожал плечами. - Сложно сказать. Он мужик умный и хитрый. Знавал я таких. Тут все от души зависит.
- То есть?
- Ну если у умного и хитрого человека с душой все в порядке, тогда ничего страшного. А если нет - то много зла он людям наделать может.
- Ну а у Риневича? Добрая у него душа или нет?
Поляков подумал немного и ответил:
- Мне кажется, он и сам толком не определился. Он похож на человека, который пытается быть хорошим, а потом вдруг чувствует, что добрые дела ему не по нутру, потому что добрые дела требуют слишком больших усилий. А когда он хочет избавиться от всего хорошего, что есть в душе, и освободиться от моральных принципов, у него вдруг просыпается совесть. Сложный, в общем, человек. И мучается от этого много.
Боровский внимательно посмотрел на Полякова и сказал:
- Ты, Андрей, прямо как психиатр. Или писатель. Давно ли научился так хорошо в чужих душах разбираться?
- Просто я долго живу на свете, всякого насмотрелся, - объяснил Поляков. - Хотя могу и ошибаться.
- Новых сотрудников продолжаешь проверять?
- Да, Генрих Игоревич. Пока все чисто.
- Ну-ну, - неопределенно проговорил Боровский, затем откинулся на спинку сиденья и погрузился в размышления.
Минут через пять Боровский начал хлопать себя по карманам. Потом досадливо поморщился и, глянув на Полякова, спросил:
- Андрей, у тебя есть сигареты?
Тот покачал головой:
- Нет, Генрих Игоревич. Я ведь не курю.
- Тогда притормози возле магазина, а то мои кончились.
Поляков покачал головой:
- Боюсь, не получится.
- Почему? Здесь нельзя парковаться?
Поляков сдвинул брови и строго произнес:
- Генрих Игоревич, по уставу мне не положено оставлять вас одного.
- Да ладно тебе, - небрежно махнул рукой Боровский. - Что со мной может случиться за пару минут?
- И все-таки не положено, - упрямо повторил Поляков. - Вы не захотели брать машину сопровождения, поэтому за вашу безопасность отвечаю я один.
Лицо Боровского посуровело.
- Генрих Игоревич, - мягко, но настойчиво, словно разговаривал с непослушным ребенком, обратился к нему Поляков. - Может, потерпите, пока не приедем? Тогда я со спокойной совестью схожу в магазин и куплю вам все, что нужно. Обещаю вам.
Однако Боровский лишь поморщился в ответ.
- Слушай, Андрей, не будь хоть ты занудой, - недовольно сказал он. - Курить хочется - мочи нет. Обещаю тебе, что буду сидеть в машине тише воды, ниже травы. Все дверцы блокирую, так что муха не проскользнет.
Поляков по-прежнему сидел с непреклонно-упрямым лицом, и Боровский добавил, чуть повысив голос:
- В конце концов, я тебе приказываю.
Поляков тяжело вздохнул и остановил машину возле обочины. Повернулся к Боровскому и сказал:
- Генрих Игоревич, из машины не выходите. Если увидите что-то подозрительное, падайте на пол. И не бойтесь испачкать пиджак. По сторонам смотрите повнимательней. У вас есть ствол?
- Есть, но я его не ношу.
- Плохо. - Поляков вынул из кобуры короткоствольный револьвер и протянул его Боровскому. - Возьмите мой. Пользоваться умеете?
- Разумеется, - кивнул Боровский. Он взял револьвер и взвесил его на ладони. - Красивая игрушка.
- Это не игрушка. Это оружие, - строго возразил Поляков. - Будьте с ним поосторожней. Я скоро вернусь.
Поляков выбрался из машины, внимательно осмотрелся и лишь после этого двинулся к магазину стремительной походкой, продолжая бросать по сторонам быстрые взгляды.
В магазине Поляков не стал стоять в очереди. Протиснувшись к прилавку и осадив недовольных "очередников" кого смачным словом, а кого просто холодным, злым взглядом, он бросил на стойку мятую сотню и сказал:
- Пачку "Парламента".
- Вам какой - облегченный или обыч…
- Обычный, - быстро уточнил Поляков.
Затем быстро схватил протянутую пачку и, бросив на ходу: "Сдачи не надо", заспешил к выходу. Он был уже у двери, когда услышал треск разбившегося стекла.
Поляков бросился на улицу. Взору его открылась следующая картина. Возле "мерседеса", в котором сидел Боровский, стояла бежевая "девятка". Боковое стекло "мерседеса" было разбито. Возле разбитого стекла стоял мужчина в темных очках и надвинутой на лоб черной бейсболке. В руке у него был пистолет, направленный дулом в салон.
Мгновенно оценив ситуацию, Поляков крикнул: "Стой!" и побежал к машине. На ходу он сунул руку в кобуру, но пальцы его схватили пустоту. Тогда, не задумываясь, Поляков выхватил из-за пояса сотовый телефон и, перехватив его, словно это был пистолет, направил его в сторону незнакомца.
Увидев бегущего Полякова, незнакомец вскинул руку и выстрелил в него. Пистолет был с глушителем, поэтому Поляков услышал лишь легкий хлопок. Затем он повернулся и бросился к бежевой "девятке". Мотор "девятки" взревел.
К тому моменту, когда Поляков добежал до "мерседеса", вражеская машина уже набрала ход и, отчаянно завизжав тормозами, скрылась за углом.
Боровский сидел в машине с открытым ртом. Лицо его покрыла смертельная бледность, на высоком белом лбу блестели капли пота. Он смотрел на Полякова пустыми, черными глазами и молчал.
- Вы целы? - быстро спросил его Поляков. - Ну, говори же: цел или нет?
- Ка… кажется, цел, - промямлил Боровский.
Поляков снял блокировку и открыл дверцу машины. Затем тщательно осмотрел Боровского - с головы до ног. Крови нигде не было.
- Слава богу, - тихо сказал он. - Почему вы не стреляли? Где пистолет?
- Я… я не знаю… - виноватым и каким-то придавленным голосом ответил Боровский. - Кажется, я… уронил его.
Поляков смачно и грязно выругался. Затем нагнулся и, пошарив рукой, нашел револьвер.
- Шеф, нужно уезжать, - сказал он Боровскому. - Шума было немного, но кто-то мог вызвать милицию.
- Да-да… Шум нам ни к чему, - подтвердил Боровский. Он уже справился с шоком, и теперь бледность на его щеках сменилась румянцем стыда.
Поляков сел за руль. Через несколько секунд они уже отъезжали от магазина, у крыльца которого успели собраться пять-шесть зевак.
- Вы разглядели его лицо? - спросил Поляков.
Боровский покачал головой:
- Нет. Я как-то… невнимательно… Я задумался, а тут - эти. Я даже не успел ничего сообразить.
- Понятно. Я тоже не разглядел.
- Он был в очках, - сказал Боровский. - И в кепке.
- И это видел. Кстати, ваши сигареты. - Поляков протянул боссу пачку "Парламента". - Закурите. Вам станет легче.
- Спасибо.
Боровский закурил. Затянулся пару раз, затем повернулся к Полякову и виновато произнес:
- Ты был прав. Извини, что я тебя не послушал.
- Бывает, - отозвался Поляков, внимательно глядя на дорогу.
- Что было потом? - спросил Турецкий. - Вы выяснили, кто стрелял в Боровского?
Поляков мрачно покачал головой:
- Мы проверяли по всем каналам, но все было бесполезно. У Генриха Игоревича тоже не было никаких версий. Он говорил, что у бизнесменов много врагов, никогда не знаешь, кто из них решится ударить тебя в спину. К тому же эти ребята действовали профессионально и не оставили улик.
- Почему вы не обратились в милицию?
- А зачем? - усмехнулся Поляков. - Вы думаете, милиция круче нас? Чушь. Мы работаем за совесть и за страх, а менты - чтобы галочку в журнале поставить. Но я вам не все рассказал. Я… Черт, без тренировок совсем разваливаюсь! - внезапно пожаловался Поляков и повертел головой, чтобы размять затекшую шею.
Затем он продолжил:
- Спустя недели две мы с Боровским ездили в головной офис "Дальнефти" на переговоры. Генрих Игоревич тогда повсюду таскал меня с собой, никому другому не доверял. Это бывает после шока. Так вот, в холле офиса в креслах сидели несколько парней из службы безопасности "Дальнефти". И один из них… я случайно перехватил его взгляд… очень неприятно на меня посмотрел.
Поляков наморщил лоб, словно пытался подобрать нужные слова, а они от него ускользали.
- Я не знаю, как вам объяснить, - продолжил он, - это на уровне интуиции. Ну, в общем, он посмотрел на меня так, словно мое лицо было лицом человека, которого он должен убрать. Только плюс к этому - усмешка. Этакая - с чувством превосходства. Как будто я был лохом, а он - кидалой.
- И вы решили, что это тот самый незнакомец в темных очках?
Поляков кивнул:
- Да. И не только из-за усмешки. Когда киллер убегал, я заметил у него в ухе маленькую серьгу. Я бы, может, и не вспомнил, но в ухе у этого парня была такая же. Маленькая, как шляпка гвоздика.
- Недопустимая оплошность, - заметил Турецкий.
- Вы правы. Но просчеты бывают даже у профессионалов. Вот и с этим парнем так же. Люди привыкают к побрякушкам у себя на теле и перестают обращать на них внимание. Ошибку допустил тот, кто забыл ему про это напомнить. Тот, кто разрешил таскать ему в ухе эту дрянь.
- Вы сказали о своих подозрениях Боровскому?
- Разумеется. В тот же день.
- И что Боровский?
- Да ничего. Он меня внимательно выслушал, потом кивнул и сказал: "Никому не говори, я все проверю сам".
- Проверил?
Поляков пожал плечами:
- Не знаю. Но думаю, что тот выстрел в Сообществе предпринимателей был связан с покушением. Плохо, что Генрих Игоревич решил мстить сам. Да и сделал это глупо.
- Вы бы, конечно, сделали умней?
- Разумеется. - Поляков посмотрел на Турецкого, дернул уголком рта и добавил: - Я не имею в виду убийство. Есть много других способов, но я не хочу их с вами обсуждать.
- Само собой, - с усмешкой произнес Турецкий. - Вы хотите еще что-нибудь рассказать?
- Про ту историю?
- Да.
Поляков опустил голову и некоторое время сидел молча - думал. Затем тряхнул головой и ответил:
- Нет. Больше ничего не могу вспомнить. Позже я пытался расспросить Боровского про ту историю. Но он ничего не ответил. Только улыбнулся, приложил палец к губам, вот так… И сказал: "Тс-с-с!.."
- Кто-нибудь может подтвердить ваши слова? - спросил Турецкий.
Поляков покачал головой:
- Да нет, никто. Генрих Игоревич просил меня никому не рассказывать. Ребята, конечно, приставали - что да как. Стекло-то у "мерса" разбито. Но я им приказал помалкивать.
Слушая Полякова, Турецкий в задумчивости достал из кармана пачку сигарет, но, вспомнив, что его подопечный не выносит дыма, снова убрал пачку. Поляков улыбнулся и сказал:
- Да ладно уж, гражданин следователь, курите. Я потерплю. Тем более что я не все вам рассказал.