Лицо Боровского побагровело. Щеки бухгалтера тоже пошли красными пятнами. На его узком желтоватом лбу выступили крупные капли пота. Тем временем верзила-вымогатель нагнулся и схватил Боровского за ноги. Генрих Игоревич попробовал брыкаться, но верзила больно ударил его кулаком под коленку, потом еще раз, и, когда Боровский окончательно ослаб, оторвал его ноги от пола и сказал:
- Тащи его к лежанке, малый. Щас мы ему устроим пересмотр итогов приватизации.
Совместными усилиями бухгалтер и верзила-вымогатель подтащили Боровского к нарам и бросили на лежанку. Воспользовавшись тем, что противник ослабил хватку, Боровский хотел закричать, но верзила-вымогатель прижал огромную потную пригоршню к его лицу.
- Тише, - сказал он. - Тише, олигарх. Малый, держи ему руки, чтоб не брыкался. - Бухгалтер схватил Генриха Игоревича за руки и принялся их выворачивать. А верзила проговорил, обращаясь к пожилому сокамернику, тому, который советовал Боровскому думать о душе. - Слышь, дед, давай присоединяйся. Вдвоем не справимся.
- Справитесь, - равнодушно ответил тот. - Ты вон какой здоровый. А вообще, оставили бы вы его в покое, ребята. Он уже свое получил.
- Ну нет, - качнул бычьей головой верзила-вымогатель. - Я его еще поучу уму-разуму. Я из него спесь барскую выбью к чертям собачьим.
Генрих Игоревич почувствовал, как ужас жаром проникает в его мозг. Он хотел кричать и не мог - ладонь верзилы плотно заткнула ему рот. И тогда он заплакал, заплакал так, как плакал в детстве - не от боли, а от обиды. Но сокамерников это не остановило. Они были полны решимости окончательно и бесповоротно указать Боровскому его "истинное" место.
Когда пару минут спустя охранник распахнул дверь камеры, он увидел лежащего на нарах Боровского. Олигарх лежал ничком, уткнувшись лицом в одеяло. Спортивные штаны и трусы его были стянуты до колен, обнажив белые ягодицы. Верхом на Боровском сидел верзила-вымогатель. Он обернулся и, увидев охранника, быстро соскользнул на пол, поддергивая на ходу полуспущенные треники.
- А ну к стене! - крикнул на него охранник и замахнулся дубинкой.
Верзила испуганно отшатнулся и заголосил жалобным голосом:
- Да ладно тебе, командир, ничего я ему не сделал. Так, попугал только немного. В натуре, ну что я, педик, что ли?
Охранник оттеснил верзилу к стене, вдарив ему пару раз дубинкой по крутым плечам. Затем занялся Боровским.
- С вами все в порядке? - сурово, без всякой жалости спросил он.
Боровский кивнул, но ничего не ответил. Он лишь хрипло вдохнул всей грудью воздух, и плечи его затряслись в беззвучном рыдании.
5. Бывший депутат
Александр Борисович просматривал список, составленный Мишаней Камельковым, и удовлетворенно кивал. Из двадцати двух парней, изображенных на старой армейской фотографии, пятеро, помимо Боровского и Риневича, проживали в данный момент в Москве. Фамилия худого, смазливого паренька, который стоял на фотографии по правую руку от Боровского, оставалась пока неизвестной. Следы еще семерых мужчин с групповой фотографии также найти не удалось, но Камельков клятвенно пообещал разыскать их.
- Чего бы мне это ни стоило! - заверил он Турецкого. А затем с хитрой улыбочкой добавил: - И чего бы это ни стоило вам, Александр Борисович.
- Помалкивай, взяточник, - осадил его Турецкий.
- А кто говорит о взятке? - поднял черные брови Камельков. - Я имею в виду справедливое вознаграждение. И конечно же в разумных пределах.
- Ладно, вымогатель, с меня бутылка коньяку, - сдался Александр Борисович.
- Желательно, чтобы звездочек было не меньше, чем у меня на погонах, - скромно заметил Мишаня. - Если будет больше - ничего страшного.
Турецкий и на это не стал возражать. Что и говорить, Александр Борисович был страшно доволен работой Камелькова. Имена четырех из пяти москвичей ему ни о чем не говорили. Зато имя пятого было Турецкому прекрасно известно. Таким образом, версия, которая созрела в голове у "важняка" во время схватки с Жуковым, нашла свое новое и весьма веское подтверждение.
И словно знак, ниспосланный свыше, на столе зазвонил телефон.
- Турецкий слушает, - сказал Александр Борисович в трубку, по-прежнему держа в руке камельковский список.
- Алло, Александр Борисович, - негромко и доброжелательно отозвалась трубка. - Это Юркин. Депутат Юркин. Вы меня помните?..
В жизни депутата Олега Ивановича Юркина началась черная полоса. В принципе, Олег Иванович считал себя сильным человеком, но любая, даже самая большая, сила - не беспредельна. И любой, даже самый сильный человек, будучи преданным своими товарищами, чувствует себя слабым и опустошенным.
А именно это случилось с Юркиным. Конечно, в том, что он не прошел в Думу нового созыва, была виновата и судьба, но с судьбы какой спрос? Говорят ведь, что судьба слепа. А раз так, то спрашивать нужно не с судьбы, а с людей. С тех, кто обещал тебе поддержку и помощь, а как дошло до дела, бросил тебя на произвол этой самой слепой судьбы.
Ладно бы хоть деньги на счету имелись, так ведь нет же! Суммы, которую Олег Иванович получил в качестве задатка, едва хватило, чтобы покрыть кредит на машину и дачу. Оставшиеся деньги Юркин с удовольствием промотал на югах, о чем теперь - когда его банковский счет стремительно приближался к нулю - предпочитал не вспоминать. В любом случае, они бросили его! Бросили в момент, когда он наиболее нуждался в их помощи. Когда он стал никем.
Последние недели стали для Олега Ивановича сущим адом. Казенную трехкомнатную квартиру нужно было возвращать. Жена по этому поводу исходила слезами, как какая-нибудь прибрежная ива в его родном совхозе. В остатке, конечно, имелись дача и машина, но разве в машине можно жить? А дача стояла без внутренней отделки и коммуникаций. Вот теперь бы кругленькая сумма, обещанная Юркину за его депутатскую деятельность и активную "гражданскую позицию", пришлась бы как раз вовремя, но Соха (так тот любил себя называть) как в воду канул. Исчез из поля видимости, как трансконтинентальный лайнер, набравший полный ход и скрывшийся за линией горизонта. И что теперь прикажете делать?
Изо дня в день Олег Иванович пытался навести мосты со своими бывшими соратниками, но дальше всевозможных секретарей, референтов и помощников его никуда не пускали. Он был отрезан от большого мира. Отрезан и выброшен на помойку за ненадобностью. "Как использованная прокладка", - с унылой иронией думал про себя Юркин.
Вскоре щемящая обида и возмущение, поселившиеся в душе Юркина, сменились яростной мстительностью. Да, нужно было мстить. Но как? Несколько вечеров Олег Иванович просидел в угрюмой задумчивости, обдумывая планы мести, и на третий вечер его осенило. Ответ пришел сам собой, и оказался прост как дважды два.
На следующий же день Юркин позвонил следователю Турецкому.
Разговор состоялся в небольшой кофейне на Дмитровке. Юркин выглядел несчастным, виноватым и покорным. У него даже чашка была маленькая и серая, как амбарная мышь. Перед Турецким, напротив, чашка стояла высокая и белая, и выглядел он вполне уверенно.
- Александр Борисович, - начал Юркин, - прежде всего я хочу уточнить - этот разговор останется сугубо между нами, так ведь?
- Так, - кивнул Турецкий.
Юркин немного помолчал, задумчиво глядя на свою чашку. Затем поднял взгляд на Турецкого и сказал:
- Александр Борисович, вы видите перед собой уничтоженного и униженного человека. Вам впору радоваться.
- С какой стати? - прищурился Турецкий.
- Я помню, какими глазами вы смотрели на меня при нашей первой встрече. И вашу антипатию можно понять. Знаете, я и сам себе теперь противен.
- Вы позвали меня, чтобы исповедаться? - осведомился Турецкий.
- Не совсем. - Юркин отхлебнул кофе и почмокал губами. - Человеку свойственно ошибаться, Александр Борисович. Но если человек способен увидеть свои ошибки и готов попытаться их исправить, он заслуживает уважения. Не так ли?
- Сложный вопрос.
- Вот именно - сложный. Человек вообще чрезвычайно сложное существо. И то, что вчера казалось нам незыблемыми истинами, сегодня вызывает у нас лишь легкую усмешку. Вот, к примеру, Сталин. Ведь наши отцы и деды поклонялись ему, как великому человеку. Разве мы можем их за это осудить? Легко нам теперь рассуждать, с наших-то колоколен.
- Послушайте, Юркин, - Турецкий закурил сигарету, - у меня нет времени, чтобы выслушивать ваши соображения. Вас выперли из Думы, отобрали казенную квартиру, но мне до этого нет никакого дела. Вы позвали меня, чтобы сообщить о чем-то важном? Ну так давайте, сообщайте.
Юркин поморщился.
- Мне не нравится ваш тон, - неприязненно заявил он.
- Правда? А мне не нравится ваша физиономия, и что с того?
Лицо Юркина слегка побледнело, он нахмурился, но вдруг разгладил морщины и улыбнулся.
- Вы правы, - виновато улыбаясь, признал Юркин. - Правы во всем. Я заслужил ваше презрение.
Во взгляде Турецкого появились тоска и скука. Юркин моментально это уловил и изменил тон.
- Хорошо, - решительно сказал он. - Действительно, хватит политической риторики. Я позвал вас, Александр Борисович, чтобы признаться вам. Чистосердечно признаться в том, что я оказался пешкой в чужой игре, сам того не сознавая.
- Да ну? - приподнял бровь Турецкий.
- Ну или сознавая, но не полностью.
Турецкий усмехнулся:
- Частично, так, что ли?
- Да. Вероятно, у психологов есть для этого необходимый термин, но я не силен в психологии.
Усмешка на губах Турецкого ясно показывала, что он-то как раз знает, какой "необходимый термин" можно употребить в отношении Юркина. Однако Турецкий промолчал, и Юркин в глубине души был ему за это благодарен.
- Волею судеб я оказался пешкой в чужой игре, - продолжил Юркин.
- Вы об этом уже говорили, - напомнил ему Турецкий.
Губы Олега Ивановича обиженно дрогнули.
- Не перебивайте меня, пожалуйста, - сказал он. - Мне сейчас очень тяжело. - Он потер пальцем воспаленное веко и продолжил: - Помните мой депутатский запрос, о котором мы с вами когда-то уже беседовали? По поводу проверки деятельности бизнесмена Ласточкина и его банка.
- Да.
- Я тогда вас немного… обманул.
Юркин выжидающе посмотрел на Турецкого. Тот молчал и с бесстрастным лицом курил сигарету. Юркин продолжил:
- Вы только не подумайте, что я отказываюсь от своих тогдашних слов. Если бы вернуть все назад, я бы, возможно, поступил точно так же, как и тогда. Поверьте, я ни на секунду не изменил своим убеждениям, но…
Юркин замялся.
- Продолжайте, - подстегнул его Турецкий.
- Видите ли, кое-кто воспользовался моими убеждениями. Кое-кому была известна моя репутация непримиримого борца с коррупцией. К тому же ни для кого не секрет, что я не люблю олигархов и считаю их жуликами.
Турецкий по-прежнему молчал, покуривая сигарету и спокойно поглядывая на Юркина.
- Ну, в общем, меня попросили… вернее, мне подсказали, что есть шанс наказать одного из таких жуликов. Понимаете?
- То есть вас попросили стать подставным лицом?
Юркин скорчил гримасу:
- Мне не нравится это выражение - "подставное лицо". Но, наверно, можно сказать и так. Я составил соответствующее обращение, в котором поставил под сомнение легитимность совершенной в девяносто четвертом году сделки с ОАО "Недра". Ну и… направил его куда следует. Генпрокуратура немедленно занялась проверкой моего обращения, а вскоре возбудила уголовное дело против Ласточкина. Меня даже немного удивила такая оперативность.
- Дурное дело нехитрое, - сухо проговорил Турецкий.
Юркин хмыкнул:
- Зря вы так о своем "цехе", Александр Борисович. Сами ведь там работаете.
- Вот именно - работаю, - так же сухо сказал Турецкий. - Ладно, продолжайте.
- Да, собственно, мне больше нечего продолжать. Я вроде бы все рассказал.
Однако Турецкий покачал головой:
- Самое главное забыли. Кто "попросил" вас составить запрос, и сколько он вам за это заплатил?
- А вы любите ставить вопросы ребром, - негромко отозвался Юркин. - Ладно, это ваша работа. Его зовут Соха. Это кличка, но ему нравится, когда его так называют. Говорит, что это навевает ему приятные воспоминания из детства.
- А настоящее его имя вы знаете?
- Конечно. Он ведь не бандит какой-нибудь, а вполне уважаемый член общества, и к тому же - крупный бизнесмен.
Турецкий кивнул:
- Да, знаю. Аркадий Владимирович - так, кажется, его зовут?
- Да, так. Но постойте… - В глазах Юркина промелькнуло смятение и возмущение. - Вы что же?.. Выходит, вы знаете, о ком я говорю?
- Разумеется.
- Значит, вы были в курсе? И вы все это время?.. - Юркин нахмурился. - Черт, а я-то тут перед вами распинался, - пробормотал он.
- Сколько он вам заплатил? - повторил Турецкий свой вопрос.
Юркин махнул рукой:
- Да в том-то и дело, что нисколько. Ну то есть он помог мне погасить кредит на машину и на дачу. Но поверьте - я его об этом не просил. Просто он сказал, что у него много знакомых среди банкиров. И что он может помочь, если я помогу ему. Ну я и согла…
- Детский лепет, - холодно оборвал его Турецкий. - Имейте мужество называть вещи своими именами. Он попросту пообещал вам взятку.
- Взятку чиновнику дают за то, что он идет на должностное нарушение, - возразил Юркин. - Я же ничего не нарушал. Посылать запросы - это было мое депутатское право, и более того - обязанность.
- Взятка - это когда чиновник использует свое служебное положение, чтобы помочь одному человеку и навредить другому за определенную мзду, - резко сказал Турецкий.
- Пусть так, - неожиданно легко согласился Юркин. - Но вы же понимаете, что если вы попытаетесь кому-нибудь рассказать о том, что я вам тут наговорил, - я откажусь от каждого своего слова. От каждого!
Турецкий проигнорировал эту реплику. Он затушил окурок в пепельнице и спросил:
- Вы сказали, что удивились оперативности, с какой начала действовать Генпрокуратура.
Юркин кивнул:
- Ну да. Это не первый мой запрос. Но, в отличие от него, все предыдущие пылились на полках месяцами и годами. Некоторые до сих пор пылятся.
- Значит ли это, что он подкупил не только вас, но и сотрудников Генпрокуратуры?
Юркин посмотрел на Турецкого с сожалением:
- Вы это так говорите, Александр Борисович, словно я доказал вам, что в мире бывают чудеса. Ну, конечно, он не ограничился одним лишь мной. Я играл в этом деле весьма скромную роль. Поэтому, вероятно, и остался за бортом.
- Вы знаете какие-нибудь имена?
Юркин качнул головой:
- Кроме того, которое я вам уже назвал, нет.
- А как он объяснил вам травлю Ласточкина?
Юркин пожал плечами:
- Да никак не объяснял. Разве тут нужно что-то объяснять? Один бизнесмен копает под другого. Простая мышиная возня. И знаете, Александр Борисович, мне ведь все равно, кто из них в данной ситуации прав, а кто нет. Они оба - воры. Пусть сегодня один из них упрятал в тюрьму другого. Но завтра найдется третий, который упрячет его самого. И чем раньше они все отправятся на нары, тем лучше для простых людей. Вот, собственно, и вся моя философия. А теперь разрешите откланяться. У меня сейчас переезд. Сами понимаете - дел невпроворот. Прощайте, Александр Борисович!
- До свидания.
Юркин поднялся со стула, снял с вешалки зонтик, еще раз кивнул Турецкому, повернулся и двинулся к выходу, лавируя между столиками и стульями.
Александр Борисович дождался, пока он выйдет на улицу, достал из кармана маленький диктофон и, нажав на кнопку, остановил запись.
Глава тринадцатая
Исход
1. Контакт
За два последних дня Турецкий не меньше пяти раз встретился с директором агентства "Глория" Денисом Грязновым. Встречи эти проходили, как правило, в машине Грязнова. Турецкий отдавал необходимые распоряжения, Денис отчитывался о проделанной работе. Разговоры занимали не больше получаса, после чего Турецкий выбирался из машины, и Денис, махнув ему на прощание рукой, растворялся в воздухе вместе со своей видавшей виды разъездной "бэхой". Их разговоры напоминали диалоги двух бывалых подпольщиков-революционеров. Времени у обоих было в обрез, поэтому понимать друг друга приходилось с полуслова. Благо это не составляло большой проблемы.
В последнюю встречу Денис сказал Турецкому буквально следующее:
- Утром объект встретился с профессором Самойловым. Самойлов работает над теоретическим обоснованием и разработкой новых видов оружия. Разговор проходил за закрытыми дверями.
- Прослушку наладить не удалось?
Денис с сожалением покачал головой:
- Нет. Объект осторожен, как лиса. У него профессиональное чутье. Но мой Филя Агеев был у Самойлова на лекции в техническом университете. Любимое выражение профессора - "Утро покажет, что вечер прошляпил". И еще одно - "Куй железо, пока тепленькое". Это можно использовать.
- Можно, - согласился Турецкий. - Что еще?
- С любовницей все подтвердилось. Правда, запись сделать не удалось. Объект обнаружил "жучок".
- Ясно. Это все?
- Пока да. Очень сложный объект, Александр Борисович. Чутье у него - просто звериное.
- Продолжай работать, Деник. И скажи Филе, чтоб сильно не высовывался.
- Ладно.
На этом разговор был закончен…
Что ни говори, а сделано за два дня было немало, и наконец работа эта стала давать свои - зримые и весомые - результаты. Звонок "агента в бейсболке" стал первым тому подтверждением.
- Александр Борисович, нам нужно срочно встретиться, - сказал агент, и голос его при этом потерял львиную долю своей прежней невозмутимости.
- Надо так надо, - согласился Турецкий. - Где и когда?
- Сегодня вечером, в сквере… - Агент продиктовал, вернее, описал Турецкому местонахождение сквера и расположение скамейки, на которой собирался его ждать.
Александр Борисович согласился, и встреча состоялась в тот же вечер.
"Агент в бейсболке" выглядел не так, как прежде. От его всегдашней оцепенелой невозмутимости не осталось и следа. По подрагивающим на челюсти желвакам, по напряженно прищуренным глазам было видно, что он изо всех сил старается держать себя в руках. Но, несмотря на все усилия, получалось у него плохо. Агент был вне себя от ярости.
- Ваши люди ходят за мной по пятам, - холодно сказал он. - Они даже подключились к моему телефону. И ведут они меня вполне профессионально.
- Не слишком профессионально, если вы их засекли, - заметил на это Александр Борисович.
Агент качнул головой:
- Это случайность. И заметил я их всего пару раз. Но я постоянно чувствую их незримое присутствие. У таких людей, как мы с вами, Александр Борисович, сильно развита интуиция. Или, как любили раньше говорить сыщики, нюх.
Турецкий закурил и безмятежно помахал перед лицом, разгоняя дым.
- Допустим, - сказал он. - Допустим, за вами действительно кто-то следит. Но почему вы решили, что эти люди работают на меня?
Лицо агента исказила гримаса нетерпения.
- Бросьте, Турецкий, - резко сказал он. - Я ведь не вчера на свет родился и кое-что могу. Беда в том, что обнаружил я их слишком поздно. Я не знаю, с каких пор они меня ведут и прослушивают и что за это время успели выведать. И это меня сильно нервирует.