- В ближайшие два дня, а то и дольше, означенная встреча вряд ли произойдет. А у меня есть множество других дел. Вы, Савелий Кузьмич, отдыхайте, вам нужна хотя бы небольшая, но передышка. Поддерживайте физическую форму. В подвале есть тренажерный зал со всеми необходимыми спортивными снарядами. У меня к вам только одна просьба. В силу известных обстоятельств я убедительно прошу вас не гулять в одиночку по городу. Пока Гиз не отомстит вам за гибель Марселя и за срыв столь дорогой его сердцу операции, он не успокоится. Я‑то его знаю как облупленного. Так что вы постоянно под его прицелом. Отнеситесь к моим словам со всей возможной серьезностью.
Савелий молча пожал плечами. Жест этот можно было расценить двояко: и как согласие, и как скепсис. Наверное, Широши был по–своему прав, но Бешеный не привык бояться кого бы то ни было. Он был уверен, что из любой ситуации сможет отыскать выход и сумеет постоять за себя.
Утром, легко позавтракав, он спустился в тренажерный зал, где часа полтора от души позанимался на разных снарядах. Физически он чувствовал себя превосходно. Но в душе творилось нечто непонятное. Его душой овладела какая‑то незнакомая раньше апатия. Он попытался установить ее причину. Что было в совсем недалеком прошлом? Бешеный четко знал своего врага: это был враг его Родины, России - бандюга–беспредельщик, подлый и вороватый коммерсант или банкир, чиновник, попиравший права сирых и убогих, агенты многочисленных тайных организаций, стремящихся поработить его любимую страну. Перед ним стояла ясная цель - он сражался за Правду и Справедливость, служил Родине.
Именно в таком свете он видел и свою смертельную схватку с Марселем, который мог нанести невосполнимый ущерб России. А что дальше? Он полностью зависел от этого загадочного и непредсказуемого Широши, который мог дать ему в принципе любое задание. Конечно, Бешеный мог отказаться ему подчиняться, что грозило вынужденным бездельем, противоречащим деятельной натуре Говоркова. Эти размышления не прибавили ему душевной бодрости.
Так прошло три дня. Два раза в день Савелий спускался в тренажерный зал и работал там до полного изнеможения. Потом с удовольствием расслаблялся, сидя в удобном низком кресле в патио, внутреннем дворике. Из‑за глухого каменного забора высотой под два метра, звуки большого города почти не доносились.
Савелий лениво листал свежие американские журналы "Тайм" и "Ньюсуик", где журналисты изощрялись по поводу предстоящей в ноябре встречи Путина и Буша на ранчо в Техасе. Они явно не ждали от встречи двух лидеров ничего конструктивного и требовали от Буша жесткой позиции по многим вопросам, в том числе по поводу войны за "независимость" Чечни. Сначала Бешеному было откровенно скучно, но к вечеру третьего дня в нем закипело глухое раздражение. Он терпеть не мог ждать, особенно как теперь, в состоянии полной неопределенности.
"Важная встреча, важная встреча", - мысленно передразнил он Широши.
Вдруг без всякого разумного объяснения вспомнилось давнее томительное ожидание боя с противником по кличке Робот Смерти в клубе восточных единоборств "Виктория"…
"Господи, как же давно это было - почти десять лет назад! И как звали эту хорошенькую стерву хозяйку… Лера, Лола?"
Тогда его тоже никуда не выпускали, потому что кто‑то за ним охотился. Но он все‑таки сбежал. Правда, в том случае в его подчинении имелась логика - он считал себя должником. А здесь он, можно считать, по своей воле. По своей ли?
Если бы не дурацкие эмоции Джулии, бросившейся сломя голову к его двойнику, посланному Широши в Москву вместо настоящего Бешеного, тот бы не погиб, а он, настоящий Говорков, через какое‑то время благополучно вернулся бы на родину…
Но тут Бешеного как громом ударило: ведь если бы двойник не погиб, он мог бы занять его, Савелия, законное место не только в сердце, но и… в постели Джулии. Это было столь невыносимо, что, представив себе такую возможность даже теоретически, Бешеный от ярости заскрежетал зубами.
"Так что все что ни делается, все к лучшему", - успокаивал он самого себя.
Однако понимание того, что много мудрый Широши распланировал и подстроил все так, что Бешеный при любом раскладе становился, пусть помимо своей воли, его партнером, продолжало угнетать его.
На следующее утро они встретились с Широши за завтраком.
Вы, наверное, совсем затосковали и клянете меня на чем свет стоит? - добродушно улыбаясь спросил Широши.
Да вроде того, - нехотя признался Бешеный.
Боюсь, мои новости вас не порадуют. Я до последнего надеялся, что необходимый нам человек -он особо выделил голосом местоимение "нам", - приедет в столицу и мы тут втроем спокойно потолкуем. Но пока это не получается, похоже, за ним следят и мы, в случае контакта с ним, неизбежно попадем в зону риска. Так что придется нам с вами лететь в один из самых лучших в мире курортов - небольшой городок Канкун. Там мы легко сойдем за случайно познакомившихся туристов. Вы накупаетесь, позагораете. Когда вы последний раз отдыхали на море?
Савелий честно напрягся, вспоминая, но так и не вспомнил.
Не помню что‑то, - ответил он.
Вот видите, а здесь не просто какое‑то море, а знаменитый Мексиканский залив…
Вы меня так активно уговариваете, будто я отказываюсь, - не без издевки перебил собеседника Савелий.
Широши замолчал, зачем‑то посмотрел в потолок и совсем другим, тихим голосом сказал:
Вы конечно, правы. Не знаю, с чего это я так разошелся. От вас не скрою, я немного нервничаю. Дело не только в том, что и сам посланец, и мы вместе с ним подвергаемся серьезной опасности, хуже всего то, что я не знаю этого человека в лицо.
А нельзя выйти непосредственно на источник информации? - исходя из элементарной логики поинтересовался Савелий.
Можно, но это процесс длительный и утомительный, - туманно, но достаточно твердо ответил Широши, возможно ожидая дальнейших расспросов, от которых Савелий теперь тактично воздержался.
Бешеный задал Широши совсем другой вопрос, который его мучил:
Не сомневаюсь, что Гиз сделает все, чтобы жестоко отомстить убийце Марселя но откуда он узнает, что его убил именно я: свидетелей‑то не осталось.
Еще минуту назад выглядевший озабоченным и напряженным, Широши разразился оглушительным хохотом:
Вы когда‑нибудь меня доконаете своей непобедимой наивностью, любезнейший Савелий Кузьмич! - продолжая давиться от хохота, воскликнул он.
Савелий с недоумением смотрел на старающегося унять неудержимый приступ заразительного смеха собеседника и довольно резко спросил:
Не понимаю, о какой наивности вы говорите? Где вы у меня ее нашли? Откуда ей взяться?
Вот именно, откуда? - радостно подхватил Широши, - для меня это неразрешимая загадка. Ее решение мы отложим на будущее. А теперь послушайте внимательно. Такие бойцы, как покойный Марсель, в мире наперечет. Товар штучный. Согласны?
О чем тут спорить. - Бешеный еще не понимал, куда тот клонит.
Следовательно, тех, кто может их победить в честном бою, еще меньше. Есть возражения?
Нет.
Отдаю должное вашей типично русской скромности и традиционной для вашего народа склонности к самоуничижению, но вам‑то уже давно пора понять, что подробнейшие досье на вас, дорогой вы мой Савелий Кузьмич, имеются не только у всех серьезных секретных служб мира, но и у всех террористических организаций. Каждый ваш шаг и, конечно же, каждый бой, в этом можете не сомневаться, тщательно отслеживаются и подробно описываются. Представьте себе, у вас на земле немало учеников, о которых вы и слыхом не слыхивали.
Возможно, так оно и есть, - не стал спорить Бешеный, хотя подобная оценка его персоны никогда не приходила ему в голову. - Но я же официально умер, погиб в бандитской разборке в Москве, торжественно похоронен, с оркестром и речами, - продолжал упорствовать он. - По логике все мои досье должны быть закрыты и списаны в архивы.
Как говорили старые марксистские философы, на поверхности явления вы безусловно правы. Но в своих логических построениях вы упускаете один важный момент. Гиз и я слишком давно и хорошо знаем друг друга. И в моем окружении есть люди, поставляющие ему за огромные деньги некую информацию. Я даже кое–кого подозреваю, поверьте, не без оснований.
Таким кротам надо немедленно свернуть шею! - не раздумывая воскликнул Бешеный.
А вот тут‑то вы глубоко не правы, Савелий Кузьмич. Вы рассуждаете, как блестящий оперативник, а я - политик. По большому счету эти информаторы нам не страшны, а могут быть даже полезны…
Через них можно сливать противнику дезинформацию, - на ходу сообразил Савелий.
Вы далеко не так безнадежны, как иногда кажетесь, - с удовлетворением заметил Широши. - Надеюсь, ваша наивность не помешает вам предположить, что и у меня есть верные люди при "дворе" этого ублюдочного потомка славных герцогов.
А почему тогда Гиз, к примеру, с помощью своих людей не пытается расправиться с вами? - Разговор стал Бешеному любопытен.
Он бы рад, да руки коротки, - с важным видом мрачно объявил Широши. - Кто‑кто, а он‑то лучше многих знает мои силы и возможности, а потому побаивается, по–своему уважает меня и никогда не рискнет пойти на такое вероломство…
Как ученик, предавший своего учителя, - не удержался от иронии Савелий. - История человечества знает немало подобных примеров.
Широши мрачно молчал. А Савелий, напротив, немного развеселился:
Вы, Феликс Андреевич, похоже, испытываете к своему блудному ученику некую симпатию, в противном случае вы бы без труда разделались с ним или хотя бы прекратили его вредоносную для всего человечества деятельность.
Ирония ваша обоснованна, но, как вам хорошо известно, обстоятельства иногда бывают превыше наших возможностей и желаний.
Заметно было, что Широши собрался философствовать. Савелий даже пожалел, что нечаянно задел его…
Савелий Кузьмич, я когда‑то немного рассказывал вам о некоем Шакале… Надеюсь, помните?
Конечно, помню, - отозвался Савелий.
Так вот, пройдя мою школу, Гиз переметнулся к Шакалу и сделался одним из самых верных его последователей. Одного Гиза уничтожить можно, хотя это и потребует времени и определенных усилий. Но таких, как он, да еще покрупнее и по мощнее его, не один десяток. Они затаились и направляют таких, как Гиз, и ему подобных. Этих, так сказать, шакалят, расплодившихся повсеместно, надо вытаскивать из тайников на божий свет и предъявлять миру. Любая нечисть боится света. Людям должны быть представлены неопровержимые доказательства их черных деяний. Только увидев все это воочию, люди сначала ужаснутся, а потом и прозреют.
Вы что, верите, что так отвратите людей от всемирного Зла? По–моему, ваши надежды, Феликс Андреевич, наивны и несбыточны. - Савелию даже стало немного жаль Широши, но не высказать своего мнения он не мог.
Однако Широши, как испытанный боец, умел держать удар:
Вот мы и приехали, дорогой соратник. Обозвали друг друга наивными, почему‑то считая это пороком. А может, именно такими и должны быть настоящие борцы со Злом. Ведь Добро по сути своей наивно! - с пафосом воскликнул Широши.
Возможно, - только и сказал Савелий. - От пафосных бесед Широши ему всегда становилось тоскливо: чего попусту трепаться - надо заниматься делом…
Следующим утром они вылетели в Канкун. Широши дал Савелию парик с черными, густыми, немного вьющимися волосами, а сам надел парик со светлой, коротко стриженой и, очевидно, редеющей растительностью. Он стал похож на среднего европейского туриста довольно скромного достатка: свободная по пояс куртка, шорты. Савелий был в светлых легких брюках и в футболке.
В Канкуне они остановились в не самом богатом, но довольно уютном отеле под названием "Калинда Вива", расположенном прямо на берегу, в самых обычных одноместных номерах. Никто их не сопровождал. Они выглядели как типичные европейские туристы среднего достатка, приехавшие покупаться, позагорать и поглазеть на местные достопримечательности. Для пущей убедительности Широши захватил с собой видеокамеру и фотоаппарат.
- Мы не должны привлекать к себе внимание, потому будем вести, как положено туристам, - еще в самолете шепнул Савелий Широши.
Два дня они купались и загорали. К изумлению Бешеного Широши оказался превосходным неутомимым пловцом. Он далеко заплывал и проводил в воде буквально часы. Казалось, подобное курортное существование его вполне устраивает. О предстоящей встрече они не говорили, да и вообще не говорили ни о чем, кроме погоды, купанья и еды. Час утром, с девяти до десяти, и час во второй половине дня, с пяти до шести, они обязательно проводили у бассейна, расположенного на открытом воздухе прямо у заднего выхода. Этот распорядок ненавязчиво предложил Широши, а Бешеный легко сообразил, что встреча назначена именно у бассейна, где отдыхающие шумели, играли в карты, выпивали и где ничего не стоило естественно затеряться в разноязычной толпе.
Единственное, что раздражало Савелия, это американские подростки на две трети заполонившие отель.
По всей видимости, у них были каникулы, и благодарные родители отправили своих отпрысков на один из самых лучших курортов мира, где самой замечательной достопримечательностью был коралловый песок, который даже в самое пекло оставался прохладным.
В Америке особо не пошалишь, не похулиганишь, а энергию‑то, накопившуюся за учебный год, нужно куда‑то выплескивать, и подростки, вырвавшись из‑под родительской опеки и гнета американской чопорности, вовсю отрывались на мексиканской земле. Вообще американских туристов всегда можно определить издалека по их раскованному, порой до наглости, поведению и громкому разговору в общественных местах. А здесь, в Канкуне, они распоясывались настолько, что до самого утра будоражили других туристов, не давая им спать. А дешевая водка из кактуса - текила и мексиканское пиво "Кристалл" (экзотические напитки, непременно употребляемые с лимоном) еще больше подталкивали их на "подвиги". Иногда они настолько перепивались, что в буквальном смысле валялись на пляже, не в силах доползти до своего номера.
Они шумели, кричали, устраивали какие‑то странные игрища со срыванием друг с друга купальников, не стесняясь никого, прямо на пляже или в бассейне занимались любовью, в экстазе подвывая на всю округу.
Как‑то не выдержав, Савелий в сердцах бросил:
И куда смотрит мексиканская полиция? Их же всех можно как минимум, на сутки бросать в кутузку за мелкое хулиганство и нарушение общественного порядка…
На американских туристов мексиканские полицейские вообще не смотрят: отворачиваются или закрывают глаза, - лениво потянувшись, отозвался Широши.
Почему это? - удивился Савелий.
Мексика насквозь американизирована. Вы даже не представляете, сколько денег приносят американские туристы этой стране. А это рабочие места, повышение благосостояния простых мексиканцев… - Широши говорил медленно, нравоучительно. - Потому и существует негласное указание сверху относиться снисходительнее к американским "пришельцам". - Он усмехнулся. - Захочешь кушать, и не такое вытерпишь!
А мне противно. - Савелий сплюнул. - В Америке я об американцах был лучшего мнения, а сейчас хочется прихватить каждого за шкирку, снять штаны и ремешком вразумить так, чтобы они навсегда поняли, что вести себя так в общественном месте непотребно!
И через пять минут оказался бы в вонючей мексиканской тюрьме, а адвокат американского отпрыска, обиженного тобой, содрал бы с тебя кругленькую сумму зелененьких…
Ага, посадили бы, если бы… поймали, - фырнул Савелий и заразительно рассмеялся…
На третий день утром они традиционно расположились у бассейна. Савелий в плавках лежал на топчане, ни о чем не думая: наслаждался солнцем, получая максимальное удовольствие от вынужденного безделья. Широши в шортах полулежал, откинувшись в шезлонге, и делал вид, что внимательно читает свежий номер "Уолл–стрит джорнэл", а сам из‑за черных очков наблюдал за происходящим.
Шумные стайки мексиканских детей весело плескались в "лягушатнике" бассейна. Бармены ловко лавировали между распростертых тел, разнося заказанные напитки, мороженое и фрукты. А массовики–затейники пытались расшевелить невыспавшихся американских подростков своими нехитрыми играми. Все было безмятежно и мирно.
Вдруг со стороны бара раздался оглушительный женский крик ужаса. Словно подброшенный пружиной, Бешеный вскочил и сделал инстинктивное движение в ту сторону, откуда крик раздался: вполне возможно, что кто‑то нуждается в его помощи.
Не двигайтесь, Савелий Кузьмич, - встревоженно прошептал ему на ухо в мгновение ока оказавшийся рядом с ним Широши.
Догадываясь, что тот знает гораздо больше, чем окружающие, Савелий попытался рассмотреть, что произошло между баром и бассейном.
Толпа людей в купальных костюмах окружила столик, стоящий ближе к бару. Матери и бабушки старались поскорее увести детей прочь от открывшегося им зрелища. В наступившей суматохе и криках Савелий и Широши поднялись на бордюр бассейна и устремили свой взор в сторону бара: на этот раз удалось все рассмотреть.
За столиком в кресле, под тенью кокосовой пальмы, сидел человек, его тело бессильно обвисло, руки безвольно раскинулись в стороны. Верхушка его черепа была начисто снесена, по–видимому, пулей, выпущенной из крупнокалиберного ствола.
Любопытные зеваки все прибывали. Растерянным охранникам и работникам отеля, по–видимому, никогда не сталкивавшимся с подобным происшествием, с трудом удавалось держать сжимающееся кольцо зевак на расстоянии от трупа. Раздался пронзительный вой сирены: приехала вызванная служащими отеля криминальная полиция.
Нам лучше поскорее подняться к себе в номера, - шепнул Широши и направился ко входу в отель. Бешеный молча последовал за ним.
Тщательно заперев дверь, Широши принялся названивать по сотовому телефону. Говорил он по–испански и очень тихо, словно боялся, что даже в номере его могут подслушать. При этом сторожко бросал взгляд в сторону дверей. Закончив очередной разговор, Широши немного помолчал, о чем‑то размышляя, потом тихо, словно самому себе, проговорил по- английски:
Теперь понятно, что это был тот самый человек… - Широши повернулся к Савелию. - Это тот связник, который должен был нам нечто передать.
И его из‑за нас убрали? - негромко спросил Бешеный.
Вариантов много, - туманно ответил Широши, но тут же уточнил: - Надеюсь, мы здесь ни при чем.
Он был одним из руководителей индейцев–партизан.
А вы‑то какое к ним имеете отношение? - не удержался от вопроса Савелий.
Какие‑то непонятные индейские партизаны и могучий магнат Широши. Казалось бы, что между ними может быть общего? Что их могло связывать?
Как ни удивительно, Широши воспринял вопрос, как должное:
Я им постоянно помогаю по мере своих возможностей. Они честные и порядочные ребята. Впрочем, довольно наивные. - Он с едва заметной усмешкой глянул на Савелия. - Они всего лишь защищают свою землю, свой традиционный образ жизни, свое понимание развития страны от наступления международного финансового капитала. При этом их руководители - прирожденные дипломаты и умудряются поддерживать добрые деловые отношения со всеми, кто на стороне обиженного и угнетаемого меньшинства. Уж не знаю, как это им удается, но они поддерживают отношения даже с фанатами–исламистами, хотя большинство индейцев -убежденные язычники, поклоняющиеся традиционным божествам огня, воды, гор и лесов…