Вновь запищал телефон - начальник тыла требовал людей для охраны прибывающего каравана машин с гуманитарной помощью. Через некоторое время Корсаков ожидал резкий рост объема этой помощи, пока же она оказывалась через заблаговременно созданные подставные фирмы на деньги самой организации. Начальнику тыла Корсаков приказал обратиться к майору Морозову, у которого должны были высвободиться люди, блокировавшие отделение милиции. В заключение разговора Корсаков спросил старого ветерана о здоровье, и тот со смущенным хохотком ответил, что все в порядке. Сразу после отбоя телефон запищал снова. Корсаков вручил его Ищенко, а сам пошел на кухню, вспомнив, что так и не потребовал у Альбины принести чаю, слишком увлекшись разговором с парламентарием. Он застал Альбину за оттиранием стенки от грязи, но чай в заварочной машинке, унаследованной от азербайджанцев, был готов. Корсаков начал цедить его в чашку, и тут на кухню ворвался Ищенко.
- Пошли скорей туда,- воскликнул капитан,- позвонили с радиостанции! Ребята через пять минут начинают передачу!
Альбина ойкнула, отбросила тряпку и принялась отмывать руки. Вскоре все уже расселись с чашками вокруг стола, на котором стоял радиоприемник. Ищенко вертел ручку настройки. Внезапно сквозь шумы прорвался знакомый спокойный голос Александра:
- Дорогие друзья, начинаем музыкальную программу "Амбразура" из осажденного центра столицы нашей Родины. Мы благодарим вас за вашу поддержку - к счастью, почта работает, и мы получаем множество писем, где на одно ругательное приходится не менее двух десятков хвалебных и одобрительных. Ваше понимание имеет огромное значение для нас - оно свидетельствует о том, что наше выступление не стало преждевременным и при всех своих издержках, неизбежных для военных действий, оно способно помочь решить острейшие проблемы, стоящие перед Отечеством,- те проблемы, которые оказалось невозможно решить мирным путем. Впрочем, в нашей передаче мы не собираемся анализировать политическую ситуацию - мы лишь хотим показать вам, что в Москве все в порядке, что здесь не сомневаются в победе и не разучились смеяться. Может, наше веселье и покажется вам несколько грубоватым, но что делать - это солдатское веселье, веселье воюющего города, и потому не надо от него требовать особой рафинированности и утонченности. Первую песенку мы посвящаем героической Таманской мотострелковой дивизии, которую наши правители так и не смогли вывести на усмирение восставшей столицы. Привет доблестным воинам-таманцам! Мы надеемся, что и все прочие солдаты и офицеры вскоре задумаются и последуют их примеру. Ура!
Зазвучала зажигательная музыка - весьма изобретательные вариации на тему "Гоп со смыком". Альбина тихо засмеялась и с первых тактов принялась притопывать туфелькой по полу.
Для матроса "Каберне Тамани" -
Все равно что молоко мамани,
Смысл жизни у него в вине;
Попивает он винишко,
Пропивает свой умишко,
Потому что любит каберне.А когда матрос вина напьется,
Его сердце весело забьется,
И начнет он танец свой морской;
Он по палубе притопнет
И себя по жопе хлопнет
Он татуированной рукой.
- А при чем тут матрос?- недоуменно спросил Ищенко. - Песня-то посвящена мотострелкам. Надо бы тогда петь "солдат"...
- Сергей, вы ерунду говорите,- фыркнула Альбина. - Какая разница, кому песня посвящена, главное, чтобы весело было. И потом, про Тамань в ней есть, и даже не один раз. Чего вам еще надо?
- Ну, я-то не знаток, конечно,- произнес Ищенко с таким лицемерным смирением, что становилось ясно: он-то и есть самый настоящий знаток. Альбина снова презрительно фыркнула и вся превратилась в слух.
А когда он танец свой закончит,
То еще бутылочку прикончит
И захочет девушек ласкать,
Но на судне это трудно,
Ведь на то оно и судно -
Девушек там трудно отыскать.Мается душа его морская -
Значит, ничего не пропуская,
Должен он все судно осмотреть:
Трюмы, кубрики, отсеки,
Где морские гомосеки
Могут его к стенке припереть.
- Веселая песенка, конечно,- хихикнув, сказал Ищенко. - Но, Федорыч, люди старшего поколения нас не поймут. Во времена их молодости таких песен не было. Они послушают, начнут плеваться, а кончится тем, что они голосовать за тебя не будут.
- А зачем за меня голосовать?- удивился Корсаков. - С чего тебе пришла в голову такая мысль? Я, например, ни о чем таком не думал.
- Неужели не думал?- удивился в свою очередь Ищенко. - А зря...
- Погоди, дай дослушать,- отмахнулся Корсаков.
А когда матрос осмотрит судно -
Снова забухает беспробудно,
Потому что бабы - это дрянь,
Потому что "Каберне Тамани"
Для него - как молоко мамани,
Так давайте выпьем за Тамань!
Песня завершилась лихо, с присвистом, и все трое слушателей невольно рассмеялись, однако через некоторое время Ищенко задумчиво произнес:
- Нет, боюсь, люди старой закалки нас не поймут.
- А я не боюсь,- ответил Корсаков. - Я воюю не за то, чтобы заткнуть рот одним в угоду другим - насчет этого не должно быть никаких иллюзий.
Наоборот, все должны понять: каждый имеет право и петь, и слушать любые песни, и если кто-то оскорбляет чей-то вкус, то это вопрос не политики, а культуры, воспитания и так далее. Данную истину следовало бы как можно скорее осознать всем поколениям. Цензуру, единомыслие в России уже проходили - они если и не самый быстрый, то верный путь к гибели нации. Или ты не согласен, капитан?
- Да нет, я тоже за свободу,- ответил Ищенко. - Я в смысле народной поддержки говорю...
- Я в правители не рвусь, мне народная поддержка ни к чему,- возразил Корсаков. - А чтоб ее добиться, вилять хвостом перед людьми - не лучший путь. Народ, особенно русский, таких угодников быстро раскусит. И если ты бьешься за достоинство человека, то как можно ущемлять достоинство одних для того, чтобы понравиться другим? Ведь в этом и состоит основной порок всякой негодной власти, в том числе и нынешней.
- Ну, Федорыч, ты голова,- развел руками Ищенко. На сей раз он, по всей видимости, говорил искренне. - Говоришь ты просто как пишешь. Обидно, что ты не хочешь в политику подаваться - тебе ж туда прямая дорога.
Альбина молчала, но чувствовалось, что ей приятны слова капитана и она с нетерпением ждет ответа Корсакова. Тот сказал с усмешкой:
- Моя дорога давно определилась, и теперь ее поздно менять. Но погоди болтать, вроде бы ребята еще одну свою песню собираются завести.
Голос Александра из радиоприемника сообщил:
- Следующая песня посвящается всем российским последователям большевистских идей. Мы не устаем восхищаться этими людьми, которые ухитряются возглавить любой социальный протест, любое патриотическое движение. В их шествиях портреты Ленина соседствуют с иконами и портретами Николая II, монархические стяги - с красными знаменами. Поборники интернационализма, они братаются с ревнителями национальной идеи, атеисты - проявляют величайшее почтение к православию, поборники прав трудящихся - охотно берут деньги у монополий, любители цензуры и строгого порядка - требуют для себя гражданских свобод и широко этими свободами пользуются. Как не восхититься этими людьми - подлинными универсалами в политике, идеологии и вообще в жизни! Вот и герой нашей следующей песни, текст которой помог нам написать прекрасный поэт Вадим Степанцов, тоже не смог остаться к ним равнодушным...
Выходит турист колумбийский
На трап самолета в Москве
И черные жадные мысли
Теснятся в его голове.Он вечером путь свой направит
К огням ресторана "Белград",
Ведь там соберется нас много -
Несчастных московских ребят.Он черный свой кейс приоткроет -
При свете зеркальных витрин,
Фасованный в презервативы,
Там белый мелькнет кокаин.
- Во дают, хулиганы!- прыснул Ищенко.- Почему я их раньше не слышал?
- А кого мы видим и слышим?- фыркнула Альбина. - Тех уродов, которые деньги платят на радио и на телевидении.
И ноги мои затрясутся,
И выступит пот на виске,
Как только заветный гондончик
Сожму я в дрожащей руке.Товар его стоит немало,
Нам столько вовек не украсть,
Но требует он вместо денег
Учение Маркса проклясть.Ему я один не поддался
И гордо шагаю к Кремлю.
Гондон не заменит мне Маркса,
Я Маркса как Бога люблю.Тебя не предам я, родная,
Колхозная красная Русь,
Не нужно мне вражьего зелья -
От Маркса я шибче тащусь.
- Вот дают, хулиганье!- отсмеявшись, сказал Ищенко. - Но так они нас с коммуняками рассорят. Коммуняки же нас поддержали, как говорят.
- Пока поддержали, потому что не видят в нас политических соперников,-сказал Корсаков. - А как дойдет дело до дележа власти, вся поддержка кончится. Коммунистам власть нужна, и ничего больше. Они уже объявляли однажды власть рабочих и крестьян, а правили только сами, рабочих и крестьян к власти не подпускали и на пушечный выстрел. Так что на их лицемерную поддержку я плевать хотел.
- Но все-таки за них много народу голосует,- напомнил Ищенко. - Мы всех этих людей оттолкнем, если будем выступать против коммунистов.
- Ну, во-первых, не всех,- возразил Корсаков. - Многие ненавидят коммунистов, но голосуют за них, потому что нынешний режим ненавидят еще больше. Во-вторых: почему нынешний режим на выборах удержал власть? Да потому, что за него голосовали как за наименьшее зло - лишь бы не отдать власть коммунистам. Таким образом, и коммунисты, и правящий режим реально имеют гораздо меньше симпатий, чем то показывают итоги выборов. К тому же, как правильно сказали ребята, коммунисты очень ловко оседлали все патриотическое движение, весь народный протест против режима: они и с монархистами, и с православными, и с националистами, и с казаками, и с кем угодно, хотя всем этим людям они и по своей идейной сути, и по историческому опыту должны быть противны. Думаю, что они отпугнули от патриотического движения огромное количество людей. Парадокс в том, что хоть они нас и поддерживают, но не будь их, и наше выступление, вполне возможно, не понадобилось бы - при отсутствии коммунистов патриотически настроенное большинство народа сумело бы объединиться. Так что плюнь ты на коммуняк, капитан, нечего заискивать перед ними и перед всякими холуями того же пошиба. Если бы ты начинал политическую карьеру, я бы спросил тебя, кем ты хочешь стать: одним из заурядных преуспевающих политиков или действительно выдающимся деятелем? В первом случае надо и впрямь держать нос по ветру, всем угождать, подороже продаваться и тому подобное - из-за таких политика и вправду становится грязным делом. А если тебе милее второе, то тогда ты должен иметь свои принципы и не поступаться ими ради чьего-то одобрения. Работать с массами и в этом случае надо уметь, но именно честно работать, а не подло оболванивать. Тот же Гитлер, хоть и проповедовал зло, но был куда честнее с народом, чем коммунисты, которые проповедовали одно, а делали совершенно другое.
- Значит, по-твоему, Гитлер был выдающимся политическим деятелем,- хмыкнул Ищенко. - Это мы уже слыхали...
- Я этого не говорил,- покачал головой Корсаков. - "Выдающийся" в моем понимании означает как минимум "достойный уважения". А Гитлер и нацисты - это, наряду с коммунистами, лишь выдающийся пример оболванивания. Никто так не подлаживался к массам, как нацисты, причем напирали они именно на самые гнусные черты массовой психологии.
- Я, конечно, Маркса и Энгельса не успел хорошенько изучить,- задумчиво произнес Ищенко. - Но когда я их читал в институте, то, помню, мне очень нравилось.
- Ну и правильно, это блестящие умы,- поддержал Корсаков. - Не имеет смысла их опровергать - таких великих мыслителей может опровергнуть только сама жизнь, что и произошло с их учением о классовой борьбе. То есть сама борьба никуда не делась и никогда не денется, просто пролетариат в марксистском понимании этого слова превратился в незначительное меньшинство и потому его диктатура уже невозможна. Даже с точки зрения социальной справедливости отстаивать ее проблематично, потому что сейчас это была бы диктатура меньшинства. Но нашим коммунистам на социальную справедливость наплевать - им хочется власти, причем для себя, а не для каких-то там пролетариев. Им наплевать и на то, что Маркс нигде не писал о необходимости загнать трудящихся в стойло, заткнуть им рот и управлять ими, как скотиной, а наши коммунисты всегда именно это и практиковали. Общественная собственность на средства производства, которую изображали краеугольным камнем социализма, никогда не была общественной - ею всегда распоряжались исключительно коммунистические начальники, а вовсе не общество. Когда я жил за границей, я не представлял этого так ясно, как сейчас, когда я прожил в бывшем Союзе почти десять лет и хорошенько пообщался со здешним народом. Меня страшно забавляет, что как только речь заходит о правах человека, коммунисты сразу начинают вопить о праве на труд, медицинское обслуживание, образование - как будто право на труд, например, и свобода слова есть взаимоисключающие вещи. Тем хуже для права на труд.
- Но ведь было же бесплатное медицинское обслуживание, и учителя регулярно получали деньги,- напомнил Ищенко.
- Конечно, и мы собираемся это все вернуть,- сказал Корсаков. - Просто мировая практика показывает, что для осуществления этих прав совершенно не обязательно сажать себе на шею коммунистов с их манией затыкать всем рот. Если я буду приводить тебе примеры, у меня язык отсохнет.
- Он у тебя в любом случае отсохнет, если столько рассуждать о высоких материях,- проворчала Альбина.
- Дружок, когда мужчины что-то делают, им надо порой обсуждать свои действия,- мягко заметил Корсаков. - И если ты полагала, что я или еще кто-то будет здесь тебя развлекать, в том числе и разговорами, то ты жестоко ошиблась.
Альбина фыркнула, хотела было что-то возразить, но раздумала и вновь направилась на кухню. Корсаков подождал, пока она удалится, и произнес, постукивая пальцами по столу:
- Интересно было бы знать, что сейчас затевает генерал Кабанов. Если я правильно представляю себе этого человека, он не успокоится, один раз потерпев поражение. С другой стороны, его ударную силу мы разбили...
- Но вряд ли полностью,- заметил Ищенко. - Не думаю,что он задействовал всех своих наемников в одной операции. Да и по количеству не сходится: наша агентура сообщала о тысяче навербованных бойцов, а количество убитых, раненых и пленных, извлеченных из-под земли, гораздо меньше.
- То, что под землей ситуацию контролируем мы, он, наверное, понял,- сказал Корсаков. - Остаются два варианта: либо он будет добиваться согласия руководства на проведение войсковых операций в городе, пусть даже в ограниченных масштабах, либо попытается нанести удар с использованием методов диверсионной войны. Впрочем, есть и третий вариант: то и другое одновременно.
В это самое время, когда день уже клонился к вечеру, генерал Кабанов собрал совещание своего рабочего штаба, все члены которого были выше его и по должности, и по званию. Генерала это, впрочем, нисколько не смущало. Не смущала его и необходимость признать провал затеянной им операции. Тыкая указкой в карту, генерал объявил:
- В ходе операции выяснилось, что мятежники гораздо лучше нас подготовлены к ведению боевых действий в подземном пространстве Москвы. Прежде всего это проявляется в прекрасном знании всех подземных коммуникаций, в том числе старых и заброшенных. Именно по этим коммуникациям мятежники зашли в тыл нашим группам и либо уничтожили их, либо нанесли им тяжелые потери. Те здания, которые имеют выход во "второе метро" и к которым шли наши группы, мятежники до последнего времени не занимали - отчасти из предосторожности, чтобы избежать неожиданного удара снизу, а в большей степени, по моему мнению, для того, чтобы использовать эти объекты как приманку. Мы действительно поддались на эту приманку и двинули туда наши группы...
- А вас там уже ждали,- закончил министр внутренних дел. - Вы так спокойно говорите об этом, а ведь в результате погибли наши лучшие люди! С кем теперь прикажете воевать?
- Нет, это вы мне приказывайте,- глуповато скаламбурил генерал Кабанов и жизнерадостно ухмыльнулся. - Прикажите мне использовать все средства, имеющиеся у армии, и я очень быстро дойду до Кремля. А если не хотите, то получайте такую войну, где все решают не сила, не военная наука, а хитрость. Сегодня меня перехитрили, завтра, гладишь, я их перехитрю. Во всяком случае я имею преимущество в инициативе, первый ход за мной. Я могу сделать даже несколько ходов сразу. Предложение первое такое: после того, как мы потерпели поражение и террористы захватили контроль над подземным пространством, они заняли ряд объектов, которые, как я уже сказал, использовали ранее в качестве приманки. Понятно, что второй раз мы на эту приманку не клюнем, и кроме того, за подземные подходы они теперь спокойны. На всякий случай они вдобавок подорвали или заминировали на некоторых участках тоннели "второго метро". Так что теперь они спокойно заняли в числе других зданий знаменитый "дом на набережной" - тот, в котором кинотеатр "Ударник". Обратите внимание,- генерал ткнул указкой в карту,- на участок Центра от Садового кольца в том месте, где к Кольцу прилегает Парк культуры и отдыха, до этого самого "дома на набережной". Здесь от Садового кольца до Кремля расстояние кратчайшее. Кроме того, здесь находится уязвимое место обороны мятежников: как видите, вокруг Центрального дома художника, превращенного ими в долговременный узел обороны, располагается обширное незастроенное пространство, позволяющее использовать бронетехнику и артиллерию. При этом и бронетехнику, и артиллерию очень удобно подтягивать к Садовому кольцу через парк...
- А что это у вас там за значки на незастроенном пространстве?- спросил министр обороны. - Я так понимаю, что там с одной стороны минные поля, а с другой, в глубине, траншеи и огневые точки?..