- О чем вы таком говорите, гражданин Петров? - вздохнул следователь. - Вы же опытный зек. Вы же знаете, что особо опасных рецидивистов, коим вы являетесь, перевозят под усиленной охраной и непременно в машинах, исключающих возможность побега. Так что садитесь, пожалуйста. Не задерживайте конвой.
И подтолкнул замешкавшегося зека несильным ударом коленки чуть ниже поясницы. Отчего тот даже забыл изображать Главу администрации.
- А с тобой мы, сука в погонах, еще потолкуем. С глазу на глаз, - злобно прошипел он.
- Это, конечно. Это непременно. И очень скоро. И не час и не два. Нам с вас, гражданин Петров, еще показания снимать.
Потом "воронок" пару часов катали по проселочным дорогам. Потом остановили перед известными воротами.
- Машина, - сказал наблюдатель с вышки.
- Наша?
- Вроде наша.
- Тогда я врубаю фонограмму.
Звукооператор включил магнитофон и усилитель. И смикшировал звук до не вызывающей сомнения тональности.
Запертый в "воронке" зек услышал приглушенный лай конвойных собак, невнятные голоса, надоедливый голос громкоговорителей местного радиоузла. То есть мешанину всех тех шумов, которые составляют звуковой фон любого места заключения. И на который любой заключенный вострит уши, как кавалерийская кобыла на звук полкового горна.
- Как запись?
- Низкие подбери.
- Подобрал. Как сейчас?
- Сейчас нормально Как вживую.
Въездные ворота с грохотом отворились, и "воронок" въехал в периметр зоны.
- Громкость прибавь.
- Прибавил.
Помощник режиссера поднес к губам микрофон.
- Конвойной массовке внимание. До начала спектакля… тьфу, ну не важно, в общем до начала две минуты. Ваш выход первый. Приготовьтесь.
Конвойная массовка, обряженная в военные гимнастерки, торопливо докурила сигареты в подсобке и выбежала во внутренний двор.
- Ну куда ты встал! - постучал себя по лбу высунувшийся из окна второго этажа помреж. - Сколько раз говорили, сколько раз репетировали! Ты что, не можешь запомнить элементарного? Не можешь запомнить, где стоять? Балбес!
Проштрафившийся конвоир быстро переместился на отведенное ему в мизансцене место.
- Здесь, что ли?
- Левее.
- Так?
- Так.
Машина въехала во двор.
- Третий звонок, - сам себе скомандовал помреж. - Первая реплика - "Иванов! Ты куда запропастился?.." И дал отмашку.
- Иванов! Ты куда запропастился, - громко сказал один из конвоиров. - Иванов! Мать твою… Машина пришла. Дверь "воронка" распахнули.
- Упарился, мужики, - пожаловался сопровождавший заключенного в машине конвойный, утирая пот.
Зека вывели из машины во двор, который он, зажмурившись от яркого света, разглядеть не успел.
- Шагай! - крикнул конвойный. Затем зека раздели, вымыли, обрили. И выдали серую робу. Взамен инвалютного костюма.
- Вы что такое творите? - возмущался отвыкший от грубого обращения заключенный. - Откуда вдруг такие порядки? Раньше такого, чтобы до суда обривать и переодевать, не было.
- Раньше много чего не было. А теперь есть. Для самых отъявленных, вроде тебя. Жалобы есть?
- Есть!
- Тогда пишите прокурору.
- Дайте бумагу!
- Бумаги нет. Не положена! Другие просьбы, пожелания есть?
- Есть! Идите вы…
- Тогда до встречи.
И далее, с руками за спину, по коридорам, с этажа на этаж, через заградительные решетки - в камеру. Персональную. И единственную во всей тюрьме.
- Стоять! Идите!
Дверь с грохотом захлопнулась, и зек остался один. Один, на один с нарами, парашей и тревожащими душу воспоминаниями.
Чтобы поразмышлял на досуге о своей неправедной жизни. И сделал соответствующие выводы.
* * *
- Только все должно быть как по-настоящему. Один в один. И даже лучше, - сказал Сан Саныч. - И допросы, и протоколы, и экспертизы, и очные ставки. Всё. Чтобы комар носу не подточил!
- Не подточит.
- Ну тогда - ни пуха ни пера!
- К черту!
* * *
- Ну что, будем говорить? Или упорствовать? - спросил следователь, развернув лампу от себя.
Заключенный, сидящий на привинченном к полу табурете, демонстративно отвернулся.
- Спрашиваю еще раз - вы отказываетесь от добровольной дачи показаний? Или одумались?
Зек криво ухмыльнулся.
- Распишитесь здесь о том, что вы отказываетесь давать показания.
- Не буду!
- Включайте видеокамеру.
- Видеокамера зачем? - хмуро спросил зек.
- Вместо протокола. В настоящее время аудио- и видеоматериалы считаются полноценными документами и принимаются к судопроизводству наравне с прочими вещдоками. Вы готовы отвечать на мои вопросы?
- Падлы!
- Ваша фамилия, имя, отчество? Ну, не тяните время.
- У вас есть мои документы.
- Я прошу вас назвать свою фамилию, имя и отчество.
- Черт с вами - Петров…
- Тогда прошу посмотреть сюда. Вот эти пальчики были сняты с соблюдением всех процессуальных норм с гражданина Петрова Владимира Анатольевича, то есть вас, не далее чем вечером третьего дня.
Заключенный посмотрел на увеличенные фотокопии отпечатков.
- А вот эти пальчики взяты из дела об ограблении Звенигородского филиала банка, повлекшем за собой гибель двух потерпевших, и принадлежат они гражданину Мокроусову С.Т. Впоследствии приговоренному к двенадцати годам строгого режима, заключенному под стражу, комиссованному по состоянию здоровья, умершему и захороненному на Новоникитском кладбище города Старониколаевска. Согласно заключению экспертизы и те и другие отпечатки пальцев принадлежат одному и тому же лицу. И вот это совпадение вам будет объяснить очень трудно…
* * *
- Слушай, у Федора какой любимый фильм? - спросил Сан Саныч, просматривая спустя несколько часов видеозапись допроса.
- Не помню. Кажется, "Семнадцать мгновений весны". Ну тот, который со Штирлицем и Мюллером.
- Чувствуется…
* * *
- Это какая-то ошибка, - забеспокоился на экране телевизора допрашиваемый зек. - Совпадение отпечатков.
- Отпечатки индивидуальны и не совпадают. Никогда, - напомнил элементарный биологический закон следователь.
- И тем не менее.
- В таком случае, я предлагаю вам пройти в соседнюю комнату.
- Зачем это?
- Для проведения опознания.
- Какого опознания?
- Там увидите.
В соседней комнате на длинной скамейке восседали три человека, между которыми оставалось место еще для одного.
- Присаживайтесь, - предложил следователь.
- Я не сяду!
- Садитесь! Вам же хуже. Будете торчать как каланча, привлекать к себе внимание. Тогда вас точно опознают…
Зек сел.
- Введите.
В помещение вошел тщедушный мужчина с бегающими во все стороны глазками.
- Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
- Я?
- Вы!
- Нет.
- Посмотрите повнимательней.
Мужчина посмотрел повнимательней. И вдруг вздрогнул. И поднял палец.
- Знаю! Этого!
- Кто он?
- Мокроусов. Сашка. Только как же так? Он же умер. Много лет назад!
- Вы уверены, что это именно он?
- Был бы уверен, если бы не знал, что он покойник. А он не может встать?
- Гражданин, встаньте, пройдитесь. И скажите несколько слов.
- Да шли бы вы все со своими опознаниями…
- Он! Точно он! Он!! Я узнал его!
- Спасибо. Распишитесь здесь и здесь.
- А меня не посадят?
- За что?
- За то, что я его тут…
- Нет. Не посадят.
- А его не выпустят? А то он меня найдет и…
- Не выпустят. Будьте спокойны. Гражданин Петров, вы признаете себя гражданином Мокроусовым?
- Нет!
- В таком случае прошу пройти вас в соседнее помещение…
- Зачем?
- Там узнаете…
* * *
- Надо дожимать, - сказал Борис. - Сколько можно волынку тянуть? Тут материала на десять приговоров хватит.
- Но он ни один факт не признает.
- Это его проблемы. Суду важны факты, а не признания. А фактов - выше крыши. По этому делу самый пугливый судья меньше вышки не даст. А больше нам не надо.
- И все-таки я думаю, признание не помешало бы.
- Черт с вами, давайте дожимать, раз вы такие перестраховщики.
* * *
- Вы признаете себя виновным? - в который раз спрашивал Федор Михайлович.
- Нет!
- Но факты…
- На…ть мне на ваши факты. И на вас вместе с ними…
* * *
- Ну он же на грубость нарывается. Ну явно нарывается, - возмутился в соседнем помещении, куда был проведен динамик, Анатолий. - Ну просто изгаляется как может! Ну просто в хвост собачий следствие не ставит!
- Его бы по законам военного времени. Как пленных "языков". Враз бы все признал, - с сожалением вздохнул Семен. - А потом к стенке!
- Но до того по морде! - вставил Анатолий. - Которую он на дармовых административных харчах отъел…
* * *
- Почему вы упорствуете? Почему не хотите признать очевидного? - продолжал нудить за стенкой Федор.
- Потому что видел всех вас… - и подследственный очень подробно рассказывал кого, где и при каких обстоятельствах он видел…
* * *
- Нет, ну сколько можно терпеть эти оскорбления? - стучал кулаком по столу Борис. - Ладно мы, но он же честь мундира оскорбляет! Причем в таких выражениях… Вы как хотите, но я себя перестану уважать, если не отвечу ему…
- Не кипятись, Толя, - успокаивал его Борис. - Это он так защищается. Как умеет. Ты на его месте действовал бы точно так же.
- Я бы на его месте не оказался!..
* * *
- Вы хотя бы понимаете, что для суда вашего признания не требуется? Что фактического материала хватит для вынесения приговора? - продолжал давить следователь. - Что ваше признание это только формальность…
- Какого суда? - вдруг переспросил арестант.
- Как какого? - даже растерялся на мгновение Федор. - Нашего. Российского…
- Что вы парашу гоните. Слушать противно. Ведь никакого суда не будет.
- Как так не будет?
- А так и не будет! Потому что следствия не было.
- Как не было? А это все что такое, по-вашему?
- Мистификация. Подстава.
Ветераны за стеной перестали препираться и замерли.
- Ладно, хватит играть втемную. Надоело, - сказал подследственный. - Вы что думаете, что я в эту дурно разыгрываемую комедию поверил? Вернее, конечно, поверил, но только в первые три дня. А потом дошло. Да если бы меня вдруг прокуратура, о последствиях не подумав, замела, там бы, - кивнул зек в потолок, - такая суета началась, такая беготня по кабинетам… Что не позднее, чем через полчаса, меня бы освободили. С глубочайшими извинениями. И заодно прокурора. От занимаемой должности. Я же в этом деле не один завязан. Там такой клубок, что, если за одну ниточку зацепятся… И если та ниточка вдруг рот раскроет… Не будет суда. И даже следствия не будет.
- Но у нас неопровержимые доказательства…
- Засуньте их себе в… Кому сейчас в судах доказательства нужны?
- А что же тогда нужно?
- Наличные "зеленые". Или замолвленное нужным человеком словцо. Вы что думаете, нынешние судьи - борцы за правопорядок и идею? Да они, прежде чем на свое кресло сесть, через мой кабинет проходят. На цыпочках. Все. И не только через него. И если они не хотят свое сытное место потерять, им против этих кабинетов идти нельзя. А наоборот, надо всячески улавливать настроение их хозяев. И реагировать соответствующим образом. Так что если даже ваши папочки по недоразумению до суда дойдут, их бесконечное число раз на доследование возвращать будут. К следователям, которые из той же самой кормушки кормятся… Но только они не дойдут. Можете мне на слово поверить… Так-то. Робин Гуды хреновы.
Ветераны за стенкой переглянулись.
- Короче, чтобы не рассусоливать дольше, предлагаю вам мировую. Точнее сказать, амнистию,
- Как так нам?
- Да так - вам. Не мне же. Я своей должностью навек амнистирован. Вам предлагаю. Вам всем. Вместе с тем старым придурком, что на каждое торжественное собрание приходил. Чтобы на меня в президиуме полюбоваться. И который всю эту кашу заварил. О последствиях не думая.
- Вот гад! - ахнул Анатолий, косясь на враз покрасневшего Сан Саныча.
- Вы, порядочная сволочь, подследственный, - повторил, как эхо, Федор. - Вернее, наоборот, непорядочная.
- Хоть даже груздь. А только в лукошко вам меня не посадить. Силенок не хватит. Разрешаю думать до вечера. Вечером передумаю. И тогда не взыщите. Тогда по всей строгости закона. Нашего закона. Только вы, размышляя, не кипятитесь. И не о себе только думайте. Вам что - вы люди пожилые, которым терять нечего. Кроме пенсии. А вот всем прочим, что помоложе…
- Каким прочим?
- Которых вы в гимнастерки вырядили и заставили всю эту дурь ломать. Вы что думаете, с них не спросится за этот маскарад? Еще как спросится. Как за соучастие в похищении и задержании в качестве заложника должностного лица с целью получения выкупа и дестабилизации существующего политического положения. А это, извините, не мелкое хулиганство. Это - большая политика. За которую иногда и к стене подводят. Вне зависимости от возраста и степени участия.
* * *
- Все, деды, доигрались, - выдохнул кто-то из ветеранов. - Я предупреждал - это плохо кончится.
- Не наводи панику. Это еще бабушка надвое сказала, что все. Мы располагаем очень серьезным фактическим материалом…
- Он тебе сказал, куда этот материал сунуть. Нет, не свалить нам его. У него такие связи, до каких нам с нашим росточком не дотянуться. Спеклись мы.
- Да, не повезло. Крепче он оказался, чем мы предполагали…
- И что теперь?
- По домам теперь. И ему, и нам. И сидеть тихо, как мышки, чтобы кошку не раздразнить.
- Он не кошка. Он, похоже, волкодав.
Все замолчали, уставившись печальными глазами в пол. И разом повернулись, когда в дверь вошел Федор.
- Слышали?
- Слышали.
- И что делать думаете?
- Сухари сушить. Мешками. Или на поклон идти.
- На какой поклон?
- На самый низкий. Подобострастный. Авось смилостивится. Авось простит неразумных. Хотя бы тех, кого мы в это дело не спросясь втравили.
- Да. За других попросить не грех…
- Нет, бойцы, я так не согласен. Чтобы челом бить, - вдруг встрепенулся Сан Саныч. - Может, он, конечно, и сильней, но только и мы не из слабаков. Немец покруче был, а и тому хребет сломали. Не согласен я на мировую идти. Хоть убейте.
- Он и убьет.
- Пусть убивает. Лучше так, чем сапоги лизать.
- Сапоги, конечно, неприятно…
- В общем так, я сейчас ухожу. И вы уходите, - сказал Сан Саныч. - А этого, - кивнул он на дверь, - закройте на засов. Так чтобы он вырваться не мог.
- Ты что, Саныч, удумал? Что ты с ним сотворить хочешь? - насторожились все.
- То же, что и раньше. Только теперь уже обязательно!
- Что?
- Судить!
- Он же тебе объяснил, что он неподсуден. Что в судах у него все схвачено.
- А вдруг не всё?
- На вдруг мы уже надеялись.
- Ладно, бойцы. Я всю эту кашу заварил, мне и расхлебывать. Персонально. На меня в случае чего и валите.
- А ты себя коллективу не противопоставляй. И от коллектива не отрывайся, - резко сказал Борис. - Нечего общую пайку хавать в одиночку. Она - одна на всех. Хоть и пересоленная. Говори, что надумал. Пока по шее не получил.
Сан Саныч оглядел своих товарищей и понял, что был не прав. Очень вовремя понял. Для целостности шеи.
- Судить я его надумал! Чтобы по всей строгости. И без телефонного права.
- Это мы уже слышали. Ты скажи, где судить?
- Здесь.
- Выездным судом, что ли?
- Выездным.
- Да кто сюда поедет?
- Те, кого я найду, поедут.
- То есть ты хочешь сказать…
- Я ничего не хочу сказать. Я хочу только одного, чтобы справедливость восторжествовала. И чтобы все было по закону.
- Тогда запиши адресок.
- Чей?
- Прокурора одного. Военного трибунала. Третьего Белорусского фронта. Мировой мужик. Меня в свое время в штрафбат приговорил. Откуда я к вам попал. Этот меньше вышки не запросит.
- И еще один телефончик.
- Чей?
- Секретаря суда. Ты же говоришь, все должно быть по закону.
- И заседателей…
- И судьи… Судьи не надо. И заседателей тоже.
- Почему это?
- Потому что они уже есть.
- Как так есть?
- Так и есть. Старые.
- Какие старые?
- Те, что его уже знают. Те, что ему первый срок давали…
* * *
- Подсудимый, встаньте.
- Зачем это мне вставать?
- Затем, что суд идет!
- Какой суд? Вы что, окончательно рехнулись? На старости лет.
- Встаньте, подсудимый. Или вам нужна помощь конвоя?
Конвой придвинулся.
- Встань, гад! Прояви уважение к суду, - шепотом сказал Борис. - А то я за себя не ручаюсь.
Подсудимый, пожав плечами, встал. И повернулся на звук шагов. И открыл рот. Когда увидел состав суда.
Суд был тот же самый. Что двадцать лет назад.
- Прошу садиться. Подсудимый сел.
- Слушается дело подсудимого Мокроусова…
Он что, с ума сошел? Те же лица. Тот же судья. Те же заседатели. Все как два десятка лет назад. И даже тот же адвокат. И даже в тех же самых очках и с теми же самыми нарукавниками на локтях!
- Я вас буду защищать, - сообщил занявший место адвокат. - Постараюсь сделать все, что в моих силах.
Подсудимый замотал головой, словно увидел кошмарный сон. Словно после того, как он проснулся, сон не исчез.
- Откуда они? - спросил он конвоира.
- Из прошлого, - ответил Борис. - Из твоего прошлого.
- А зачем?
- Возвращать долги.
- Мм-м-м.
- Подсудимый, вам плохо? Требуется помощь врача? - спросил судья.
Подсудимый лихорадочно замотал головой. Словно отбиваясь от назойливой, в собственных мозгах, мухи.
- Тогда продолжим слушанье дела. Вызывается свидетель…
- Ну что там? - спросил Семен Сан Саныча, прижавшегося ухом к двери в зал суда.
- Заседают.
- А как подсудимый?
- По-моему, в ступоре. Все никак не может понять, где он и что с ним происходит. Только просит в Верховный Суд позвонить. Какому-то Иванову. И плачет.
- А выступает кто?
- Прокурор.
- Что требует?
- Смертную казнь.
- Этот добьется…
* * *
…На основании статей… УК РСФСР… и по совокупности статей… подсудимого… к высшей мере наказания… Что и заслужил…