- Принять можно. Только они тебя все равно шлепнут. И именно из-за цены. Дороже ты стоишь, чем трехкомнатная квартира. Намного. Да и время торговли, сдается мне, уже вышло. Деньги из оборота изъяты, в ход пошли ножи.
- Грустно.
- Да уж чего веселого.
- Остается обращаться за помощью к коллегам В милицию, в прокуратуру, в суд…
- Обращаться можно. Только что ты скажешь? И что докажешь? Он, нынешний, вне подозрений. Своими руками никаких преступлений не совершает. Живет легально, всячески заботясь о благе проживающего в районе населения. В том числе тебя. Всегда на виду. С утра до вечера в президиумах сидит. С вечера до утра - в саунах. Где городским прокурорам, судьям и прочим небесполезным начальникам спинки трет. А прокуроры, судьи и начальники его района - ему трут… С мылом.
И по всему потому слушать тебя, рядового пенсионера, никто не станет. А если, вдруг, по недоразумению станет, то прежде, чем успеет дослушать, ты, как опасный свидетель, под шальной "КамАЗ" на светофоре угодишь. Или сорвавшийся с тормозов асфальтовый каток. Или того проще, подъедет к твоему подъезду белая машина с красным крестом, и белые братья доставят тебя в загородный пансионат для буйнопомешанных психов с диагнозом - мания преследования на почве многолетнего хронического алкоголизма. И пекущиеся о твоем здоровье врачи навтыкают тебе аминазина так, что ты точно сумасшедшим станешь и по той причине ни одного своего порочащего свидетельства повторить не сможешь.
- Так печально?
- Нет, еще печальней. Боюсь, если они заподозрят, что ты, по своей природной трепливости, что-нибудь лишнее сболтнул своим друзьям, то бишь нам, то аминазин в промышленных масштабах принимать придется уже нам всем. Хором. Причем одним одноразовым шприцом во все задницы.
А они это непременно заподозрят, если вдруг ты, по идейным соображениям, начнешь кропать налево и направо порочащие власть заявления. А мы их, по причине твоей ограниченной трудоспособности, по адресам разносить.
Так что лучше тебе в нынешние органы правобеспорядка не соваться. Чтобы лишнюю муть со дна не поднимать.
- А я в органы правопорядка соваться не стану, - сказал Сан Саныч. - И воду не замучу.
- Куда же ты тогда пойдешь?
- Очень недалеко. К вам. И к себе. К нам! Надо же выручать старых друзей, раз они через меня в такое грязное дело вляпались…
- А не рискованно? - спросил Семен, вникнув в план.
- Не рискованней, чем, не умея плавать, через Днестр в полной боевой выкладке переплывать, - напомнил эпизод из далекой боевой юности Анатолий.
- Так ведь чуть не утоп.
- Так ведь не утоп.
- Семен не тонет…
- А если клиент не испугается? Если раскроет подставу? И удила закусит?
- Не раскроет. И не закусит. Это он только снаружи такой смелый, такой непробиваемо начальственный. За счет уворованных кабинета и костюма. А внутри все тот же типичный, всего боящийся, от всего шарахающийся зек. Каким всю жизнь и был. Его только из кресла на нары пересадить, а дальше все само собой пойдет. Самокатом. Как по сливочному маслу… Можете поверить. Я их психологию изучил, как винтовку Мосина. Имел возможность за столько-то лет. Это они вначале выкореживаются, изображают из себя неприступных, что твоя гора Эверест, бугров. На упряжке кривых коз не подъедешь. А чуть только в привычную обстановку погрузятся, парашки понюхают, тюремной баланды похлебают - враз людьми становятся. Такими, что любо-дорого смотреть. И разговаривать. С глазу на глаз, а не по одному только мобильному телефону.
- Это он верно говорит. Кабы тому районному Голове в тюрьму сесть, хоть на дней несколько, он бы на порядок сговорчивее стал.
- Как же ему тюрьму обеспечить? Это же не кинотеатр. Кто его туда с улицы пустит? Без санкции Прокурора?
- А без Прокурора! В частном порядке. Как сейчас модно. Есть у меня одна такая на примете. Бесхозная. Которую за ненадобностью тюремное ведомство оставило до лучших времен. Которые так и не наступили. В общем все, как всегда, в нашем благословенном отечестве. Вначале ее вэвэшники с собаками охраняли, потом вольнонаемные сторожа, потом бабушки-старушки из близрасположенных местных деревень, а потом - никто.
Тюрьма, конечно, так себе. Развалюха. Без окон, без дверей, электро- и водоснабжения. Но нам ведь не техническое состояние ее входяще-выходящих коммуникаций важно, а оказываемый на подследственного морально-психологический эффект. А с этой стороны все в порядке. Заборы, двери, засовы, решетки, затхлый дух. Все как в лучших западных кинофильмах Аж мороз по коже дерет.
- Но это же только стены. А охрана? А соседи по камере?
- Какие соседи, когда дело идет об особо опасном беглом рецидивисте? Такого, и вдруг в общую камеру помещать? Чтобы он с подельниками через тюремный телеграф договорился? Или бунт поднял? Или заложников взял? Или еще чего дурного учудил? Нет, только в одиночку. На весь срок предварительного заключения. В качестве превентивной меры.
- Но охрана?!
- А что касается охраны, костюмов, бутафории, звука-света и прочих сценических эффектов, создающих иллюзию реальности, то это я могу взять на себя. У меня внук Сережка очень на такие дела способный. На трех киностудиях сразу работает. Клипы снимает. Ему это дело только в радость.
- А деньги?
- На что?
- На ремонт, охрану, бутафорию… Сложимся пенсиями и купим полторы банки краски?
- Зачем деньги? Деньги не нужны. Мне Сережка те руины сам в порядок приведет. И заборы, и ворота, и коридоры. И те, что нужно, камеры отреставрирует. И еще нам за все это приплатит. Как за поиск перспективной съемочной натуры. Это же для него не тюрьма брошенная - это же золотое дно! Клондайк! Он же туда всех наших "звезд" по одному перетаскает. Сотню клипов снимет на одном и том же пейзаже. Это же сейчас для нашей эстрады самый ходовой фон. Тюрьма-то! У них же все песни про это. Даже если про неразделенную любовь. Он же наших "звезд" из этих отреставрированных камер за уши не вытянет. Даже силами надзирателей-статистов. Они же там изнутри закрываться станут, чтобы их раньше времени на улицу не выгнали! А вы говорите деньги…
- Ты так все расписываешь, что эти тюремные руины нам впору самим в аренду брать. С целью обогащения.
- Нет, нам это дело не потянуть. У них там в шоу-бизнесе контингент тяжелый. И разговор такой, что непривычного человека с ног сшибает. Как при минометном взрыве. Я как-то раз на съемках присутствовал, послушал. Там надо психику дубовую иметь, чтобы умом в первые полчаса не тронуться. У нас такой нет. Мы общением с убийцами-рецидивистами изнежены…
- Ну хорошо, допустим, тюрьма у нас есть, и отдельная, со всеми удобствами и видом на внутренний двор камера, и даже охрана. Все есть! Кроме самого главного. Кроме сидящего в той тюрьме и в той камере зека!
- Да, с главным героем у нас напряженка. Добровольно он туда не пойдет. А дублером его не заменить.
- Может, мы его туда силком?
- Скажешь тоже, силком! Наших сил осталось - дай бог отсюда до туалета добрести. Если ветра не будет.
- Тогда хитростью.
- Какой?
- Какой-нибудь, в которую он, безусловно, поверит.
- Ну да, скажем, что его в той камере ждет полномочный посол Республики Бурунди. С верительными грамотами и подарками. Или пошедший по грибы и заблудившийся городской Голова.
Не заманить его туда, куда он сам не пожелает ехать. А туда, куда пожелает, он поедет в сопровождении своей камарильи. С которой нам не совладать.
Замкнутый круг!
Все безнадежно замолчали.
- А если не силой и не хитростью? - вдруг сказал Сан Саныч.
- А как же тогда?
- Обычно.
- Как так обычно?
- Так как положено в правовом государстве.
- ???
- С помощью закона! Против которого не пойдешь!
Все добытые документы разложили на столе. Веером.
- Это образцы удостоверений, это ордеров, это бланков протоколов…
- Красиво бумажки делать стали. Научились. Любо-дорого смотреть. Как на рекламу женских колготок. Или на сами колготки. Которые на ногах.
- Да, эффектно. Мы в свое время тетрадными листами со штампом обходились.
- Те времена кончились. Теперь всякая организация в первую очередь бланки заказывает. С золотым тиснением. А уж потом все прочее.
- Ладно, пустые документы мы добыли, а дальше-то что?
- Дальше впишем в них требуемые фамилии. И вклеим нужные фотографии.
- А печати?
- Перерисуем с помощью подручных средств. У меня в пятьдесят втором один подследственный по делу проходил - народный умелец, так вот он с помощью разрезанного надвое крутого яйца мог в полчаса газетную передовицу вместе с фотографиями перекопировать. От настоящей не отличишь. А уж печати отшлепывал - как печатный станок.
- А ты рецепт списал?
- Списать не списал, но технологию в общих чертах запомнил. Значит так: берется куриное яйцо среднего размера, варится четыре с половиной минуты в подсоленной воде…
- Бросьте заниматься самодеятельностью, - прервал треп Анатолий. - Тоже мне фальшивомонетчики нашлись. Вы на ваших крутых яйцах сгорите в первую минуту.
- Не на наших. На куриных яйцах, - поправил Семен.
- В общем, решим следующим образом: сейчас я заберу все эти ваши бланки, оттиски печатей и требуемые фамилии, а завтра принесу готовые ксивы.
- Сам, что ли, нарисуешь?
- Специалисту отдам. Высококвалифицированному. Который большой мой должник по одному десятилетней давности делу. Раньше, пока я на службе состоял, обращаться к нему было как-то не с руки. А теперь - почему бы и нет. Так сказать, в частном порядке. По-приятельски.
- А он не капнет? Должник тот?
- Ему на нас капать - себе вредить.
- А согласится?
Анатолий только недоуменно плечами пожал. Как, мол, может не согласиться - когда приятель.
- Ой, мужики, сгорим мы на этих фальшивках. Синим пламенем! - вздохнул Федор.
- Не каркай!
- Да пусть хоть закаркается. Кто нам что сделает, даже если за руку поймает? Реального состава преступления здесь - дохлый кот наплакал. От силы - мелкое хулиганство, которое при нашем-то возрасте ненаказуемо. Даже пятнадцатью сутками. Вы что думаете, что найдется дурак-следователь, способный наше дело к производству принять? Чтобы с полоумными стариками общаться? Которых допрашивать надо не иначе как с бригадой приданных медицинских работников. Чтобы они в ходе беседы от волнения концы не отдали. Да он лучше десять "висяков" возьмет.
- А если вдруг?..
- А "если вдруг" - закосим под коллективное помешательство на фоне прогрессирующего старческого маразма. Мол, впали в детство и вообразили себя действующими Пинкертонами. Робин Гудами, борющимися за светлые идеалы социализма.
- А документы?
- А документы купили на Птичьем рынке. У одного дядечки, которого по причине склероза в упор не помним. Но можем попытаться опознать, если они сделают облаву…
- Это верно. С точки зрения отправления правосудия мы бесперспективны, как новорожденные младенцы. Навару никакого - а хлопот полон рот. Любое следствие в самом начале рассыплется. А если не рассыплется - то все равно закончится стопроцентной амнистией и освобождением из-под стражи в зале суда.
- Вы что, мужики, с ума посходили? О чем таком вы здесь битый час толкуете? О какой амнистии? О каком следствии? Не будет никакого следствия, потому что не будет искового заявления. Кто его в органы принесет? Кто сообщит о наших проделках и подделках? Подследственный? Так за ним грешков, о которых мы знаем, поболе будет. Да он первый нас из милиции вызволит, если мы вдруг туда, по собственной глупости, попадем. Всё и вся на уши поставит - а вытащит. Мы ему перед глазами сто крат безопасней, чем в камерах.
- А статисты, которых мы на вторые роли привлечем? Они для следствия полакомей будут. Потому что помоложе.
- А статисты ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знают. Их попросили в розыгрыше поучаствовать - они по глупости согласились. В виде бескорыстного одолжения. Как тимуровцы. А о чем тот розыгрыш - ведать не ведают. Нет, мужики. Это дело чистое по всем статьям. Не подкопаться. Можете мне, как следователю с сорокалетним стажем, поверить. Не уцепить нас, как мокрый обмылок мокрыми руками. Если только кто-нибудь из нас вдруг не скурвится и заяву в прокуратуру на остальных не снесет. В себе-то мы уверены?
- В себе уверены.
- Ну и значит все! И не о чем больше говорить. Подразделения выдвигаются на исходные позиции. Начало операции по сигналу красной ракеты. В общем - наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! Другие мнения есть?
Других мнений быть не может!
* * *
В приемную Главы администрации вошел человек. Пожилой. Но самый молодой из всех прочих задействованных в операции. Тот, который мог еще сойти за действующего следователя.
В приемную Главы администрации зашел Федор Михайлович. Федор.
- Куда вы? - встрепенулась прикрывающая танкоопасное направление секретарша.
- Туда, - кивнул на дверь Федор Михайлович.
- Туда нельзя. Там совещание! - зашипела секретарша, и из амбразур ее подведенных глаз глянули стволы выдвинутых на прямую наводку зрачков.
- Но мне надо!
- Я же сказала - НЕЛЬЗЯ! - словно загнала снаряд в казенник орудия.
- А записку передать можно? - спросил Федор Михайлович.
- Записку можно.
Федор чиркнул короткую записку и вручил ее секретарше.
- Сейчас?!
- Сейчас. Он очень рассердится, если вы передадите ее после.
Секретарша позвонила по телефону, встала и втекла в щель практически неоткрытой двери. И вытекла обратно. Через несколько секунд.
- Ждите, - сказала она.
Через час совещание закончилось. Федора Михайловича запустили внутрь.
- Только вы недолго, - предупредила секретарша. - Ему скоро обедать.
- Я очень быстро.
Кабинет был точно таким же, как его обитатель. Роскошным по всем статьям. Но посетитель не испугался давящей на глаза и психику показной роскоши. Видно, он знал, что ему надо.
Посетитель прошел через весь кабинет к столу, не задержавшись у двери, как это сделал бы любой другой визитер. Подошел и встал.
Хозяин кабинета удивленно приподнял глаза от разложенных на столе бумаг. Так в его кабинете в его присутствии позволить себя мог вести только мэр города.
- Гражданин Петров Владимир Анатольевич? - спросил Федор Михайлович самым казенным, на какой был способен, тоном.
- Петров Влади… а вы кто собственно такой?
- Следователь по особо важным делам Федор Михайлович Артюхов. Вот мои документы.
- Следователь? По особо… По какому вы вопросу?
- По личному. Вашему. Вот ордер на ваш арест. И обыск.
- Да вы что?! Что вы такое говорите?
Федор Михайлович молчал. Не отрывая глаз от человека, за которым пришел.
- Кто вас направил? Кто позволил…
Федор Михайлович молчал.
Глава администрации потянулся к телефону.
- Вот сейчас мы узнаем, кто вы такой и кто вас уполномочивал…
- Гражданин Мокроусов, вам лучше положить трубку и пройти со мной, - сказал Федор Михайлович. - Для вас же лучше!
Петров-Мокроусов, впервые за много лет услышавший свою настоящую фамилию, вздрогнул и опустил трубку обратно на рычаг.
Лихорадочно перебегая глазами и руками с бумажки на бумажку, он пытался разом ответить на сотню одновременно возникших в его голове вопросов.
Где он прокололся? Где дал промашку? Когда? И почему друзья из верхов заранее не предупредили его о надвигающейся угрозе? Или они списали его, как только узнали о фактах реальной биографии? Или, того хуже, это их заговор, с целью освободить его кресло для другой, более подходящей для них, задницы? Но тогда чьей конкретно? Кто под него копает? И что лучше всего предпринять в эти минуты? Чтобы не промахнуться? Что делать?..
- У нас есть два варианта действий, - попытался облегчить трудный выбор арестанту Федор Михайлович. - Первый: шумный, с элементами кинематографического детектива, арест. С заламыванием рук, надеванием наручников, обыском, привлечением понятых, опечатыванием кабинета, возможно, стрельбой из табельного оружия в потолок и на поражение. В общем, со всем тем, с чем сопряжен захват оказывающего сопротивление органам правопорядка преступника.
Второй - добровольная сдача. Где мы интеллигентно выйдем из кабинета, сообщим секретарше, что уезжаем часа на два на объект, и своими ножками пройдем к машине. Без оказания сопротивления. Выбирать вам. Но не более чем минуту.
И Федор Михайлович вытащил из кармана портативную рацию.
- Всем группам готовность номер один. Начало операции по моей команде. Или по истечении минутного отсчета, без дополнительного распоряжения.
И, повернувшись к арестанту, пояснил:
- Это на случай, если вы надумаете шарахнуть меня подарочным чугунным литьем по затылку и затолкать мой труп в личный сейф. Думайте. Осталось пятьдесят семь секунд.
Глава администрации быстро проиграл в голове все возможности, в том числе и те, которые предложены не были. Второй вариант ареста был по всем параметрам предпочтительней. Когда тебя не кладут мордой вниз на ковер, не палят из всех стволов в божий свет как в копеечку и не привлекают к делу понятых, через которых в полдня о подробностях ареста узнает весь город, есть возможность замять происшествие по-тихому. Главное, чтобы не поднять волну. Остальное можно худо-бедно утрясти.
- Ну? - спросил Федор Михайлович.
- Это какое-то недоразумение…
Федор Михайлович с отсутствующим видом включил радиостанцию.
- Но если уж такое недоразумение случилось - лучше все сделать полюбовно. Чтобы работников администрации не беспокоить…
- Отбой, - сказал Федор Михайлович. - Ждите нас возле машины.
- Вот и хорошо. Через пять минут я весь в вашем распоряжении, - покорно сказал Глава администрации. - Мне тут надо кое-какие распоряжения дать, бумаги подписать. На время моего отсутствия…
- Гражданин Петров, - укоризненно покачал головой Федор Михайлович. - Это же арест, а не частный визит случайного посетителя. Или вы идете немедленно или… - и он снова потащил из кармана радиостанцию, заодно ненароком показав рукоять болтающегося в заплечной кобуре пистолета.
- Ладно, спорить не стану, - сказал Глава администрации. - Подчинюсь силе. Пока. Но потом… Когда все выяснится… Неприятности вам обещаю. В полном объеме. Так, что мало не покажется.
- А неприятности нас не пугают. У нас вся жизнь одна сплошная неприятность. Ну что, пошли?
Глава и следователь разом вышли из кабинета и так же по-дружески, плечо к плечу двинулись по коридору.
- Когда вы вернетесь? - крикнула вдогонку встревоженная секретарша.
- К вечеру.
- А ваша машина?
- Не надо. Не беспокойтесь. У нас своя. Министерская, - обаятельно улыбнувшись, ответил Федор Михайлович.
- Мент поганый! - еле слышно сказал Глава администрации.
- Что?!
- Я говорю, куда идти? Где машина?
- Тут, недалеко. У главного входа…
За городом Главу администрации пересадили во взятый на несколько часов для перевозки вещей на дачу "черный воронок". Острастки ради. И чтобы привыкал к тюремному быту.
- А в нормальном транспорте нельзя? - запротестовал было высокопоставленный арестант. - Я, кажется, доказал свою лояльность.