Мировая девчонка - Фридрих Незнанский 8 стр.


В некоторых случаях высокая ответственность, как известно, делает руководителя государственным человеком, однако нередко происходит и наоборот. Пример с Базыкиным мог бы стать хорошей иллюстрацией второго, нежелательного, варианта.

В девяностых годах прошлого столетия россияне, в одночасье становившиеся богатыми и сверхбогатыми - первопричины стремительных взлетов не уточняются, - в подавляющем большинстве случаев были обязаны своими успехами исключительно собственным махинаторским способностям, совмещенным с откровенно циничным отношением к безуспешно пропагандируемым коммунистами принципам равенства и братства. Поэтому "большинство" вполне могло бы соответствовать известной русской присказке: из грязи - в князи. Да так оно и было на самом деле, о какой там культуре можно было рассуждать? Даже о внешней, ибо о внутренней, выстраданной, и речи не шло. Вот потому вместе со своим очевидным, личным успехом они дружно принесли в разрозненное общество не только малиновые "клубные" пиджаки, - если бы только ими все закончилось! Они принесли свое мерзкое отношение ко всем, кто не встал рядом с ними, не поднялся к вершине богатства и властного передела "под себя" "ничейного" имущества. Знаменитый президентский лозунг - "Все, что не запрещено, - разрешено!", - выдвинутый в пику разиням-большевикам, дал стране бандитов. А другой - о крайней необходимости немедленного создания "среднего" класса - стал, по известной американской модели, превращать бандитов в легальных бизнесменов. Тем более что "штатовский" опыт столетней давности уже демонстрировал реальность и даже успешность процесса перетекания пиратских капиталов в банковские.

Одним из таких удачливых бизнесменов и стал Григорий Илларионович. И поскольку внешне все в его проектах выглядело законно, за малыми исключениями, на которые российское правосудие смотрело сквозь пальцы, то он не без основания считал себя "столпом нового общества". А "столпу", как известно, серьезной альтернативы быть не может - только другой, конкурентоспособный "столп", жизненные интересы которого смогли бы обеспечить его собственные "спонсоры", равные по силе и возможностям тем, кто держал зонтик над головой Базыкина. Но до этого в строительно-реставрационной нише, уже занятой Григорием Илларионовичем, дело, по его разумению, еще не дошло.

Он искренно не понимал, почему во Францию едет какая-то девчонка - да будь она хоть и семи пядей во лбу, - а не его сын? Сын человека, который столько доброго сделал для этой вшивой школы! И причем тут какие-то языковые способности? Даст Платону пару раз по затылку, укажет, к какой матери тот должен немедленно отправляться, и - будьте уверены! - и по-французски затрещит, и по-другому, и пусть только попробует иначе! Он так хочет! Отец! А если кому не нравится, так пускай тот, которому это не нравится, сперва займет кресло Базыкина. Если сможет. Если еще заимеет такое кресло! А то получается, что не они - ему, а он кому-то должен быть обязанным!..

И такие вещи, как конверты с определенными суммами, которые те, кому положено отвечать за решение подобных вопросов, охотно опускали в свои карманы, он не считал чем-то зазорным, взятками там или вроде того - сувенирами к Рождеству. Ты сделал - тебе благодарность. Какие вопросы? Другое не лезло, в его понимании, ни в какие ворота: взял, твердо пообещал, а теперь, понимаешь, руками разводит! Непредвиденные, мол, обстоятельства! А где ты раньше был? Или этих обстоятельств не существовало, когда ты конверт в карман клал? Ненавидел таких людей Григорий Илларионович и считал, что он абсолютно прав…

Собственно, эти соображения и стали предметом обсуждения между Турецким и Агеевым. И, притом что они оба не возражали против такого понимания данным господином основ нынешней жизни, сыщиков категорически не устраивало хамство, с которым пер напролом этот новоявленный "хозяин жизни". И если имеется возможность поставить его на место, то отчего же ею не воспользоваться? Глядишь, и другим, подобным, аукнется при случае. Да и вообще, что это за телефонные разговоры? "Я… тебя…" - и через каждое слово пресловутый "блин" - современный литературный аналог известной женской профессии, сильно оживившейся в России на переходном от социализма к капитализму этапе. Нет, так дело не пойдет. Но необходимо, чтобы живая и образная речь не передавалась, как "строительный фольклор", из уст в уста и уши, а была четко и грамотно зафиксирована на бумаге. И с той минуты она становилась бы следственным документом. Угрозой. Оскорблением. То есть деяниями, квалифицируемыми по признакам статей 119 и 130 Уголовного кодекса РФ. С соответствующими сроками, отведенными законом на исправление осужденного. А как же иначе-то? Им же только позволь!

Вот в таком плане, как говорил когда-то незабвенный Аркадий Исаакович Райкин, в таком разрезе…

Глава шестая
КРУТАЯ РАЗБОРКА

С Садовой-Кудринской улицы Плетнев свернул на Баррикадную, дальше на Красную Пресню и, развернувшись, переулками пробрался в Прокудинский. Искомую аптеку увидел издалека. Объехав длинный дом, нашел въезд во двор и первое, что увидел, была черная "ауди" с номером, соответствующим тому, что записал Антон со слов "кидалы" Бориса Краснова. Все правильно: В 162 АН… А "как раз над аптекой" получалось несколько квартир. И что теперь прикажешь делать? Звонить и толкаться в каждую, спрашивая, не ваша ли там машина? Не вы ли ограбили вчера женщину у обменного пункта валюты? Самое оно…

Плетнев заехал обоими правыми колесами на тротуар, чтобы не мешать тем, кто поедет мимо по узкой дорожке, и, снова приказав своим дамам "сидеть и не шевелиться", вышел из машины. Затем он медленно прошел мимо "ауди" и подумал, что "кидалы" обосновались здесь прочно - машина поставлена уже привычно, по-хозяйски занимая большую часть тротуара, - и сейчас они наверняка дома. Квартиру бы только узнать!

У дальнего подъезда возле третьей модели "Жигулей" с поднятым капотом - даже странно, что до сих пор сохранилась - возился мужичок. С третьего этажа, с балкона, за ним, вероятно, наблюдала женщина. Мужик время от времени задирал голову и что-то ей показывал руками.

Антон приблизился к нему, кивнул, как почти знакомому, и взглянул на двигатель.

- Добрый день, - кинул небрежно.

- Здоров, - сердито, не поднимая головы из-под капота, отозвался тот.

- Не заводится, что ли? - участливо поинтересовался Плетнев.

- Да… - только что не выматерился хозяин "Жигулей". - Будь он проклят, керогаз вонючий!.. Продам на хрен, пока хоть что-то дают! И забыть, как страшный сон… Опять аккумулятор сел!..

Сверху прилетела какая-то неразборчивая фраза, но хозяин только отмахнулся яростно, а потом, задрав голову, закричал почти в истерике:

- Ну чего ты мне душу утюжишь?! Видишь - хана! Топай пешком!.. - Он опустил голову к двигателю и стал что-то ковырять в "кишках" мотора. Добавил негромко: - Или пехом топай, блин горелый…

- Простите, вы случайно не знаете, чья вон та "ауди".

- Слушай, мужик! - поднял на Плетнева совсем уже озверелые глаза хозяин раздолбанной машины. - Ты видишь?!

Что он имел в виду, Антон не понял, скорее всего, у того просто сил уже не оставалось, и он готов был сорвать свою ярость на первом же попавшемся прохожем. И Антон оказался в нужное время в нужном месте.

- Погоди, не шуми, - примирительно сказал Плетнев и тоже склонился над двигателем. - Ну-ка, сядь за руль!

- Да е!.. - пробормотал в бессильной ярости мужик, но обошел машину и плюхнулся на сиденье.

Плетнев уже заметил причину того, что двигатель не заводился. Видимо, проверяя аккумулятор, мужик не закрепил одну клемму, к тому же она была покрыта сверху коркой грязи. Антон протянул руку.

- Ключик дай, на десять… - Он взял ключ, поскреб снизу клемму и плотно и крепко закрутил ее гайкой. Сказал, отдавая ключ: - Заводи.

Мотор заработал с первой же попытки. У водителя глаза, в буквальном смысле, вылезли на лоб.

- Слушай… - растерянно произнес он. - Ну, ты, блин, даешь! Чего было-то?

- Услуга за услугу, - Плетнев поднял руку. - Ты мне - про "ауди", а я тебе - отгадку, идет?

- Какая? - хозяин ловко выбрался из-за руля и взглянул на черную машину впереди. - Вон та, что ли?

- Она самая.

- Знаю я, погоди… - он наморщил лоб, потом поднял голову к балкону и крикнул: - Завелась, видишь? Вот, хороший человек помог… Слушай, Нюр, а чья вон та тачка, не помнишь? Колян еще ругался!

- Не… - донеслось сверху.

- Вот блин… - огорченно похлопал себя руками по карманам водитель. - И мобилу дома оставил. Погоди, мужик, сейчас… - Он снова задрал голову: - Нюр, а Нюр! Ну, куда ты исчезла?

- Да здесь я, собираюсь!

- Погоди, набери Коляна и спроси…

- Да чего спросить-то? - раздраженно закричала женщина. - Сам спрашивай!

- Да телефон дома. Спроси, кто хозяин?

- И номер квартиры, если можно, - вставил Плетнев.

- Ага! И номер квартиры!

Женщина исчезла, а Плетнев с хозяином застыли в ожидании с поднятыми к балкону головами. Наконец, женщина появилась.

- Лень, он не знает, как зовут, а живут в двести четырнадцатой. Ну, и зачем тебе?

- Ладно, все! - решительно отмахнулся хозяин "Жигулей". - Давай, спускайся! - и посмотрел на Антона. - Точно, в двести четырнадцатой. Их там два брата. А самая падла который, так того зовут Федор. Второго не знаю. Наглые, суки, на Колькино место ставят свою тачку, и хоть бы хны! Не уважают, блин! Сами приезжие, а ведут себя, как те чечены, никого не боятся. Будто они - хозяева кругом! Веришь, во уже! - мужик схватился двумя пальцами за свой кадык.

- А они разве не чечены? - чтоб поддержать разговор, спросил Антон.

- Да нет, наши, сволочи… Ты это… - он погрозил Плетневу пальцем. - Если чего, нас позови. Мы с Коляном поможем, у меня давно на них кулаки чешутся.

- Ладно, спасибо, - усмехнулся Антон. - Только я не по этому делу… У меня для "ауди" хорошие диски есть, хочу предложить.

- А-а… - водитель сразу потерял интерес, даже спросить про загадку еще раз забыл. Но Антон напомнил:

- Ты это… когда будешь с аккумулятором в следующий раз возиться, клеммы проверяй.

- Ну, е-о! - захохотал мужик. - Ну, спасибо!..

Антон махнул ему рукой и пошел ко второму подъезду, возле которого - на чужом месте, так следовало теперь понимать, - стояла черная "ауди".

Плетнев не обратил внимания, что из-за второго дома во двор тихо въехала черная "восьмерка" и остановилась у дальнего подъезда. Из нее выбрался невысокий, плешивый, но крепкий на вид мужчина в поношенном сером костюме и темной водолазке и неспеша пошел по направлению к его "тойоте". Он шел, глядя под ноги, - обычный прохожий, никто и не стал бы обращать на него внимание. Но он прекрасно слышал весь разговор, точнее, переговоры, водителя "Жигулей" со своей Нюрой. И когда Антон, махнув рукой на прощанье, направился ко второму подъезду, этот неприметный мужик пошел за ним следом, но вовсе не стремясь догнать его. И в подъезд он вошел так же, когда дверь с кодовым замком уже готова была закрыться со щелчком. Успел, ногу подставил, а потом переждал немного, прислушиваясь, прежде чем войти в подъезд…

Антон поднялся на лифте, вышел на просторную лестничную площадку и посмотрел, где квартира № 214.

Расстегнул рубашку почти до пояса, куртку снял и накинул на плечи, словно бы наспех одевался. И только после этого стал звонить в дверь прерывистыми, "тревожными" звонками. Послышались шаги, характерное отхаркивание курильщика. Наконец, раздалось хриплое:

- Кто?

- Сосед над вами.

- Че надо?

- Парень, глянь, я тебя не залил? У меня, блин, сортир потек…

- Федя! - закричал жилец. - Глянь поди! Тут этот, сверху, залил нам сортир! - Он приоткрыл дверь, выставил жующую физиономию и окинул презрительным взглядом Плетнева. - Ну, если чего, мужик, ты залетел!.. - Он криво ухмыльнулся и повернул голову внутрь квартиры.

Антон взялся за дверную ручку. Изнутри послышался голос:

- Ни хрена! Сухо! Пошли его, Серега!..

- Повезло тебе, мужик, - ощерил жующий рот Серега Акимов. Вот, кто он.

- Жаль, - Антон покачал головой.

- Че те жаль? - с вызовом напрягся парень.

- Жаль, что ты, козел, не похож на Бельмондо!

- Че-о? - определенно не понял тот, о чем или о ком шла речь.

Антон в ответ резко дернул дверь на себя, и Серега, поневоле вылетев ему навстречу, поскольку он крепко держал дверную ручку, нарвался подбородком прямо на выставленный кулак. И вдогонку, когда он уже валился на пол прихожей, его достал-таки еще и правый кулак Плетнева. Парень с грохотом рухнул на пол. Антон мягким прыжком ворвался в прихожую, перепрыгнув через лежащее тело.

Из кухни ему навстречу попытался выскочить второй, Федор. Он был высокого роста, но тощий. И руки длинные со сжатыми кулаками уже были выставлены для удара. Но не успел он прийти на помощь брату. Антон ногой толкнул навстречу тому открытую кухонную дверь с застекленной серединой. Удар стеклянной плоскости двери пришелся точно на кулаки и лицо Феди. Но стекло было с внутренней арматурой, и потому не развалилось на куски, а только треснуло и прогнулось. Однако Федору и этого удара оказалось вполне достаточно: он тоже рухнул навзничь как подкошенный, сильно стукнувшись головой об пол.

Услышав сзади нарастающий рев, Плетнев обернулся и увидел прыгающего на него Серегу - ишь, ты, оказывается, быстро пришел в себя! И снова того встретил сильнейший удар кулака. Парень упал, но тут же вскочил на ноги и медленно теперь пошел на Плетнева, прикрывшись, как понимающий дело боксер.

- Все, падла, ты покойник… - с усилием засипел Серега, пытаясь отхаркаться, но, соблюдая, однако, осторожность, то есть не приближаясь на длину вытянутой руки Антона. Он чего-то определенно ждал. И дождался. Плетнев спиной почувствовал движение сзади. Резко обернулся и увидел подступающего к нему со стороны кухни Федора с большим столовым ножом в руке. Тоже очухался, но только лицо его было красным от крови. О стекла порезался.

- Ошиблись вы, засранцы, - хмыкнул, хотя было вовсе не до смеха, Антон.

Он сделал короткое обманное движение в сторону Федора, и тот кошкой отпрыгнул назад, выставив перед собой нож, как в каком-нибудь южно-американском боевике. Насмотрелись!.. А Плетнев в тот же момент, резко оттолкнувшись правой ногой, вытянутой в струну левой с силой засадил каблук в грудь Сереге, и тот снова опрокинулся на спину. И вот теперь подошла очередь Феди.

Тот принялся отчаянно размахивать ножом, делая устрашающие ложные выпады, и глаза его горели волчьими огнями. Для Плетнева эти игры были действительно детскими. Два-три движения, и нож вылетел из руки долговязого парня, а сам он, от удара ноги Антона поперек его живота, согнулся и клубком завалился на пол - между газовой плитой и посудомойной раковиной. Вот теперь уже подольше полежит. А после этого настала очередь Сереги…

Плетнев отыгрывался с удовольствием, будто вспоминал давние уже свои "спецназовские" годы, рисковые, а чаще - смертельно опасные операции, в которых пленных брать не было нужды и на которых бойцы оттачивали свое страшное ремесло, почему-то называвшееся искусством убивать…

Плетнев рывками подбрасывал за шиворот тело Сереги и ударами кулака снова швырял его на пол. Методичная, упорная работа, от которой человек довольно быстро утомляется. И звереет, соответственно…

Плетнев волоком перетащил обоих братьев из прихожей в комнату. Вид у нее был неухоженный, больше напоминавший склад различного барахла, среди груд которого две койки-раскладушки были единственными предметами, позволявшими назвать это помещение жилым. На небольшом свободном пространстве между койками, которые Антон просто отбросил ногой в стороны, он и посадил парней на пол, спинами друг к другу, и накрепко связал кисти их рук наперекрест куском электрического шнура, валявшимся тут же.

После этого принес чайник с водой и стал методично лить воду на затылки, за шивороты, пока парни не начали приходить в себя.

Первым замычал Серега. Рот его был цел, зубы не выбиты. Плетнев бил "грамотно", ему ведь предстояло еще разговаривать с этими подонками. Но всякая воля к сопротивлению в них должна была уже отсутствовать, - так он думал. Но, когда увидел, что оба пришли в себя и осознали, наконец, свое положение, он спросил, готовы ли те к разговору, парни посмотрели на него несколько снисходительно, будто хорошо знали себе цену. Это даже задело Плетнева: работал-то он с ними профессионально, неужели, как говорится, "прицел сбился"? Так, может, продолжить?

Эту фразу он произнес как бы в раздумье, прикидывая, с кого из них снова начать? И вот уже это "спокойствие", видно, сильно смутило парней, полагавших, что в каждой драке всегда кто-то выигрывает, но выигрыш, как правило, временный. И, следовательно, у них еще имеется шанс на реванш. Но Плетнев решил лишить их этого шанса.

Он сграбастал пятерней воротник Феди, приподнял его подбородок, посмотрел внимательно, без всякой угрозы, в глаза и отпустил. Затем проделал то же самое с Серегой. Но подержал во вздернутом состоянии подольше, словно присматриваясь, куда лучшие ударить. И тоже отбросил, потому что натянутый воротник рубахи перекрывал тому "дыхалку", и Серега начинал уже дергаться: руки-то были вывернуты за спину. После этого Антон вернулся к Федору, снова за воротник вытянул наверх его подбородок и несильно, но точно ударил. А когда отпустил, голова парня безвольно опустилась на грудь.

- Так, - сказал себе Плетнев, - один пока отдыхает. Послушаем второго.

Он опустился на корточки напротив Сереги, но вне досягаемости его ног, потому что тот сдуру мог начать брыкаться. А это надо?

- Повторяю вопрос…

- Не надо… я понял… - выдавил из себя парень. Горевший презрительной яростью, взгляд его потух. - Говори, чего от нас хочешь…

- Ты - Серега Акимов, "турист", так?

- Какой турист? - сделал невинные глаза парень.

- Ага, - кивнул Антон, - не понял… - И стал медленно подниматься, нарочито покряхтывая при этом - ну прямо дед старый, замученный радикулитами. Но взгляд его был пустой и равнодушный, словно не человек перед ним сидел, а стояла пустая картонная коробка, которую следовало убрать с дороги, чтоб под ногами не мешалась.

Он так и сделал. Обернулся, огляделся, увидел несколько коробок, стоявших одна на другой, и взял верхнюю. Небрежно сорвал с крышек полосу скотча и, перевернув, высыпал на пол содержимое. Кучей вывалились целлофановые пакеты с кружевным, женским, надо понимать, нижним бельем. Разноцветные упаковки с кружевами красного, синего, желтого, белого цветов. Антон небрежно, ногой отшвырнул упаковки в сторону и, даже наступив на одну из них, - с голубыми кружавчиками, - смаху надел пустую коробку Сереге на голову. И тот, вероятно, понял, что может случиться дальше, задергался, завопил, мотая головой из стороны в сторону и пытаясь сбросить коробку.

Плетнев левой рукой приподнял ее, открыв лицо парня, и спросил спокойно:

- Ты чего? Дурак, для твоей же пользы…

Он потянулся правой рукой себе за спину, где оперативники, да и бандиты тоже, любят носить оружие - сзади, под ремнем. И куртка нараспашку, и ствола не видно, а достать удобно. Это ж все - из опыта, а не по обезьяньей привычке.

- Мало кто способен зырить в очко ствола, по опыту знаю. А ты чего, обосраться хочешь?

Назад Дальше