Неподалеку действительно были припаркованы "Жигули", на которых приехали ребята с Жуковым. Пэтэушники накануне угнали машину со стоянки, чтобы все было правдоподобно. И вот когда Татьяна была уже близка к обмороку, появился он, ее спаситель. Жухов вмиг разметал парней, причем двоим досталось по-настоящему. Они вскочили в "Жигули" и умчались, как и было предусмотрено, но с условием бросить машину на первом же повороте.
Татьяна горячо благодарила своего рыцаря. Еще бы, избавил ее от ужасной опасности. Она была убеждена в том, что это была реальная опасность, и умоляла проводить ее до самого дома. А потом - и до квартиры.
Когда мать Татьяны дверь открыла и услышала сбивчивый рассказ дочери о том, что с ней произошло, обе в один голос стали упрашивать "рыцаря" зайти на чашечку кофе, Жухов сделал вид, что колеблется - войти или нет. Татьяна потянула его за рукав и снова - уже более подробно - стала рассказывать, как Георгий - он уже успел отрекомендоваться - бросился на вооруженных до зубов бандитов и спас ее от неминуемой гибели. Мать не знала, куда и посадить, чем попотчевать дорогого гостя. Жухов особенно не церемонился - с удовольствием ел, пил и успевал описывать в красках все, что произошло. По его словам, он научный сотрудник "закрытого" предприятия, направлялся по одному очень деликатному делу к видному юристу для консультации. На вопрос, как зовут этого юриста, ответил: "Филатов Андрей Петрович". Закуривая с разрешения хозяек очередную сигарету, Жухов из-под опущенных век видел, как застыли в изумлении женщины, и в душе поиздевался над их наивностью.
- Так ведь это мой муж! - воскликнула Татьяна. - Он сейчас в отъезде, но вы попали по адресу, и мы, если сможем вам чем-либо помочь, будем счастливы.
Теперь, как и рассчитывал Жухов, удивляться была очередь уже ему, что он и не преминул проделать довольно естественно.
Дамы обрадованно засмеялись, стали его тормошить, убеждать, что это судьба привела его в дом, двери которого с этой минуты для него всегда будут открыты.
Жухов поблагодарил за гостеприимство, за угощение, сказал, что ему тоже очень приятно познакомиться с такой замечательной семьей и он будет рад прийти сюда еще раз, чтобы снова окунуться в атмосферу уюта, теплоты и засвидетельствовать свое почтение. Тем более что живет он один и ни родных, ни друзей в этом большом городе у него нет.
Жухов понимал, что на первый раз важно не переиграть, нужно действовать небольшими порциями, чтобы было все наверняка. Поэтому он, побыв немногим более часа, поспешил раскланяться.
На другой день к вечеру он явился с букетом красных роз, восхитив женщин своим утонченным вкусом. Следующий его визит был с шампанским и огромным тортом. А через неделю, когда Жухов уже был с Татьяной на "ты", он принес три билета в театр. Мать ее идти с ними отказалась, сославшись на головную боль, и они пошли вдвоем. После спектакля допоздна гуляли по московским улицам. Потом был ужин с вином у Татьяны дома и разговоры до рассвета. Жухов, следует воздать должное его выдержке, не допускал никаких вольностей. Он терпеливо ждал своего часа. И дождался. В один прекрасный вечер, когда они завершали свое очередное турне по городу, возвращаясь с последнего сеанса в кино, Татьяна призналась, что любит только его, Георгия.
- А как же муж? - поинтересовался Жухов.
Татьяна ответила, что очень его уважает. Вначале, правда, увлеклась им, потом увлечение перешло в привычку. Так и живут в согласии. Для Жухова это было, как он выразился, точкой кипения. Теперь можно было снимать пенки. Он пригласил Татьяну к себе на ночь, то есть ко мне домой, чтобы потом уже управлять ею по своему усмотрению.
Я поздравил его с победой и спросил, как он думает действовать дальше. У Жухова уже был готов свой план. Лишь только вернется из командировки Татьянин муж, он через пару дней навещает их. Татьяна к этому времени готовит мужа к серьезному разговору. Он, Жухов, приходит, ведет с Филатовым конкретный разговор и вручает ему деньги.
- Сколько? - задал я единственный вопрос, ибо остальное для меня уже не представляло интереса - я не сомневался, что после такой артиллерийской подготовки Филатов будет мягким как воск.
- Для начала тысяч пятьдесят, - уверенно назвал сумму Жухов и подчеркнул еще раз - пятьдесят. Скупиться не следует, можем потерять в сотни раз больше.
Я не возражал, деньги у нас были, на эти цели наши зарубежные коллеги готовы были раскошелиться, лишь бы вышел толк.
Как и договаривались, на следующее утро я уже был готов смотаться на сутки, даже на пару дней. Знакомый фирмач давно приглашал меня приехать к нему за город - пожить на лоне природы и заодно обсудить возможность приобщения его фирмы к нашим делам. В свое время я получил от Пахана на это добро, но все было некогда. И вот теперь выдался удобный момент. Пришлось, правда, немного задержаться перед уходом, телефонные звонки, да еще кое-что по мелочи надо было подсчитать. Выглянул в окно, а они уже вылезают из такси. Не мог не задержать взгляд на женщине. Да, картинка. Везет сукину сыну. Я заторопился, выскочил в дверь и, чтобы ненароком с ними не столкнуться, минуя лифт, сбежал вниз по лестнице.
ИЯ
Мне кажется, в Генрихе сидят два разных человека. Один - строгий, педантичный, к которому страшно подступиться, другой - простой, симпатичный, коммуникабельный. В зависимости от места и обстоятельств, каждый из двух становится сутью цельного характера и соответствующим образом проявляется в мыслях, эмоциях и поступках. В школе он всегда одинаково строг, требователен, непреклонен. Его слово - закон. Вместе с тем он всегда удивительно спокоен, уравновешен, невозмутим. Готов часами терпеливо объяснять и показывать все, что касается профессиональных вопросов. Иных тем здесь для него не существует. Вне школы - это на диво милый человек: мягкий, предупредительный, внимательный, склонный к юмору и шутке. Порой даже кажется, что он очень слабый и каждый может его обидеть.
Это, конечно, мой субъективный взгляд на Генриха. Другие, возможно, воспринимают его по-своему. Но самое удивительное, что "обоих Генрихов" я люблю. Уверена, что руководитель школы боевых искусств должен быть именно таким со своими питомцами, иначе толку не будет. Но мне он ужасно нравится и тогда, когда он сбрасывает мантию педагога и становится другим, неофициальным, что ли.
Вот почему помня о наличии "двух Генрихов", я прямо из аэропорта явилась на занятия и - с чемоданом американских впечатлений и переполненная важной информацией - затаилась в ожидании, когда он, наконец, освободится от груза ответственных школьных дел.
Довольно сухо поздоровавшись, Генрих отправил меня в раздевалку, предупредив, что через несколько дней у меня спарринг с известной голландской каратисткой, приехавшей в Россию показать свое искусство, и что оставшееся время до этой встречи я должна посвятить усиленным тренировкам.
Хотя я и изучила характер Генриха, но его официальный тон меня покоробил. Откровенно говоря, я не просто ожидала, что он обрадуется моему возвращению, но и надеялась увидеть его в аэропорту среди встречающих. Увы, дело для него превыше всего. Правда, я сделала поправку на то, что и наша встреча, и короткий разговор происходили у всех на виду, под внимательными взглядами сидящих вокруг него ребят.
В зале я работала от души. Соскучилась и теперь добросовестно разминала мышцы, с радостью отмечая, что форму не потеряла. Не заметила, как за окном опустились сумерки.
Все, на сегодня хватит, побежала в душ. Освежившись, быстро оделась - и на выход. Где же Генрих? Только успела подумать, как он появился. "Подожди на улице", - шепнул.
Он вышел почти сразу же за мной. Оглянулся - никого. Обнял, поцеловал в губы, даже голова закружилась.
- Пойдем к моим, они о тебе все знают, - сказал он так решительно, что не оставил мне никаких других вариантов, хотя мы были уже не в школе, и он мог бы дать мне возможность покапризничать. С ним случается, когда и в неофициальной обстановке он начинает давить своим авторитетом, зная, что характер у меня покладистый. Если признаться, в душе я давно ждала этого приглашения, но эмоции надо сдерживать.
- Конечно, дорогой, как ты хочешь, - скромно ответила я.
По дороге Генрих поинтересовался, как там, в Америке, и, услышав, что замечательно, был вполне удовлетворен моим ответом. Я чувствовала, что его занимают мысли о моем предстоящем знакомстве с его родителями, и не стала особенно распространяться, понимая, что сейчас не место и не время для дорожных воспоминаний.
Родители Генриха - прелесть. Они расцеловали меня и иначе как "доченька" весь вечер не называли. Они нас уже ждали, готовились. Мать Генриха, Евгения Васильевна, испекла великолепный торт, а отец, Николай Леонтьевич, подал к столу собственную наливку, изготовленную из различных ягод. Оказывается, они уже все решили за нас: будем жить у них в трехкомнатной квартире. Две комнаты нам, одну - им. Генрих улыбался, поддакивал, хитро посматривал на меня. Я тоже кивала на всякий случай, не зная, соглашаться или внести ясность в том смысле, что наши отношения не дошли до такого уровня, чтобы строить совместные планы. Генрих, видимо, не хотел за столом обсуждать эту проблему и потому не мешал старикам помечтать. Ну, а мне ничего не оставалось, как сидеть и помалкивать.
В общем, знакомство состоялось. Не скрою, оно было очень приятным. Теперь по логике я должна была представить Генриха отцу. Я понимала, что Генрих на это надеялся, но по своей деликатности инициативы не проявлял. Мне же не хотелось форсировать события. Нет-нет, к Генриху я по-прежнему относилась тепло, была к нему привязана и не мыслила своей жизни без него. Просто в последнее время отец очень изменился - в глазах тоска, печаль. Домой приходил редко и на мои попытки завязать разговор отмалчивался. Он жил у Татьяны. Я чувствовала, что между ними происходит что-то неладное, но расспрашивать ее или отца не решалась.
Так что именно сейчас возникать перед отцом со своими проблемами было очень некстати.
Я откровенно призналась Генриху, что для нашего визита к отцу сейчас не самое лучшее время, не сложившиеся отношения с молодой женой повергли его в настоящую депрессию. Генрих все понял и сказал, что не нужно подгонять лошадей, пусть все идет своим чередом.
Побывав в гостях у родителей Генриха, мы отправились ко мне домой. Развалившись на диване, я начала подробную исповедь о своем житье-бытье в Штатах, стараясь не упустить ни одной детали. Когда дошла очередь рассказать об Игоре, предупредила Генриха, чтоб крепче держался за стул, так как сейчас будет самое интересное. И, не дав ему как следует осмыслить сказанное, спросила:
- Ты поверишь, если я скажу тебе, что Игорь жив?
- Какой Игорь? - Генрих явно не понимал, о ком речь.
- Да тот самый Игорь, который учился у тебя и был убит в парке.
- Как же он может быть жив, если ты сама говоришь, что он был убит в парке?
- В том-то и дело, дорогой мой, что все это было инсценировкой, понимаешь? - торжественно объявила я и стала подробно воспроизводить все события, связанные с появлением Игоря в ресторане и его дальнейшими действиями по втягиванию меня в их фирму.
Генрих долго не мог прийти в себя от услышанного. А когда я передала в подробностях разговор с шефом фирмы, Генрих задумчиво изрек:
- Если все это действительно так, как ты мне рассказала, то дело серьезней, чем ты представляешь. Надо посоветоваться с нашими специалистами.
Мы решили, что я все изложу на бумаге и Генрих передаст письмо генералу, который и решит, как мне поступать дальше.
Было уже за полночь, а мы все не могли наговориться. Вдруг позвонили в дверь. "Кого это несет в такой час?" - удивилась я, поднимаясь с дивана, чтобы открыть дверь.
- Подожди, я сам, - опередил меня Генрих.
Это был отец. Он стремительно вошел, на ходу сбрасывая пальто и шапку.
- Кто это? - строго спросил он, кивнув в сторону идущего следом за ним Генриха.
- Ты забыл поздороваться, папа, - ответила я. - Это Генрих, о котором я тебе говорила.
- Ах да, - смутился отец. - Простите, ради Бога, совсем потерял голову, как мальчишка. - Он был бледен, и рука его, я заметила, слегка дрожала, когда он протянул ее Генриху. - Случилось самое невероятное, - продолжал он, присаживаясь к столу. Я поняла, что действительно произошло из ряда вон выходящее событие, если оно так взволновало отца и если он, сдержанный по натуре, даже при постороннем человеке хочет высказаться. - Я убедился, что Татьяна мне изменяет.
- И как же ты в этом убедился? - вырвалось у меня. - Может, это навет, злые языки. У тебя что - есть свидетели?
Отец горько усмехнулся:
- В том-то и дело, что я сам свидетель. Они шли по улице обнявшись, никого не стесняясь, останавливаясь в затемненных местах, и целовались.
Отец объяснил, что должен был выехать на несколько дней в командировку, но когда пришел с чемоданом на работу, откуда отходил служебный автобус, узнал, что поездку отложили, и он возвратился домой. По дороге и увидел эту парочку.
Татьяна явилась только утром. Но самое страшное - отец вдруг вспомнил - человек, который был с ней и приходил к нему на рандеву, оставив крупную сумму денег, не кто иной, как преступник Жухов, бежавший из мест заключения. И когда отец сказал об этом Татьяне, та не только не пришла в ужас от содеянного, не повинилась а, наоборот, призналась, что любит его, и предупредила, что, в случае если отец выдаст Жухова, она не останется в долгу и сумеет отомстить.
Вот такая грустная история.
- Зачем же ты взял эти деньги? - спросила я.
- Да не брал я их. Пришел этот хлюст и предложил мне оказать определенные услуги за крупную сумму. Я обещал подумать. Мне надо было выяснить, что это за человек пришел с подачи Татьяны, кого он представляет и что от меня хочет. От денег я отказался. Думал, что он забрал свой саквояж, когда уходил. Оказалось, деньги припрятала Татьяна. Она призналась мне потом. Сегодня я убедил ее пойти и сдать деньги в милицию. Она обещала сделать это только в том случае, если я забуду о Жухове.
- Что же ты решил? - спросила я у отца.
- Жухов, конечно же, скрылся, но сказать о нем я должен. С Татьяной у меня все кончено. Пусть поступает, как хочет.
- Может, мне вмешаться и доложить о случившемся своему начальству? - предложил Генрих.
- Нет, зачем же, - отказался отец. - Ты же знаешь, мое положение, мои связи… Короче, у меня есть возможности активизировать поиск бандита. Ну, а бывшая жена пусть сама за себя отвечает и за свои поступки отчитывается.
До утра оставался какой-то час-полтора, и, немного подремав, мы с Генрихом отправились в школу, а отец - к себе, в ЦК.
В обед ко мне подошел Генрих, отозвал в сторонку.
- Ия, - сказал он, как обычно хмуря брови, придавая лицу строгое выражение, - я только что узнал: твоего отца арестовали, он обвиняется в получении крупной взятки. Подставила его Татьяна.
ВИК МАКАРТУР
Надя получила письмо от дочери и всплакнула.
- Андрея в тюрьму посадили, - объявила она, прикладывая платочек к глазам.
- За что? - удивился я.
- Не пойму. Ия пишет, что какая-то темная история, в которой замешана жена Андрея и ее любовник.
Я позвонил Багрову и сообщил ему новость. Через час он был у меня. Попросил у Нади письмо, она дала последнюю страничку, где Ия писала об отце. Багров прочитал письмо несколько раз и в ярости скомкал листок.
- Козлы, подонки, - проскрежетал он зубами, - убить их мало. Такое дело завалили! Ведь мы всерьез ставили на Филатова. Столько ухлопали на него времени, сил - и все как в трубу.
Багров нервно ходил по комнате, не обращая на меня внимания. Потом вдруг вспомнил, что я рядом, остановился как вкопанный, повернулся ко мне.
- Вот что, Вик, у меня идея. Поедете вместе с Игорем в Москву, остановитесь у верного человека, Игорь его знает. Это, можно сказать, наш резидент. У него есть деньги, люди, хорошая должность. Ума, правда, маловато. Вы должны ему помочь.
- Но у меня здесь масса работы, наконец, семья, и вообще я не гожусь для таких дел, - попробовал я отвертеться.
- Что у тебя за идиотская привычка противоречить? - недовольно поморщился Багров и продолжил прерванную мысль: - Там у вас будет одна главная задача - обеспечить доставку и реализацию груза. Игорь и Хромой все знают.
- Что за Хромой? - не понял я.
- Да это я по привычке. Валерием его зовут, - поправился Багров. - Подключите дочь Филатова. У бывшего следователя, правда, подмочена репутация и он достаточно озлоблен, чтобы нам помогать. Но связи у него остались, да и с помощью его дочери, думаю, кое-что сделать можно. А главное, проследите, чтобы документы, которые он подготовил против нас, были уничтожены. Как закончите все, возвращайтесь да Жухова прихватите, найдем ему здесь место.
- Но зачем все же я там нужен?
- А кто расшифрует покупателю наш товар? - в свою очередь задал вопрос Багров.
Действительно, я как-то не подумал. Ведь только я и Багров знаем, как отделить наркотики от лекарств.
Ничего не оставалось как согласиться. Багров вызвал по телефону Игоря, и мы еще добрых три часа обсуждали детали предстоящей поездки в Москву.
Летели на "Боинге". Игорь сразу же налег на виски и уже через несколько минут спал или делал вид, что спит. Поняв, что собеседника из него не получится, я уткнулся в книгу, которую прихватил с собой, и не заметил, как задремал.
Разбудила стюардесса. Принесли обед, я с аппетитом принялся за еду. Игорь был явно не в себе, от обеда отказался. Только залпом выпил предложенный бокал вина, зажевав его кусочком сыра.
- Ты что, плохо себя чувствуешь? - спросил я.
Ответа не последовало.
Когда объявили посадку, его вдруг прорвало:
- Слушай, Виктор, а ведь мне нельзя в Москву. Был я там под колпаком, еле ноги унес. Появлюсь на улице - вмиг заметут.
- Что ж ты Багрову ничего не сказал?
- Говорил, знает он все прекрасно. Похлопал по плечу и напутствовал: "Не бойся, о тебе давно забыли".
- Может, он прав, и ты преувеличиваешь опасность? - попробовал я его успокоить.
Игорь неопределенно пожал плечами, отвернулся к иллюминатору и больше не проронил ни слова.
В аэропорту нас встретил Валерий, или, как его Багров назвал, Хромой. Он действительно прихрамывал на одну ногу, а так - обыкновенный мужик, ничем не выделяющийся, худощавый, среднего роста. Крупный нос, маленькие глазки под низким лбом и чуть растянутые толстые губы делали его лицо довольно добродушным и даже симпатичным.
С Игорем они обнялись, меня Хромой хлопнул по плечу, взял мой чемодан и первым направился к выходу.