4
Алексей Петрович пристроился к мужикам, сосавшим пиво прямо из горлышка. То ли дело, подумал он, раньше - сидишь где-нибудь с кружкой, потягиваешь… Или стоишь. Но с кружкой. А теперь все на ходу - даже девки и те сосут из бутылки… А больше всего ему не нравилось баночное. Баночное он вообще не признавал еще с тех, с заграничных времен - это не пиво, это моча. Так, для вони, как говорил один его контрактник…
Эти, к которым он пристроился, никуда не бежали, сидели под тентом на открытой веранде рядом с аэродромным полем. Один из них был похож на деревенского - здоровый, мордатый, не по-московски румяный. Одним словом, лимита. Строитель какой-нибудь. Второй был тоже, по всему, не коренной житель. Это был явный люмпен, если не бомж. Причем они с мордатым, похоже, давно знали друг друга, может, даже корешевали, потому как мордатый, судя по всему державший стол, пусть и покровительственно, но все же беседовал с ним о чем-то… семейном, что ли… Но явно не о футболе. Судя опять же по некоторым признакам поведения, Алексей Петрович сразу догадался, что мордатый, в отличие от люмпена, имеет работу. Люмпен же, наверно, таковой не имел, да, видать, не особо к ней и рвался, а слегка покровительственный тон приятеля терпел безо всякого ущерба для собственного самолюбия. Во всяком случае, не похоже было, чтобы он комплексовал по поводу своей социальной неполноценности, больше того, в отличие от мордатого к чужаку был доброжелателен. Когда Кротов спросил, можно ли пристроиться с ними рядом, широко махнул рукой.
- А чего там, вставай, места не купленные.
Второй такое скоропалительное решение не одобрил.
- Мы вообще-то друга ждем, - сообщил он.
На что второй тут же наложил свою резолюцию:
- А ничего страшного. В крайнем случае мы тебя, земеля, потесним. Или откупиться попросим. - Последнее было сказано вроде бы в шутку, но Алексей Петрович подумал, что, наверно, подтекст у люмпена был вполне серьезный: если бы ты, мол, мне поставил, то я бы, хоть и ненадолго, а избавлялся бы от своей зависимости от мордатого. Так что определенная корысть со стороны люмпена тут проглядывалась, и хоть была невелика, эфемерна, а все же могла сослужить Алексею Петровичу хорошую службу.
- Об чем речь! - сказал Кротов, подталкивая к нему одну из своих бутылок. - Если надо - мы завсегда. Мы порядки знаем. - Порядок у жлобов, вроде мордатого, был один: халяву жри хоть в три горла, за свое - удавись. Но немного покривить душой для пользы дела было не грех.
Мордатый не одобрил его щедрого жеста с бутылкой, но говорить ничего не стал, только давал всем своим видом понять, что не одобряет приятеля, тут же откупорившего бутылку, что Кротов для него как был человек чужой, так чужим и остался, а у них двоих - компания. Он даже полуотвернулся от Кротова, чтобы тот не понял по губам, о чем они говорят. Судя по всему, мордатый продолжил тот разговор, который начался у них до его прихода: "А Зинка говорит… А я ей говорю… На футбол, блин, уже не сходи!.."
Разговор у них увядал по мере того, как кончалось пиво. Алексей Петрович на всякий случай проверился, глянул по сторонам. Поблизости никого, кого следовало бы остерегаться. Не принимать же в расчет мужичка с детской коляской. Выгнала небось сноха: мало ли что пенсионер, не хрена зря штаны протирать. Все располагало к беседе, и, улучив момент, Кротов предложил:
- Ну че, мужики, я возьму?
Мордатый опять было дернулся возражать, но люмпен, хитро подмигнув, остановил его. Ему, очевидно, казалось, что Алексей Петрович ничего не заметил.
Кротов взял десяток бутылок пива и три тараньки. Вот теперь он вроде как становился полноправным участником разговора. Он вообще-то пиво не очень жаловал, но тут приходилось делать вид, что он наверху блаженства.
- От не понимаю я, - предложил он тему, - которые баночное пьют. Так, моча какая-то. - Он, конечно, малость придуривался, чтобы перестать окончательно быть белой вороной, но самую малость. А вообще-то ему было сейчас легко - что думал, то и говорил. - Вот в бутылках - это да. Особенно если "Балтика"…
- Не, я больше "Клинское" уважаю, - возразил люмпен.
Тема, придуманная Кротовым, оказалась настолько актуальной, что в конце концов не выдержал и мордатый.
- Это все говно, - сказал он вдруг. - Лично я "Оболонь" уважаю. Даже больше, чем чешское или там немецкое…
- Да ну его, немецкое! - показал свою осведомленность люмпен. - Оно горькое больно. Ну а насчет того, что "Оболонь" - самое лучшее, это ты того… загнул.
- Что загнул?
- Да оно ж хохлацкое, это пиво-то!.. Как оно может быть хорошим, если они нас всех, москалей то есть, ух как не любят! Мы им теперь как будто первые враги на деревне стали! А всё эти коммуняки, блин! Дружба народов, дружба народов! Вот она и пошла боком эта дружба. Не. Ты мне про эту "Оболонь" лучше не говори!
- Ну ты даешь! Я ж про пиво, а вовсе не про Кучму толкую!
- И я про пиво, - был непреклонен люмпен.
Тема оказалась неисчерпаемой, однако тут Алексей Петрович подумал, что пора уже, пора выруливать к его безалкогольной цели.
- Мужики, - сказал он, подталкивая к обоим еще по бутылке, - вы же тут частенько, наверно, стоите? Ну пиво-то пьете? Может, подсобите маленько.
- А чего ж не подсобить! - тут же откликнулся люмпен, снова незаметно подмигнув мордатому. Во всяком случае, ему самому казалось, что незаметно. Дескать, давай, выставим лоха как следует.
Но второй его не поддержал.
- Помочь, конечно, можно, но смотря в чем. Что-то личность у тебя какая-то подозрительная, дядя. Ты чего, опер, что ли?
Да-а, похоже, Алексей Петрович его недооценил. Мордатый-то он мордатый, а видно, уловил несоответствие между его не вполне естественным повышенным интересом к пиву и какой-то непонятной ему целенаправленностью.
- Да ну, какой я опер, вы чего, ребята! Просто братана я ищу, братан у меня пропал несколько дней назад - исчез, как его и не бывало. Ну понятно, тревожимся все: не плохое ли чего случилось. - Алексей Петрович снова оглянулся. Вроде бы дядька-пенсионер прислушивается к разговору. Или ему кажется? Пенсионер тут же демонстративно занялся коляской - он тряс ее одной рукой, не выпуская другой бутылку с пивом…
- Ну это дело серьезное, - согласился люмпен. - Сейчас многие пропадают. Раз - и нету. Он у тебя чем занимался-то?
- Братан-то? Да бизнесом. Типа купи-продай.
- Ах, би-изнесом! - так разочарованно протянул люмпен, как будто этот вымышленный брат занимался бог знает каким постыдным делом. - Может, он захапал себе все денежки из фирмы да и свалил куда-нито за рубеж.
- А чего вы его здесь-то ищете, почему? - спросил мордатый, вдруг назвав Алексея Петровича на "вы".
- А потому что он вроде как здесь пропал-то. Поехал с парашютом прыгать - это он всех предупредил. Сегодня, мол, еду на аэродром с парашютом…того… И пропал.
- А чегой-то он с парашютом? - заинтересовался люмпен, уже сам придвигая к себе очередную бутылку. - Чего это он?
- Да хобби у него такое. Их, этих бизнесменов нынешних, хрен поймешь. Не знают, куда деньги еще потратить, во сколько нахапали. Он вообще-то в десантных войсках служил, вот он сюда и ездил все время - молодость вспомнить…
- А-а, - сказал одобрительно мордатый. - Войска дяди Васи. - И показал Алексею Петровичу запястье, на котором были выколоты крылышки с парашютом и буквы "ВДВ". - Тогда понятно. Это у нас у всех слабость такая… Я вот специально сюда пиво хожу пить, здесь на парашюты посмотреть можно.
- Вот-вот, и братан мой такой же. Все с дружком таким же чокнутым ездил. Дружок у него, телеведущий. Ну этот, усатый, да вы его знаете, его все знают.
Мордатый даже тараньку свою на время оставил в покое.
- Когда, говоришь, он у тебя пропал?
- Да дней семь уж прошло…
- Да, бывает, - сказал мордатый неопределенно, хотя интерес его был явно неслучаен. - Нет, ничего мы про это не знаем, а стало быть, и помочь не можем. Правда? - Он толкнул в бок собиравшегося что-то сказать люмпена. Тот лишь кивнул, не глядя ни на Кротова, ни на мордатого.
И все. Как заколодило. Чего Алексей Петрович только ни делал. Но теперь даже пиво их не брало.
Кротов достал фотографию Разумовского.
- Вот он, братан мой. Видели, нет?
- А хер его знает… Мало ли их тут… - угрюмо сказал мордатый. А люмпен потянул фотографию к себе.
- Ну вроде видел… Ага, он точно с этим усатым с телевидения приезжал… Только они как бы врозь были. Усатый-то, он не прыгает, он летает. Самолет учится водить. А чего ему, бабки есть…
И все.
Только когда Алексею Петровичу надоело вливать в них пиво и они расставались, вконец закосевший люмпен сказал Кротову на ухо, повиснув на прощание у него на плече:
- Слушай, земеля, уходи ты лучше отсюда, покуда цел. Там, блин, ребята очень серьезные замешаны. Брату твоему все равно уже ничем не поможешь, а шею себе запросто свернешь тоже…
Больше ничего Алексею Петровичу выжать из собутыльников не удалось. Но как он понял со всей очевидностью, причиной смерти Разумовского был никакой не несчастный случай, а некие "серьезные ребята". Но почему же, в таком случае, дело было закрыто милицией и вообще, как бы узнать, о каких именно "серьезных ребятах" идет речь, кому понадобилось таким вот экзотическим способом убивать простого бизнесмена…
Кто-то осторожно тронул его сзади за локоть. Алексей Петрович оглянулся. Дедок с коляской. Настороженно зыркая по сторонам, он сказал ему одними губами:
- Я случайно слышал ваш разговор… Вообще-то, я зря, наверно, к вам лезу… у меня принцип такой: никогда не суйся не в свое дело… да и опасно ведь… кому ж охота… Знаете что, ничего я пока не скажу, дайте мне как-нибудь незаметно фотографию посмотреть. - Он толкал впереди себя коляску так, словно закрывал ее своим телом от какой-то опасности. - Давайте вон за те кусты, что ли, зайдем. Как будто отлить. Хорошо? Только вы как бы сами по себе, а я сам по себе.
Он отстал, как будто занимался проснувшимся мальцом, стоял какое-то время склонившись над коляской. Так что Алексею Петровичу пришлось какое-то время его там, за кустами, ждать. Едва поравнявшись с ним, пенсионер протянул руку за фотографией, вгляделся в нее.
- Да, это он… Я, знаете, был случайный свидетель. - Он вернул фотографию, словно она жгла ему руки. - Вот что я хочу вам сказать. Я сам видел, как этот человек, которого вы ищете, - он показал пальцем на тот карман, в который Алексей Петрович спрятал фотографию, - словом, я, может, последний, который видел его живым… Я, знаете ли, дед, меня часто выгоняют с коляской гулять - дыши, мол, воздухом сам и внука прогуливай. Нет, я внука люблю, но тут мне как бы выбора не оставляют, неприятно, знаете ли… Но, извините, не про меня речь. Ну вот, гуляешь, гуляешь и зайдешь, пока тепло, пивка попить… Знаете, считаю, что заслужил за долгую жизнь право хотя бы на это. - Алексей Петрович терпеливо ждал, когда он скажет то, из-за чего рискнул его догнать. И пенсионер, заметив наконец нетерпение на его лице, на этот раз решительнее, чем прежде, оборвал себя. - Извините. Так вот, неделю назад этот человек, которого вы ищете, видимо уже после прыжков, сидел в том кафе, около которого и вы, и я сейчас стояли. Мы многие сюда ходим как в театр - знаете, новые лица, москвичи, да среди них столько известных… Ходим посмотреть на них и многое, поверьте, замечаем. Так вот, москвичи, которые сюда приезжают, они всегда потом идут всей компанией в это кафе, как бы отмечают очередной прыжок или полет. У кого что… Как я понимаю, такая традиция… Так вот, в тот день этот человек, - он снова показал на карман, где лежала фотография, - он сидел один, и мне показалось, он ждал кого-то. А потом к нему подсели несколько человек… И знаете, мне не показалось, что он им был рад. Он, знаете, как среди волков среди них оказался… Он, наверно, был мужественный человек, он не испугался, нет, но стал очень напряжен… Я его еще пожалел мысленно, даже подумал: может, мне на всякий случай милицию вызвать? Может, тут ничего и не случится, но если что-то замышляется нехорошее - милиция наверняка это предотвратит. Но я уже сказал - у меня принцип, поэтому для такого шага мне надо было собраться с силами. - Он вдруг снова прервал себя: - А он вам правда брат, этот человек?
- Нет. - Пенсионер вызвал у него такое трогательное доверие, что Алексей Петрович нарушил все принципы и, не задумываясь, сказал ему правду: - Нет, он мне не брат и не друг. На самом деле я сыщик…
- А-а, - с непонятной интонацией протянул пенсионер. - Ну это даже лучше… Хотя я тоже хорош: правда, что брат, неправда. Какое это имеет значение, верно? Если с человеком беда? Это ж ведь с любым может случиться, верно? Они, гады, как волки, а мы все такие беззащитные, они стаями, а мы все поодиночке… Ну вот, они окружили его, взяли в кольцо… Это было очень похоже на похищение, знаете… Тем более что все они называли друг друга каким-то кличками, как будто это и правда была банда…
- А вы случайно не запомнили эти клички? - встрепенулся Алексей Петрович.
Пенсионер тревожно оглянулся по сторонам, стало видно, что он боится, и боится не на шутку.
- А про это обязательно говорить? - уныло спросил он. - Хотя что я?.. Наверно, я должен это сказать… Того человека, которого вы ищете, они называли Грант. А у этих, у волков, как я говорю, было много кличек - их было человек пять или шесть. Маня, Чугунок, но чаще других называли двоих: какого-то Кента - этот, по-моему, у них был старший - и еще одного, которого звали Мастерила. Они, знаете, были очень похожи на убийц… И вот они так сидели, пока на улице не начались крики: ах, ах, несчастный случай, ах, ах, не раскрылся парашют! Какой ужас!
- И что, действительно кто-то разбился?
- Да-да, действительно. Я хотел пойти посмотреть, но там уже была милиция, они все оцепили, перекрыли выходы на поле. А потом пришла "скорая" и она, знаете, увезла два трупа. Два, вот что удивительно!
- Вы ничего не путаете?
- Да господи боже мой, как я могу путать, если я видел это своими глазами!
- Ну и что было дальше? Вы видели потом, после всего этого человека, которого я ищу?
- Ой, господи, да я же вам об этом и рассказываю. Эти волки, о которых я вам говорил, они вернулись за столик, и все вокруг только и говорили: ах, москвич, ах, друг того усатого, вот рок, вот судьба - и богатый, и здоровый, а вот распорядился господь… Ну и всякое такое… Как ужасно глупо всегда эти слова выглядят рядом со смертью…
- Значит, вы уверены, что этот человек погиб? - спросил у него Алексей Петрович.
- А, господи! Я же вам говорю, я видел, как его увозили. В мешок, на носилки и в карету "скорой". А потом эти… "волки". Один из них сказал, когда крики были сильнее всего: "А молоток ты, Мастерила, классно все заделал! Ни одна сволочь не догадается". А тот, которого звали Кент, тут же цынул на него: "Заткнись, урод!" И тот, знаете, сразу стал как побитая собака…
Вдруг он увидел, что кто-то идет в их сторону, испуганно шарахнулся от Алексея Петровича и решительно двинулся по дорожке в сторону от летного поля.
- Извините, - буркнул он на прощание, - я совсем забыл… Я спешу…
Да, хорошо их тут всех запугали!
- Подождите! - крикнул ему вслед Алексей Петрович. - А вы не знаете, куда его эта "скорая" повезла?
Пенсионер даже остановился.
- Как куда! В нашу больницу, в морг. У нас же тут не Москва… Всегда покойников в больничный морг определяют… - Он не переставая толкал свою коляску, и Алексей Петрович вынужден был чуть ли не бежать за ним, что со стороны, наверно, привлекало к ним лишнее внимание.
- Послушайте, ведь это глупо, - наконец не выдержал он. - Да остановитесь вы!.. Спасибо. Скажите мне самое последнее, и я вас больше не потревожу. "Скорая" ваша была, местная?
- Бригада была точно наша. Я этих мужиков в лицо знаю, я же здесь родился, всю жизнь прожил… Я вам больше не нужен?
- Спасибо вам большое за все, что вы мне рассказали. Спасибо вам за мужество.
- Ну уж издеваться бы не обязательно, - обиженно сказал он.
- Я сказал то, что действительно думаю! - крикнул ему вслед Алексей Петрович.
Зря дед обиделся - Кротов и правда был ему очень благодарен. Самое главное, он теперь знал, где будет искать дальше. Сегодня, пожалуй, уже не успеет, а завтра обязательно наведается в местную больницу…