Я проводил их верноподданническим взглядом, попутно обнаружив: что-то в генерале стало не так. Нет, то, что он отключился, меня не смущало - зачем же еще и надираться, если не ради этого? Но ведь не просто же так внезапно возникла у меня в голове эта задачка под названием "найди 10 отличий"! И вдруг меня осенило: барсетка! Я даже выглянул в коридор, чтобы визуально убедиться в правильности своей догадки. Точно! Барсетки не было ни у генерала, влекомого по коридору заботливым Суконцевым, ни у самого сердобольного полковника… Не теряя темпа, я кинулся в кабинку, осчастливленную генералом Гуськовым, внимательно ее оглядел. Барсетки нигде не было видно. Странно! Куда он мог ее пристроить, если она вдруг начала ему мешать? Крючок на двери? Он пуст. Можно было бы прямо с ходу положить ее на белоснежный сливной бачок, но уж здесь-то я ее сразу бы увидел… Впрочем, этот бачок - вернее, его крышка - такой скользкий, такой покатый… Я наклонился, заглянул вниз. Вот она! Благородной желтой кожи, пухлая, вызывающе притягательная, как загорелая ляжка какой-нибудь юной совратительницы… Тьфу, гадость!
Я уж совсем было скрючился, чтобы дотянуться и взять эту гадость в руки, но вдруг стремительно выпрямился, пронзенный новой мыслью: "Спокойно, Грант! Это подстава! Проверка на вшивость!" Но уйти отсюда ни с чем я просто уже не мог. Как мне поступить?! Не взял - значит, ведешь себя неестественно, а значит, чужак. Взял - больше некому, значит, расплачивайся. Чем? Вот вопрос. Я на всякий случай проверился - нет ли где-нибудь в этом царстве интимной гигиены камеры слежения? Камеры не было…
Но, может, зря я все усложняю? Дядя пьяный, и почему бы не объяснить эту потерю чистой случайностью? Еще раз оглядевшись, я вытащил из кармана носовой платок, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, раскрыл барсетку и невольно присвистнул: она была до упора набита долларами. Н-да, хорошенькая случайность. Я прикинул на глаз: тысяч двести, не меньше… Что я, Штирлиц, что ли, в конце-то концов, чтобы заниматься всякими сложными умозаключениями! Он потерял… вернее, не так… Кто-то потерял - откуда ж знать, что это именно он? Итак, кто-то потерял, я нашел. Спохватится хозяин - отдам, жлобиться не буду. Не сявка, никогда не крысятничал. А если не спохватится?
Штирлиц я, не Штирлиц, а тут, конечно, самое главное бы установить, что это за деньги. Я полагаю, ворованное не грех и еще раз украсть, тогда эти деньги станут как бы отмытыми. Минус на минус, как известно, всегда дает плюс.
Итак, что это за деньги? Я думаю, все станет ясно, узнай я, с чем сегодня поздравляли хабаровского генерала. Потому что уже зная, что собой представляет Гуськов, самое логичное было бы предположить, что в барсетке, привезенной Стеценко в первопрестольную, была взятка за некую услугу. Судя по деньгам - услугу очень серьезную.
Я уже прикинул, как запишу в дневник по давней профессиональной привычке: "В туалете МВД найдена барсетка с двумястами тысяч долларов, предположительно принадлежащая генералу Г. и переданная ему (опять же предположительно) в качестве взятки начальником хабаровского управления генералом Стеценко…"
Зачем тебе это надо, тут же подумал я. Ведь попадись ты ненароком с этими деньгами - висеть тебе подвешенным за ноги и с отрезанной мошонкой, пока не сдохнешь…
Я ждал вечер, ждал еще неделю - ничего не происходило. То есть я понимаю, что давать объявления в газету Гуськов не станет, но какое-то самоличное расследование он мог бы провести, верно? Крепко еще раз поразмыслив, я все же решил, что вряд ли это ловушка, слишком уж она для Гуся тонка. Но если никакой ловушки не было, если Гуськов просто забыл барсетку по пьяни, да еще и не вспомнил о ней, то сколько же у него должно быть таких денег, что он может себе позволить поставить крест на двухстах тысячах зеленых?"
И уже под другим числом, позже:
"А предположение мое оправдалось: вчера было сообщено о назначении генерал-майора милиции Стеценко начальником одного из управлений министерства внутренних дел…"
А несколько позже, судя по приписке Разумовского, долетел до столицы ропот хабаровской братвы: совсем, мол, тамошние легавые оборзели. Уже по второму разу обкладывают тех, кто в городе всякий там бизнес крышует. А сами менты, главное, говорят: "А мы ни при чем, все Москва эта гребаная. Переправили им уже двести тонн зеленых - мало, видите ли, подавай им еще двести на подмазку!" А у них ведь, в Хабаровске, не столица, здесь зеленые лопатой не гребут…
Денис сложил листки, аккуратно завернул их в плотную бумагу. Помогут они искать тех, кто причастен к убийству Игоря Кирилловича, не помогут, а только они обязательно должны быть переправлены в Генпрокуратуру, Турецкому. А может, и самому Меркулову. Подумать страшно, что у них прямо под носом творится! Вот только предварительно он обязательно позвонит Елене Романовне - еще раз поблагодарит и, может быть, подбодрит.
В квартире Разумовского к телефону никто не подходил. Поразмыслив, Денис вспомнил, что Елена Романовна в последний раз оставила ему на всякий случай номер своего мобильного. На этот раз он соединился сразу; трубку взяла она сама, и по тому, как закричала куда-то в глубь квартиры: "Папа, ну сделайте же вы потише!" - он понял, что она не придумала ничего лучше, как вернуться домой, к отцу с матерью.
- Спасибо вам огромное, Елена Романовна! Честное слово, даже не знаю, как вам передать, какое огромное! Вы и представить себе не можете, какое колоссальное значение имеют эти бумаги. И не только для нашего расследования, но не побоюсь высоких слов, если не для всей страны, то для Генпрокуратуры - точно! Эх, если бы можно было подержать в руках их все, весь дневник целиком… Я думаю, тогда справедливость восторжествовала бы неизбежно и быстро. А, Елена Романовна? Помните, вы говорили даже, что примерно догадываетесь, где дневник искать…
- Н-не знаю… Я думала… Хорошо, я попробую, Денис. Что, действительно это поможет найти убийц?
- Обязательно! - горячо воскликнул Денис. - Только вы смотрите, действуйте как можно осторожнее. Это атомная бомба, Лена, а те, кто хотел бы воспользоваться ею, вовсе не ангелы…
8
Денис Грязнов.
Теперь материала, связанного с гибелью Разумовского, у нас было достаточно - количество уже готово было перерастать в качество. Более всего при этом раскладе нас интересовали те самые Кент и Мастерила. Кто-то из них вполне мог быть исполнителем, а кто-то - с очень большой вероятностью - имел выход и на самого заказчика. У Алексея Петровича было свое мнение, а я полагал, что скорее всего это именно Кент, неоднократно фигурировавший в показаниях "Аленушки".
Мы обдумывали ситуацию и так и этак - деваться было некуда. Пришло время звонить дядьке. Мне всегда не нравилось, когда меня начинали хоть и в шутку попрекать родственными связями: "А, мол, конечно, у него все получается - с таким-то дядей еще бы не получилось". Между тем и сам я был давно уже не мальчик, чтоб без обиды выслушивать такое, и дядька мой, знаменитый московский сыщик и начальник МУРа генерал-майор милиции Вячеслав Иванович Грязнов, тоже не больно-то рвался заниматься моими мелкими, на его взгляд, делами. Ну помогал на первых порах, а сейчас-то зачем? Не в детском, чай, садике, испытательные сроки все давным-давно уже вышли.
Поэтому я мысленно поежился, снимая трубку. Нельзя сказать, чтобы я не прибегал никогда к этим звонкам, но все они диктовались крайней необходимостью. Я подумал еще раз: крайняя это необходимость - звонить дядьке насчет убийц Разумовского? И сам себе ответил: да, крайняя, без дядьки когда-то я до них доберусь - ведь нет у меня ни возможностей их допросить, ни юридического права задержать для выяснения обстоятельств дела, свидетелем или участником которых они предположительно являются.
И, вздохнув для успокоения совести, я набрал номер.
- А, племянник! - обрадовался дядя Слава. - Давно тебя не слышал. Как дела?
- Дела - лучше не бывает, - бойко ответил я. Дядька не признавал уныния или пессимизма, и потому отвечать ему положено было быстро, бойко и толково.
Но дядьку на мякине не проведешь.
- А если все в порядке, тогда чего звонишь?
- Фу, как неприветливо, - сказал я. - Неужели же я не могу родному дяде позвонить просто так?
- Что-то ты не больно звонишь просто так, - усмехнулся он.
Я не сразу врубился, что у дядьки в преддверии уикенда и встречи с любимыми мною дядей Костей Меркуловым и дядей Сашей Турецким скорее всего сейчас игривое настроение. Я решил больше не тянуть время разговорами вокруг да около.
- Ладно, дядь Слава, - сказал я специальным "просящим" голосом, - ты как всегда угадал. Помощь твоя нужна.
- Ну! А я что говорю! - обрадовался он. - А то "лучше не бывает"! Так и быть, пользуйся моей добротой. Могу - значит, помогу.
Теперь голос его был совершенно серьезен, и я понимал, что сейчас моя задача, как уже сказано, - изложить все четко, толково и по возможности кратко.
- Понимаешь, взялись мы тут за одно заковыристое дельце… Всеми подробностями нагружать тебя не буду, скажу главное. Погиб человек, и у милиции эта гибель проходит как несчастный случай. А родственники, которые, собственно, к нам и обратились, абсолютно уверены в том, что имело место заказное убийство. Мы стали отрабатывать эту версию и уже вышли на предполагаемых исполнителей. Нам бы с ними поработать, допросить, а у нас теперь, с новым УПК, руки совсем коротки. Так что без тебя тут никак, дядь Слав.
Слышно было, как дядька чего-то закряхтел. А может, мне это показалось, может, это что-то закряхтело в трубке, бывает.
- Ну ты, блин, даешь, Денис! Это что ж, я так и буду с тобой каждый раз как нянька…
Но я сразу понял, что и кряхтенье, и ворчанье - все это притворство. Видимо, в педагогических целях - чтоб знал субординацию. А то я ее не знал!
- Да ладно тебе, дядь Слав. Дело того стоит, сам увидишь!
- Да? - с сомнением переспросил он. - Ну давай попробуем. Что хоть за погибший?
- Погибший - известный предприниматель Разумовский… Да ты, может, в газетах даже видел: "Смерть парашютиста". Он был хозяин сети этих знаменитых магазинов - ну знаешь, которые по всей Москве. "Милорд" называются. Прыгнул с парашютом - хобби у него такое было, а парашют якобы возьми да не раскройся…
- Погоди, погоди… "Милорд"… "Милорд"… что-то знакомое. Что-то недавно было, какое-то шумное дело… Слушай, а это не у них тут на днях война с какими-то "Салаками", что ли, вышла?
- С "сардинами". Как раз у них. Они конкуренты - магазины "Милорд" и "Три сардины".
- Ну да, я и смотрю - вроде знакомое что-то. Кстати, насколько я помню, там, в "Сардинах" этих, сын одного нашего генерала всем заправляет. Так что мы с тобой как бы две команды болельщиков… этих, фанатов…
- Интересная мысль! Ну и за кого ты болеешь?
- Конечно, за своих!
- Ты меня, дядька, обрадовал! Он что - такой стоящий генерал?
- Да вроде ничего. В ГУБОПе служит. Фамилия Суконцев. Толковый генерал, только ходу ему не дают, все на вторых ролях держат. А, вот еще чего вспомнил: из-за этого твоего "Милорда" у нас тут тяжба возникла. Твой любимчик дядя Костя Меркулов, вернее его следователь, вчинил иск нашему следователю, милицейскому, что он, мол, неправильно этого "Милорда" прижал.
- Ну да, это как раз тот самый "Милорд" и есть…
- И ты что, как раз это дело расследуешь? Ну ты, брат Пинкертон, и наглец! Далеко шагнешь, если решил саму Генпрокуратуру с МВД и дальше стравливать!
- Да хватит, дядька, тебе издеваться-то! И в мыслях не было никого стравливать! Я всего-навсего хочу найти того, кто убил этого самого Разумовского, ну и, естественно, заказчиков этого убийства.
- Скромное желание. Мы последние тридцать лет только этим и занимаемся, и как видишь, без работы не сидим… Ладно, может, потом поучишь нас, дураков, как чего надо делать.
- Да дядь Слав! Ты хоть выслушал бы меня, что ли!
Дядя Слава, надо сказать, слушать умел. Так что стоило ему угомониться, как я рассказал ему и про аэродром, и про поход Кротова в морг - словом, про все, что нам удалось накопать. Он ловил все на лету, временами от нетерпения даже покрикивал на меня:
- Дальше, дальше, парень, не тяни мое драгоценное время! Про то, что ты говоришь, я уже все понял. - А когда я кончил, подытожил: - Значит, речь у тебя идет о двух объектах нашего, так сказать, повышенного внимания. Во-первых, это некий Мастерила, во-вторых, некий Кент. Кто такой Мастерила, я примерно в курсе. Это штатный палач, а в общем - шестерка, исполнитель, как говорят, очень высокопрофессиональный. Но тебе скорее тут нужен Кент. Кто такой этот Кент, я знаю подробнее. Это известный московский пахан. Встал сравнительно недавно во главе солнцевской ОПГ. Почему недавно? Отсутствовал по причине отсидки. Года не прошло как он вышел, а у меня уже на него руки чешутся - сил нету. Так что я тебе с удовольствием помогу на него выйти. С удовольствием, - повторил он. - Только, если ты не возражаешь, не прямо сейчас, ладно? Сейчас меня уже ребята в Сандунах ждут, а я тут с тобой горе мыкаю!
- Дядь Слав! А вы давайте все трое после Сандунов - прямо к нам, а? В "Глорию"? Устроите мастер-класс, мы вам в рот посмотрим, а? Посидели бы, поокали, я бы вам пивка выкатил… Рядом же!
- Фу какая гадость! Мастер-класс? Пиво? И все это - после бани? Нет, племяш, не будет тебе счастья на чужой беде! Отдых - есть отдых. Но клятвенно обещаю: буду плескаться в бассейне, буду стонать в коварных лапах массажиста, буду пить коньяк и говорить с друзьями о бабах, но помнить буду тебя одного. Все, парень. До завтра!
Ну конечно, насчет завтра он хватанул. Разговор наш продолжился лишь в понедельник, когда ближе к обеду дядька позвонил мне сам.
- Давай, Пинкертон, лети ко мне. Есть гениальная идея по твоему вопросу.
Если дядьке верить, все идеи у него всегда гениальные. Впрочем, не знаю насчет гениальных, но толковых всегда очень много. Я тут же помчался на Петровку - пешком, ножками. Во-первых, рядом, во-вторых, это ж Центр, движение везде одностороннее - на машине запаришься, пока доедешь. А пешком пройтись и приятно, и даже полезно при нашей-то умственной работе.
- Идея Сашке принадлежит, не мне, - сразу признался он. - Мы в пятницу между делом втроем все думали, пока нас банщики ублажали. Все думали, думали. Значит, так. До этого самого Кента добраться трудно. Мне его брать пока не за что - нет на него ничего толком, одни только косвенные улики. Ты - совсем другое дело. Тебе не надо санкций, тебе не надо выдерживать сроков задержания и так далее. Но я-то - государство, а ты никто, частник, понял?
- Ага, давно уже понял, - сказал я и тут же получил выговор:
- Не перебивай старших! Лучше слушай меня как следует. Итак, что я тебе пытаюсь внушить? А вот что. У тебя другая ответственность, но и другой риск. Даже право на риск - и то другое. Этот Кент чрезвычайно опасен. Последнее время он без охраны не ходит даже до ветру. Если едет куда-то - с ним трое телохранов в машине, включая водилу, да к тому же джип сопровождения - еще человек пять, какое-то якобы охранное агентство. Так что все вооружены по самое не балуйся. Все качки и специалисты по единоборствам. Это одно. Второе - Кент и сам штучка та еще. За ним несколько недоказанных убийств на зоне. Мужик он резкий, взрывной, страха не знает - словом, как урки сами это называют, припадочный. Да плюс чутье у него, как у зверя. Урка он настоящий, - сказал дядька с некоторым даже одобрением. - Спроси, почему я так хорошо все это знаю?
- Для меня постарался?
- Не обольщайся, не обольщайся. Вовсе не потому. Просто есть у меня информация, что через этого Кента попрет в Москву новым трактом наркота. Вот я помаленьку и готовлюсь. Чем раньше мы им займемся, тем лучше для дела. Понял?
- Да уж как не понять! Я только вот идеи не услышал. Какой он страшный, этот Кент - это я понял. Что к нему лучше не подходить: охрана там, чутье - это я тоже понял.
- Так ты что, щенок, смеешься? - грозно насупился дядька. - Я толкую серьезно, а ему все хиханьки. На сколько мы с тобой договорились-то? На ящик коньяка, что ли?
- Да ты чего, дядь Слав! Ни на сколько мы с тобой не договаривались, даже речи не было!
- Раньше не было, а теперь есть. Задача сам видишь, какая трудная - ниоткуда к нему не подберешься. В лоб не возьмешь… Стало быть, два ящика…
- Водки! - успел вставить я.
- А хренушки! Коньяка!..
- Ну тогда дагестанского…
- Нехорошо, племяш, с родным дядей торговаться. И потом… дагестанский - фи… Хотя, впрочем, ладно, примем в расчет твою бедность. Итак, шашки к бою.
- Ага, давай к делу, а то я уже думаю, не придется ли мне этот коньяк самому глушить…
- Но-но-но! Вот это оставь. Не надо пошлых намеков. Люди на тебя мозги тратили, а ты… Ладно, давай серьезно. И слушай меня внимательно. По моей информации, этот самый Кент является правой рукой главаря уральской наркомафии, некоего Никона. Этот пахан сидит сейчас в Бутырке, проходит по другому совсем делу, не связанному с наркотой. Сидит давно и крепко. А дела-то надо делать! Наслышан, наверно, какие в ихнем бизнесе деньги крутятся! Вот я и подумал: должен этот Никон процессом как-то руководить. От дел он не отходил, о чем свидетельствует тот факт, что он прилагал определенные усилия, чтобы перевестись поближе к своему наркопредприятию, так сказать. И знаешь, ему это удалось. Как - пока не знаю, но это для нас с тобой сейчас и не очень важно.
- Хотя, может, и наоборот, - вставил я.
- А я говорю - пока неважно! - настоял на своем дядька. - Ну так вот. Руководить надо, а как? Из тюрьмы - много ли накомандуешь? Это ж не больница, скажем, где есть определенные часы посещений. Значит, должен кто-то из тюремного персонала быть у него связником. Причем, заметь, это должен быть не просто человек, который носит туда-сюда "малявы". В "маляве" много не напишешь. Значит, что-то он передает и на словах. А стало быть, должен с кем-то много встречаться. И не просто с кем-нибудь, а с особо доверенным лицом. А поскольку мы даже толком пока не знаем, где находится логово самого Кента, этот связник - единственная зацепка, единственная пока наша возможность выследить Кента и застать его врасплох. Другого шанса просто нету. Ферштейн?
Я тогда не знал того, что знал дядька Вячеслав Иванович. Не знал, что Кент наш прятался не столько от милиции, в которой у него уже была своя агентура и от которой он в крайнем случае рассчитывал просто откупиться, сколько скрывался от владельцев конфискованной им из мебельных фур наркоты - от чеченцев из клана Исмаиловых, подмявших под себя Толика Суконцева, и не только его.
- Ферштейн, - ответил я дядьке и вздохнул немного разочарованно. Честно говоря, думал я, что старшие товарищи предложат какой-то более прямой и более скорый ход. Более короткий, что ли, и более эффективный.
- Ну, ну, не вздыхай, - осудил меня дядька. - Молод еще. Глуп. Не понимаешь своего счастья. Вот я тут на тебя поработал, пошуршал выписками из нашего центрального архива. Считаю, что вот эта личность наиболее подходит для того, о чем мы с тобой говорили. Любуйся - старший прапорщик внутренней службы Матейко Василий Никифорович. Коридорный у того самого Никона. Попробуй, попытка не пытка.
Я встал.
- Спасибо тебе, конечно, огромное. И, конечно, ты прав - попытка не пытка. Ну а если это не он?