- Ну, эти… "чужаки", они ведь беспредел творят, с них спросится, а тут все шито-крыто. Кроха половину пап перемочит и на куски их насядет, а потом вчистую от всего отмажется, еще и героем себя выставит. Мол, воевал, победил, все законно, по понятиям.
- Ему и своих кусков с головой хватает, - задумчиво протянул Мелех.
- Деньги - не дерьмо, много не бывает.
- Это верно. Да только, если по уму говорить, Кроха не первый день землю топчет. Захотел бы он Ляпу подмять - нашел бы повод. Кроха - бобер хитрый, жизнью битый.
- Так ведь и на старуху проруха бывает, - возразил оперативник. Мелех только плечами пожал. - Ладно, может быть, ты и прав, - Лемехов откинулся на стуле, наклонил голову к плечу. - А может, я. Жизнь нас рассудит.
Он снова повернулся к окну. И внезапно почувствовал укол тревоги. Из главного вокзального выхода выкатились четверо. Трое бойцов - упругие, с мощными фигурами, накачанными шеями и могучими руками, а следом за ними поспешал… Манила собственной персоной. С такого расстояния Лемехов не мог разглядеть толком его лица, но двигался "папа" быстро, с той тщательно скрываемой и потому едва различимой суетливостью, которую можно угадать только в людях серьезных, авторитетных, когда они сильно взволнованны. Следом за Манилой по ступенькам сбежал Челнок. Лемехов насторожился еще больше, потянул шею, даже слегка привстал. Челнок был из самых приближенных к Крохе людей. Как говорят, "стоящим справа". Знать, случилось что-то по-настоящему серьезное.
- Чьи бойцы, Мелех? - спросил он, не отрывая взгляд от окна. - Вон те трое, у "Паджеро"?
Мелех подался к окну, близоруко прищурился.
- А я вижу, начальник? Совсем слепой стал, очки пора заказывать.
- Зато я зрячий, - пробормотал Лемехов, отодвигая стул и поднимаясь. - Значит так, молодой человек, на этом интересном месте мы с вами нашу профилактическую беседу прервем. Я заскочу еще раз, через пару дней, и мне очень хотелось бы, чтобы вы мне дали информацию. Информацию, а не ту баланду, которой сегодня потчевали. Покрутись, пошевелись, подумай, посмотри, послушай. А не то я сильно огорчусь, и возникнут у вас такие напряги, какие до сих пор и не снились. Понятно излагаю?
- Уж куда понятнее, - проворчал Мелех.
Следом за Челноком из вокзала торопливо выскочил бригадир-"билетчик". Дородный старик в приплюснутой кепке, сандалиях, потерханных брюках и военном кителе с целым ворохом медалей на бочкообразной груди.
В руке старик держал покрытую лаком сучковатую палку-трость.
Лемехов выскочил на улицу, быстрым шагом направился к вокзалу. Навстречу ему так же торопливо шагали люди. Одни молчали, другие возбужденно переговаривались.
Оперативник не уловил многого, понял только, что нашли кого-то - то ли раненых, то ли убитых.
Краем глаза он заметил, что Челнок, уже забираясь на заднее сиденье джипа, достал мобильный. Выражение лица его было крайне мрачным. Иномарка резко отвалила от тротуара. Мелькнула за стеклом напряженная физиономия Манилы, каменная, с заострившимися скулами.
- Т-твою мать, - выдохнул Лемехов.
Ах, как ему это все не нравилось, как не нравилось! Он навалился на тяжелую высоченную вокзальную дверь, вломился в зал ожидания. Здесь жужжали, но в основном те, кто тянулся к выходу. Зато сквозь вокзальные витражи можно было различить на перроне толпу.
Лемехов выбежал на улицу, доставая на ходу удостоверение, приговаривая механически:
- Милиция. Пропустите, милиция. Милиция. Да пропустите же, вам говорят.
Толпа расступалась, но лениво, нехотя. Всем было интересно что-то, что находилось там, впереди, на спуске с платформ. Они бы попрыгали на пути, подошли бы поближе, кабы не электричка. Лемехов поступил проще. Он вошел в электричку и побежал по вагонам в хвост состава. Так было несравненно быстрее. Кое-кто устремился за ним. Добравшись до последнего вагона, он вышел на улицу, растолкав любопытных, спустился с платформы на пути.
Здесь уже стояли машинист электрички и его помощник - белобрысый перепуганный пацанчик.
- Милиция, - сообщил Лемехов.
Машинист кивнул серьезно:
- Видим уж, - буркнул он и указал на три лежащих вдоль полотна тела. - Вон…
Лемехову даже с картотекой не надо было сверяться. Память у него работала вполне хорошо, а городских "пап" знали в лицо не только оперативники. Лицо Ляпы было изуродовано выстрелом - на лбу, веках и на носу пятно ожога. Смешавшаяся с пылью кровь загустела, превратившись в маску, На которой выделялись лишь мутноватые пятна глаз, черных из-за кровоизлияния. Тем не менее Лемехов узнал Ляпу.
- В милицию уже позвонили? - спросил оперативник.
Машинист сплюнул на гравий, сказал спокойно, словно ситуация его вовсе не касалась:
- А как же. Первым делом.
- Кто обнаружил трупы? - спросил оперативник, глядя на машиниста.
- Так это… - пробормотал пацанчик, нервно дергая остреньким кадыком. - Мы с Митричем и обнаружили. Когда подъезжали, смотрим, прямо на пути какие-то люди. Митрич еще посигналил, чтобы отошли, значит.
- Кто их первым заметил? - спросил Лемехов.
- Ну, я заметил, - неприязненно ответил машинист. - Издаля еще.
- Сколько их было?
- Людей-то? - Митрич отвернулся, посмотрел на солнце, словно бы припоминая. - Трое. Да еще двое на платформе стояли.
- А эти? - оперативник указал на тела.
- Эти лежали. Что им еще делать?
Лемехов почувствовал накатившую волну злости. День начинался неудачно. Сперва Мелех вместо сведений накормил его порцией шуток-прибауток, теперь вот еще машинист этот выпендриваться начал.
- Фамилия, - тихо сатанея, спросил оперативник.
- Чья? - спросил машинист.
- Пушкина, - зло выдохнул Лемехов. - Слушай, мужик, не хочешь говорить по-хорошему, сейчас поедем в отделение и там побеседуем по всей форме. Выясним, почему ты бандитов и убийц покрываешь, запутываешь следствие, понял?
Машинист посмотрел на него тяжелым взглядом. Глаза его налились кровью.
- Ты меня не пугай, - негромко сказал он. - Я пуганый. Меня такие пугали - не чета тебе, щенку. И ничего, до седых волос дожил, еще и тебя переживу.
- Вы его не слушайте, товарищ милиционер, - забормотал помощник, еще больше бледнея и дергая кадыком. - Это Митрич не по злобе, он от волнения. У нас ведь план на сегодня теперь коту под хвост. Да и вообще неизвестно, сколько теперь ездить к вам придется. И еще…
- Поддувало прикрой, - мрачно оборвал его Митрич. - Молод еще языком чесать, не думая.
Понятно, подумал оперативник. О бандитах думают, о чем же еще? Ненароком лишнего сболтнешь, неприятностей не оберешься.
- В общем, так, - Митрич повернулся к путям. - Метров с двухсот мы их заметили. Вон как ту развязку проехали, так и увидели. Я еще подумал, может, их, - он, не оборачиваясь, ткнул большим пальцем в трупы, - маневровым зацепило, адлерского-то не было еще, он позже проходит, да и идет по другому пути. А маневровым могло, ежелича они, к примеру, у полотна пережидали. Молодежь нынче такая пошла. Встанут у самых рельсов, рот раззявят да по сторонам не смотрят.
- Почему двое? - Первая волна злости схлынула. Лемехов немного успокоился. - Их же трое вроде тут?
- Лежали-то двое, а третьего они как раз с-под платформы доставали, - пояснил Митрич. - Мы как поближе подошли, так я и увидел. Эти, здоровые, тянули, а двое стояли на платформе, смотрели, как те горбятся. Начальники ихние, видать.
- Доставали? - переспросил Лемехов. - А может, наоборот, заталкивали? Только одного успели, а двоих нет. А когда поняли, что обнаружены, решили сделать вид, будто нашли трупы, а не прятали.
Машинист подумал, пожал плечами.
- Может, и так было, кто их знает. Я ж рассказываю, что видел, а дознаться, что да как, это уж ваша работа.
Лемехов согласно кивнул.
- И что же дальше? - спросил он.
- Ну что, мы скорость-то сбросили, чтобы, значит, и тех троих не зацепить ненароком, они ж, почитай, на самых путях стояли, гудок дали, как положено. - Митрич усмехнулся одной стороной рта. - А один из этих, самый здоровый, выпрямился и нам так ладонью показывает, стой, мол, а мы и так ползли, что твои черепахи. Ну, они третьего-то с-под платформы вытащили, посмотрели, да и пошли себе. Быстро так пошли, почти бегом. А как состав остановился, я сразу молодого послал в линейный. Вот вроде и все, - закончил он.
- А где линейщики?
- Так дежурный же пришел, посмотрел, нас, значит, оставил охранять, чтобы никто не подходил, а сам побежал вам звонить, группу вызывать.
- Умник, хоть бы выгородку спроворил. - Лемехов огляделся, посмотрел под платформу, поднялся по ступеням. - Всем три шага назад. - Толпа подалась назад, с интересом наблюдая за действиями оперативника. Тот опустился на корточки, осмотрел натеки крови на краю платформы, пригнул голову. - Ни одной гильзы, - пробормотал он. - Сдается мне, где-то я это уже видел. - А затем, выпрямившись, глядя поверх голов, поинтересовался, адресуя вопрос в никуда: - Ну и где же опергруппа, хотел бы я знать?
* * *
Местная больница - общепринятая в городе зона перемирия - располагалась в тихом, престижном районе. Отделения травматологии и хирургии уже долгое время финансировались полно и роскошно, причем далеко не за счет бюджета. Ремонт делался ежегодно, и совсем не дешевый. Врачи, санитары, медсестры, нянечки и прочий персонал получали внушительные "привески" к скудным зарплатам, что отнюдь не являлось лишним в наши небогатые времена. "Скорые" - сплошь "Мерседесы". Не на "РАФах" же нормальным пацанам кататься, в них от одной тряски можно концы отдать, а раненым покой необходим и бережное обращение. Оснащенные по последнему слову медицинской техники кареты сделали бы честь любой столичной клинике. Палаты травматологии и хирургии больше напоминали первоклассные номера гостиниц, чем обычные больничные апартаменты.
Оплачивал расходы скромный фонд "Взаимопомощь". Конечно, любой проверяющий мог поинтересоваться, почему фонд оказывает помощь только двум отделениям, а не всей больнице в целом, но… Это уж дело фонда, кому оказывать помощь, а кому нет. В общем, проверяющие вопросов не задавали, тем более что финансовые дела фонда были кристально чисты и прозрачны. Никаких нарушений. Ну, скажем, почти никаких. Что же до отделений… Настоящие пацаны в проктологию попадают редко, болячки там не "рабочие", крайне специфические, потому и хвастать ими как-то не принято. Могут неправильно понять. А платных крутых стоматологий в городе и без фонда хватает. Зубки лечить всем надо.
Короче, маячили два больничных отделения еврооазисом посреди всеобщего запустения.
На пороге травматологического отделения и появился Кроха, да не один, а в сопровождении свиты. Свита состояла из Вадима, Боксера, Челнока, Пестрого и троих рядовых бойцов.
Дима сидел на краю широкого кожаного дивана, опершись локтями на колени.
Войдя в холл, бойцы рассредоточились. Один отошел к окну, второй остался у дверей, третий углубился в коридор, очевидно, направился к дверям Катиной палаты.
Челнок вызвал из ординаторской дежурного врача и принялся о чем-то тихо беседовать. Кроха, Боксер, Пестрый и Вадим подошли к Диме.
Дима поднялся, повел зябко плечами, словно было ему холодно, хотя импортные кондиционеры поддерживали в холле комфортный климат, посмотрел на Вадима. Уже полтора года, как Вадим отошел от отцовских дел, работал в его, Димы, фирме, а вот же, случилась у Димы неприятность, и первый, кому Вадим сообщил о ней, оказался Кроха, "папа".
- Дима, я подумал, так будет надежнее, - сказал Вадим слегка виновато. Он не хуже Димы понимал сложность и шаткость ситуации. - Папа сможет быстро организовать охрану и вообще… Неизвестно ведь, что эти шакалы задумали.
- Вадим, запомни на будущее: когда мне понадобится помощь отца, я обращусь к нему сам, - сухо ответил Дима.
В общем, он был не совсем прав и понимал это. Советник не для себя старался. Но. Скажут, Мало-младший совсем беспонтовый пацан. Свои дела сам разгрести не может, чуть чего, к папе за помощью бежит.
- Ладно, хватит понтами друг друга валить, - оборвал сына Кроха. - Вадим правильно сделал, что позвонил.
- Давай-ка отойдем, поговорим с глазу на глаз, - предложил Дима.
- Пошли, - пожал плечами Кроха.
Чего-чего, а чистых базаров он никогда не боялся. Они прошли по холлу, свернули в коридор. Здесь отец резко, по-хозяйски, толкнул дверь ординаторской. Внутри оказалась молоденькая медсестра.
- Дочка, выйди-ка на минуту, - скомандовал Малостарший.
Сказано это было тоном, не терпящим возражений. Медсестра послушно выскользнула за дверь.
- Ну что, ты поговорить хотел? Говори.
- Отец, я думаю, что сегодняшнее происшествие как-то связано с твоими делами. Но теперь это стало нашей семейной проблемой, и я решу ее сам, - резко сказал Дима. - Она заключается не в том, что кто-то где-то торгует наркотиками или занимается еще чем-то подобным, а в том, что эти люди подняли руку на члена моей семьи. За это я с них спрошу. Но это мое дело. Ты мог бы прийти с букетом цветов, как простой посетитель, а явился с тремя мордоворотами. Извини, но ты напрасно пришел. Мои дела - это мои дела, и тебя они не касаются.
- Дима, - на щеках Мало-старшего вспыхнул румянец. - Нет твоих дел и нет дел моих. Они общие. Мы - семья. Ты, я, Степан, Света. Это твоя Катя входит в нашу семью, а не ты уходишь к ней. И семейных проблем у нас нет. Проблема каждого из нас - проблема всей семьи.
- Это не так, - жестко перебил Дима. - Ты знаешь, я всегда старался держаться подальше от твоих дел. Мне неинтересно, чем и как ты занимаешься, если, конечно, ты не просишь о помощи. У тебя свой бизнес, у меня свой. И они не имеют отношения друг к другу.
- А я твоих дел и не касаюсь. - Мало-старший сунул руки в карманы брюк, прошелся по ординаторской. - Я у твоей невесты в долгу. Хотелось бы вернуть. Может, ты наконец закончишь пустым базаром греметь и скажешь, как она?
У Крохи была хорошая память. Он не забыл, как год назад Катя выхаживала его раненого сына, сутками просиживая в больничной палате.
- Пришла в себя, - ответил Дима.
- Рентген сделали?
- Да, ничего опасного. Легкий ушиб, ссадина.
Кроха кивнул, словно бы соглашаясь с ладными действиями врачей.
- Оставишь здесь?
- Заберу домой, - ответил Дима.
- Зря, - подумав, сказал Кроха. - Здесь было бы безопасней. Я организую все, что нужно.
- Нет, - Дима посмотрел отцу в глаза. - Я заберу Катю домой. Обсуждению не подлежит.
- Как знаешь, - пожал плечами Кроха, подумал пару секунд, добавил: - Я рад, что с твоей Катей все в порядке.
- Спасибо, - кивнул Дима.
- Она сказала, чьи люди это были? - выдержав паузу, спросил Мало-старший.
Дима посмотрел на него. Вот они и перешли к главному. Дело было вовсе не в долге, хотя Кроха о нем и помнил. Речь шла о привычке, выработавшейся за десятилетия вопреки желанию. Мозг Мало-старшего, холодный, расчетливый, всегда, каждую минуту, секунду работал, решая одну и ту же задачу: как свести к минимуму возможную угрозу среде его обитания. Задача решалась по-разному, но постоянно, без остановок и перерывов.
И сейчас Кроха в очередной раз пытался найти наилучший выход, определить, как с наименьшими потерями выявить и нейтрализовать противника. Потому-то он и приехал. Неприятность, случившаяся с Катей, была лишь второстепенным фактором.
- Нет, - покачал головой Дима и стиснул в кармане блокнотный лист, на котором были записаны две фамилии и номер машины. - Катя не знает, кто они.
- Но хоть что-то она сказана? - прищурился Кроха.
- Ничего, - упрямо ответил Дима.
Кроха подумал, заговорил размеренно и веско:
- Утром чужаки завалили на вокзале Ляпу и двух его парней.
- Поздравляю. Я предупреждал.
- Помню, - с явным раздражением ответил Кроха. - Ты-то предупреждал, да я не послушал. Хотя меня война не пугает, у нас достаточно "стволов", чтобы задавить любую структуру в городе.
- Да? - Дима сунул руки в карманы. - А вот меня пугает. Эти люди избегают прямых стычек, и количество бойцов ничего не решает. Их меньше, но они хорошо подготовлены. Им известно, кто их противник, а вам - нет. И, наконец, они не придерживаются понятий и общепринятых правил, а вы вынуждены это делать. Поэтому им проще прогнозировать ваши действия, а вы подобной возможности лишены. Я бы сказал, что шансы, в лучшем случае, равны, и именно поэтому собираюсь увезти Катю домой.
- Ладно, увози. Кто тебе мешает? - ответил Кроха. На его висках, грубых, словно продавленных в черепе, вздулись вены. - Меня сейчас интересует вот что. Ты кому-нибудь говорил о встрече на вокзале?
Дима прищурился, на скулах у него вспухли желваки.
- Это наезд?
- Это вопрос.
Дима пожал плечами.
- Нет. Я же сказал, мне не интересны твои дела, и обсуждать их с кем бы то ни было я не намерен. А если тебя интересует, кто слил Ляпу чужакам, подумай: кто знал о готовящейся встрече? Ты, Манила, Седой и я. Один из четверых - "сливщик".
Кроха покачал головой.
- Седой - смотрящий. Ему не с руки раздувать войну. С него же первого спрос будет. Манила?.. Мы с ним никогда не воевали, стояли вместе, он меня спас. Я ему доверяю, как себе.
- Хорошо. Остаемся ты и я, - холодно констатировал Дима.
- Я-то точно знаю, что не делал этого, - заметил Кроха.
- Отлично. Вот ты и ответил на свой вопрос. "Сливщик" - я, - подвел черту Дима. - Пристрелишь сейчас или за город вывезешь?
- Ты за базаром следи, - рявкнул Кроха.
- Это ты следи, - яростно выдохнул Дима, придвигаясь к отцу вплотную. - Тебя убьют, потому что ты старый и слабый. Да, да. Старый, слабый и глупый! Манила вчера был твоим другом! Вчера ты ему мог доверять! Вчера он тебя спасал! А сегодня ваша дружба гроша ломаного не стоит! Не забрать сейчас твои куски - все равно что не отнять конфету у олигофрена! Седой - смотрящий, законник. Он вчера был смотрящим и законником. А сегодня Седой - враг. И Манила - враг. Они тебя уже предали! А если еще не предали, то предадут через минуту, когда им предложат достаточно крупную сумму. В твоем мире нет друзей и никому нельзя доверять. Никому и ни на секунду! Степень преданности и верности определяется величиной суммы! Если ты об этом забыл, значит, ты стал глупым и рыхлым! - По мере того, как Дима говорил, округлое, слегка одутловатое лицо Мало-старшего наливалось кровью. И без того малопривлекательное, оно становилось еще страшнее. Губы его скривились, в глазах вспыхнули огоньки бешенства. - И ты проиграешь эту войну! Хуже! Ты проиграл ее, еще не начав!
В этот момент Кроха ударил Диму. Не стараясь, просто махнул рукой, наотмашь, но все равно получилось весьма увесисто.