* * *
Владимир Александрович обернулся на скрип дверных петель:
– Спит?
– Заснул. – Асхабов прошел к столу. – Убирать?
– Да, пожалуй. Мне достаточно.
Хозяин взял почти пустую литровую бутыль "Московской", закрыл её и упрятал в шкаф:
– Ладно. Аллах простит. Верно, майор?
– Не знаю. Я православный, нам разрешается…
Вообще-то, они с Асхабовым выпили всего по стаканчику, остальное водка досталось вызволенному из плена журналисту.
Вот ему-то как раз водочка пришлась как нельзя кстати…
– Успокоился хоть немного?
– Ну, в общем – да. Развезло парня, но это и к лучшему.
На крепость опустилась ночь, и Владимир Александрович опять остался один на один с начальником республиканской гвардии. Тусклая лампочка под потолком, стол, скатерть… Со стороны могло показаться, что Виноградов заглянул сюда просто по-соседски, на чашку чаю.
О главном говорить не хотелось.
– Оператора жалко.
– Этого, второго? Да, конечно.
Всем известно, что для заложников последние сутки перед решением их судьбы являются самыми тяжелыми. Страх и надежда, неуверенность и возбуждение сменяют друг друга, доводя людей до нервного срыва, непоправимо уродуя психику и даже порой – убивая.
Алексей Самошин ещё не скоро окончательно оправится от пережитого. А Виктор…
– Он что, действительно здорово пил?
– Да, постояннно. Зашибал… – Виноградов припомнил отечное, вечно похмельное лицо Гвоздюка.
– Он с какого года?
– Не помню. Лет на десять-двенадцать старше Алексея.
Конечно: возраст уже, подорванное алкоголем сердце. Вот и приступ. Самошин сказал, что Виктор даже не мучался – умер во сне, прошлой ночью. Когда стали будить, спохватились – ан, уже поздно!
Бедняга-журналист… Владимир Александрович представил себе, каково это ему было – пролежать несколько часов в полной неизвестности, спеленутым, посреди чужих гор.
Да ещё бок о бок с мертвецом.
Майора передернуло:
– Значит, что у нас получается?
– Да, собственно, хорошего мало.
Они оба старались "работать" с Самошиным мягко, без давления, но кое-что из его сумбурных, путаных обьяснений вытянуть удалось.
Во-первых, обстоятельства похищения. В целом они не отличались от официальной версии: выехали в горы, снимать репортаж про нефтепровод, сразу за перевалом "жигули" остановили вооруженные люди, пришлось пересесть в другую машину. Потом журналистам завязали глаза и повязки снять разрешили только в каком-то бункере…
Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался – вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы.
Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие – каменный век, но жить можно.
Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги – все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин…
Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова.
– Саныч, я ведь сразу понял, что это ты писал! – Хитро улыбнулся уже окончательно осоловевший от выпитого Алексей. – Когда там насчет метро был намек… Насчет той истории, верно?
– Верно, – кивнул без особой охоты майор. – А потом что?
– Потом нам наручники надели. И сразу увели, суки… Куда-то ещё дальше в горы… А ночью Витька умер!
Самошин успел ещё поведать, как нынешним утром его связали, бросили рядом с покойником на пол "мазды" и отвезли в неизвестность.
После этого началась очередная пьяная истерика, и хозяин увел журналиста спать – под присмотр автоматчиков.
… Владимир Александрович зевнул:
– Ладно. Поздно уже… Я готов!
– К чему? – Поднял брови Асхабов.
– Ну, хотя бы выслушать ваши предложения. Предложения по версии, которая станет официальной.
– А в чем, собственно, дело? Что вас смущает, майор?
Виноградов отставил чашку:
– Ничего себе, шуточки… Самошин – это, конечно, хорошо. Но ведь бандиты нас все-таки надули, второй-то журналист вернулся мертвым! А российские деньги, между прочим, заплачены за обоих заложников, припоминаете?
Хозяин опять сделал удивленное лицо:
– Какие деньги?
Несколько секунд в комнате висела тишина – Владимир Александрович обдумывал слова собеседника.
Асхабов продолжил:
– Ведь кто вообще знает про то, что передавался какой-то выкуп? Про его размер? Никто! Просто будет заявлено: совместными усилиями дипломатов, а также правоохранительных органов обеих стран освобожден остававшийся в живых заложник. И второго бы спасли, но… Так сказать, несчастный случай, в котором меньше всего виноваты наши и ваши спецслужбы.
Виноградов вздохнул:
– Понятно. Красивая картинка… Вопросов нет.
– Да ни у кого их не будет, поверьте! Мировая общественность обрадуется до жопы, что хоть так эта история закончилась… А двести тысяч долларов для Москвы – не деньги, верно? Спишут, не впервой!
Возразить оказалось нечего:
– Спишут. Не впервой.
Ставки в игре значительно больше, чем портфель с валютой или даже судьба несчастного пьяницы-оператора. Кто-то там, наверху, привычно сдает карту, кто-то вистует, кто-то уходит без двух или остается при своих…
А вот сам майор в таком раскладе оказывается никому не нужен. Как раз, наоборот. Он теперь лишнее, а потому опасное звено в этой темной истории, потенциальный источник утечки.
Видимо, Асхабов почувствовал настроение гостя:
– Все в руке Аллаха!
– Посмотрим.
Глупо умирать заранее. Это мы всегда успеем… Поэтому Владимир Александрович сменил тему:
– Шамиля что-то давно не видно.
– Соскучились?
Виноградов с деланным безразличием пожал плечами:
– Вы сами сказали, что он доставит меня на границу.
– Шамиля пока нет. Он занят. Утром вернется…
Собственно, майора сейчас интересовало только, знает ли кто-нибудь кроме одноглазого про пистолет, лежащий сейчас у него за пазухой.
– Тогда я, пожалуй, пойду? Попробую заснуть?
Вполне возможно, Шамиль в суматохе просто забыл, что отдал ТТ Виноградову. Или не посчитал пока нужным доложить… Тогда у Владимира Александровича появлялся дополнительный шанс.
– Конечно. Спокойной ночи!
– И вам того же.
Поднявшись "к себе", Виноградов согнал с койки прикорнувшего на краю одеяла автоматчика:
– Все. Давай, брат, посиди снаружи…
Прежде, чем расшнуровать обувь, он прислушался к жалобному похрапыванию Самошина:
– Во, бедолага!
Журналист лежал на спине и при свете звезд лицо его казалось очень бледным, обиженным и усталым.
Владимир Александрович подумал, что, в общем, приятно так обманываться. Уже бывало пару раз, когда в тяжелой ситуации люди, которых он недооценивал и не замечал, оказывались на высоте.
Вот и Самошин.
Там, дома, вид его не вызывал у майора ничего, кроме пренебрежения и снисходительной ухмылки. А ведь гляди-ка! Глупо поступил, но по-мужски: сорвался черт-те куда, пусть в погоне за славой и журналистским долгом, полез под пули…
– Алексей… Эй, слышишь? Леха!
Но сосед продолжал храпеть, и Виноградову пришлось вылезти из-под одеяла, чтобы перевернуть его на бок.
Стало тихо.
И Владимир Александрович заснул, придерживая рукой пистолет.
… Утро Самошин начал с извинений:
– Здорово я вчера перебрал? Да?
– Ерунда. По такому случаю можно.
– Но я точно ничего такого не сделал? Такого… старик, ну ты понимаешь?
– Все в порядке, Алексей.
– Не ругался? Во сне не кричал? Нет?
– Нет. Храпеть ты, правда, здоров! Как жена терпит?
– А я разведенный, – хохотнул Самошин. – Прости, старик! Нужно было в меня кинуть чем-нибудь.
– Да ты что! – Изобразил испуг Владимир Александрович. – А если бы зашиб ненароком? Такую ценную персону…
– Да, кстати. А сколько за меня заплатили? – Журналист придержал за локоть готового уже выйти из комнаты Виноградова.
Майор поскреб затылок:
– Башку бы вымыть… Леха, послушай! Не надо меня об этом спрашивать, ладно? Договорились?
– Хорошо, старик. А кого спрашивать? Кто платил?
– Не знаю. Скажем так: не знаю! Мое дело маленькое.
– Врешь?
– В Москве тебе все обьяснят. Что там?
В дверь, не постучавшись, сунул бороду охранник.
– Да, уже идем… Давай, Леха! Здесь опаздывать не принято.
Впрочем, никто никаких претензий не предьявил.
Асхабов только посокрушался, что гости пропустили утреннний выпуск телевизионных новостей:
– Про вас показали, да! Хронику опять, фотографии…
– Серьезно? – Приосанился журналист.
– А что конкретно? – Виноградова интересовали подробности.
– Сначала дикторша, беленькая такая, словами сообщила: так, мол, и так… рады сообщить зрителям долгожданную новость. Из плена, мол, освобожден наш коллега, специальный корреспондент ЦРТВ Алексей Самошин, захваченный бандитами в горах более месяца назад. Потом несколько кадров прокрутили, из архива, и дикторша снова: это бесспорный успех официальной дипломатии, первый шаг к взаимопониманию между Москвой и её недавним врагом.
– А дальше?
– Ну, дальше насчет того, что терроризм можно искоренить только совместными усилиями…
– Я не об этом, – покачал головой Виноградов.
Хозяин сделал печальное лицо и продолжил, явно копируя интонации телевизионной блондинки:
– Но, мол, радость омрачена известием о скоропостижной и трагической смерти второго заложника, оператора ЦРТВ Виктора Гвоздюка… Тут его портрет дали, в черной рамке. Представляете?
Самошина передернуло:
– Представляю. Эх, Витька, Витька… Всего-то ничего не дожил!
– Сказано, что он умер в плену от сердечного приступа… Ну, а в конце, конечно, пообещали сообщать подробности. И вечером репортаж покажут – прямо с места событий!
– Каких событий? – Не понял Виноградов.
– Ну, не знаю, – засмущался журналист. – Наверное, из аэропорта откуда-нибудь… Меня ведь встречать должны, да?
– Обязательно. С оркестром и с цветами!
Лицо у Асхабова было доброе, но Владимир Александрович предпочел отвести взгляд.
– Кто-то приехал?
– Сейчас посмотрим.
Хозяин выглянул в окно, на шум двигателей:
– Это Шамиль!
– Прекрасно. Как раз вовремя.
Рокот во дворе затих, и тут же одна за другой захлопали двери автомобилей. Со скрежетом открылся бронированный люк БМП, кто-то спрыгнул на землю, послышались гортанные реплики встречающих… Потом по крыльцу прогрохотали кованые подошвы, и в комнату вошел Шамиль.
Не то, чтобы он выглядел грязнее или хуже обычного. Но почему-то с первого взгляда стало ясно: минувшую ночь этот человек провел если и не в дороге, то во всяком случае под открытым небом.
Шамиль невесело обнялся со своим командиром, кивнул Виноградову, после чего сверкнул зеркальными стеклами на журналиста:
– Готов?
Владимир Александрович заметил, что очки у вошедшего старые, все с тем же потрескавшимся от удара покрытием.
– Да, можно ехать, – ответил Асхабов за всех по-русски. – У вас ведь вещей никаких?
– Никаких, – улыбнулся Самошин. – Саныч, ты тоже с нами?
Пока майор обяснял, что в аэропорту ему светиться никак нельзя, что о его существовании лучше нигде не упоминать и вообще – забыть напрочь, Шамиль о чем-то докладывал хозяину.
Разумеется, слушавший вполуха Виноградов не понял из их разговора ни слова. Но и без перевода можно было догадаться: вести оказались не слишком радостные.
– Старик, а как же ты сам обратно? Когда? – Потеребил майора за рукав Самошин.
– Скоро, – спохватился Владимир Александрович. – Вчера решили, что сначала отвезут вас к самолету. А потом уже и я: "Прощайте, скалистые горы…" Помнишь песенку?
– Помню. Горы эти, мать их душу! Но ты позвони сразу же, как вернешься. Договорились?
– Обязательно.
– Ох, Саныч, тогда мы с тобой… Мы с тобой, старик… Такое! – Самошин даже прикрыл глаза в предвкушении грядущей череды застолий. Теперь, после освобождения из бандитских лап, жизнь виделась ему одним сплошным праздником в лучах славы и профессионального успеха.
– Ну, счастливого пути! – Начальник республиканской гвардии оставил Шамиля и подошел к журналисту:
– Как говорится: не поминайте лихом!
– Ой, ну что вы… – пожал протянутую руку Самошин. – Спасибо. Спасибо огромное!
Уже на крыльце он попрощался с Владимиром Александровичем:
– Значит, как договорились?
– Конечно. Чтобы без неожиданностей…
Журналист не слишком ловко обнял Виноградова и пошел через двор, к прогревающей двигатели колонне.
– Доставит? – Майор показывал глазами на Шамиля, открывшего перед недавним заложником дверцу "нивы".
– Почему нет? – Усмехнулся Асхабов. – Вас же привез…
– Да, кстати! Удалось выяснить насчет той истории с минометным обстрелом? Кто на нас напал?
Собеседник поморщился и странновато взглянул на Владимира Александровича:
– Нет, майор. Но мы разберемся, так и передайте…
Водитель "нивы" подал звуковой сигнал.
Колонна из двух бронемашин, грузовика с гвардейцами и нескольких легковых автомобилей тронулась в путь – и вскоре исчезла за поворотом дороги.
– Значит, Шамиль пока никого не нашел?
Оба понимали, что имеется в виду.
Поэтому Асхабов покачал головой и вздохнул:
– Там тоже не мальчишки.
– Жаль. Большие деньги… Двести тысяч "зеленью"!
Собеседник открыл дверь дома и уже в коридоре обернулся к Виноградову:
– Майор, а вы уверены, что он того стоит?
Ответа не требовалось, но шагая вслед за хозяином Владимир Александрович искал – и не мог найти слова для того, чтобы уравновесить человеческую жизнь с чемоданом резаной и раскрашеной бумаги…
Остаток этого и почти весь следующий день Виноградов провел в ожидании.
Сначала пришлось немного понервничать по поводу Самошина. Сообщение о том, что спасенного журналиста и труп его напарника передали официальным российским представителям поступило только под вечер. Связь из-за грозового фронта была неустойчивая, но хозяин передал Владимиру Александровичу разговор с Шамилем: добралась колонна до Центрального аэропорта с опозданием, но без происшествий.
– Обратно в темноте не поедут. Там останутся.
– Почему? – Спросил майор.
– Людям отдохнуть надо… К тому же, ночью и в сильный дождь перевал опасен.
– Значит, – прикинул Виноградов, – ждать до завтрашнего вечера?
– Ну, может, чуть раньше.
– А кроме Шамиля меня никто до границы довезти не может?
– Вы же видите… – Хозяин подошел к окну и показал на почти пустой двор – Все ушли с колонной, здесь только резерв остался.
– Понятно. Позвонить-то хоть можно теперь? "Дяде Васе"?
– Разумеется! Почему только теперь? Разве я раньше запрещал? – Пока Виноградов по памяти диктовал номер, во взгляде начальника республиканской гвардии читалась неприкрытая издевка:
– Прошу, говорите…
– Алле, дядя Вася? – Прижал трубку к уху майор.
– Его сейчас нет дома, – ответил молодой женский голос. – Что передать, кто звонил?
– Это Володя. Племянник, блин! А когда он будет?
– Дядя Вася на выходные уехал. Так что-нибудь передать? – Заученно поинтересовалась далекая собеседница.
Владимир Александрович представил её себе – этакая телка в форме старшего прапорщика, посаженная дежурить на сутки среди коммутаторов, магнитофонов и секретных линий связи.
Да, действительно – сегодня суббота, у начальства либо банные посиделки, либо преферанс… Словом, заслуженный отдых в конце недели.
– Деточка, передай дяде, что я пока здоров. Но очень соскучился!
– Это все?
– И поцелуй его от меня… куда-нибудь. – Виноградов нажал на кнопку отбоя:
– Бар-рдак!
Конечно, следовало стереть из из телефронной памяти номер, но он все равно был одноразовым, предусмотренным только на эту операцию, поэтому – пусть…
К искреннему удивлению Владимира Александровича, на ужин его не позвали. Пришлось самому спуститься вниз и напомнить о собственном существовании:
– Простите… Есть кто живой?
Хозяина ни в кабинете, ни в столовой не было.
На прежнем месте темнел экраном выключенный телевизор, и Виноградов решил посмотреть хоть какую-нибудь ерунду. Но шарить по полкам в поисках пульта было бы невежливо и опасно, поэтому он пошел дальше, пока не столкнулся в дверях с одной из обслуживавших Асхабова женщин:
– Извините!
Не без труда обьяснив, чего хочет, майор вернулся в свою комнату. И через несколько минут получил поднос, прикрытый полотенцем.
– А что, полковника Асхабова нет?
Женщина исчезла, не ответив.
Владимир Александрович изучил положенное на вечер меню: пара кусков холодного мяса, какая-то приправа, белый домашний хлеб и все, необходимое для чая. Он принюхался: да, с таким соусом никакую отраву не распробуешь.
Впрочем, Виноградов сразу же отогнал дурные мысли – во-первых, помирать веселее на сытый желудок. К тому же, убивать его прямо в крепости, на базе республиканской гвардии никто не станет, для этого есть масса более подходящих мест.
Поужинав, майор спустился на кухню:
– Спасибо.
Все та же женщина приняла из его рук пустой поднос и молча поставила рядом с плитой.
– Спокойной ночи!
Виноградов опять не дождался ответа, пожал плечами и ушел наверх, готовиться ко сну.
Промучившись часа полтора, он все же рухнул в тяжелое забытье и до утра боролся с чередой наплывавших на мозг видений недавнего прошлого: горящие "жигули", бритый затылок солдата-военнопленного, Шамиль в неизменных очках и пули, веером стелющиеся над деревней.
… Для таких людей, как Виноградов, нет ничего томительнее безделья и неизвестности.
К тому же, под утро гроза перевалила через горы, и на старую крепость обрушились потоки воды. Вспышки молний, многократно усиленный отражением гром… Не успевало ещё утихнуть эхо одного раската, а как на смену ему раз за разом рождался другой.
Майор не слышал, когда вернулся Асхабов. Во всяком случае, позавтракали они вместе.
Разговор как-то сразу не заладился: хозяин демонстративно пропускал вопросы Виноградова мимо ушей, да и сам гость тоже не особо считался с необходимостью быть дружелюбным.